Джорджетт ХЕЙЕР
      СМЯТЕНИЕ ЧУВСТВ
      ТОМ 2
      Глава 14
      Три дня спустя, как раз когда Адам втыкал, булавку в складки своего галстука, его заставили оторваться от этого занятия звуки, безошибочно возвестившие о приезде его сестры. За трелями звонка у парадной двери, сопровождаемыми энергичным постукиванием молоточка, вскоре последовали торопливые шаги по лестнице, и веселый голос Лидии позвал:
      - Адам, Дженни!
      Он улыбнулся и вышел на лестничную площадку в одной жилетке.
      - Ах, Адам, ну разве не замечательно! Вот и я! - воскликнула Лидия, бросаясь ему на грудь. - Мистер Шоли привез меня - да еще с таким шиком! А, Дженни, вот и ты! Я считаю, что твой папа - самый добрый человек на свете! Мистер Шоли, мистер Шоли, проходите, прошу вас! Они оба здесь!
      Освободившись от объятий, которые причинили непоправимый урон, его только что завязанному галстуку, Адам подтвердил, приглашение, сказав, глядя поверх перил:
      - Да, проходите наверх, сэр, если у вас осталось достаточно сил после дня, проведенного в такой крикливой компании! Как поживаете, сэр? Я очень вам признателен!
      Мистер Шоли, грузно взобравшись по последнему лестничному пролету, схватил протянутую Адамом руку и ответил, расплывшись в широкой улыбке:
      - Да, я это знал!. Ну, Дженни, как видишь, я привез тебе Лидию в целости и сохранности, и, конечно, пока она в твоем доме, скучать тебе не придется!
      А теперь, когда я вижу ее в твоих надежных руках, я поеду.
      - Ради Бога, вы хотите нанести нам смертельную обиду! - сказал Адам. Или вам представляется, что Дженни ведет хозяйство с такой скупостью, что приезд всего лишь пары неожиданных гостей причинит ей хлопоты? Плохо вы ее знаете!
      - Я ведь вам говорила! - торжествующе вставила Лидия.
      - Но к вам, очевидно, придут гости. Нет, я не останусь! - решительно настаивал мистер Шоли.
      - Нет, папа, не придут - разве что мы собирались поехать позднее на собрание к леди Каслри, но нам не обязательно ехать, правда, Адам?
      - Обязательно, но до этого у нас есть еще несколько часов. Не пройдете ли в мою гардеробную, сэр, пока я закончу одеваться? Кинвер, принеси шерри!
      - Нет, я не могу сесть обедать с вами таким грязным!
      - Хорошенькое дело - сказать так, когда мы договорились, что вы поведете меня обедать в отель, если здесь мы никого не застанем дома! возмущенно перебила его Лидия. - Вы не говорили, что не можете сидеть таким грязным, когда речь шла только обо мне!
      В восторге от того, что его переспорили, мистер Шоли отправился вместе с Адамом в его комнату, посмеиваясь и качая головой:
      - Никогда еще не встречал такой бойкой кокетки! Даже и не знаю, когда мне еще так нравилась девушка, и это факт!
      - Я рад. Я и сам очень к ней привязан, но, сознаюсь, я опасался, что вам она может показаться несколько утомительной!
      - Нужно нечто большее, чем мисс Лидия, чтобы утомить Джонатана Шоли. До чего же она звонкая! Вы не представляете, как быстро пролетело время! Да и усаживать ее за еду - настоящее удовольствие! Она не из тех, кто просит чай и тост, когда вы буквально из кожи вон лезете и заказываете кушанья по своему разумению, чтобы ей угодить! Да, мы остановились перекусить в "Павлине", и пусть это шайка грабителей, но я вот что о них скажу: стол они для нас накрыли вполне сносно, потому что я заказал еду заранее, и, конечно, отдельный кабинет тоже, о чем сказал ее светлости специально, чтобы ее успокоить. "Не нужно бояться, я не допущу, чтобы мисс Лидия сидела в обычной кофейне, - сказал я, - ни один нахальный молодой хлыщ не будет сверлить ее глазами, пока за нее отвечает Джонатан Шоли. О ней будут заботиться так, будто она моя собственная дочь". И тут уж не скажешь лучше. А что именно так все и было, надеюсь, мне нет нужды вам говорить.
      - Конечно нет! Вам.., вам было трудно уговорить мою мать?
      - О нет! - снисходительно ответил мистер Шоли. - Только учтите, это не значит, что она не выдвинула множество пустяковых возражений; но это была не более чем пустая женская болтовня - не сочтите за неуважение к ее светлости! - и вскоре все устроилось. "Да не беспокойтесь вы, мэм, что она будет мне в тягость! - сказал я. - Потому что не будет. А насчет того, что она не готова ехать в Лондон, ручаюсь: она будет готова через пять минут, если захочет. Так что, - говорю, - я поеду к "Христофору", где остановился, а прямо с утра заеду за мисс Лидией". И тут уж нечего было сказать, потому что она видела: на "нет" я не соглашусь.
      Этот рассказ затем дополнила Лидия, которая сказала, что каким бы несветским ни был мистер Шоли, но, на ее взгляд, он - чудесный человек.
      - Адам, он раскатал маму словно тесто! Такого еще никогда не случалось! Хотя я должна признать, что помогли омары.
      - Омары? - вставил глубоко заинтересованный Адам.
      - О, он захватил пару живых омаров из Бристоля и банку имбиря - маме в подарок! Они лежали в сетке, и один омар все норовил вылезти наружу. Ну, ты знаешь нашу маму, Адам! Она не могла глаз от него отвести, что сильно ее отвлекало. А потом мистер Шоли починил ручку двери в гостиной. Это было очень хлопотно, но он сказал, что может привести ее в порядок в мгновение ока, если у нас есть отвертка. Конечно, у нас ее не оказалось, - я подумала, это что-то вроде стамески, - но он сказал, что, скорее всего, у нас есть что-нибудь другое, что тоже подойдет, и отправился в кухню посмотреть, не найдется ли там чего-нибудь подходящего. - Она хихикнула. Видели бы вы лицо мамы! Особенно когда он вернулся и пожурил ее за дымовую заслонку. Он сказал, что ей совсем не правильно пользовались, и подробно рассказал, как это нужно делать. У меня просто в боку закололо, потому что бедная мама не имела ни малейшего понятия, о чем он говорит! И вот что я скажу: она вела себя прекрасно и даже пригласила его остаться пообедать с нами, что было действительно благородно с ее стороны! Однако он не остался, сказав, что приехал не для того, чтобы причинять ей неудобства, и заказал свой обед у "Христофора". И хотя она повторила, что ничто не заставит ее отпустить меня с ним, она все-таки отпустила меня, потому что была убеждена, что, если ей придется снова с ним увидеться, у нее случится один из ее тяжелейших приступов!
      - Вот это сцена! - сказал Адам, словно завороженный." - А меня там не было! Вот досада! Ну до чего обидно!
      Лидия хмыкнула:
      - Да, но, пожалуй, наверное, будь ты там, ты не получил бы такого удовольствия, поскольку ты более чувствителен, чем я, и тебе не нравится, что мама неприязненно относится к мистеру Шоли. Что касается меня, так он мне нравится, и мне совершенно безразлично, что он смешной; более того, мы стали ,с ним лучшими друзьями, и он собирается взять меня в Сити и показать там все главные достопримечательности и то, как чеканят монету в Тауэре, и вообще все!
      Скоро стало видно, что это не было пустым хвастовством. Мистер Шоли не только выполнил свое обещание, но стал наведываться в дом Линтонов чаще и всегда с каким-нибудь предложением, как развлечь Лидию. Ему казалось величайшим вздором, что она не может ездить на приемы со своим братом и сестрой, и его так и подмывало устроить Дженни нагоняй за то, что та сразу не представила ее в свете.
      - Да я бы с удовольствием, - ответила дочь, - но у меня для этого нет разрешения леди Линтон, как я тебе уже десять раз говорила, папа! Ведь ты не допустишь, чтобы я повела себя столь неподобающим образом и сделала это по своей воле, - ведь ты знаешь, что не допустишь!
      - Если бы только мне пришла в голову мысль поговорить об этом с ее светлостью! - сожалел мистер Шоли. - Я не сомневаюсь, что уговорил бы ее. А если бы я знал, что мисс Лидии придется сидеть как неприкаянной, пока вы с его светлостью разъезжаете по всяким пышным приемам... Я вот что тебе скажу, девочка, мы с тобой поедем в Сити посмотреть на иллюминацию, а после поужинаем на пьяцце <Пьяцца - базарная площадь>! Это, конечно, если его светлость согласится!
      - Конечно он согласится! - объявила Лидия, в восторге от этой затеи. И мне это нравится больше всего остального!
      - Да, но только если Адам скажет, что тебе можно поехать, - твердо сказала Дженни, совершенно уверенная, что он одобрит прогулку своей сестры по городу с ее родителем.
      Однако, когда она сообщила ему об этом деле, тот лишь сказал:
      - Как любезно со стороны твоего отца! Нет, я совсем не против - если он действительно хочет ее взять и не сочтет это скучным для себя, - О, об этом не может быть и речи! - ответила она. - Он говорит, что покатать ее для него одно удовольствие. - И задумчиво добавила:
      - Пожалуй, Лидия - именно такая девушка, какую он хотел бы иметь своей дочерью. В ней столько жизнерадостности, озорства, да к тому же она ужасная проказница!
      - Что касается меня, я думаю, он вполне доволен своей собственной дочерью!
      - Я знаю, что он нежно любит меня, но нельзя отрицать, что я зачастую жестоко его разочаровываю. Ну, с этим ничего не поделаешь, но мне очень хотелось бы быть хорошенькой, и живой, и занятной!
      - А мне - нет, если живость означает то, что я вкладываю в это понятие. А что касается занятности, то, поверь, я считаю тебя очень занятной, Дженни!
      - Это вежливо с твоей стороны, но ты имеешь в виду, что считаешь меня комичной - но ведь это совсем другое! - возразила она. - Наверное, ты не станешь возражать, чтобы я как-нибудь свозила Лидию на Рассел-сквер? Она хочет видеть казака, который стоит у дома мистера Лоуренса всякий раз, когда царь едет туда позировать для портрета. А ты сам когда-нибудь видел? И зачем только папа рассказал ей об этом? Знаешь, Баттербанк дружен с человеком Лоуренса и потому может предупредить папу, когда ожидается приезд царя. Мне самой как-то нет никакого дела до него, и до короля Пруссии тоже, хотя, должна признать, он очень красив, несмотря на то что выглядит таким унылым. И конечно же я не виню его в этом, - добавила она, - ведь того, что он и, прочие из них шагу не могут ступить, не собрав толпу зевак, достаточно, чтобы любого повергнуть в уныние!
      - Не дай Лидии уговорить тебя ехать на Рассел-сквер, если тебе это не интересно! - сказал Адам. - В конце концов, она увидит иностранцев в опере.
      - Она не увидит там казаков. Если уж на то пошло, она и королей с принцами не разглядит как следует, потому что наша ложа - по ту же сторону, что и королевская. И все-таки, думаю, там будет на что посмотреть.
      Она говорила в большей степени пророчески, чем даже сама подозревала: взору Лидии открылось гораздо больше, чем это можно было предвидеть. Обзор ложи регента, с царем по одну руку и королем Пруссии по другую и свитой из иностранной знати, скучившейся позади них, был весьма ограничен, зато ложа Линтонов была выгодно расположена для каждого, кто жаждал увидеть принцессу Уэльскую.
      Ее исключили из участников королевских торжеств, но она отомстила регенту, ворвавшись в ложу, как раз напротив него, пока пели "Боже, храни короля!". Она была одета в черный бархат, с черным париком на голове, поддерживавшим алмазную тиару, и демонстрировала такую потрясающую фигуру, что привлекла внимание почти всех, за исключением своего принадлежавшего к королевской семье супруга.
      Гимн закончился; и, когда Грассини, выводившая его своим богатым контральто, сделала низкий реверанс в сторону королевской ложи, в партере разразился шквал аплодисментов. Он предназначался именно принцессе, но та уселась на свое место, никак не отреагировав, лишь криво усмехнувшись и сказав что-то человеку из свиты.
      А регент тем временем аплодировал Грассини; продолжительное хлопанье заставило его обернуться и отвесить грациозный поклон - но кланялся ли он публике или своей жене, неизвестно, этот вопрос был самым обсуждаемым, но так никогда и не разрешенным.
      Как бы там ни было, Лидии показалось, что это редкостная удача, когда нечто настолько потрясающее случилось на первом же публичном торжестве, где ей довелось присутствовать; и это заставило ее забыть о том, что вечер начался не совсем так приятно, как хотелось.
      Дженни купила по такому случаю для Лидии палантин из лебяжьего пуха и убедила ее надеть жемчуг, который леди Нассинггон объявила слишком крупным для ее собственной шеи. Но когда Адам увидел свою сестру в этом украшении, он довольно резко сказал:
      - Где ты взяла ожерелье? Наверняка это дала Дженни?
      - Да, она одолжила его мне только на сегодняшний вечер. Очень любезно с ее стороны, не правда ли? Его лицо окаменело, но он вежливо ответил:
      - Очень любезно с ее стороны, но я предпочел бы, чтобы ты от него отказалась. Видишь ли, оно стоит целое состояние, и, я уверен, мама сказала бы, что это не подходящая вещь для девушки твоего возраста!
      - Нет, не сказала бы! Она говорит, что жемчуг - единственное украшение, которое могут позволить себе надеть молоденькие девушки! И я обещаю быть очень осторожной...
      - У тебя нет собственного ожерелья? - перебил он.
      - Есть, но это обычная дешевая побрякушка! Если Дженни решила одолжить мне свой жемчуг, я не понимаю, почему ты должен быть против! - с трудом скрывая возмущение, сказала Лидия.
      Дженни положила ладонь на ее руку и каким-то сдавленным голосом примирительно сказала:
      - Возможно, это и не совсем то, что нужно. Полагаю, твой собственный хрусталь подойдет больше - в конце концов, он очень мил! Скорее поднимайся наверх и поменяй ожерелье, пока не приехал Броу! Пожалуйста!
      Лидия внезапно уловила напряженность в голосе Дженни и, переведя взгляд с брата на нее, увидела, что лицо молодой женщины сильно покраснело. Увлекаемая за руку, Лидия вышла из комнаты вместе с ней, но, едва притворилась дверь, спросила:
      - Но.., но почему?
      Дженни покачала головой и поспешила вверх по лестнице.
      - Мне не нужно было.., он совершенно прав: ты слишком молода!
      - Но с чего он так разошелся? Это совсем на него не похоже!
      Дженни взяла у нее жемчуг и отвернулась, чтобы убрать его в свою шкатулку для драгоценностей.
      - Он разозлился не на тебя. Не обращай внимания!
      - Тогда он разозлился на тебя? Но что ты такого сделала, Дженни, скажи на милость?
      - Просто ему не понравилось, когда он увидел, что ты надела мой жемчуг. Это было глупо с моей стороны! Я забыла.., мне не пришло в голову... - Она осеклась и через силу улыбнулась. - Ты готова? Пойдем вниз.
      - Ты хочешь сказать, ему не нравится, что я надела жемчуг, который мне не принадлежит? - спросила Лидия. - Но я часто надевала побрякушки Шарлотты!
      - Это другое дело, Адам очень щепетилен - я это не могу объяснить! Когда человек богат, он должен быть очень тактичным, чтобы не.., не выставлять богатство напоказ! Ну, было бы просто вульгарно так поступить! У меня и в мыслях не было подобного, но так уж оно получилось, когда я буквально навязала тебе свой жемчуг!
      - Это было исключительно любезно с твоей стороны! - сказала Лидия. По-сестрински! Вроде того как купить этот палантин для меня! Думаю, против него-то Адам не станет возражать?
      - О, не говори ему! - взмолилась Дженни. - В конце концов, это сущий пустяк, но... Послушай, это не молоточек? Нам нужно спускаться вниз. Я велела подавать обед, как только приедет Броу, потому что не годится опаздывать в оперу.
      Она вышла из комнаты, положив конец обсуждению, но Лидии нечего было сказать. Занавес приподнялся, позволяя ей заглянуть за кулисы того, что ей, по простодушию, казалось жизнью замечательной. Ей, слишком молодой, чтобы заглядывать глубже того, что лежит на поверхности, прежде не приходило в голову, что два человека, которые являют миру зрелище умиротворенного блаженства, могут быть не настолько счастливы, насколько это кажется. Это был не первый случай, когда она заметила нечто обескураживающее в отношениях брата с женой, но в предыдущий раз Адам отошел столь быстро, что вскоре она забыла инцидент. Казалось, они с Дженни так легко ладят друг с другом, что она не задавалась вопросом, есть ли какие-то скрытые течения в этих спокойных водах. Для семнадцатилетней сестры Адама было почти невозможно помыслить, что он по-прежнему любит Джулию.
      Лидия спускалась в гостиную в состоянии смятения. В лице Адама было нечто большее, чем гнев, когда он увидел, что она надела жемчуга Дженни, в его взгляде сквозило отвращение; Дженни, уловив это, была обижена.
      Между Адамом и Дженни не могло быть никакого сравнения; но тем не менее было немилосердно с его стороны причинять боль Дженни, которая не хотела его обидеть.
      Войдя в гостиную, Лидия с облегчением увидела, что брат тепло улыбается жене. Возможно, она слишком вдавалась в тонкости происшедшего; возможно, Адам и в самом деле считал, что жемчужины слишком роскошны для девушки.
      Если бы она только знала, как глубоко он переживает из-за того, что позволил своему отвращению взять верх над выдержкой! Воспользовавшись возможностью, подвернувшейся ему благодаря тому, что Лидия была занята с Броу, он подошел к Дженни и, понизив голос, сказал:
      - Спасибо тебе! Я бы и минуты не провел спокойно, если бы ты не убедила ее снять эту вещь! Какое безрассудство - одалживать свой жемчуг моей сорвиголове-сестре!
      Она ответила вымученной улыбкой. У него возникло искушение оставить эту тему, но у нее был тот остановившийся взгляд, который всегда свидетельствовал о том, что она расстроена. Как низко, бестактно было обижать ее, с раскаянием думал он, когда она не желала ничего, кроме добра!
      - Более того, не пристало девушке в обстоятельствах Лидии расхаживать с целым состоянием на шее.
      Напряжение в ее лице стало почти незаметным, она тихо сказала:
      - Да, ты прав! Я не приняла во внимание.., я думала лишь о том, как ей пойдет это ожерелье. Мне очень жаль!
      - Конечно оно ей к лицу! Бедная Лидия! Как не хочется, чтобы она меня невзлюбила!
      Дженни засмеялась, и Лидия, услышав ее смех, тут же простила Адама. Вероятно, у женатых людей случаются размолвки; так или иначе, все снова вошло в колею, раз Дженни безмятежна, как обычно, и Адам в прекраснейшем расположении духа. Лидия отправилась обедать с ощущением, что в конечном счете вечеринка удастся, - так и случилось на самом деле. И никаких признаков непонимания, между Дженни и Адамом тоже больше не было' заметно, так что вскоре Лидия выбросила этот инцидент из головы и подумала вместо этого о разных волнующих событиях, ожидающих ее в ближайшие дни.
      Самым интересным из них, по мнению Дженни, должна была стать процессия союзных монархов в Гайд-холле; для нее все прочее уже не имело значения рядом с позолоченной по краям открыткой, приглашавшей лорда и леди Линтон присутствовать на званом вечере в Карлтон-Хаус во вторник, двадцать первого июля, и удостоиться чести увидеться с ее величеством королевой. По ее получении первой мыслью Дженни была мысль о розыгрыше; а второй сожаление, что Лидия не сможет присутствовать на этом торжестве. И она была в высшей степени изумлена, узнав, что у Лидии нет особого желания присутствовать в Гайдхолле, и шокирована, обнаружив, что регент, на взгляд Лидии, - всего лишь старый, растолстевший, провонявший духами мужчина, к тому же передвигающийся со скрипом. Он приезжал в Фонтли, когда она была еще совсем маленькой девочкой, и ей пришлось стерпеть, когда он ущипнул ее за щеку и назвал дорогушей. "А королева - чванливая старая перечница, озорно сказала она. - Поэтому глядеть на процессию будет куда более приятным развлечением!"
      Помимо четверых Оверсли и Броу, Дженни пригласила мистера и миссис Асселбай поехать с ними взглянуть на это событие. Адам был убежден, что некоторые из гостей не успеют приехать до того, как Стрэнд закроют для экипажей; но он обнаружил, что недооценил организаторские способности Дженни, Она пригласила всех гостей принять участие в раннем завтраке на Гросвенор-стрит, сказав, что недаром годами собирала гостей, чтобы посмотреть на парады лорд-мэра <Парад лорд-мэра - пышная процессия в день вступления лорд-мэра в должность.>, и умеет устраивать подобные вещи.
      - Я убеждена: если ты приглашаешь на парад, нужно собрать всех вместе и отвезти туда, чтобы избежать лишних волнений из-за того, что кто-то из гостей прибудет не вовремя.
      Благодаря такой предусмотрительности, все прошло гладко: гости собрались в доме Линтонов к завтраку, а потом отправились на Стрэнд в трех экипажах. Они добрались до места без особых приключений, и, хотя день только начинался, улица быстро заполнялась зеваками. Организовали стойловое содержание; но время, необходимое на то, чтобы после прохождения процессий толпы, собравшиеся на дороге, рассеялись и экипажи могли проехать, стало проблемой, побудившей лорда Оверсли грустно заметить Адаму, что им еще повезет, если они попадут домой к обеду.
      Мистер Шоли, со своей обычной щедростью, снял целое здание, чтобы разместить компанию; и, помимо того, что заказал большой и разнообразный полдник у "Гюнтера" с несколькими ящиками лучшего шампанского, послал Баттербанка с двумя подчиненными в ливреях дожидаться компанию. Леди Оверсли была так же ошеломлена, как и миссис Асселбай, тем, что ее встретили два лакея, но, когда ее провели вверх по лестнице на первый этаж и она увидела, что, помимо скамей, установленных у окон, комната была обставлена несколькими удобными креслами, она с легкостью смогла простить эту показную роскошь. Для Адама это оказалось труднее, но он и бровью не повел, не выдав, что эти пышные приготовления сделаны без его ведома или одобрения. Супруги Асселбай, может быть, и обменялись многозначительными взглядами, но Чарльз Оверсли, забыв про безразличие, приличествующее воспитанному молодому человеку, воскликнул, когда его взгляд упал на стол, уставленный пирогами, паштетами, каплунами, глазированной ветчиной, фруктами, кремами и желе, которым не было числа:
      - Ей-богу! Это нечто!
      Оставалось скоротать несколько часов, пока не станет видна голова процессии, но время пролетело гораздо быстрее, чем ожидали наиболее пессимистично настроенные члены компании. Леди Оверсли наслаждалась приятной беседой с Дженни; лорд Оверсли заснул за "Морнинг пост"; а остальная компания собралась у двух окон, обсуждая такую животрепещущую тему, как разрыв помолвки принцессы Шарлотты, одновременно забавляясь разглядыванием толпы на улице и заключая пари насчет того, кто из женщин, оказавшихся в их поле зрения, следующей упадет в обморок.
      Поскольку Броу посвятил себя Лидии, элементарная вежливость обязывала Адама сесть возле Джулии, и леди Оверсли, не раз опасливо поглядывавшей в их сторону, очень хотелось знать, о чем молодые люди говорят друг с другом. Едва ли она успокоилась бы, сумев подслушать их беседу, потому что случайная встреча привела к обмену воспоминаниями, которые она сочла бы весьма опасными. Вспомнив о визитах в Фонтли, Джулия вздохнула:
      - Наверное, там теперь все поменялось.
      - Там ничего не поменялось, - ответил Адам.
      - Я рада. Твоя мама, случалось, сетовала, что поместье обветшало, но все равно оно было такое красивое! Я любила его и горевала бы, если увидела, что его отремонтировали. - Она подняла глаза на Адама. - Это приятно - быть очень богатым?
      - Я не очень богат.
      - Нет? Ну, может быть, это Дженни богата, но у тебя роскошная жизнь, ведь так? Приятно, наверное, иметь все, что хочешь.
      Он какой-то миг пристально смотрел на нее и в конце концов сказал довольно ровным тоном:
      - Полагаю, что да, если бы это было возможно. Джулия снова подняла глаза на Адама, и он увидел в них слезы.
      - Все, что можно купить. Говорят, счастье можно купить. Я так не думала, но теперь не знаю... Ты счастлив, Адам?
      - Как ты можешь задавать мне такой вопрос? - сказал он. - Ты наверняка знаешь... - Он умолк и отвернулся.
      - И все же я хочу знать. Ты выглядишь счастливым. Мне интересно, а что, если... - Она осеклась, чуть наморщив лоб. - Я и сама, может быть, скоро выйду замуж, - внезапно сообщила она. - Как ты к этому отнесешься?
      Ему словно ножом по сердцу резанули, но он сдержался и спокойно ответил:
      - Мне хотелось бы, чтобы ты была очень счастлива. Нам ничего не остается, как пожелать друг другу добра, не так ли? А кто он., или.., я не должен спрашивать?
      - Почему? Это, конечно, Рокхилл.
      - Рокхилл? - недоверчиво переспросил Адам. - Ты ведь это не всерьез? Мужчина преклонных лет... Да он тебе в отцы годится, более того, тот, который... Нет, ты шутишь!
      Она довольно грустно улыбнулась:
      - Если ты смог жениться на деньгах, так почему я не могу выйти за солидного человека?
      - Это совсем другое дело! Ты знаешь, почему я... - Он заставил замолчать себя.
      - О да, я знаю! Но не подумал ли ты, что я влюблена? Мог ты так подумать?
      - Не нужно, Джулия! Но... О Господи, я не знаю! Ведь все чувства восстают против...
      - Вот как? Все чувства восставали во мне в свое время, но я не говорила тебе этого.
      Он ничего не смог ответить ей на это, и она сказала, немного смягчив тон:
      - Ну да Бог с ним, с Рокхиллом! Я хочу попробовать быть немножко счастливой. Знаешь, он чудесный, и когда я с ним, то чувствую себя.., спокойно! Нет, это не совсем точно - я не могу объяснить! Но он любит меня, а я должна быть любима! Я не могу жить, если меня не любят!
      Их разговор прервали. Мистер Оверсли воскликнул, что ему даже на расстоянии уже слышны приветственные возгласы, и попросил родителей немедленно подойти к окну. Тут уже все пришло в движение, всеобщее внимание было отвлечено, и у Адама появилось время совладать с собой. Пока он выполнял свои обязанности, удобнее размещая гостей у окон, никто не догадался, что за его улыбкой и внешним спокойствием бушует буря. Слова Джулии словно удар кинжала; он вздрагивал при воспоминании о них и, ошеломленный, в сплаве ярости, ревности и безнадежного желания улавливал чувство обиды. Его остро пронзила мысль, что она может без него обойтись. Но в тот же миг она исчезла, уступив место раскаянию и мучительной жалости. Хотя Адам стал жертвой обстоятельств собственной жизни, он был и виновником ее несчастья, а в том, что она несчастна, ему сомневаться не приходилось. Она произнесла последние слова шепотом, но почти рыдая, и на ее хорошеньком личике было выражение безумного отчаяния.
      - Вот они! - Голос Лидии прервал его грустные размышления. - Ах, до чего шикарно! Адам, кто это такие? Какой полк?
      Брат стоял позади нее и наклонился вперед, чтобы посмотреть вниз, на эскорт.
      - Легкие драгуны, - сказал он, добавив, когда разглядел светло-желтые галуны на голубой униформе. - Одиннадцатый - "Собиратели вишни"!
      Она потребовала было объяснить, как это понимать, но умокла, когда первый из семи экипажей, везущий придворную свиту регента, проследовал за эскортом. Броу оказался более сведущим, чем Адам, который на все смотрел рассеянно. Миссис Асселбай была совершенно уверена, что среди иностранных генералов узнала генерала Платова, но после спора призналась, что она, должно быть, ошиблась, поскольку царская процессия, едущая из отеля "Палтни", должна была следовать за регентской.
      Государственные экипажи, везущие королевских герцогов, последовали за генералами. Адам посмотрел в другое окно, чтобы убедиться, что всем хорошо видно. Взгляд его нечаянно упал на лицо жены. Она стояла, как и он, позади гостей и никогда еще не выглядела такой некрасивой, невзрачной. На ее скулах пятнами алел румянец, но остальное лицо было землистого цвета. "Смахивает на ведьму!" - подумал он и отвернулся, не в силах вынести сравнения жены с Джулией, сидевшей рядом с ней.
      Проехали карета спикера и кареты, везущие членов кабинета. Далее прошли части конных гвардейцев, предваряющие чиновников регента и иностранные свиты. Во время медленного прохождения этих карет незначительное движение справа заставило Адама повернуть голову как раз в то время, когда Дженни незаметно выходила из комнаты, прижав к губам платок. Он поколебался, потом, вспомнив, что она несколько раз в течение дня казалась ему безумно уставшей, тихонько отошел от гостей и последовал за ней.
      Она ушла в заднюю гостиную и там опустилась в кресло. Когда он вошел, Дженни подняла на Адама глаза, отняла платок от губ и еле слышно проговорила:
      - Это пустяки - мне сейчас станет лучше. Прошу тебя, возвращайся обратно! Ничего никому про это не говори!
      Он прикрыл за собой дверь, глядя на нее с тревогой.
      - Ты больна, Дженни, - что с тобой?
      - Мне просто стало нехорошо от жары. Ах, возвращайся, пожалуйста, обратно! Я приду через минуту.
      - Я спрошу, нет ли у леди Оверсли нюхательной соли. Я знаю, что ты ее не носишь с собой!
      - Нет! Она мне не нужна, но, главное, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал...
      - Но...
      Ее грудь всколыхнулась.
      - Я не упаду в обморок. Меня просто тошнит! Это прозаическое признание заставило его невольно улыбнуться, но он искренне посочувствовал:
      - Ах ты, моя бедняжка!
      - Пустяки! - повторила она.
      Он вернулся обратно, чтобы достать из ведерка со льдом бутылку шампанского. Внимание почти всех гостей по-прежнему было обращено к окнам, а в данный момент - к лошадям, везущим парадный экипаж регента, но леди Оверсли обернулась, когда Адам вошел в комнату, и подошла к нему, зашептав:
      - Дженни нехорошо? Мне сходить к ней? Он ответил приглушенным голосом:
      - Просто ей стало дурно от жары. Не придавайте этому значения! Ей будет невыносимо, если кто-нибудь узнает об этом и станет беспокоиться.
      Она оценила эту чуткость:
      - Конечно. Скажи, что она может положиться на меня: если кто-то хватится ее, я переведу разговор на другую тему. Возьми мою соль! А если я тебе понадоблюсь, позови!
      Он вернулся в гостиную. Дженни с закрытыми глазами откинулась на спинку кресла, но открыла их, когда он поднес к ее носу флакон с нюхательной солью, и сердито сказала:
      - Где ты это взял? Я ведь нарочно попросила тебя никому не говорить!
      - Перестань на меня бросаться, маленькая фурия! Я взял это у леди Оверсли и всего лишь сказал ей, что тебе стало дурно от жары. Мне пришлось это сделать, потому что она видела, как ты выскользнула за дверь.
      Она успокоилась и взяла у него флакон с нюхательной солью, фыркая и раздраженно говоря:
      - Какая чушь! Я изнываю над флаконом нюхательной соли! О, не открывай это шампанское, я не хочу его! Мне стало лучше, и совсем не стоит беспокоиться по этому поводу!