– О, мой славный песик! – нежно произнесла мисс Бекклс, лаская Баунсера, который вошел вслед за ней в комнату и сейчас сидел на задних лапах с опушенными ушами. На его морде было написано выражение искреннего дружелюбия. – Ты ведь не злая собачка, Баунсер, да?
Баунсер тотчас же постарался напустить на себя вид глупого сентиментального спаниеля и учащенно задышал.
– Беки, а что подумают утром слуги, когда найдут твою веревку? Ты только подумай, как это будет выглядеть!
– Да, любовь моя, это выглядело бы плохо, но я всегда просыпаюсь намного раньше всех слуг и, конечно, развяжу веревку. Ну не сердись, моя дорогая миссис Чевиот! Мне только показалось, будто вам захочется знать, что я приняла все меры предосторожности и сейчас можно спокойно спать. Пошли, Баунсер, славная моя собачка!
Беки вышла из комнаты, оставив Элинор беспокойно ворочаться в кровати и мысленно репетировать объяснение, которое ей, может, придется давать утром обиженному гостю. Однако блестящий план мисс Бекклс испортил не мистер Чевиот, а Ники, который, проснувшись ночью и приписав это совершенно необычное обстоятельство какому-то непонятному шороху, вероятно приснившемуся ему, вскочил с кровати и осторожно попробовал открыть дверь. Крепкая бельевая веревка не позволила ему этого сделать, и Ники, естественно, решил, что его заключение является делом рук Фрэнсиса Чевиота. Недолго думая, юноша принялся громко звать на помощь. Первым на его призыв откликнулся Баунсер, который примчался наверх и после нескольких безуспешных прыжков на дверь хозяина принялся спасать Ники с помощью яростных раскопок.
Мисс Бекклс мигом набросила на ночную рубашку шаль и выбежала в коридор. Она схватила Баунсера за ошейник и взволнованным голосом попросила Ники замолчать. Но ни юноша, ни Баунсер не унимались и не обращали на ее уговоры никакого внимания. И только после того, как маленькая компаньонка дрожащими руками развязала веревку и в коридоре появились привлеченные шумом и криками не только Элинор, но и Барроу, узник и собака успокоились. Ники торопливо объяснили, в чем дело, и он тут же принялся так громко хохотать, что наверняка разбудил всех тех, кто еще не проснулся.
Миссис Чевиот, мучимая тревожными мыслями, прислушивалась у двери мистера Чевиота, но в спальне гостя царила абсолютная тишина.
– Никак не могу понять, для чего кому-то понадобилось вставать и делать такую глупость! – недоуменно пробурчал Барроу, непонимающе глядя на бельевую веревку. – Мистер Фрэнсис закатит славный скандал, когда узнает об этом.
– Барроу, пожалуйста, не рассказывайте ему об этой веревке, – встревоженно попросила Элинор. – Мисс Бекклс вбила себе в голову… это, конечно, все ерунда… О Господи, давайте не будем стоять в коридоре!
Барроу переводил с одного на другого такой изумленный взгляд, что Ники пришлось отвести дворецкого в крыло для слуг и рассказать придуманное на ходу объяснение, которое вызвало у старика едкую насмешку:
– Как можно госпоже бояться таких людей, как мистер Фрэнсис! Да он и мухи не обидит!
– Что вы сказали Барроу? – обеспокоенно поинтересовалась миссис Чевиот у юноши, когда тот вернулся.
Ники ухмыльнулся и ответил:
– Лучше я вам не скажу, а то вы того гляди наброситесь на меня!
– Несносный мальчишка! Что вы ему сказали?
– Нет! Если я скажу, вам придется покраснеть!
– О!.. – Элинор от негодования открыла рот. – Какая низость!
– Но я не знал, что еще можно ему рассказать!
– Ладно, ничего страшного! – Элинор еще больше понизила голос и показала на дверь Фрэнсиса Чевиота. – Этот ужасный шум не мог не разбудить его. Почему мистер Чевиот не вышел или хотя бы не спросил, в чем дело?
– Скорее всего трясется от страха под кроватью, – язвительно ответил Ники.
– Утром он несомненно поинтересуется причиной шума.
– Ничего, что-нибудь придумаю! – пообещал Ники.
Несмотря на это обещание, вдова спустилась утром к завтраку в тревожном ожидании. Однако ее страхи оказались напрасными, поскольку незваный гость не спустился в столовую. Барроу объяснил, неодобрительно фыркнув, что Кроули отнес поднос наверх.
– Мистер Чевиот, – высокомерно сообщил Кроули, – никогда не выходит из своей комнаты раньше обеда.
– Вот как? – удивился Ники. – Ну, в таком случае ему придется изменить своим привычкам, поскольку похороны назначены на полдень.
Ники не стал напрасно терять время. Проглотив свой, как всегда, существенный завтрак, юноша отправился наверх сообщить новость Фрэнсису. Но к его глубокому сожалению, на кузена, сидящего перед туалетным столиком с зеркалом, эта новость не произвела никакого эффекта. Фрэнсис сидел в диковинном халате, а Кроули осторожно обрабатывал ему ногти.
– Да, мой дорогой, меня уже предупредили об этом, и вы сами видите, как рано мне пришлось встать! Мне противопоказано физическое напряжение, но как одеться вовремя, ума не приложу. Сейчас уже одиннадцатый час, и я полагаю, мы должны выехать не позднее одиннадцати! Кроули, мы не должны забывать, что, если Судьба против меня, хотя я очень надеюсь, что это не так, придется промучиться не меньше часа с галстуком и я опоздаю. Может, следует, не откладывая, начинать завязывать узел?
Ники изумленно уставился на гору черных галстуков, лежащих на столе. Каждый из них был не меньше фута в ширину.
– О Господи, зачем столько галстуков? – воскликнул юноша. – Вам и половины не понадобится. Неужели вы собрались оставаться в Хайнунсе целый месяц?
Фрэнсис озабоченно посмотрел на гору галстуков.
– По-вашему, я захватил чересчур много галстуков? – спросил он. – Надеюсь, вы окажетесь правы, Николас, но не в этом дело… Самое главное сейчас – добиться правильных складок на узле. Если я появлюсь на похоронах Эустаза в неряшливо повязанном галстуке, это будет невежливо по отношению к бедняге. А посему сейчас вам придется покинуть меня, мой дорогой. Я слишком волнуюсь, если за мной следят, когда я занимаюсь самой ответственной и решающей частью своего туалета!.. Но перед тем, как уйти, объясните, ради Бога, почему меня так грубо разбудили под утро?
– О, так значит, вы вовсе не спали во время всего этого шума? – осведомился Ники.
– Мой дорогой Николас, я не глухой и не такой уж большой соня. Стоял такой шум, что можно было подумать, будто дом атаковал полк солдат!
– Интересно, а почему тогда вы не вышли из своей комнаты и не поинтересовались причиной шума?
Фрэнсис Чевиот бросил на юношу изумленный взгляд.
– Выйти из своей комнаты, не побрившись? – В голосе Фрэнсиса Чевиота послышался испуг. – Мой дорогой, вы что, спятили?
– Ну да ладно! – нетерпеливо махнул рукой юный мистер Карлион. – Ничего серьезного все равно не произошло! Так, ерунда! Я не мог открыть свою дверь. Понимаете, ее заело, поскольку в этом доме все двери так перекосились и искривились… Барроу пришлось сильно надавить плечом, потому что я боялся сильно дергать. Могла отвалиться ручка.
– О Боже милостивый! – негромко произнес Фрэнсис. – Хоть вы и молоды, но в вас столько насилия и дикости, дорогой Николас!
Николас Карлион оставил кузена завязывать галстук и отправился искать миссис Чевиот. Найдя Элинор, он печально сообщил, что с Фрэнсисом у него ничего не вышло.
– Думаете, он тоже мог попробовать открыть свою дверь? – озабоченно поинтересовалась девушка.
– Не знаю, ей-Богу, но я бы не удивился. Наш Фрэнсис такой скользкий тип и, по-моему, врет быстрее, чем бегает собака… Но вот подождите, я расскажу Джону о галстуках, которые он привез с собой! Джон не переносит денди!
Очевидно, в этот день Судьба благоволила к гостю, поскольку ровно в одиннадцать часов Фрэнсис Чевиот спустился вниз, одетый, за исключением серого жилета, во все черное, как и подобает на похоронах. За хозяином следовал Кроули, который нес подбитый мехом плащ, перчатки, цилиндр и трость из черного дерева. Фаэтон мистера Чевиота уже стоял у двери. Было решено, что Фрэнсис подбросит Ники до Висборо Грин, где будут ждать экипажи, нанятые для похоронной процессии.
Фрэнсис Чевиот приветствовал хозяйку Хайнунса с обычной вежливостью. Он заверил Элинор, что, если не считать разных пустяков, типа мыши, скребущейся в стене, лая Баунсера да неудачных попыток Николаса открыть дверь, ночь прошла тихо и спокойно. А сейчас его беспокоила лишь возможность перемены ветра на северо-восточный. В этом случае, печально сообщил Элинор мистер Чевиот, ему не удастся сегодня покинуть Хайнунс. Он не сможет отправиться в путешествие после обеда, заведомо зная, что не доберется до Лондона засветло. Правила вежливости заставили Элинор произнести приличествующие случаю слова, но настроение у нее сразу испортились. Кроули заботливо и нежно погрузил Фрэнсиса в фаэтон, нетерпеливый Ники тоже занял свое место. Когда дверца закрылась, миссис Чевиот отправилась к садовнику узнать его мнение о погоде. Садовник заявил, что с севера дует холодный ветер. Элинор мрачно направилась в дом, чтобы заранее предупредить мисс Бекклс о неприятной возможности провести еще одну ночь под одной крышей с мистером Чевиотом, но ее маленькая компаньонка пребывала в очень радостном настроении, и ее трудно было чем-либо смутить. Дело в том, что в ее распоряжении находились две деревенские девушки, не говоря уже о жене садовника, которую она ругала все утро. Поэтому она всего лишь поинтересовалась у госпожи, что та предпочитает отведать на ужин: пирог с фазанами или пару сваренных кур с грибами?
Похороны прошли без происшествий, как и следовало ожидать. Фрэнсис Чевиот в одиночестве занимал первый экипаж, три брата Карлиона сидели во втором, а остальные участники похоронной процессии, живущие по соседству, ехали следом. Соседи явились на похороны Эустаза Чевиота больше из желания поблагодарить Карлиона, чем из чувства любви к усопшему. Так что процессия, хвост которой состоял из менее важных персон, главным из которых являлся доктор Гринло, выглядела довольно внушительно.
Для важных участников похорон в Холле была приготовлена холодная закуска. После погребения все отправились в Холл.
Лорд Карлион заметил, что Луи Де Кастре отсутствовал на похоронах. Из Лондона по просьбе Фрэнсиса Чевиота приехали два джентльмена, которые были одеты почти так же модно и элегантно. Однако они извинились, что им нужно возвращаться в Лондон, и рано уехали. Местное дворянство, найдя ситуацию несколько неловкой, а может, испытывая смущение рядом с великолепным мистером Чевиотом, на которого церемония, казалось, нагнала сильную меланхолию, вскоре последовали их примеру.
Последним из Холла уехал сэр Мэттью Кендал, который пожал руку Карлиону и хрипло заявил: «Все хорошо, что хорошо кончается». Почувствовав, что это заявление требует объяснения, он покраснел до корней своих седых волос и попробовал скрыть смущение, грозно предупредив Ники, чтобы тот держал свою чертову собаку подальше от его заповедников, если парень не хочет, чтобы пса пристрелили и повесили труп в назидание и предупреждение другим мародерам. После этой угрозы, которую он дополнил, шутливо ткнув кулаком в ребра молодого соседа, сэр Кендал уехал.
После отъезда последнего гостя Джон Карлион наконец дал выход своей досаде, которая терзала его после возвращения похоронной процессии в Холл. Со сдержанностью, которая только подчеркивала его раздражение, Джон смерил Фрэнсиса взглядом с ног до головы и заявил:
– Я и не знал, что вы питаете такие глубокие и нежные чувства к нашему кузену. Ваше горе, полагаю, делает честь вашим чувствам и сердцу, но что касается меня, то сейчас, когда из Холла уехал последний гость, я был бы только рад, если бы вы поубавили свое горе.
Ники, который в этот момент поднес к губам стакан мадеры, поперхнулся и закашлялся. Хотя юноша не получил никакого упрека от строгого брата, он поймал обиженный взгляд Фрэнсиса.
Тяжелый вздох оказался единственным ответом Фрэнсиса Чевиота на слова Джона Карлиона. Фрэнсис сидел, закрыв платком глаза.
Губы Джона на долю секунды сжались, и он сказал:
– Хватит, Чевиот, вы переигрываете.
Фрэнсис покачал головой и произнес, не убирая от лица платок:
– Увы, вы ошибаетесь! Я получил чрезвычайно плохие новости! Эти не приличествующие мужчине слезы, должен со стыдом признаться, пролиты не по нашему несчастному молодому родственнику, а по человеку, который мне ближе всех родственников. Извините меня! Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы до конца храбро досидеть на этом пиршестве. Нет, «пиршество» – неправильное слово. Следовало бы сказать «поминки», но странно, как часто поминки проходят почти в веселой атмосфере. Мой дорогой Джон, я испытал ужасное потрясение и не смог ничего с собой сделать.
Джон и Ники молча смотрели на кузена, а в их головах метались самые невероятные мысли.
– Почему… что?.. – пробормотал Ники, ставя стакан на стол.
Фрэнсис убрал платок от глаз и ответил дрожащим голосом:
– Вы, наверное, не могли не заметить отсутствие на похоронах Луи?
– Вы имеете в виду молодого Де Кастре? – нетерпеливо уточнил Джон Карлион. – Заметили, ну и что из этого?
Фрэнсис Чевиот взмахнул белой рукой, как бы показывая, в каком он отчаянии.
– Луи мертв! – сообщил он и вновь закрылся платком.
– Что? – открыв рот, воскликнул Ники. – Но… Джон крепко схватил его за локоть, и юноша замолчал.
– Мне очень жаль! – сказал Джон Карлион. – Если я не ошибаюсь, то совсем недавно видел Луи де Кастре в городе. Насколько я понял из ваших слов, он умер внезапно?
– Его закололи грабители! – со стоном ответил мистер Чевиот. – А тело оставили в кустах в Линкольн Инн Филдс! Один из моих самых старых и близких друзей! Сейчас у меня совсем не осталось друзей.
– Боже милостивый! – тупо пробормотал Джон.
В этот момент в комнате послышался спокойный голос Эдуарда Карлиона. Его светлость, проводив сэра Мэттью, уже вернулся и слышал печальный рассказ. Он стоял на пороге и пристально смотрел на Фрэнсиса.
– Откуда вы узнали о смерти Де Кастре?
– Из «Морнинг Пост», – ответил Фрэнсис Чевиот. – Хорошо, что Годфри Балкоум привез газету из Лондона. Бедняга, он хотел оказать мне услугу, но даже не догадывался, какой нанес удар! Дело в том, что он не был знаком с Луи… и поэтому почти не обратил внимания на заметку о его кончине. Вы должны меня простить! Мой бедный Луи!.. Такой близкий друг!
Карлион закрыл дверь и вошел в комнату.
– Да, для вас это действительно большое горе, – кивнул милорд. – Я слышал, вы много лет крепко дружили с Де Кастре. А может быть, это ошибка? Исключено?
– Ах, вы хотите вселить в меня надежду, но я уверен… в газете написано «Де К…, отпрыск знатной семьи французских эмигрантов». Увы, у меня нет никаких сомнений, что речь идет о моем бедном дорогом Луи! Зачем он пошел пешком по этому Филдсу? Мог бы вызвать наемный экипаж! К несчастью, Луи никогда не брал с собой никого, кроме факельщика. Как часто я предупреждал его об опасности таких неосмотрительных прогулок, но Луи никогда меня не слушал. И вот сейчас все закончилось так трагически… А я еще послал ему на квартиру пропуск на похороны Эустаза в тот самый день, когда уехал из Лондона, и попросил приехать в Сассекс! Бедняги, наверное, тогда уже не было в живых.
– Действительно, очень печальные новости. Вы сказали, что Де Кастре был убит в Линкольн Инн Фидлс? Когда же это случилось?
Фрэнсис Чевиот печально покачал головой.
– Об этом в газете ничего не написано. Ночью, конечно, но едва ли, по-моему, полиция найдет убийцу или установит время убийства. Даже представить не могу, что заставило бедного Луи посетить этот район да еще в такое позднее время? У него забрали кошелек, сняли все драгоценности и оставили лежать в луже крови. Ужасно!
Мистер Чевиот вздрогнул. На его лице была написана такая боль, что невозможно было сомневаться в силе его чувств и глубине горя.
Карлион жестом велел Ники налить кузену стакан бренди и спросил:
– Газета считает, что это дело рук грабителей? Фрэнсис кивнул и взял стакан с бренди у Ники, поблагодарив юношу прерывистым голосом.
– Какие подлые и низкие люди! – добавил он. – Убить человека из-за нескольких дорогих побрякушек и. готов поклясться, каких-то пяти-десяти гиней, поскольку Луи никогда не был богатым человеком. Эта трагедия должна послужить для всех нас грозным предупреждением! И подумать только… Но я должен попытаться взять себя в руки, или, боюсь, мне станет совсем плохо! Одна мысль о кровопролитии и насилии в любой его форме почему-то всегда вызывала у меня необычайно сильное отвращение. Еще в школе я не мог участвовать в боксерских поединках, поскольку меня неизменно мутило от одного вида окровавленного носа. Уверен, вы, конечно же, считаете меня слабаком, но тут ничего не поделаешь, человек не может переделать себя! Я выпью еще вашего превосходного бренди, Карлион. А потом, надеюсь, вы меня извините, я вас покину. Отдых, и… да, может быть, стакан воды с несколькими каплями нашатырного спирта поможет мне успокоиться. Кроули приготовит лекарство. Миссис Чевиот, убежден, извинит меня за желание побыть в одиночестве, но, пока я не сумею успокоиться и взять себя в руки, я не могу находиться в чьем-либо обществе. Дорогой Николас, если захотите сопровождать меня в Хайнунс, пожалуйста, будьте добры не разговаривайте со мной.
– Спасибо за приглашение, но я приеду чуть позже. Фрэнсис Чевиот выпил второй стакан бренди, встал и серьезным голосом сообщил:
– Слава Богу, я захватил с собой черный жилет. Этот серый хорошо подошел к похоронам бедного Эустаза, но сейчас он абсолютно не соответствует моему настроению. Ах, мой бедный Луи, бедный Луи!..
Ни Джон, ни Ники не знали, как утешить скорбящего кузена, и только Эдуард Карлион, как всегда, нашел нужные слова. Как только дворецкий сообщил, что экипаж мистера Чевиота ждет у дверей, его светлость проводил Фрэнсиса. Вернувшись, лорд Карлион увидел, что Джон взял со стула, на котором несколько минут назад сидел Фрэнсис Чевиот, «Морнинг Пост», раскрытую на нужной странице, и медленно начал читать вслух голосом, в котором явственно слышалось изумление:
«Два дня назад в Линкольн Инн Фидлс произошла кровавая трагедия. Вчера утром там было найдено тело зверски убитого молодого человека. Труп обнаружил мистер Б., клерк одной из хорошо известных адвокатских контор. Нам удалось выяснить, несчастный молодой человек – Де К…, отпрыск знатной семьи французских эмигрантов, которых так много в нашей столице. Судя по всему, мотивом этого зверского убийства послужило ограбление, так как нам стало известно, что карманы Де К… были опустошены, часы, цепочка, перстни, булавки, кольца… короче все, что подобает иметь джентльмену, исчезло. Мы считаем своим долгом еще раз обратить внимание в нашей газете на разгул грабителей в столице и потребовать у властей защиты от этих бандитов. С бандитами не могут справиться дряхлые старики, которые сейчас патрулируют наши улицы и…» И так далее, и так далее! – нетерпеливо закончил Джон. – Господи, Нед, что это за дьявольская хитрость? Карманники! Как бы мне хотелось, чтобы дело обстояло именно так!
– Это все, что написано в «Пост»? – поинтересовался лорд Карлион.
– Все, не считая обычных жалоб на беспомощность охраны и констеблей. Вполне достаточно, ей-Богу!
– Ники, пойди и узнай у Чорли, не привезли ли лондонские газеты? В «Таймс» и «Эдвертайзере» может оказаться больше информации.
Ники сразу же вышел из комнаты. Джон бросил «Морнинг Пост» и серьезно заявил:
– Нед, это ужасное дело! Я не сомневаюсь в том, что Чевиот на самом деле вне себя от горя. Очевидно, он участвовал в этом темном деле с Де Кастре и теми, кто должен стоять за покойным французом. Если Фрэнсису не удастся найти то, что им так отчаянно нужно, ему не останется ничего иного, как с ужасом думать о мрачном будущем!
– Думаешь, Де Кастре убили французские агенты?
– Трудно сказать, но этот ответ на загадку, которую, клянусь, никогда не разрешить, мне кажется самым разумным. Если де Кастре пообещал своим хозяевам найти записку или ее копию… Он, может, уже даже получил деньги! А может, в их головы закралось подозрение, что он водит их за нос, придумывая самые разные истории – одну правдоподобнее другой, чтобы хорошенько нажиться. Я никогда не верил в то, что он является главным действующим лицом в этом таинственном деле, и сейчас не верю в это. Против него, наверняка, что-то было известно. Но думаю, его можно подозревать не больше, чем других молодых французов, которые нашли приют в Англии.
– Да, – сказал Ники, возвращаясь в комнату. – Или он мог быть убит одним из наших людей, не так ли? Одним из наших тайных агентов, я хочу сказать.
– По-моему, это вполне возможно, – неохотно признал Джон. – Хотя мне хотелось бы думать… Впрочем, люди, занимающиеся такими делами, обычно не испытывают угрызений совести. Что написано в «Таймс», Нед?
– То же самое, что ты прочитал в «Пост», – ответил Карлион, протягивая газету.
– Не могу найти ни одного упоминания об этом убийстве в «Эдвертайзере», – сообщил Ники, быстро просматривая колонки. – Какую же ерунду они печатают! Здесь что-то о том, как прививают крыжовник! Хотел бы я знать, кто читает подобную чушь? «В пятницу один мясник выставил на продажу свою жену на рынке Смитфилд…» О Боже милостивый! «Любопытное происшествие в Ротерхите: в реку вошел молодой кит…» Жаль, что я не живу в Ротерхите! «Лорд-мэр дает в своем особняке изысканный ужин для знатных особ…» Ага, вот, наконец, нашел. Всего несколько строчек. «Вчера утром в Линкольн Инн Филдс было найдено тело несчастного молодого человека. Установлено, что это французский эмигрант, хорошо известный в лондонских кругах денди». Ну, вот и все! О Нед, я не могу не участвовать во всем этом, даже если бы ты мне посулил золотые горы! Немедленно возвращаюсь в Хайнунс, поскольку у меня нет никаких сомнений в том, что Чевиот воспользуется любой возможностью, чтобы украсть у нас этот документ!
– Да, – медленно кивнул Эдуард Карлион. – Да. Джон пристально посмотрел на старшего брата.
– О чем ты думаешь?
Карлион ничего не ответил, но после нескольких секунд молчания неожиданно сообщил:
– Я еду в Лондон. Ники, будь добр, попроси как можно быстрее приготовить легкий фаэтон!
– Едешь в Лондон? – удивленно повторил Джон. – Зачем, черт побери?
– Чтобы попробовать там что-нибудь найти. Постараюсь вернуться как можно быстрее. Оставайся здесь, Джон, и приглядывай за Ники. Не позволяй ему делать глупостей… Ники, слушай меня внимательно. Можешь оставаться в Хайнунсе и следить за Фрэнсисом Чевиотом сколько тебе захочется, но только до тех пор, пока он не увидит в тебе препятствие и не попытается убрать с дороги. И ни в коем случае не подвергай свою жизнь опасности.
– Ей-Богу, Нед, я ни капельки не боюсь такого слабака, как Фрэнсис Чевиот!
– Фрэнсис Чевиот – очень опасный человек, – бросил Эдуард Карлион и быстро вышел из комнаты.
Ники уставился на Джона, удивленно мигая.
– Почему, черт побери, Нед считает Фрэнсиса опасным человеком? – недоуменно поинтересовался юноша. – Если и есть на свете больший трус…
– Не знаю, но как-то вечером, совсем недавно, он сказал мне примерно то же самое. Конечно, я согласен с ним, что, если Фрэнсис хочет продать важный секретный документ французам, то, узнав о смерти партнера по предательству, он станет опасным, как загнанная в угол крыса. Делай то, что тебе велел Нед, Ник! Чуть позже я сам приеду в Хайнунс, но маловероятно, что Фрэнсис попытается обыскать дом днем. Днем это делать очень рискованно, легко попасться с поличным. Я всерьез подумываю над тем, чтобы провести ночь в Хайнунсе. Только, естественно, об этом никто не должен знать.
– Да, этот щеголь весь трясется от страха при виде Баунсера, боится, что тот его покусает! – рассмеялся Ники. – И ему известно, что Баунсера отпускают на ночь.
– Смотри, чтобы твою собаку не отравили! – угрюмо предупредил младшего брата Джон Карлион.
Глава 15
Все утро миссис Чевиот и мисс Бекклс хлопотали по хозяйству. Взирая на плоды своих трудов, довольная Беки объявила, что скоро Хайнунс превратится в очень уютное жилище. Она так ясно видела своим мысленным взором долгое и счастливое проживание в этом доме, что Элинор пришлось вернуть ее на землю. Миссис Чевиот напомнила компаньонке, что как только у нее будут развязаны руки, она немедленно продаст Хайнунс. Мисс Бекклс покачала головой и ответила, что ее никогда не убедить, будто это лучший выход из создавшегося положения.
– Мы могли бы так уютно жить в Хайнунсе, – с тихим вздохом заметила она.
Миссис Чевиот заверила компаньонку, что где бы ей ни пришлось жить, она обязательно захватит с собой свою дорогую Беки, но о том, чтобы остаться в Хайнунсе, не может быть и речи. На это мисс Бекклс ответила, что его светлости лучше знать, как ей следует поступить.
Возмущенная Элинор тут же стала обвинять его светлость в диктаторских замашках и полном пренебрежении принципами и правилами, которых придерживаются порядочные женщины. Мисс Бекклс задумчиво заметила, что ей очень нравятся властные мужчины, после чего вдова в гневе выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью.
Элинор уже перестала надеяться, что мисс Бекклс войдет в ее положение. Никто, с кем ей сейчас приходилось иметь дело, не имел ни малейшего представления о том, в какой неловкой ситуации она оказалась. Миссис Чевиот не могла понять, что ей придется опустить руки и плыть по течению Судьбы, которое несло ее к туманному и неясному будущему. Она не могла даже себе представить, что с ней будет дальше. Казалось сомнительным, что после выплаты долгов от имущества Эустаза Чевиота останется что-нибудь, кроме очень скромной суммы денег. Элинор не могла даже вынести мысли о том, что в результате своего замужества она будет жить в достатке. Однако миссис Чевиот как честная женщина была вынуждена признать, что после такого перерыва в своей серой и скудной жизни ей будет очень трудно возвратиться к прежней профессии. Маленький домик в скромном квартале, в котором бы она жила с Беки. Вот что, казалось ей, может быть самым лучшим. И хотя всего неделю назад этот вариант являлся пределом ее мечтаний, сейчас по совершенно необъяснимым причинам он потерял для нее всякую привлекательность.
Уже появились первые плоды короткого объявления о ее замужестве, которое лорд Карлион поместил в лондонские газеты. Конюх, который ездил в Биллингсхэрст по какому-то делу, привез в Хайнунс письма от двух ее кузин и самого нелюбимого дяди. Дядя писал, что очень обижен на племянницу, которая тайно вышла замуж. На целых двух страницах он сердито напоминал Элинор, будто никогда не хотел, чтобы она покинула его дом. Дядя, скорее всего, не обратил внимания на еще одно объявление, в котором сообщалось о кончине Эустаза Чевиота, и писал о своих надеждах на то, что ей не придется жалеть о браке с человеком, о котором у него имеются только плохие отзывы.
Письма кузин, напротив, были полны восхищения. Скорее всего, они сгорали от любопытства и хотели узнать все, что скрывалось за коротким официальным объявлением в «Таймс». Они напоминали о своей горячей любви к Элинор и просили без колебаний пригласить их в Хайнунс, если они смогут чем-нибудь помочь кузине в час испытаний. Элинор, не тратя времени напрасно, ответила на эти добрые предложения помощи вежливыми, но решительными отказами.
Когда Фрэнсис Чевиот вернулся с похорон в подавленном состоянии, пришлось позвать Кроули, чтобы помочь господину выйти из экипажа. Возвращение мистера Чевиота в таком мрачном настроении удивило Элинор. Но еще больше удивилась она, услышав невнятные объяснения причины его подавленности. Миссис Чевиот оставалось только молча смотреть на него, открыв от ужаса рот. Так же, как лорд Карлион, она не верила в то, что молодой француз погиб от рук карманников. Нет, это преступление совершила какая-то зловещая и страшная сила. Элинор без особого труда предположила, что эта сила не успокоится со смертью Луи Де Кастре. Девушка не имела ни малейшего представления о том, кто убийца: английский тайный агент или французский, но в том, что он был как-то связан с документом, который, возможно, спрятан Де Кастре, Фрэнсисом Чевиотом и их сообщниками в Хайнунсе, она не сомневалась. В первые минуты после рассказа мистера Чевиота Элинор охватил страх, и она была готова разобрать дом по кирпичику, лишь бы найти и избавиться от того, что так хитро было спрятано в Хайнунсе, но когда она успокоилась, ее мысли потекли в другом, более мирном направлении. Она не могла не признать, что долг всякой англичанки, патриотки своей родины, сделать все, чтобы помешать коварным замыслам врага отечества, какими бы жестокими и безжалостными они ни были. Правда, сейчас у нее мелькнула мысль, что не следовало бы ей быть патриоткой Англии.
Глядя на бледное лицо Фрэнсиса, миссис Чевиот не могла не заметить его растерянность и горе. Хотя она и питала немалые сомнения в истинности такого показного и бросающегося в глаза горя, Элинор сразу же обратила внимание на очевидное нервное напряжение, нашедшее выражение в резком голосе и грубости, с которой он принялся отчитывать лакея за какую-то ошибку. На губах мистера Чевиота застыла вымученная улыбка, движения потеряли точность и грацию, которыми они отличались до получения из Лондона печальных известий.
Внешний вид и состояние гостя не могли не вызвать у миссис Чевиот даже некоторое сострадание. Но она боялась, что страх Фрэнсиса перед неизвестным хозяином, которому они служили с Де Кастре, может заставить его совершить какой-нибудь отчаянный поступок, и она окажется невольно вовлечена в него.
Ей очень хотелось поделиться своими опасениями с лордом Карлионом. Едва Фрэнсис Чевиот, захватив флакончик с нюхательными солями и пузырек с нашатырным спиртом, поднялся прилечь в свою комнату, где Кроули уже задвинул шторы, Элинор заняла наблюдательное место у одного из окон гостиной, которое выходило на дорогу, ведущую к парадному входу в Хайнунс. Как бы ни раздражали ее спокойствие и уверенность его светлости, она вынуждена была признать, что с невыразимым облегчением увидела бы его высокую фигуру, входящую в дом, и выслушала бы его насмешки над ее тревогами.
Когда в ворота наконец въехал всадник, она с разочарованием увидела, что это был не лорд Карлион. а всего лишь Ники, снявший траурный костюм и надевший назло Джону синий сюртук с огромными серебряными пуговицами и ярко-желтые бриджи из оленьей кожи. Юноша сидел на худющем гунтере, которому очень не понравился восторг Баунсера по поводу возвращения хозяина. Пару минут Ники успокаивал лошадь, потом заметил у окна Элинор, весело помахал рукой и крикнул: