Зимние месяцы в Фонтли мелькали для Дженни слишком быстро, в Лондоне же каждый день тянулся нескончаемо По мере того как нарастало ее уныние, спокойствие сходило на нет. Она стала раздражительна и терзалась дурными предчувствиями, если Адам приезжал домой позже обычного Она на день отослала его в Лестершир поохотиться, но, когда он уехал, провела все время до его возвращения в тревоге, представляя, как он лежит, подобно своему отцу, со сломанной шеей, или, предаваясь безудержной жалости к себе, вначале воображала себя брошенной, а потом приходила к выводу никто не вправе винить Адама за то, что он сбежал от такой сварливой жены, какой она стала.
      От подобных мыслей оставался один короткий шаг до раздумий о возможности собственной смерти И в один тоскливый туманный день она приступила к составлению завещания. Это казалось разумным, хотя и заставило ее вообразить, как Адам женится на красивой, но бессердечной женщине, которая будет подавать ему сдобу на завтрак и ужасно обращаться со своим пасынком. Но когда Адам застал ее врасплох за этим унылым занятием, ее заботливость совершенно не произвела на него впечатления. Он предал завещание огню и обозвал ее дурой, а когда она высказала пожелание, чтобы Лидия заботилась о ее ребенке, он ответил, что, поскольку Лидия, скорее всего, будет заниматься ребенком шиворот-навыворот, он считает, что лучше ей самой о нем позаботиться. Это рассмешило ее, потому что, когда он был с ней, ее мрачные фантазии бесследно исчезали. Она стыдилась, что поддается им, боялась, что у Адама возникнет отвращение к хворающей жене; и еще, хотя она и пыталась скрыть от него свое недомогание, когда он на самом деле этого не замечал, то чувствовала себя заброшенной Она отсылала его от себя - но, когда он уезжал, чтобы провести вечер с кем-то из своих друзей, она размышляла: как странно, мужчины никогда не замечают, что ты плохо себя чувствуешь, и никогда не скажут нужную вещь в нужный момент, и не поймут, насколько ты несчастна оттого, что все время чувствуешь себя нездоровой.
      Но Адам, который в свое время перенес месяцы подлинных страданий, понимал и глубоко переживал За нее. Он однажды спросил, не хочет ли она, чтобы кто-то из ее родственников хоть на день составил ей компанию, но оказалось, она не знает никого из своих родственников, сохранив смутные воспоминания лишь о тете Элизе Шоли, умершей, когда она сама была еще маленькой девочкой, и также она не была знакома с кем-либо из семьи своей матери.
      - Им не нравился мамин брак с папой, и была холодность... Да я и не хочу, чтобы кто-то составил мне компанию! - решительно ответила она. - Я совершенно не понимаю, с чего это тебе в голову пришла такая мысль!
      Больше он ничего не сказал, но когда встретился с лордом Оверсли в Бруксе и узнал, что тот на несколько недель привез семью в Лондон, то при первой же возможности заехал на Маунт-стрит и спросил совета у леди Оверсли.
      - Ах, бедняжка Дженни! - воскликнула она. - Я прекрасно знаю, что она чувствует, потому что мне тоже никогда не было хорошо в подобном положении! Я собиралась нанести ей визит, но дел было так много... Ты можешь не сомневаться, что я немедленно к рей поеду! Мой дорогой Адам, я убеждена: тебе незачем беспокоиться! Если за ней наблюдает доктор Крофт, то все будет хорошо!
      - Он тоже мне так говорит, - ответил Адам. - Но Дженни на себя не похожа; по-моему, она не такая крепкая, какой я привез ее в Лондон. Крофт сбивает меня с толку своими медицинскими разговорами, но.., мэм, разве это правильно - держать ее на такой скудной диете и вдобавок еще пускать кровь?
      Он не получил никакой поддержки. Леди Оверсли умоляла его не вмешиваться в дела, в которых он наверняка ничего не смыслит. Лечение голодом для беременных женщин было одним из последних достижений науки, она сожалела лишь, что это не было в моде в ее время, потому что, несомненно, извлекла бы из этого огромную пользу.
      - Видишь ли, дорогой Адам, - сказала она, - это ошибка мужей - так пристально интересоваться подобными вещами. Оверсли никогда этого не делал, разве что по поводу моего первенца - это был милый Чарли! - когда он так действовал мне на нервы, что я бы вконец извелась, не вмешайся тогда моя дорогая матушка.
      Она продолжала объяснять ему очень разумные вещи, которые говаривала ее дорогая матушка, но он слушал вполуха. Ее безмятежный рассказ о матери, сестрах, бесчисленных тетушках и кузинах послужил тому, что выявил разницу между положением ее и Дженни: у нее за спиной был сонм любящих родственников - у Дженни не было никого, кроме отца и мужа.
      Он нередко думал о том, что совершенно невозможно уклониться от этой тяжкой неизбежности. Так было и на этот раз, когда в комнату вошла Джулия. Она поспешила к нему, протянув руку и воскликнув с нотками радостного удивления в голосе:
      - Ах, Адам!
      Он тут же поднялся и взял ее руку, но, хотя он улыбнулся и ответил на ее приветствие, в глазах его застыла мрачная сосредоточенность, и он почти тотчас же повернулся обратно к леди Оверсли - Надеюсь, что вы правы, мэм. Я не знаю - впрочем, я, как вы сказали, совершеннейший невежда в этих делах. - Он протянул руку для прощания. - Я должен идти. Возможно, когда вы увидитесь с Дженни... В любом случае ваш визит пошел бы ей на пользу, уверен А вы потом скажете мне, каково ваше мнение.
      Она согласилась, сердечно пожав его руку и ободряюще похлопав по ней.
      - Конечно скажу! Но я убеждена, что у тебя не может быть никакой причины для тревоги.
      - Что такое? - спросила Джулия, пытливо вглядываясь в лицо Адама. - У тебя неприятности?
      - Вовсе нет! - ответил он улыбаясь. - Просто немного беспокоюсь за Дженни, вот и приехал спросить совета у твоей мамы. - Он посмотрел на часы. - Мне пора ехать! Нет, не стоит звонить, мэм! Я выйду сам. До свидания, Джулия. Я рад, что повидался с тобой, - и не спрашиваю, как у тебя дела, потому что вижу, что ты Прекрасно выглядишь и эти отвратительные туманы тебе нипочем!
      Короткое рукопожатие - и он ушел, оставив Джулию обратившей озадаченный взгляд на леди Оверсли.
      - Как странно он разговаривал! Беспокоится за Дженни? Почему, мама? Она больна?
      - О нет, дорогая! Просто она в положении, и ей немного нездоровится. Думаю, это пустяки. Я и сама часто прескверно себя чувствовала в это время.
      - В положении! - безучастно повторила Джулия. - Ты ведь не хочешь сказать... Ах, мама, нет! Леди Оверсли тревожно смотрела на дочь.
      - Ну, милая, умоляю, не принимай это близко к сердцу! Этого следовало ожидать, и знаешь, это очень хорошо для них обоих!
      Джулию сотрясала дрожь; она подошла к окну.
      - Этого следовало ожидать. Как.., как глупо с моей стороны! произнесла она странным голосом.
      Леди Оверсли не пришло в голову, что на это ответить. Через некоторое время Джулия с усилием проговорила:
      - Дженни скверно себя чувствует, и Адам беспокоится. У него на уме одна только Дженни.
      - Ну естественно, любовь моя - Естественно, мама? Естественно? Когда совсем еще недавно... - Голос Джулии пресекся; она быстро вышла из комнаты.
      Тем не менее, к большому облегчению леди Оверсли, дочь казалась совершенно спокойной, когда спустилась к обеду. Она даже предложила поехать с матерью навестить Дженни на следующий день; но ее светлость отказалась под тем предлогом, что хочет поговорить с Дженни по поводу ее самочувствия с глазу на глаз.
      Дженни была рада увидеть ее, но говорила мало. Она сказала, что чувствует себя прекрасно; и в самом деле казалась настолько обычной, что леди Оверсли сказала Адаму, что она не находит повода для беспокойства.
      - Конечно, она выглядит немного раздраженной, но тебе не стоит слишком об этом задумываться, - посоветовала она. - По-моему, твоя жена хандрит, и, неудивительно - такая отвратительная погода! Жаль, что у нее нет сестры, чтобы составить ей компанию. Не сомневайся, все дело в этом: ей слишком уж одиноко, вот она и предается грустным раздумьям, которые Гибельны даже для человека крепкого, потому что от этого так сильно падаешь духом!
      Адаму пришлось довольствоваться этим объяснением; но, когда Дженни устроила ему яростный разнос за то, что он обсуждал ее положение с леди Оверсли, он подумал, что, какой бы бодрой с виду она ни предстала перед леди, она очень далека от обычного своего состояния. Ей было настолько несвойственно приходить в ярость по пустякам, что он встревожился даже сильнее, чем Показал ей. Как всегда мягкий и обаятельный, он сумел унять ее раздражение, но, обещая самому себе воздержаться в дальнейшем от переживаний по поводу ее, в то же время прокручивал в голове самые разные планы, имеющие целью ее благополучие.
      Три дня спустя Адам сказал ей, что собирается уехать из города по делам, и его не будет два дня. Она спросила довольно уныло, не в Фонтли ли он едет, но он только покачал головой:
      - Нет, не в Фонтли. Вряд ли я не буду ночевать дома больше одной ночи, дорогая, но могу немного задержаться, так что ты, добрая Дженни, будешь иметь возможность приготовить для меня один из свои восхитительных ужинов в среду.
      Она не могла удержаться от улыбки, но это было помимо ее воли, и ее голос явно был обиженным, когда она сказала:
      - Не нужно торопиться домой из-за меня! Пожалуйста, не приезжай в среду, если для тебя это неудобно!
      - Не приеду, - пообещал он, добавив негромким голосом:
      - Вот скандалистка-то!
      - Я не скандалистка! И если ты предпочитаешь не говорить, куда ты едешь, мне, конечно, все равно!
      - Меня это не особенно радует, - сказал он серьезно, - потому что я предпочитаю не говорить тебе, пока мое дело не выгорит, - вот тогда я и выложу все начистоту.
      Ее лицо сморщилось, она отвернулась, сказав охрипшим голосом:
      - Прости! Не обращай на меня внимания! Ты, должно быть, думаешь, что женился на сущей мегере!
      - Нет, всего лишь на колючке! - заверил он ее, чтобы утешить.
      Она утихомирилась и даже смогла, как обычно, рассмеяться; но, когда в среду вечером пробило десять, она оставила всякую надежду, поняв, что он бессердечно воспользовался ее разрешением не возвращаться домой, и погрузилась в печаль. То соображение, что столь удручающим положением вещей она обязана лишь собственному скверному характеру, нисколько не ослабило ее горя, но прежде, чем ей удалось убедить себя, что он ищет утешения в объятиях какой-нибудь ослепительной райской пташки, она услышала, как с улицы подъезжает экипаж, и стала жадно вслушиваться в звуки, разрываясь между надеждой и комичным желанием не утратить своей скорби. Но это был Адам. Она услышала его голос и поспешила в гостиную, чтобы заглянуть вниз в лестничный проем. И, увидев его, воскликнула:
      - Это ты!
      Он посмотрел вверх, посмеиваясь над ней.
      - Да, и мне вовсе незачем рассказывать тебе, что у меня было за дело! Лучше вы мне скажите, мэм, ну разве не приятный сюрприз я вам привез?
      В следующий миг его грубо отпихнули в сторону, и Лидия стрелой помчалась вверх по лестнице с криком:
      - Дженни, ну разве не замечательно? О, до чего я счастлива снова быть здесь у вас! Правда, замечательная идея пришла Адаму в голову? Ты рада меня видеть? Пожалуйста, скажи, что рада!
      - Лидия! - ахнула Дженни, заливаясь слезами. - Ах, Лидия!
      Она очень быстро пришла в себя после этого в высшей степени необычного проявления чувств, вынырнув из объятий Лидии с изменившимся лицом и несвязно бормоча:
      - Ах, я еще никогда ничему так не радовалась! Как любезно со стороны леди Линтон! Ах, Адам, подумать только: ты предпринял такую вещь и даже ни словом мне не обмолвился! Я бы немедленно позаботилась, чтобы подготовили твою комнату, дорогая! Если бы я только знала!.. Скорее заходи в тепло ты, должно быть, замерзла!..
      Она, вне всякого сомнения, была в восторге; приезд Лидии подействовал на нее как живительное средство, и в течение каких-то нескольких минут ее усталости как не бывало: они посмеивалась с Лидией над ее жизнью в Бате и ее описанием некоего сэра Торкуила Трегони, которого та настойчиво называла своим "трофеем" Дженни, с округлившимися от изумления глазами, поняла из предоставленного ей красочного описания, что этот неизвестный баронет был настолько преклонного возраста, что стоял одной ногой в могиле; но Адам, знающий свою фантазерку-сестру, заключил (и вполне правильно!), что "старому дураку" где-то около сорока лет и что он слегка подвержен ревматизму.
      - Сказочно богат! - объявила Лидия, кладя себе на тарелку третьего омара в тесте. - Ах, Дженни, ты не представляешь, какое это истинное блаженство - снова быть здесь с вами и есть такие роскошные вещи! А ты не собираешься попробовать хоть одного из этих вкусных омаров? Ты ничего не съешь?
      - Пожалуй, нет, тем более что я пообедала всего пару часов назад!
      - Кусочком цыпленка и печеным яблоком, - вставил Адам.
      - Боже правый, неужели, если ждешь ребенка, непременно нужно голодать? - с ужасом спросила Лидия. - Я никогда этого не знала И должна сказать...
      - Конечно же я не голодаю! - сказала Дженни - Да что мы все обо мне да обо мне! Расскажи нам про этого своего сэра Торкуила!
      - Ах, про него Ну, мама считает его вполне подходящей партией. Более того, она всячески потворствует его ухаживаниям! Отчасти потому, что у него очень хорошие связи, но в основном из-за его богатства. Конечно, я понимаю, что если выйду за него замуж, то смогу есть омаров в тесте каждый день, но омары в тесте, в конце концов, это еще не все. Не так ли?
      - Совершенно верно! - согласился Адам. - Есть еще холодные фазаны, хотя даже состояние сэра Торкуила не позволит тебе питаться ими каждый день. На вот тебе, обжора! Если я мало для тебя порезал, говори, не стесняйся! Между прочим, дозволь тебе заметить, что, по словам мамы, ты и сама склонна поощрять ухаживания сэра Торкуила!
      - Ну да! - признала Лидия - Но лишь потому, что сидеть каждый вечер дома, наблюдая, как миссис Папуорт лебезит перед мамой, стало невыносимо! Видишь ли, сэр Торкуил хотел сопровождать нас в свет, и я знала, что мама поедет, если он нас пригласит - Ах, Лидия, негодная девчонка - воскликнула Дженни, очень позабавленная - Нашла с кем флиртовать! А балы тебе понравились - балы в Бате?
      - Вовсе нет! Все насмешники Бата сидят вдоль стенок и глазеют на меня; Броу говорит, что все они - , сборище старомодных старых дев и что Бат скучнейшее место на земле.
      - Броу? - удивился Адам. - Он был в Бате? И почему-то ничего мне об этом не сказал!
      - Да, он гостил у родственников по соседству. Ну, не то чтобы по-настоящему гостил, потому что остановился в "Кристофере", но это и привело его в Бат.
      - Родственники, живущие по соседству? Интересно, кто это может быть? Я думал, что знаком с большинством его родственников, но никогда не слышал, чтобы кто-то из них жил в Сомерсете.
      - Не знаю, он нам не говорил, просто я думаю, что ему у них не очень нравилось, поэтому, кажется, он нечасто к ним ездил.
      К этому моменту Дженни удалось наконец привлечь внимание Адама, устремив на него настолько проницательный взгляд, что тот заморгал, когда встретился с ее глазами.
      - Понятно, - сказала она, переключая свое внимание на Лидию. - И как долго леди Линтон может позволить тебе пробыть со мной? Нужно написать, как глубоко я ей признательна.
      - Она говорит, что я могу оставаться до тех пор, пока Шарлотта и Ламберт не поедут на Рождество в Бат. Знаешь, они собираются провести ночь в городе и тогда смогут забрать меня. Представляете, Шарлотта тоже в положений!
      - Да что ты!
      - В самом деле! Мама получила от нее письмо не далее как на этой неделе.
      - Вот уж она, наверное, радуется!
      - Да, вот только у мамы предчувствие, что ребенок Шарлотты пойдет в Ламберта. Но я должна сказать тебе, Дженни, про твоего ребенка она ничего подобного не говорила. Она, кажется, считает, что это будет вылитый Стивен, хотя почему - я понятия не имею. Тем не менее весть о твоем ребенке вызвала у мамы такой душевный подъем, что я старалась не высказывать никаких сомнений на сей счет. Так что я, - гордо сказала Лидия, - скоро буду дважды тетей!
      Дженни узнала от Адама, что Вдовствующую вовсе не пришлось долго уговаривать отправить свою любимую младшенькую к ней. Известие о том, что Дженни скоро подарит Фонтли наследника, оказало на нее поистине ошеломляющее впечатление. Она так же мало, как и сама Дженни, сомневалась в том, что родится мальчик, и была в таком восторге, что передала великое множество заботливых пожеланий дорогой малышке Дженни и даже воздержалась от критических замечаний по поводу ее нездоровья. Адам передал их столько, сколько смог вспомнить, когда зашел в комнату Дженни пожелать ей спокойной ночи; и, как только Марта ушла, захотел узнать, почему она так свирепо смотрела на него во время ужина.
      - Ведь не думаешь же ты, что Броу ухаживает за Лидией? - недоверчиво спросил он.
      - Боже правый, Адам, конечно думаю! - воскликнула она. - Это ясно как Божий день!
      - Но она ведь еще ребенок!
      - Чепуха!
      . - Боже милостивый! Дженни, клянусь, ей никогда такое и в голову не приходило!
      - Нет, пока еще, - согласилась она. - Но не будешь же ты утверждать, что она не отдает ему решительного предпочтения! А что касается его самого, полагаю, не можешь же ты считать, что это ради моего приятного общества он приезжал сюда всякий раз, когда Лидия была с нами, и повсюду сопровождал нас! Более того, стоит тебе теперь только дать знать, что она здесь, и я буду не я, если он тотчас не примчится в Лондон, - наверное, чтобы навестить кого-нибудь из своих родственников!
      Он рассмеялся, но посмотрел на жену с некоторым сомнений:
      - Я не дам ему знать. Если ты права, не думаю, что нам следует это поощрять - до тех пор, пока она не выезжает в свет! Я уверен: маме это не понравится.
      - Да, совершенно верно, но, думаю, он знает об этом и пока не собирается делать ей предложение. Однажды он сказал мне нечто такое, что вселяет в меня уверенность: он знает, что ты и миледи скажете на это - еще слишком рано. Если дело дойдет до предложения, надеюсь, ты не отнесешься к этому плохо, правда, Адам?
      - Боже правый, конечно нет! Я буду в восторге.
      - А твоя мама? - спросила она.
      - Да, думаю, и она не будет против. Хотя, конечно, Адверсейны бедны как церковные крысы, и, похоже, мысли мамы заняты сказочно богатым "трофеем", но...
      - Уж не собираешься ли ты Оказать мне, что она действительно хочет, чтобы Лидия вышла за сэра Торкуила замуж? Я думала, Лидия просто дурачится! Ну, надеюсь, вы решительно этому воспротивитесь, милорд! Подумать только! Жених! Да еще с таким именем!
      - Не беспокойся! У меня не будет такой необходимости, - сказал он, смеясь. Он наклонился к ней, чтобы поцеловать в щеку. - Нужно идти, а не то Марта устроит мне нагоняй за то, что я не даю тебе спать до самых петухов, как она выражается. Доброй ночи, дорогая, спи крепко!
      - Я знаю, что буду. До чего приятно, что Лидия снова с нами! Спасибо тебе, что привез ее, ты так добр ко мне!
      - Неужели? Ну а ты очень добра ко мне, - ответил он.
      Он оставил ее более счастливой, чем она была на протяжении последнего времени. Это было чудесно - то, что Лидия снова была с ними, Но главным поводом для радости стал визит Адама к ней в комнату. Он всегда проявлял пунктуальность в том, чтобы пожелать ей спокойной ночи, но прежде ни разу не приходил, чтобы поболтать с ней наедине. Эта была какая-то новая степень их интимных отношений, которая, казалось, приближает ее к нему больше, чем когда-либо Он не был ее возлюбленным, но, возможно, думала она, уже погружаясь в сон, она сможет стать его другом. Может быть, дружбе и не отведено никакого места в девичьих мечтах, но мечты всегда иллюзорны бегство из реальности в чудесное небытие. Размышлять о вероятном будущем не значит мечтать, это значит смотреть вперед, суть мечты в том, чтобы игнорировать вероятное, и ты знаешь об этом даже на самом гребне фантазии, когда представляешь себя возлюбленной стройного молодого офицера, в чьих глазах, измученных страданием, так много доброты и чья улыбка так обаятельна Никакой мысли о дружбе не вторгалось в безыскусную, простонародную, совершенно безнадежную мечту Дженни Шоли, но дружбу вовсе не следовало отвергать - она согревала, являясь более продолжительной, нежели любовь, хотя и несколько уступала ей по накалу страстей. Никогда не нужно мечтать, подумала Дженни уже сквозь сон. Лучше смотреть вперед и рисовать себя ближайшей наперсницей своего блестящего рыцаря, нежели объектом его романтического обожания. Но на самом деле он не блестящий рыцарь, подумала она, прижимаясь щекой к подушке и сонно улыбаясь, а всего-навсего ее дорогой Адам, которого приходится иной раз уговаривать пообедать, который не выносит, когда в его комнате устраивают беспорядок, и который не любит разговоры за завтраком.
      Глава 20
      Надежда стать поверенной мыслей Адама рухнула следующим же утром. Существовали мысли, которыми он никогда бы не поделился с Дженни; одну из них извлекла на свет Божий Лидия, выискивая в "Газетт" интересные заметки, пока Дженни заваривала чай, а Адам читал то, что его дамы считали скучнейшей статьей в "Морнинг пост" о Венском конгрессе. Внезапно Лидия, ахнув, воскликнула - Ого! Нет, нет, я в это не верю! Хотя они бы не напечатали, не будь это правдой, ведь так? Ну ничего себе!
      Адам не обратил внимания, но Дженни спросила:
      - Во что ты не веришь, моя дорогая?
      - Джулия Оверсли помолвлена! И за кого, как вы думаете, она собралась замуж?
      Адам быстро поднял взгляд и проговорил ровным голосом:
      - Полагаю, за Рокхилла.
      - Боже правый, так ты знаешь? Но чтобы Джулия!.. Да ведь он, наверное, старше сэра Торкуила! А Джулия.., уж от нее-то я никак... - Она остановилась, осознав, что от неожиданности допустила бестактность, и зарделась до корней волос.
      - Старше, но это еще более крупный трофей! - беззаботно констатировал Адам.
      - Да, пожалуй что так, - сказала сестра, подавленная и снедаемая угрызениями совести.
      Адам снова укрылся за "Морнинг пост". Дженни нарушила неловкое молчание, спросив Лидию, чем та хотела бы заняться в предстоящий день. Ни слова больше не было сказано о помолвке, пока Адам не встал из-за стола и не сказал вежливым холодным тоном, который отгородил Дженни от него:
      - Ты, наверное, напишешь Джулии. Выскажи от нас обоих все, что полагается в таких случаях, хорошо?
      Она согласилась, и он вышел из комнаты, помедлив на пороге, чтобы попросить жену со слабой улыбкой: пусть не позволяет Лидии замучить себя до смерти.
      - Я и не собираюсь! - сказала Лидия, когда дверь закрылась. Она посмотрела на Дженни, испытывая желание обсудить поразительную новость, но как-то не решаясь затронуть этот предмет.
      - Мне ты можешь говорить все, что хочешь, - сказала ей Дженни, будто прочитав ее мысли. - Но не разговаривай об этом с Адамом! Он обязательно станет переживать, хотя давно и догадывался, наверное, как все это будет.
      - У меня не было полной уверенности, что ты все знаешь, - сказала Лидия, довольно застенчиво.
      - О да! Я всегда знала, - ответила Дженни с одной из своих натянутых улыбок. - Я была очень дружна с Джулией в те дни. И часто наблюдала, как он на нее смотрит. Он никого никогда не замечал, кроме нее И однажды она сказала мне, что я украла его у нее. Много же у меня было шансов это сделать! Даже если бы я очень захотела!
      - А разве нет? Нет, я совсем не это имела в виду. Ты не хотела выйти за него замуж? Я думала..
      - Да, ты думала, что я хотела выйти замуж за человека, который во мне не нуждается и который по уши влюблен в другую женщину, - только ради удовольствия получить титул к своему имени - яростно выпалила Дженни. - Так вот, я не хотела Но дышла за него замуж, потому что больше ничего не могла для него сделать! - Она истерически всхлипнула и глотнула воздуха, сказав почти сразу же:
      - Ах, я не знаю, что это на меня нашло и почему я так разговариваю. Не обращай на это внимания! Я стала слишком болтливой и нервной, но я все это не всерьез! Знаешь, я в подавленном настроении и расстраиваюсь из-за каких-то вещей, которые вовсе того не стоят, например.., из-за выражения лица Адама только что... - Ее голос задрожал, но она сумела с ним совладать. - Это все ерунда, Лидия! Мы прекрасно ладим друг с другом, уверяю тебя, и.., и Адам не всегда переживает по этому поводу так, как сейчас, особенно если не бередить рану без конца, а такого не будет - нет, насколько я знаю Рокхилла! Я не удивлюсь, если с этим браком все устроится наилучшим образом, и, конечно, надеюсь на это Рокхилл не глуп, и у него очень приятные манеры - хоть ты и считаешь, что он выжил из ума, дорогая!
      Лидия медленно проговорила - Она не может по-настоящему любить Адама, правда? Я имею в виду, если...
      - Бог ее знает! - неуверенно произнесла Дженни, вставая из-за стола. Тут ничего не скажешь заранее - по крайней мере, я ничего не могу сказать! Ты не передашь ему ничего из того, что я только что сказала, правда? Это ведь одни глупости!
      - Адаму? Пет! - Лидия нахмурилась. - Да это было бы совсем и ни к чему - правда? Это все равно что мама доказывает мне, насколько глубоко ко мне привязан сэр Торкуил. Как будто я стану испытывать от этого к нему более нежные чувства!
      Дженни улыбнулась, но довольно грустно:
      - Да. Это было бы совершенно ни к чему. Давай мы сейчас сходим к Хукхэму, хорошо? Я хочу обменять свои книги. Но сначала мне нужно написать Джулии. Интересно, что чувствуют Оверсли по этому поводу?
      Вскоре она это узнала, поскольку леди Оверсли два дня спустя приехала ее проведать, и не составило особого труда убедить ее открыть свою душу. Она испытывала двойственное чувство. Будучи человеком живым, она не могла не торжествовать по поводу триумфа своей дочери; но она была женщиной излишней чувствительности, поэтому в равной степени не могла не смотреть на брак с некоторой тревогой.
      - Если бы только я могла быть уверена, что она будет счастлива! Потому что это, конечно, прекрасная партия, и когда я думаю о многих попытках других окрутить Рокхилла, то невольно испытываю гордость! Но мне хотелось бы, чтобы Джулия вышла замуж по любви, я сама так поступила и никогда об этом не жалела, каким бы Оверсли ни был надоедливым, а он часто им бывает, потому что все мужчины такие, особенно после свадьбы! Однако ты постоянно идешь ему на уступки - но как, спрашиваю я тебя, Дженни, можно уступать мужу, которого не любишь? Когда я думаю о моей дорогой Джулии - она такая тонко чувствующая натура, у нее такие слабые нервы, она так легко приходит в волнение... Ах, Дженни, у меня почему-то недобрые предчувствия!
      - Полагаю, что вам, возможно, не очень понравится, мэм, то, что я скажу, - улыбнулась Дженни. - Но считаю, что Рокхилл не ранит ее чувств так, как обязательно, раньше или позже, ранил бы более молодой человек, не обладающий и половиной его опыта.
      - Да, я тоже так думала, и, как я сказала Оверсли, бывают девушки, которые более счастливы с пожилыми мужьями, теми, что обращаются с ними с отцовской снисходительностью, - наверное, ты догадываешься, что я имею в виду?
      Дженни понимающе кивнула:
      - Рокхилл будет именно таким. Если вы спрашиваете меня, мэм, то, полагаю, нет почти ничего, что он не знал бы по части обращения с женщинами!
      - Вообще ничего! - сказала леди Оверсли, внезапно посуровев. - Когда я думаю обо всех любовницах, бывших у него на содержании с тех пор, как умерла его жена... И как бы там ни считал Оверсли, я ему говорю: кто распутником был, распутником и останется! И потом, опять же я считаю его очень странным человеком. Поверите ли? Он знает, что Джулия его не любит! Потому что, когда он добивался ее руки, Оверсли счел должным рассказать ему, что она.., что у нее прежде была привязанность, от которой она не вполне оправилась. А он сказал с величайшей невозмутимостью, что ему все известно! И можете себе представить, с каким изумлением посмотрел на него Оверсли! Джулия сама ему рассказала, и ему, кажется, совершенно все это безразлично!
      - Нет, не безразлично, - решительно возразила Дженни. - Просто я не думаю, что он верит, будто сердце ее разбито из-за Адама. И он не переживает, потому что понимает ее, а когда она начинает выкидывать свои номера, не придает этому никакого значения. Можете не сомневаться, он найдет способ, как сделать ее счастливой!
      - Именно это он и сказал Оверсли. Не знаю, но мне, право, не может нравиться, что он вдовец! Это удручает, не говоря уже о детях, - хотя как же о них не говорить!
      - Боже правый, у него есть дети? - изумилась Дженни.
      - Две маленькие девочки - хотя почему я говорю маленькие, когда старшей двенадцать лет!.. Когда я думаю о том, как моя бедняжка Дженни, которая почти еще ребенок, попытается стать матерью двум великовозрастным падчерицам, которые, вполне возможно, ее невзлюбят...
      - Вовсе нет! Они будут ее обожать! - не согласилась Дженни. - Как обожала вся малышня мисс Саттерли. Кладу голову на отсечение - не пройдет и месяца после ее замужества, как они начнут ссориться из-за того, кому из них будет доставлено удовольствие сбегать по ее поручению!
      Это соображение способствовало тому, что леди Оверсли после разговора почувствовала себя гораздо бодрее и смогла, прежде чем покинуть Дженни, обратиться мыслями к приему, который она давала в честь помолвки дочери. Он обещал стать великолепным торжеством, следовавшим за званым обедом, на который она пригласила столько родственников Рокхилла, сколько могла усадить за свой стол. Поскольку они были невероятно многочисленны, она предвкушала, что ее дом будет набит до отказа, - такое положение дел радовало, хотя не могло вполне вознаградить ее за то, что она называла собранием странного рода.
      - Потому что, как ты знаешь, самые главные гости - это родители жениха, но у Рокхилла таковых конечно же нет, и, когда человек считает себя главой семейства Эджкоттов, нелепо полагать, что он прибегнет к помощи своего дяди Обри. И должна сказать, Дженни, хотя я и отдаю должное его сестре Уорлинг-Хем и признаю, что она написала Джулии очень милое письмо, она значительно старше меня, и это еще одно обстоятельство, которое не может мне слишком нравиться!