– Войдите! – Ему наконец-то удалось так загнуть края шейного платка, что даже сам король красоты вряд ли сделал бы это лучше.

Вошел лакей и объявил, что прибыли адмирал и мистер Тэвернеры. Перегрин весь сосредоточился на том, чтобы сделать еще несколько складок на своем шейном платке. Для этого он все ниже и ниже опускал подбородок.

На Перри слова лакея не произвели особого впечатления, но Джудит среагировала на них мгновенно. Она вскочила с места:

– Перри, милый! Ну давай же быстрее! Ведь приехал кузен. Пожалуйста, попросите адмирала минуточку подождать, Перкинз. Мы уже идем. А миссис Скэттергуд внизу? А, ну тогда все в порядке – она все уладит. Перри, да кончишь ли ты когда-нибудь эту возню?

К этому времени высоту галстука уже удалось довести до нормальных размеров, Перегрин очень старательно изучил его в зеркале и попробовал пальцем поправить одну из складок. После этого он угрюмо сообщил, что так, пожалуй, сгодится. Правда, и теперь галстук слишком упирался ему в подбородок, отчего повернуть голову вправо, или влево можно было лишь на один-два дюйма. Но Перри заверил сестру, что так должно быть всегда.

После этого надо было надеть на Перри его новый фрак – элегантный, синий, сделанный по совету портного из прекрасной ткани от Бата с длинными фалдами и серебряными пуговицами.

Фрак был таким тесным, что пришлось позвать лакея, чтобы помочь Перри его натянуть. В какой-то момент показалось, что даже при совместных усилиях этих двух достаточно крепких мужчин влезть во фрак Перри все-таки не удастся. Но, после нескольких минут отчаяния, они одержали верх. Перегрин слегка вспотел. Повернувшись к сестре, он с гордостью спросил, как выглядит теперь.

Глаза Джудит смеялись, но она заверила Перри, что выглядит он так, как надо. Если бы на месте брата был кто угодно другой, она безо всяких церемоний высмеяла бы этот до абсурдности дурацкий фрак, чудовищный галстук, немыслимо обтягивающие панталоны. Но ведь это был Перри, ее Любимчик, а ему разрешалось одеваться, как ему самому угодно, хоть по самой последней щегольской моде. Тем не менее, Джудит все-таки заметила брату, что его золотые локоны в большом беспорядке. Перри возразил, что это беспорядок, специально задуман, он потратил на него по меньшей мере полчаса. После таких объяснений Джудит молча взяла брата под руку и повела его в гостиную на первом этаже.

Там они застали миссис Скэттергуд. Она восседала в роли наперсницы Джудит рядом с плотным седоватым джентльменом.

Мисс Тэвернер без труда узнала брата своего умершего отца. Мистер Бернард Тэвернер занимал кресло напротив. Когда открыли дверь Перри и Джудит, он тут же вскочил и поклонился. На его лице появилась теплая улыбка; взгляд его выражал одобрение, даже восхищение. Джудит была очень рада, что утром надела именно это бледно-желтое муслиновое платье с кружевами и новые лайковые туфли небесно-голубого цвета.

Адмирал тяжело поднялся с кушетки и подошел к ним, протянув обе руки. Его багровое лицо выражало явное удовольствие.

– Наконец-то! – воскликнул он. – Моя крошка-племянница! Отлично, моя девочка! Отлично!

Джудит вдруг испугалась, что он собирается ее поцеловать. А отнестись к этому спокойно она никак не смогла бы, потому что от дядюшки сильно несло перегаром. Мисс Тэвернер решительно протянула адмиралу руку, которую, после некоторого замешательства, он крепко сжал в своих руках.

– Итак, вы – дочка бедолаги Джона, – произнес он, прерывисто вздыхая. – Ах, это было весьма печально, весьма! За всю мою жизнь ничто меня так не потрясло!

Брови Джудит слегка сблизились на переносице. Она поклонилась и забрала из рук дяди свою руку. Ей трудно было поверить в его искренность. Тем не менее, Джудит оказывала ему то почтение, которое требовалось при их родстве. Но в душе у нее дядюшка симпатий не вызывал. Поэтому она только сказала:

– Мой брат Перегрин, сэр!

Дядя и племянник обменялись рукопожатиями. Потом адмирал хлопнул Перри по плечу и заметил, что наверняка тот прибыл в Лондон, чтобы покрасоваться, за что дядя его вовсе не винит, но умоляет быть осторожней при выборе друзей и компании, а то ведь, не приведи Господь, обдерут как липку и останешься ни с чем. Все это было сказано очень весело. А Перегрин вежливо улыбался, хотя про себя клял старика на чем свет стоит.

Мистер Тэвернер подошел поближе к Джудит и пододвинул для нее кресло. Она поблагодарила, отметив, что сын ни в малейшей степени не одобряет поведение своего отца.

Потом мистер Тэвернер придвинул для себя высокий стул.

– Моей кузине нравится в Лондоне? – спросил он с улыбкой.

–Да, очень, – отвечала Джудит. – Хотя пока я мало что видела. Только несколько магазинов, да еще диких зверей в Экзетер Эксчейнд, куда меня вчера водил Перри.

Мистер Тэвернер засмеялся.

– Ну что ж, это совсем неплохо для начала. – Он взглянул на миссис Скэттергуд, которая прислушивалась к разговору между адмиралом и Перегрином.

Мистер Тэвернер понизил голос:

– Я вижу, теперь с вами будет жить знатная дама. Все так, как и должно быть. До сегодняшнего дня я не имел удовольствия встречаться с нею лично, но я о ней немного слышал от других. Думаю, она вполне справедливо пользуется большим влиянием. Вам повезло.

– Нам она очень нравится, – спокойно ответила Джудит.

– Я полагаю, Перегрин тоже не сидел без дела, – произнес мистер Тэвернер. И снова в его глазах засветился добрый огонек. – Вы не обидитесь за мое признание? Ведь с первого взгляда я даже не признал в нем того юношу, с которым встретился в Грэнтеме.

Теперь лукаво заблестели глаза у Джудит.

– А может быть, это относится к нам обоим, сэр?

– Отнюдь, – серьезно отвечал он. – Вас, кузина, я узнал бы всегда. – Тут он заметил, что его дергает за локоть адмирал, пытающийся обратить внимание Джудит на себя. Мистер Тэвернер тут же поднялся. – Прошу прощения, сэр. Вы что-то сказали?

– О сын мой! Ничуть не сомневаюсь, что тебе очень здесь нравится! – сказал адмирал и ткнул сына пальцем под ребро. – Я вот что говорил, сынок. Тысячу раз жаль, что наш Перри не служил в морском флоте. Вот там, действительно, настоящая жизнь для вас, молодых! Да, Бернард, это относится и к тебе тоже. С этой нынешней войной, знаете ли, любой неглупый молодой человек может сколотить себе на море целое состояние. Черт побери! Да будь я хоть на два десятка лет помоложе, ничто бы мне не доставило большей радости, чем командовать каким-нибудь отменным небольшим фрегатом! Но это лишь для молодых! А они нынче все сплошь такие робкие, что дальше, чем за милю, отъехать от города чертовски боятся.

– Ну право же, сэр, это совсем не так! – запротестовала миссис Скэттергуд. – Становится страшно, как подумаешь, что все офицеры отправились на этот ужасный полуостров! А вы тут еще говорите, что молодежь боится и шагу ступить из города! Я лично могла бы вам назвать, по крайней мере, с десяток очаровательных юношей, которые отправились на войну, и там их убили французы. У меня у самой есть молодой родственник. – Она повернулась к Джудит. – Это брат Ворта, знаете ли, Чарли Аудлей. Это такой чудесный, такой смелый юноша! Он как раз сейчас там.

– Ах, армия! Ну, армия в счет не идет, мадам, – возразил адмирал. – Скажете тоже, армия! Ну что они там, в армии, знают про войну, если ведут ее так? Им надо было быть вместе с нами, в нашей битве под Трафальгаром! Вот где шло настоящее сражение!

– Вы не можете говорить это всерьез, сэр, – вмешался сын адмирала. – И сухопутные войска вели весьма жестокие бои в Испании.

Мистер Тэвернер говорил тихо. Его глаза с явным неодобрением смотрели на отца. Адмирал несколько смутился и поспешил обратить все в шутку. Против этих парней, которые в армии, он, конечно же, ничего плохого сказать не может; он ничуть не сомневается, что они все – отличные ребята; единственное, что он имел в виду, что было бы лучше, если бы все они служили во флоте.

Судя по замечаниям адмирала, здравого смысла у него было маловато. Переводя взгляд с отца на сына, мисс Тэвернер заметила в глазах последнего выражение легкого презрения. И чтобы разрядить ситуацию, она повернулась к адмиралу и стала расспрашивать его о Трафальгарской битве.

Адмирал был ужасно этому рад. Он начал свое повествование, рассказывая только о своих личных подвигах в тот исторический день. При этом посыпалось столько ругательств и резких выражений, что всякий интерес у Джудит вскоре пропал. Ей хотелось услышать о лорде Нельсоне, который, естественно, был любимым героем ее юности. Единственной заслугой дядюшки, по ее мнению, было то, что он сам имел возможность лично разговаривать с этим великим человеком. Но заставить адмирала описать Нельсона подробно ей не удалось. Адмиралу Нельсон не понравился, и он не понимал, почему все так возносили этого лорда. Дядюшка совершенно не понимал, что находят в Нельсоне женщины: ведь это был такой тощий мужчина, даже взглянуть не на что, честное слово!

Мистер Тэвернер отошел с Перегрином к окну, и они стали обсуждать достоинства лошадей. Вошел слуга и что-то сообщил миссис Скэттергуд, которая тут же удалилась, произнося тысячу извинений и шелестя всеми своими газовыми оборками.

Едва за ней закрылась дверь, как адмирал внезапно направил разговор в совершенно другое русло. Пододвинув кресло поближе к Джудит, он прошептал:

– Я рад, что она ушла. Осмелюсь сказать, она, конечно же, очень хорошая, но уж слишком, бедняга, накрашена, верно? Знаете, милочка, все получилось очень нескладно. Кому захочется зависеть от постороннего человека! А этот малый, Ворт, – он и будет теперь распоряжаться вашими богатствами? Мне это совсем не нравится. Я слышал, что он картежник, а в кармане не очень-то густо! Никаких сомнений, что у вашего папаши, когда он составлял это свое завещание, было просто завихрение в мозгах. Осмелюсь сказать, он и впрямь был не в своем уме, да?

У мистера Тэвернера наверняка был исключительно хороший слух, потому что при этих словах адмирала он мгновенно повернулся к отцу и очень сурово на него взглянул. Не дав Джудит возможности возразить на эту реплику, что, естественно, она обязана была сделать, мистер Тэвернер уже пересек комнату и вежливо, но твердо произнес:

– Извините меня, сэр! Мне кажется, такого рода беседа не совсем приятна моей кузине. Джудит – можно мне осмелиться вас так называть? Я все это время пытаюсь уговорить Перегрина, чтобы он доставил мне удовольствие и сходил бы со мной на спектакль. Можно ли мне надеяться, что вы и миссис Скэттергуд тоже окажете мне эту честь? По-моему, в театре вы еще не были? – И он одарил Джудит сердечной улыбкой. – Можно мне испытать такую редкую радость и сопровождать вас на ваш первый спектакль? Куда же нам пойти? В Ковент Гардене – Кембл и госпожа Сиддонс; на Друри Лейн – Беннистер, если вам захочется посмотреть комедию. Вы только скажите, куда вам хочется?

Щеки Джудит вспыхнули от удовольствия. Она поблагодарила мистера Тэвернера и остановила свой выбор на трагедии, что привело в полный ужас Перри. Адмирал, не переставая, поздравлял сына с огромной удачей, выпавшей ему: его кузина – воистину красавица. В этот момент дверь открылась, и дворецкий оповестил о приезде мистера Ворта.

Мисс Тэвернер крайне удивилась. Она обменялась взглядом с Перри и стала быстро наставлять дворецкого, чтобы он передал Его Светлости их извинения, но принять его сейчас не могут. Однако ее слова запоздали: видимо, граф поднялся по лестнице вслед за слугой, потому что он появился в комнате в тот самый момент, когда Джудит давала слуге инструкции. Он, конечно же, слова Джудит слышал, но не подал и виду, разве что губы его слегка разомкнулись в улыбке. Холодным оценивающим взором окинув всю компанию, граф чуть поклонился и произнес своим тихим голосом, что ему повезло застать своих подопечных дома.

Джудит была вынуждена представить Ворту своего дядю и кузена.

Худшего времени для посещения графа было просто невозможно придумать. Джудит совершенно не беспокоило его мнение, но представлять ему адмирала все равно было чистым мучением. Она прекрасно понимала, что на лице Ворта скорее всего появится презрительное выражение. Но зато она с облегчением представит Ворту своего кузена: тут уж ей, по крайней мере, стыдиться будет нечего.

Последовал обмен любезностями. Граф справился со своей ролью в этом спектакле с большой легкостью и открытостью, что во многом упростило задачу мистера Тэвернера. Потом наступило молчание, прерывать которое граф, по-видимому, никак не собирался. Пока Джудит пыталась придумать, что бы такое сказать, моля Бога, чтобы скорее вернулась миссис Скэттергуд, заговорил ее кузен. Она не могла не признать, что у мистера Тэвернера врожденное чувство такта. Он мягко напомнил адмиралу, что им еще предстоит навестить соседей и что уже пора откланяться.

Позвонили в колокольчик; пришел лакей и проводил гостей к выходу. Через пару минут они уехали.

Граф все это время невозмутимо изучал Джудит в свой лорнет. Теперь, опустив его, он заметил:

– Я вижу, вы последовали моему совету, мисс Тэвернер. – Потом он оглядел всю комнату. – Этот дом вам нравится? Похоже, здесь намного лучше, чем обычно в меблированных домах.

– А вам доводилось бывать в этом доме раньше? – спросила Джудит.

– Насколько я помню, нет, – отвечал граф, приподнимая брови. – С какой стати?

– Я подумала, что именно вы…– Она не стала продолжать, рассердившись на себя за то, что и так уже сказала слишком много.

– О нет! – сообразил граф. – Этот дом выбрал Блэкедер. – Он повернулся к Перегрину, и на его лице появилось болезненное выражение. – Мой милый юноша! Вы, видимо, в стремлении быть модным стараетесь превзойти самого мистера Фитцджона и его компанию. А, может быть, это чудовищно торчащее вокруг вашей шеи сооружение, – просто результат неуклюжих усилий вашего слуги?

– Я спешил, – защитился Перегрин и, вопреки своему желанию, сильно покраснел.

– Тогда постарайтесь больше никогда не спешить. Галстуки за минуту не завязывают. Слышал, вы купили себе в конюшне Таттерсола скруттонскую кобылу.

– Купил, – согласился Перегрин.

– Я так и думал, – произнес граф.

Перегрин подозрительно на него взглянул, но посчитал за лучшее не выяснять смысла этого несколько загадочного высказывания.

Взор графа вновь обратился к Джудит, и он мягко сказал;

– Мне кажется, вам следовало бы предложить мне присесть.

У мисс Тэвернер задрожали губы: она не могла не оценить по достоинству методы воспитания, демонстрируемые Его Светлостью.

– Умоляю вас, присядьте, сэр!

– Благодарю вас, мисс Тэвернер. Но я не собираюсь задерживаться. Я заехал лишь на минутку, чтобы обсудить ваши с братом дела, – подчеркнуто вежливо произнес граф.

Все было настолько абсурдно, что Джудит была вынуждена засмеяться.

– Очень хорошо, сэр. Как я понимаю, со злосчастным завещанием моего отца ничего сделать нельзя?

– Как раз наоборот! – возразил Ворт. – Было бы лучше, если бы вы воспринимали меня более дружелюбно. Знаете, если этого не произойдет, вы только будете выглядеть смешной. – Джудит застыла. А граф засмеялся, протянул вперед руку и небрежным движением приподнял ее подбородок.

– Бедная красавица страдает! – сказал он. – А я-то надеялся, что вы улыбнетесь, больше ничего мне не нужно! – Он повернулся к Перегрину. – Нам пора, если не возражаете.

Они вместе вышли. И в тот день граф ей больше на глаза не попадался. Через полчаса Перри, перепрыгивая через ступеньки, вбежал в комнату и застал там сестру и миссис Скэттергуд, углубившихся в журнал мод. Сгорая от нетерпения, Перри сообщил, что, пожалуй, он считает, им будет совсем неплохо, потому что Ворт – отличный опекун.

Джудит кивнула в сторону миссис Скэттергуд, пытаясь предупредить Перри, но удержать его было невозможно. Еще в самом начале их знакомства с этой дамой он снискал ее доброе расположение, а теперь уже явно перестал с ней считаться, хотя относился к ней тепло.

– О, кузине Марии чертовски наплевать на Ворта! – беззаботно воскликнул Перри. – Но он со мной разговаривал, и я кое-что могу тебе сказать, Джудит. Он вовсе не собирается, слава Богу, слишком уж затягивать тесемочки на нашем кошельке. Как я думаю, никаких проблем у нас с ним вообще не будет. Кузина Мария, как по-вашему, Ворт будет нам мешать?

– Конечно же, не будет! Зачем ему это нужно? Любовь моя, я только что здесь прочитала, что если размятую клубнику наложить на лицо и оставить эту маску на ночь, то снимется весь загар и кожа приобретет нежный цвет. Почему бы нам не попробовать? Знаете, душечка, у вас появились крохотные веснушечки. Это очень серьезно. Вы будете все время на солнце и на ветру, а ничто так разрушительно не действует на женскую кожу, как контакты со свежим воздухом.

– Дорогая моя! Да где же сейчас, в это время года, можно найти клубнику? – улыбнулась Джудит.

– И то верно, любовь моя! Я просто забыла. Тогда надо взять датский лосьон. Мне бы хотелось, чтобы вы его купили, если собираетесь поехать вместе с Перри.

Джудит согласилась и пошла за шляпкой и перчатками.

Вскоре они с Перри ехали одни, и она завела с ним доверительный разговор об их опекуне.

– Ну не могу себя заставить относиться к нему по-другому. Он мне не нравится. В его взгляде есть что-то такое – жестокость или насмешка, не знаю, но я ему не доверяю. И потом, ему не хватает вежливости, а те еще хуже! Эти его манеры! Его фамильярность по отношению ко мне, к нам обоим! Все скверно. Не понимаю я его. Он делает вид, что ему так же мало нравится быть нашим опекуном, как нам его опекаемыми. Тогда разве не странно, что он так усердно занимается нашими делами? Даже миссис Скэттергуд удивляется, что он не перестает беспокоиться о нас, хотя все бы могли уладить адвокаты. Она говорит, что никогда раньше, ни разу не видела, чтобы он так лез из кожи вон, как сейчас.

Итак, мисс Тэвернер пребывала в состоянии беспокойства.

Однако лорд Ворт, по-видимому, не спешил нанести им повторный визит. Он не появлялся в их доме несколько дней, хотя визитеров было великое множество. Пришла леди Сефтон с одной из своих дочерей. Заходил мистер Скеффингтон – очень высокий худой джентльмен в желтом жилете. Его лицо было накрашено, и он был так сильно надушен, что Тэвернеры поначалу инстинктивно настроились против него. Разговор, в основном, касался театральной жизни. Казалось, не было ни одного известного актера среди здравствующих, с кем бы у мистера Скеффингтона не было близких отношений. Позже выяснилось, что он сам написал несколько пьес и даже сам их поставил. У него были исключительно мягкие и приятные манеры.

Прошло совсем немного времени, и брат и сестра попали под его очарование. Он был настолько милым, что можно было ему простить и толстый слой косметики на лице, и чрезмерно крепкие духи.

Леди Сефтон тоже не могла не понравиться. Миссис Скэттергуд заверила своих подопечных, что ни у леди Сефтон, ни у ее очень известного мужа не было ни единого врага в целом мире.

Приехала с визитом и леди Джерси, еще одна из всесильных патронесс Альмака. Она прибыла вместе с миссис Драммонд-Буррел. Последняя продемонстрировала редкую холодность: она говорила очень мало и держалась невыносимо надменно. Зато леди Джерси без умолку трещала и казалась очень добродушной. Она ни на минуту не закрывала рта, и ее нервные руки бепрестанно теребили все, что ей попадалось. Когда визит окончился и леди Джерси поднималась в экипаж, она сказала своей приятельнице:

– Ну, моя дорогая! Я думаю, как, наверное, и вы, – эта девочка совершенно очаровательна, верно? Просто красавица! Ну и, разумеется, у нее огромное состояние! Говорят, по самому малому счету и то восемьдесят тысяч! Мы скоро увидим, как завертятся все эти охотники за наследством! – И она весело засмеялась. – Алванлей мне сказал, что бедняжка Веллеслей Пул уже оставил здесь на Брук-стрит свою визитную карточку. Ну, а я от всей души желаю этой милой девочке хорошего мужа. Она, на мой взгляд, далеко не заурядна.

Миссис Драммонд-Буррел в ответ лишь слегка пожала плечами и холодно произнесла:

– Дикарка ! Терпеть не могу провинциалок!

К несчастью для мисс Тэвернер, такое мнение о ней высказал еще один человек. С утренним визитом явился на Брук-стрит мистер Джон Миллз, которого все звали Мозаичный денди. После своего посещения Тэвернеров он по всему городу стал говорить, что для новой красавицы лучше всего подошло бы имя Молочница. Джудит его манеры очень не понравились: он был напыщенный, говорил с большим самомнением. К тому же его тон был настолько снисходительным, что Джудит была вынуждена дать ему резкий отпор.

Миссис Скэттергуд согласилась, что Джудит поступила справедливо, но, тем не менее, забеспокоилась:

– Мне это создание совсем не нравится. Я думаю, другим тоже. Брюммель его просто ненавидит, я точно знаю. Но ведь нельзя отрицать, что у него очень болтливый язык и он может навлечь беду. Я только надеюсь, что он не станет портить вам репутацию.

Однако прозвище, которое мистер Миллз дал Джудит, было достаточно хлестким, и его подхватило все модное общество. Мистер Миллз заявил, что восхищаться такой провинциалкой может только джентльмен, лишенный всякого вкуса. Очень многие, до этого колебавшиеся, одобрять или осуждать Джудит (ее откровенность и решительность были для всех в новинку, их прощали лишь людям своего круга), теперь сразу же заявили, что она дерзкая и самоуверенная. Некоторые ее оговаривали. Толпа ее возможных обожателей начала редеть, а некоторые дамы – поклонницы моды – стали ее избегать.

Это прозвище не могло миновать ушей Джудит. Она пришла в ярость. Невозможно было вынести, что какой-то денди может настроить общественное мнение против нее. Когда Джудит поняла, насколько велик нанесенный ей сим джентльменом урон, она не заплакала и не впала в уныние. Наоборот, преисполнилась решимости вести войну. Нет, она не станет менять свое поведение, чтобы угодить вкусам какого-то повесы. Скорее, она заставит общество принять ее такой, какая она есть, наперекор им всем, включая самого Брюммеля.

Джудит была именно в таком опасном настроении, когда вместе с братом и миссис Скэттергуд отправилась в первый раз к Альмаку.

Леди Джерси, верная своему личному мнению, не моргнув глазом, выразила неодобрение такому отношению к Джудит прямо в лицо миссис Драммонд-Буррел. Она послала собственноручное ручательство: теперь самая заветная дверь в Общество была для мисс Тэвернер открыта. А уж остальное, как назидательно сказала мисс Скэттергуд, надлежит сделать самой Джудит. Дверь-то еще может и закрыться.

В глубине души миссис Скэттергуд считала, что красота девушки одержит над всем победу.

На Джудит было бальное платье из белого крепах с лиловыми лентами, отороченными золотом. Волосы были уложены в водопад легких локонов и подхвачены ленточкой, завязанной бантиком на левом виске.

Такой облик мог очаровать даже самого взыскательного критика. Требовалось лишь одно – чтобы Джудит была настроена хоть чуточку более миролюбиво!

Начался вечер скверно. Миссис Скэттергуд была так увлечена туалетом Джудит и своим собственным, что не могла ни минуточки уделить Перегрину. Экипаж, везший всю троицу, уже был на полпути к Кин-стрит, когда она вдруг увидела, что на Перри надеты длинные, сильно натянутые панталоны.

Миссис Скэттергуд приглушенно вскрикнула.

– Перри, мой Бог! Ну, скажите, когда-нибудь кто-нибудь видел нечто подобное? Перегрин, и как только вы осмелились надеть это на себя? О, надо немедленно остановить экипаж! Ни одна живая душа – понимаете, ни одна ! – даже сам принц-регент, никогда не будет допущен к Альмаку в панталонах! Бриджи до колен, о глупый занудный мальчишка! Вы разрушите все наши планы. Сейчас же натяните вожжи! Нам надо вас немедленно высадить.

Спорить с ней было бесполезно. Перегрин не представлял себе, какие незыблемые правила существовали в клубе Альмака. Ему все равно придется вернуться домой и переодеться. И даже этого мало: если он появится у Альмака хоть на минуту позже одиннадцати, его не впустят.

Джудит захохотала. Но возмущенная миссис Скэттергуд, выталкивая Перри из экипажа, заявила, что ничего смешного она не видит.

Однако когда дамы наконец прибыли в клуб, Джудит показалось, что это заведение совсем не стоит своей славы… Ничего примечательного мисс Тэвернер не увидела. Да, комнаты были просторными, но отнюдь не шикарными. К столу подавали чай, из других напитков – оршад и лимонад, к ним кексы и хлеб с маслом. Джудит поразили однообразие и скудость. В этом клубе привлекали не карты, а танцы. Делать большие ставки здесь не разрешалось, а потому игральный зал посещали лишь величественные дамы почтенного возраста и среднего ранга джентльмены, довольствующиеся вистом со ставками в шесть пенсов.

Из патронесс присутствовали только леди Сефтон, австрийская принцесса Эстергази и немецкая графиня Лиевен. Супруга австрийского посла оказалась дамой весьма дородной, но очень подвижной. Про графиню Лиевен говорили, что в Лондоне она одевается лучше всех и все про всех знает. Графиня производила впечатление женщины умной и начитанной, а в высокомерии она почти не уступала самой миссис Драммонд-Буррел. Ни она, ни принцесса не были знакомы с миссис Скэттергуд, а потому, разглядев мисс Тэвернер с особой бесцеремонностью, свойственной дамам высшего круга, графиня Лиевен тут же потеряла к ней всякий интерес. Принцесса же проявила больше любопытства и даже потребовала от своего партнера, сэра Генри Майлдмея, объяснить ей, кто эта особа, похожая на золотую жердь. Услышав имя мисс Тэвернер, принцесса довольно громко произнесла:

– А, так это и есть Молочница мистера Миллза!

Теперь настала очередь леди Сефтон, и она действительно не замедлила заявить о себе, как только увидела вновь прибывших. Она представила мисс Тэвернер сразу несколько человек. И вскоре Джудит уже была приглашена на танец самим лордом Молинье, сыном Ее Светлости.

Мисс Тэвернер не слышала реплики принцессы Эстергази, но перехватила очень выразительный взгляд, коим эта реплика сопровождалась. Горло Джудит перехватил грозный спазм, и глаза ее засверкали еще сильнее, чем всегда. Она выглядела просто великолепно, но была так напряжена, что повергла в панику лорда Молинье. Настроение Джудит испортилось еще больше, когда она увидела у одного из окон мистера Джона Миллза, занятого беседой с какой-то дамой.

Когда танец кончился, лорд Молинье почувствовал огромное облегчение. Он подвел Джудит к креслу у стены и тут же исчез, якобы для того, чтобы принести ей лимонад.

До одиннадцати оставалось еще десять минут. Гости продолжали прибывать, но Перегрина среди них не было. Джудит догадалась, что он просто очень обрадовался предлогу потихоньку улизнуть, потому что был совершенно равнодушен к танцам.

Она же ни разу в жизни не чувствовала себя так одиноко, как сейчас, и очень надеялась, что он вот-вот появится.

Миссис Скэттергуд встретила нескольких своих друзей и отдалась разговору с ними. Вдруг она прервала беседу и бросилась к своей подопечной.

– Мистер Брюммель! – зашептала она на ухо Джудит. – Всем сердцем умоляю вас, любовь моя! Соберитесь! И если он с вами заговорит, ради всего святого, не забывайте, что это может значить для вас!

В тот самый момент Джудит была в таком состоянии, что достаточно было упомянуть имя любого денди, чтобы ее гнев заполыхал со страшной силой. Весь ее облик излучал что угодно, только не миролюбие. Когда Джудит взглянула на дверь и увидела вошедшего джентльмена, ее лицо исказило выражение нескрываемого презрения.

К миссис Скэттергуд устремилась дама в алом тюрбане с плюмажем и потащила ее в сторону. Лицо дамы выражало такое высокомерие, что Джудит вряд ли бы удивилась, если бы та вдруг оказалась королевой Шарлоттой собственной персоной. Девушка повернула голову и впервые увидела мистера Джорджа Брайна Брюммеля во всей его красе. Джудит едва удержалась, чтобы не расхохотаться, потому что вряд ли бы в целом свете можно было встретить другого такого забавного человека.

Мистер Брюммель на мгновение замер в дверях. Он выглядел как настоящая марионетка в смешном одеянии. Он сразу затмил собою двух других джентльменов, следующих за ним. Забавнее и представить себе было нельзя. Начиная от его зеленого сатинового фрака вплоть до смехотворных нескладных ботинок на высоких каблуках – все на этом джентльмене выглядело именно так, как и представляла себе Джудит. Вне сомнения, его самонадеянность не знала пределов.

Отведя от глаз монокль не менее, чем на фут, мистер Брюммель осмотрел сквозь него всю комнату. Потом, семеня ногами, он направился к принцессе Эстергази и отвесил ей низкий поклон.

Джудит не переставая следила за ним. Мистер Брюммель в ее сторону не смотрел, а потому она позволила себе улыбнуться. И гнев сошел с ее лица, сменившись беззаботным весельем. Так вот каким был этот Король мод!

Ее вернул к реальности мягкий голос, раздавшийся совсем рядом:

– Прошу прощения, мадемуазель! Это не вы обронили свой веер?

Джудит резко повернулась и увидела джентльмена, одного из тех двоих, которые сопровождали Красавчика. В руках у него был ее веер.

Джудит взяла веер и поблагодарила, подняв на джентльмена свои ясные оценивающие глаза.

То, что она увидела, ей понравилось. Подал ей веер джентльмен среднего роста, со светло-каштановыми волосами, причесанными по моде. Красивым его назвать было нельзя, но он был вполне приятной наружности. Линии рта говорили о тонком чувстве юмора. Глаза же его, серые и на редкость умные, мягко лучились под густыми бровями. Джентльмен был отлично одет, но все на нем было столь неброско, что Джудит даже не смогла бы точно описать, из чего состоял его костюм.

Джентльмен ответил на взгляд Джудит шутливым вызовом.

– Вы – мисс Тэвернер, да?

Джудит заметила, что у него был очень приятный голос, а держался он спокойно и скромно. И она с подчеркнутой дружелюбностью ответила:

– Да, я – мисс Тэвернер, сэр. Не знаю, правда, как вы могли меня сразу узнать, поскольку, мне кажется, мы раньше не встречались, не так ли?

– Нет, не встречались, потому что на этой неделе меня не было в городе, – сказал он. – Иначе бы я непременно нанес вам визит. Ваш опекун – один из моих друзей.

Однако это обстоятельство в глазах Джудит вряд ли могло служить надежной верительной грамотой. Поэтому она сказала лишь: