Граф лениво ответил:

– Наверное, у меня тогда было на редкость хорошее настроение! Разве вам не нравится эта партия?

– Я этого не говорю, невеста вполне респектабельна, но ничего выдающегося. И к тому же, должна признаться, Ворт, на мой взгляд, Перри еще слишком молод.

Граф ничего не ответил. Мисс Тэвернер взглянула на него.

– Вы считаете разумным разрешить ему жениться? – спросила она.

– Мне кажется, пока еще он не женится, мисс Тэвернер, – произнес Ворт.

Экипаж прибавил ходу. Джудит сказала:

– Теперь, когда о помолвке объявлено публично, ничего меняться уже не будет.

– О, этого никак нельзя гарантировать! – возразил Ворт. – Могут возникнуть десятки причин, мешающих свадьбе.

– Перри не может отказаться от помолвки, это вопрос его чести.

– Верно. Но я могу отказать ему в своем согласии, если посчитаю нужным, – спокойно произнес граф.

– Но если вам эта помолвка не нравилась, почему же вы позволили Перри ее объявить? – возмутилась Джудит.

– Потому что меньше всего мне хотелось, чтобы он и мисс Фэйрфорд тайно сбежали, – пояснил граф. Джудит нахмурилась.

– Надо ли это понимать так, что вам не хочется, чтобы мой брат женился?

– Ну почему же? Отчего я не должен этого хотеть? – Он повернулся к кучеру и попросил остановить экипаж на углу. Они свернули на Пиккадилли и остановились. Граф вышел из экипажа и какой-то миг постоял возле него, держа руку на дверце. Когда он взглянул на мисс Тэвернер, лицо его смягчилось, но говорил он по-прежнему твердо:

– Поверьте мне, ваши дела я держу надежно в своих руках. Куда вы едете отсюда? Дать адрес вашему кучеру?

– О, мы собираемся посмотреть на новый мост через реку, – сообщила миссис Скэттергуд. – Но кучер сам знает, как ехать. Ну, я очень рада, что мы вас встретили. И не сомневаюсь, в ваших словах – чистая правда. А вы направляетесь в клуб Вайта, да? Клянусь, я просто ума не приложу, что бы вы, джентльмены, делали, если бы у вас не было клубов, где вы проводите столько времени!

На ее тираду ответа не последовало. Граф лишь поклонился и отошел на тротуар.

– Ну, любовь моя, – начала миссис Скэттергуд, когда экипаж снова тронулся. – Вы можете говорить, что вашей душе угодно, но, за исключением разве что одного мистера Брюммеля, нет во всем городе никого, кто бы одевался так прекрасно, как Ворт! Какой он модный! Мне кажется, в его сапоги можно так же смотреться, как в ваше зеркало!

– Я никогда не отрицала, что лорд Ворт умеет следовать моде, – безразлично сказала Джудит. – Единственное, что меня удивляет, так это каким образом он оказался в боксерском клубе.

– О дорогая! Уверена, он просто пошел туда за компанию с полковником Армстронгом, – защитила графа миссис Скэттергуд.

– Скорее всего, – с презрительной улыбкой согласилась Джудит.

Перегрин вошел в боксерский клуб как раз в тот момент, когда Ворт собрался уходить. Перри был тоже очень удивлен, увидев опекуна. То, что Его Светлость только что провел боксерский бой, не вызывало никаких сомнений, потому что Ворт выходил из раздевалки и остановился, чтобы переброситься парой слов с мистером Джексоном. Граф заметил в другом конце салона Перегрина, кивнул ему и спросил:

– Ну, в какой форме мой подопечный, Джексон?

Джексон обернулся.

– Сэр Перегрин Тэвернер, милорд? Что ж, он смелый и азартный. Всегда готов лидировать в схватке, но иногда ужасно теряется. Хороший корпус, но недостаточно знаний. Не хотите ли посмотреть его в одном-двух раундах?

– Упаси Бог! – воскликнул Ворт. – Я отлично могу себе это представить. Скажите, Джексон, не могли бы вы приложить руки и подыскать молодого, многообещающего боксера тяжелого веса, который был бы рад подработать немного, но не обычным способом, а как-то вне ринга?

Джексон с любопытством взглянул на графа.

– Большинство молодых хорошо знает Крибб, милорд. Есть парни, которые рады побороться за пять гиней. Это подойдет?

Ворт кивнул.

– Таких сколько угодно, – сказал Джексон. – Да ведь вы это знаете, милорд. Вам нужен такой парень?

– Мне только что пришло в голову, что, возможно, и будет нужен, – небрежно играя перчатками, сказал граф. – Я поговорю с Криббом. – Он повернулся – из раздевалки выходил полковник Армстронг. – Вы готовы, Армстронг?

– Думаю, да, – отвечал полковник, которому, по-видимому, было очень жарко. – Клянусь, вы заставили меня попотеть и сбросить пару фунтов, Джексон! Не представляю, как это только вам обоим удается выглядеть такими хладнокровными!

Экс-чемпион улыбнулся:

– Его Светлость сегодня отнесся к бою очень легко.

– Что, осторожный бой?

– Нет, совсем не осторожный, просто неинтересный, – сказал Джексон. – Но вам надо бы приходить ко мне более регулярно, полковник. После трех минут боя сразить вас можно было одним ударом, а эти ваши броски вперед мне не нравятся совсем.

– Пытался нанести удар по лицу, Джексон, – ухмыльнулся полковник.

– Так это не получится, сэр, – сказал Джексон, качая головой. – Если вы мне позволите, господа, я пойду и направлю мистера Фитцджона на урок фехтования к одному из своих молодых людей.

– О конечно! Мы уже уходим, – сказал Армстронг. – Вы идете, Ворт?

– Иду, – ответил граф. Он взглянул на Джексона. – Делайте с моим подопечным все, что только можете. И, между прочим, Джексон, насчет того, другого дела – я наверняка могу положиться на ваш выбор?

– Можете не сомневаться, милорд.

Граф кивнул и вышел вслед за своим другом. Мистер Джексон направил свое внимание на вновь вошедших. Он проводил мистера Фитцджона на урок фехтования к одному из своих инструкторов. Потом постоял возле Перегрина, с пристрастием наблюдая, как тот, раздетый до пояса, наносил один за другим удары по боксерской груше. Вскоре он отвел жаждущего боя Перри на тренировочный ринг, потом подвел к груше мистера Фитцджона, а затем отпустил обоих остывать.

– Ох, черт побери! Почему у меня никак не получается внезапный удар против вашей защиты? – посетовал мистер Фитцджон. – Я так стараюсь!

– Вы недостаточно быстры, млстер Фитцджон. Больше обращайте внимание на ноги. А я не дам вам возможности нанести удар, пока вы того не заслужите.

– А как я? – спросил Перегрин, стирая с лица пот.

– Вы приобретаете нужную форму, сэр. Но надо тверже держать голову. Ваши быстрые удары слишком тяжелы. В следующий вторник сходите в Файвс Корт, на боксерский матч – там вы увидите очень хороший бокс.

– Не могу, – сказал Перегрин, обтирая плечи полотенцем. – Я еду на петушиные бои. «Джентльмены из Йоркшира» против «Джентльменов из Кента»; тысяча гиней с каждой стороны и сорок – за каждый бой. Вам следует поехать, Джексон. Я ставлю на Вендсбурского серого – никогда не проигрывал!

– Только на красного! – сказал Фитцджон. – Мне не нравятся ваши серые, или же синие, или черные. Для настоящего бойцовского петуха единственный верный цвет – только красный.

– Совсем нет! Боже правый, Фитц! Никогда не слыхал такой ерунды! С серым петухом Вендсбургской породы не сравнится никакой другой!

– За исключением красного! – упрямился мистер Фитцджон.

– Хорошие петухи бывают всех цветов, – вмешался Джексон. – Надеюсь, ваш петух победит, сэр Перегрин. Я бы тоже поехал, но я уже обещал мистеру Джоунсу помочь в организации боя в Файвс Корт.

Молодые люди вместе отправились в раздевалку. Они облились водой, предоставили слуге вытереть их и забыли о своих разногласиях. Но когда Перегрин уже надел рубашку, он снова вспомнил их спор и пригласил мистера Фитцджона поехать вместе с ним во вторник на Королевскую петушиную арену, чтобы посмотреть интересный петушиный бой. Мистер Фитцджон охотно согласился. Жаль только, заявил он, что поскольку он родился в Суссексе, то не может присоединиться к болельщикам за красную породу, чтобы сделать ставки против петухов серой породы, которыми так восхищается Перегрин.

– Сколько весит ваш серый? – спросил его Перри.

– Мой петух тянет ровно на четыре фунта.

– А мой больше, – сообщил Перегрин. – Ему три года, а шпоры – самые острые во всем свете. Мой хозяин бойцовских петухов тренировал его все эти шесть недель. А теперь он дал ему немного отдохнуть. – Тут Перегрин что-то вспомнил. – Между прочим, Фитц, если вы случайно встретите мою сестру, не надо ей про это говорить. Она почему-то совсем не любит петушиные бои, и я не сказал ей, что привез своего петушка прямо из Йоркшира.

– Боже правый! Да я никогда не говорю с дамами о петушиных боях, Перри! – с обидой сказал мистер Фитцджон. – Во вторник я там буду. Каким номером идет ваш бой?

– Шестнадцатым, – Плохое число. Мне не нравятся четные номера, – сказал мистер Фитцджон, качая головой. – В полшестого, да? Я вас там встречу.

Мистер Фитцджон не относился к тем молодым людям, которые приучили себя к пунктуальности. Однако, сам не зная, что его часы на двадцать минут спешат, во вторник вечером он приехал на Королевскую петушиную арену, расположенную на Бердкейдж Вож, как раз в тот момент, когда петухов взвешивали и разводили по парам. Мистер Фитцджон подошел к Перегрину, который вынимал из корзинки своего серого петуха. Фитцджон со знанием дел оглядел будущего бойца и признал, что тот выглядит очень сильным. Потом Фитцджон тщательно замерил его в обхвате, одобрил его крепкие ноги и пожелал узнать, с чьим петухом он будет драться.

– С медноперым петухом Фарнэби. Именно Фарнэби и предложил, чтобы я выставил своего петуха. Но его грозный медноперый скоро станет выглядеть как простая домашняя птичка, правда, Флуд? – Тренер серого бойцовского петуха посадил его обратно в корзину и засомневался:

– Не помню, сэр, чтобы я сказал именно так, – отвечал он. – Наш петух в хорошей форме, лучше не придумаешь! Но посмотрим, что будет.

– Мне не очень нравится ваша корзинка, – заметил мистер Фитцджон, который предпочитал яркие цвета. Петушиный тренер медленно улыбнулся.

– Даже в рваном мешке может быть отличный петух, сэр, – процитировал он. – Но поживем – увидим!

Оба молодых джентльмена с умным видом кивнули в знак согласия с мудрой поговоркой и отправились к своим местам на скамейке в первых рядах. Здесь к ним присоединился мистер Фарнэби, локтями прокладывавший себе дорогу сквозь толпу; чтобы сесть рядом с Перегрином, ему даже пришлось вступить в перебранку с пожилым, неряшливо одетым джентльменом. Скамейки сзади них быстро заполнялись болельщиками. А еще выше, где были стоячие места, уже теснились набившиеся туда люди попроще. Посередине арены была установлена сцена, куда допускались только те, кто подзадоривал петухов во время боя. Сцена возвышалась над землей на несколько футов; она была покрыта ковром, в центре которого была проведена линия боя.

Первый бой проходил между двумя красными петухами; он длился всего девять минут. Во втором бою дрались черно-серый и красный задиры. Эта схватка сильно разгорячила публику; зрители громко спорили и кричали. В следующем сражении участвовали серый петух с крыльями, как у утки и красный боевой петух. Во время этих двух боев Перегрин и мистер Фитцджон сильно разволновались. Мистер Фитцджон горячо спорил о шансах красного петуха и всячески расхваливал его тактику, а попутно отчаянно обвинял серого бойца за то, что тот слишком долго любовно разглядывает своего противника. Перегрин из чувства долга не отказывался от своей мысли, что победит именно серый. По его мнению, громкое кукареканье еще совсем не значит, что петух жаждет драться, равно как и отступать перед противником.

– Отступать! Когда это вы видели, чтобы красноперые отступали? – возмутился мистер Фитцджон. – Смотрите! Посмотрите на него! Он уже перешел в атаку; еще придется вынимать из вашего серого его шпоры!

Бой продолжался пятнадцать минут. Оба бойца здорово потрепали друг друга, но в конце боя красный петух нанес серому смертельный удар, и тот упал. Мистер Фитцджон с жаром пожал руку своему соседу, которого совершенно не знал, и громко провозгласил, что победить красных петухов никто не может.

– Отличные птицы, не отрицаю, но лично я буду ставить на моего медноперого против любого, где бы его ни вывели, – услыхав их, сказал мистер Фарнэби. – Вы увидите, как он придавит серого петуха мистера Тэвернера. Клянусь своим именем! Иначе не я буду Недом Фарнэби!

– Ну что ж! Однако уж лучше вы сразу подумайте, кем его заменить, потому что сейчас начнется наш бой, – отпарировал Перегрин.

– Ерунда! У вашей птички нет ни единого шанса! – с издевкой отвечал Фарнэби.

Те, кто подготавливали участников боя, уже вывели их на арену. Мистер Фитцджон критически рассмотрел петушков и заявил, что выбрать победителя довольно трудно: подобраны бойцы хорошо; у всех ярко горят хохолки; и хвосты, и ожерелье, и крылья – все пострижено как надо; шпоры острые и длинные и сильно загнуты внутрь.

– Если на то пошло, то петух Тэвернера мне нравится больше, – произнес мистер Фитцджон. – Он держится чертовски прямо, и мне сдается, что оперенье у него более пышное. Но это еще ничего не значит.

Боевые птицы спокойно рассматривали друг друга не очень долго. Почти сразу же они сблизились и начали драку, во все стороны полетели перья. Серый прижал медноперого к полу, но тот быстро поднялся и вернулся на стартовую черту. Оба бойца отлично знали, как устоять перед противником, их тактика была достаточно хитрая, что вызывало энтузиазм у зрителей. Ставки на серого петуха были немножко больше, и это привело в восторг Перегрина. А мистер Фитцджон вынужден был покачать головой и признаться, что, не считая его собственного красноперого петуха, ему никогда не встречался такой боец, как серый петух, коим так справедливо гордится Перегрин. Мистер Фарнэби не сказал ни слова, но, выпятив вперед нижнюю губу, он раз или два косо взглянул на Перегрина.

Петухи дрались уже минут десять, когда медноперый, тактика которого до этого момента была менее наступательной, чем у серого, вдруг ринулся на противника и начал его клевать и трепать изо всех сил. Серый достойно ему сопротивлялся. Мистер Фитцджон закричал:

– Ни разу в жизни не видел, чтобы соперники были настолько равными! Смотрите-ка, удар за удар! Даю, что хотите, но победит серый! О нет, Боже! Медноперый уже на нем! Ха, снова бьет шпорами!

Те, кто подзадоривали бойцов, снова развели их, высвободив из перьев серого петуха шпоры его медноперого соперника. Обоих снова выпустили на арену. Казалось, серый петух был в полуобморочном состоянии, медноперый – почти в таком же. У обоих из ран струилась кровь. Ни тот, ни другой не проявляли ни малейшего желания снова вступить в драку. Оба устало стояли в отдалении друг от друга, рассматривая противника безо всякой враждебности. А счетчик времени продолжал вести свой отсчет и дошел до числа пятьдесят. Ни тот, ни другой боец в бой не рвались. Тогда те, кто их подзадоривал, каждый забрав своего подопечного, снова вернули их на середину арены, поставив обоих петухов клюв к клюву. Первым ударил противника серый; он стукнул соперника быстро и резко, отчего тот сразу же свалился замертво.

Среди зрителей вдруг поднялось волнение.

– Обман! Обман! Серого подтолкнули!

Кто-то выкрикнул:

– Ерунда! Этого не было, сознайтесь!

Перегрин резко повернулся и уставился на Фарнэби.

– Его никто не толкал! Я все время не сводил с поля боя глаз! Готов поклясться, что мой человек его только поставил!

Следуя решению судьи, оба хозяина схватили каждый своего петуха. Это обстоятельство было очень кстати для медноперого, которого, по-видимому, последний удар соперника здорово выбил из колеи. Судья объявил счет в пользу серого петуха. Мистер Фитцджон запальчиво произнес:

– Конечно же, серого никто не подталкивал! Да сядьте вы там, сядьте! Да, ничего удивительного, что ваш петух такой нерешительный. Мне кажется, в последней схватке у него пострадал глаз. Да, Перри, у вас действительно редкостный петух. Ну, а теперь уже он его прикончит. Смотрите, медноперый совсем скис, а, может, и отдал концы. Да, умер, это точно. Отличная игра, Перри. Отличная!

Мистер Фарнэби повернулся к ним. Лицо его выражало ярость.

– Конечно же, отличная. Вашего петуха напугали, да еще и подтолкнули, чтобы заставить его вступить в драку!

– Послушайте, Фарнэби, – очень недоброжелательно произнес мистер Фитцджон, – надо научиться признавать свое поражение.

Мальчишеское лицо Перегрина нахмурилось. Он поднял руку, чтобы утихомирить своего разгневанного друга, и взглянул на Фарнэби.

– Вы, видимо, сами не знаете, что говорите. Если бы было какое-нибудь нарушение, то судья бы его непременно заметил.

– О, – насмешливо протянул Фарнэби, – когда своих петухов выставляют на бой богатые, то судьи иногда допускают ошибки.

Эти слова были сказаны не так громко, чтобы их услыхали сидящие далеко. Но Перегрин от возмущения сразу же вскочил.

– Что?! – с яростью закричал он. – Повторите-ка ваши слова, если смеете!

Хотя эту тираду могли услышать только те, кто сидел очень близко к Фарнэби, теперь все вокруг поняли, что рядом происходит перебранка. Люди попроще сразу же стали выступать на стороне того или другого спорщика. А некоторые (из тех, кто проиграл свои деньги, поставив на медноперого) начали кричать, что серого петуха подтолкнули. Другие же, с неменьшим рвением, громко заявляли, что схватка была справедливой. В этом гвалте выделялся визгливый голос какого-то кокни, требовавшего, чтобы Перегрин поставил мистеру Фарнэби хороший фонарь под глазом. Но такой совет, по-видимому, Перри вовсе и не требовался, – он уже и так еле сдерживался, чтобы не пустить в ход кулаки.

Мистер Фитцджон тоже слышал последние слова Фарнэби и поспешил встать между ним и Перегрином, быстро приговаривая:

– Ну, хватит валять дурака, Фарнэби. Вы просто выпили лишку, и вам должно быть стыдно за свое поведение.

– Ах, так я, значит, выпил? – угрожающе закричал Фарнэби, не сводя глаз с Перегрина. – Я не настолько и пьян и могу прекрасно видеть, как подталкивают петуха к драке! И я повторяю, сэр Перегрин Тэвернер, что когда у человека много денег, они могут творить весьма сомнительные дела!

– Ну, черт побери! – вышел из себя мистер Фитцджон. – Не обращайте на него внимания, Перри!

Однако Перегрин этого совета не услышал. Пока мистер Фитцджон говорил, Перри нанес сильный удар по лицу Фарнэби левой рукой, отчего тот свалился на скамейку. Тут же множество людей стали громко поддерживать Перри, раздался вопль:

– На кулачки!

Более спокойные наблюдатели стали протестовать. А джентльмен в потертом пальто, на колени которого свалился мистер Фарнэби, начал требовать, чтобы немедленно прибыли стражи порядка.

Мистер Фарнэби заставил себя подняться и показал всем присутствующим, что у него из носа идет кровь. Тот же самый голос, который советовал Перегрину кулаком проучить Фарнэби, теперь с восхищением призывал:

– Заткни ему дырку! Дай ему как следует, хозяин! Пусть отпробует домашненького!

Мистер Фарнэби прижал к лицу платок и произнес:

– Утром мой друг навестит вашего, сэр! Будьте любезны назвать имя своего секунданта.

– Фитц? – обернувшись через плечо, резко спросил Перегрин.

– К вашим услугам, – отвечал мистер Фитцджон.

– С моей стороны будет выступать мистер Фитцджон, – сказал Перегрин, Он побледнел, но был полон решимости.

– Вам обо всем сообщат, сэр! – уверенно пообещал Фарнэби и направился к выходу, все еще прижимая к носу свой окровавленный платок.