Перед самым ужином Вайолет сделала вид, будто собирается уходить, но ее легко уговорили остаться. Кеннет сказал, что, поскольку ей, видно, очень нравится Роджер, пускай остается развлекать его, так как ни он, ни Тони не в состоянии этим заниматься. Она приняла его слова благосклонно, только слегка улыбнулась равнодушной улыбкой и продолжала задавать Роджеру вежливые вопросы о путешествии. Но вскоре, когда Мергатройд, весьма неохотно, повела Роджера в его временное жилище, Вайолет сделала Верикерам выговор: ей жаль Роджера, которого так приняли, заявила она, и потому она почувствовала необходимость что-то сделать, дабы сгладить неловкость. Ну, что касается Роджера, заметила Антония, то с него как с гуся вода; замечание было настолько точное, что даже Вайолет не стала его опровергать. Антония нашла более достойным внимания ее второе соображение: показывая так явно свое отвращение, говорила Вайолет, Кеннет начнет выглядеть очень подозрительно. Антония была склонна с этим согласиться, но Кеннет с места в карьер стал возражать: такое отношение к Роджеру как раз последовательно и скорее приведет в замешательство полицию, чем убедит ее, что он убийца Арнольда. Возник спор, в разгар которого в комнату вернулся Роджер, и поскольку Кеннет в пылу препирательств лиц не различал, он стал немедленно излагать Роджеру суть дела.
      Роджера это ничуть не смутило, он внимательно все выслушал и обстоятельно ответил:
      – Ты хочешь сказать, если ты будешь твердить, как это мерзко, что я вернулся домой, то полиция решит: нож в Арнольда всадил ты?
      – Нет, так думает Вайолет. А я говорю, если я притворюсь, что мне это все равно, они скорее меня заподозрят.
      – Ну, я не знаю, – сказал Роджер. – Могут, конечно и заподозрить, но с полицейскими никакая осмотрительность не поможет. В свое время у меня с самыми разными полицейскими было много неприятностей. Иногда мне кажется, английские полицейские самые наихудшие, других я, правда, не так хорошо знаю. Между прочим, это ты убил Арнольда? Не хочу быть назойливым, просто интересно.
      – И что, по-твоему, я отвечу? – отрезал Кеннет.
      – Вот правильно, – сказал Роджер. – С моей стороны очень глупо. Я просто хотел сказать, если ты, то тебе должно быть досадно, что я вернулся. Ты зря истратил время.
      – Если я не убью и тебя тоже, – задумчиво сказал Кеннет.
      – Ты так не говори, – сказал Роджер. А то оглянуться не успеешь, как и убьешь. Я всегда терпеть не мог импульсивных людей, всегда.
      Кеннет задумчиво его разглядывал.
      – Самое лучшее, конечно, было бы свалить это убийство на тебя, – произнес он. – В данный момент не очень понимаю, как это сделать, но что-то можно придумать.
      – Неплохая идея, – заметила Антония. – Даже мотив убийства не придется выдумывать, он есть.
      – Ну, мне это не нравится, – сказал Роджер, и в его голосе появилась тревога. – Впрочем, тут не о чем и думать, потому что, как я уже говорил, я только вчера приехал в Англию.
      – И ведь вот еще, – продолжала Антония, повеселев. – Там был заграничный кинжал или стилет (я забыла, что именно), которым пользуются в Испании и в Южной Америке. Так говорили на инквесте.
      – А ты мне не сказала, – упрекнул ее Кеннет. – Это очень важно. Естественно, именно такое оружие Роджер и применил бы.
      – Тут ты ошибаешься, – сказал Роджер. – Вот уж никогда я не стал бы применять это оружие. По-моему, резать людей ни к чему. Во многих краях, в которых я был, такое часто случается, но – как бы это сказать – сам не станешь этого делать. Я, во всяком случае. И потом, я ничего не знал об убийстве, пока вы мне не сказали. На самом деле, я как раз подумал, что и сейчас мало о нем знаю. И даже его не одобряю.
      Однако Кеннета не так-то легко было отвлечь от избранного направления мысли, и он продолжал ее развивать, пока не подали ужин. Мергатройд молча им прислуживала и лишь изредка бросала враждебные взгляды на Роджера. Позднее она призналась Антонии, что можно было бы и сохранять добрые отношения с Роджером:
      – Потому что, какие бы ни были у него проступки, мисс Тони, а я бы до завтра не кончила, коли стала бы их перечислять, человек он не злой. Вот что я о нем скажу.
      – Не подумай, будто я стану жить на иждивении у Роджера, – ответила Антония.
      – Никогда не зарекайтесь, – сказала Мергатройд. Джайлз Каррингтон появился в квартире только в девять часов, и, впустив его и узнав его попутчика, Мергатройд презрительно фыркнула и сказала, мол, коли пришла беда – отворяй ворота.
      Небольшая компания, собравшаяся в мастерской, не очень сладилась, несмотря на старания Вайолет. Ей удалось заставить Кеннета прекратить свои попытки объяснить тот способ, благодаря которому Роджер, находясь в открытом море, мог тем не менее совершить убийство, но она не могла убедить его ни принять участие в общем разговоре, который пыталась поддержать, ни быть вежливым со своим сводным братом. Она старалась направить Роджера на разговор о путешествиях, а Кеннет, который неизменно раздражался, когда она награждала вниманием другого мужчину, отравлял удовольствие от воспоминаний Роджера, вставляя по временам замечания, что он не верит ни слову из этих рассказов. Он сидел ссутулившись в самом большом кресле, и в его печальных глазах можно было прочесть гнев: из бессвязных рассказов Роджера он проявил интерес к одному: как прекрасная испанка дважды пыталась его убить.
      Антония откровенно скучала; она свернулась калачиком на диване и читала роман, а две собаки сидели у ее ног. Когда дверь открылась, и вошел Джайлз, она отложила книгу и с облегчением воскликнула:
      – Слава Богу! Теперь ты скажешь нам, как от него избавиться. Привет! А зачем ты привел полицию?
      Кеннет, перестав хмуриться, вскочил со словами:
      – Ты видишь, Роджер, как справедлива моя теория! Они уже пришли за тобой.
      Роджер тоже встал, вид у него был весьма встревоженный.
      – Если этот дом будет осаждать полиция, я вынужден буду уехать, – сказал он. – Я не боюсь, что мне будет неудобно – раскладушка хорошая, я уже попробовал, дело не в этом. То есть, я хочу сказать, я спал и в худших условиях. Но я не люблю полицейских. Есть люди, которые то же испытывают к кошкам. При одном приближении мурашки бегут по коже. Но заметьте: против кошек я не возражаю. Вовсе нет. По мне, если уж из-за какого животного страдать, я бы выбрал кошку.
      – А я нет, – сказала Антония, которая случайно услышала эту фразу. – Они бесчувственные, хотя, я полагаю, кошки бывают разные.
      – Вот именно, – подхватил Роджер. – Но не говори мне, будто полицейские бывают разные, потому что это неправда. Меня всегда поражало, зачем людям нужны полицейские, ну, разве чтобы стоять на перекрестках и крутить руками, но и это я всегда считал работой, которую не хуже, а то и лучше может делать любой.
      – Пожалуйста, не мели чушь, – сказала Антония. – Люди могут подумать, ты выбираешь себе любимую кошку. А если другие будут управлять движением транспорта, то они и будут полицейскими – я не вижу большой разницы.
      Роджер, внимательно следивший за ее рассуждениями, сказал:
      – Тут где-то ошибка. Я не знаю где и не собираюсь доискиваться, но для меня это звучит как-то неубедительно.
      Слабая надежда Ханнасайда, что в семействе Верикеров хоть Роджер окажется нормальным, исчезла. Он вздохнул и переключил внимания на Кеннета.
      Антония не успела ничего ответить, так как в разговор вступил Джайлз:
      – Погоди, Тони. Ну, Роджер, как живешь? Когда ты приехал?
      – Я начинаю уставать от этого вопроса, – сказал Роджер, пожимая ему руку. – Я без конца повторяю: приехал вчера; рад твоему приходу, потому что попал в крайне затруднительное положение. Я поиздержался. Говорят, ты один из душеприказчиков Арнольда и можешь дать мне вперед денег. Сколько ты принес?
      – Я ничего не принес, – сказал Джайлз. – Я не могу так, на авось, давать деньги.
      Интерес, промелькнувший в глазах Роджера, мгновенно погас. Он снова погрузился в свою обычную апатию, упавшим голосом заметив, что если так, то непонятно, зачем Джайлз беспокоился и приходил.
      – Не то, чтобы я не хотел тебя видеть, – прибавил он. – Просто, мне кажется, нет особого смысла.
      – Если ему удастся освободить нас от тебя, в этом будет большой смысл, – свирепо заявил Кеннет. – Садитесь, мой друг суперинтендант, садитесь! Что можно предложить вам? Виски? Легкое пиво?
      Суперинтендант отверг и то, и другое.
      – Простите, что нарушаю… семейный вечер, – сказал он, – но…
      – Вовсе нет, – возразил Кеннет. Мы счастливы вас видеть. В меньшей степени мой сводный брат, но это, возможно, потому, что у него затуманенное сознание. Но все остальные – в восхищении. Не правда ли, Вайолет? Между прочим, дорогая, мне кажется, ты не знакома с нашим другом суперинтендантом. Суперинтендант – моя невеста, мисс Уильямс. – Вайолет слегка поклонилась и одарила Ханнасайда машинальной улыбочкой, предназначавшейся у нее для стоящих ниже на социальной лестнице. Потом, повернувшись к Кеннету, тихим голосом сказала, что ей надо уйти. Он мгновенно отменил ее решение, и тогда, в качестве компромисса, она тактично удалилась в другой конец комнаты, объявив, что нужно открыть окно.
      Тем временем Джайлз представил Роджеру суперинтенданта, и Ханнасайд стал весело объяснять официальную цель своего прихода.
      – Я полагаю, вам уже сообщили, мистер Верикер, что ваш брат, мистер Арнольд Верикер, в прошлую субботу был заколот в Эшли-Грин, – начал он, – и потому я уверен, что вы…
      – Да, мне об этом сообщили, – ответил Роджер, – но это не имеет ко мне никакого отношения. Естественно, я был поражен. По правде сказать, я сперва не поверил.
      – Очевидно, было ужасное потрясение, – сочувственно сказал Ханнасайд.
      – Ну да. Если бы сказали, что он застрелен или умер, сунув голову в газовую духовку, тогда другое дело – в наши дни в этом нет ничего удивительного. Но ножом в спину – это для Англии очень необычно. Мгновенно возвращает меня в Колумбию.
      – В самом деле? Вы только что из Колумбии?
      – О, нет, – уклонился Роджер. – Но я однажды был там, очень недолго. Мне в Колумбии не понравилось, вы не поверите, как часто там пускают в ход нож. По крайней мере, так было в мои времена, может, сейчас и переменилось.
      – Мне всегда казалось, те края не слишком цивилизованны, – заметил Ханнасайд. – Хотя говорят, Южная Америка – страна будущего.
      – Мало ли что говорят, – угрюмо отозвался Роджер. Ханнасайд упорствовал.
      – Из каких краев вы прибыли? – спросил он.
      – Из Буэнос-Айреса, – сказал Роджер. – Но нет смысла делать туда запрос относительно меня, потому что я жил под чужим именем. Удобнее, – добавил он в порядке объяснения.
      – Понятно, – сказал Ханнасайд. – Итак, вы только что вернулись. Когда вы высадились на сушу?
      – Вчера, – сказал Роджер, подозрительно наблюдая за ним.
      Ханнасайд улыбнулся.
      – Мне это представляется удивительно хорошим алиби, – заметил он беспечно. – На каком плыли корабле?
      – Ну, это я забыл, – сказал Роджер, – если вообще знал, в чем сомневаюсь. По правде говоря, я мало интересуюсь кораблями. Есть люди, которые едва вступив на борт, заводят дружбу с главным инженером, чтобы иметь возможность спуститься в трюм и посмотреть на машинное отделение, а оно на самом деле просто отвратительное, вонючее помещение. Я вовсе не таков.
      Джайлз, который в это время полушутя-полусерьезно расспрашивал Антонию, помирилась ли она с Мезурьером, повернул голову и сказал:
      – Ты, без сомнения, должен вспомнить название корабля.
      – Никаких «должен». Я могу забыть и более важные вещи. Хотя не поручусь, что потом не вспомню. Очень часто потом вспоминаю – и, самое удивительное – то, что было много лет назад.
      – Это будет полезно, – вставил Кеннет, зажигая сигарету. Вот ты сглупил, сказав, какое носил имя! Мог бы сейчас его позабыть.
      – О, нет, его – не мог, – сказал Роджер с неожиданной горечью. – Если тебя годами звали Фишер, ты никогда это имя не забудешь.
      – У меня возникла ужасная мысль, – неожиданно сказала Антония. – Ты женат?
      – Даже если и не женат, – оборвал ее Кеннет. – Самый факт, что он жив, все опрокидывает.
      – Не совсем, – возразила Антония. – В конце концов, он должен умереть на много лет раньше тебя, потому, что ему уже сейчас почти сорок. Конечно, если у него целые орды детей, тогда все провалилось.
      – Об этом не волнуйтесь, – сказал Роджер, – потому что я не женат. В свое время я наделал много глупостей, но женить себя все-таки не позволил.
      – Превосходно, – съязвил Кеннет. – Так и видишь вереницу жаждущих девиц…
      – Пожалуйста, не остри, – взмолился Роджер. – Просто несносная привычка. Я хочу только одного: жить спокойно, но какой может быть покой, когда вы такие умники и полиция снует туда-сюда, как…
      – А я хочу только одного, – свирепо перебил его Кеннет, – чтобы ты продолжал покоиться в могиле.
      – Это что, антипатия? Или вы сделали для себя открытие, мистер Верикер, что обретение большого состояния – не такая бессмысленная вещь, как нам внушали?
      В ровном голосе суперинтенданта звучала ирония, и от этого Кеннет не столько пришел в замешательство, сколько насторожился, и его угрюмость мгновенно исчезла. В глазах остался вызов, а на губах снова заиграла проказливая улыбка.
      – «Удар, отчетливый удар!». И все же, мой друг суперинтендант, вы заподозрите меня еще больше, если я сделаю вид, будто мне все равно, наследую я богатство Арнольда или нет.
      – Возможно, – признал Ханнасайд. – Но вы должны обдумать, не заподозрю ли я, что вы изображаете большее раздражение, чем чувствуете, чтобы втереть мне очки? – Он помолчал и, поскольку Кеннет ему сразу не ответил, мягко добавил: – «Опять удар. Ведь вы согласны?» Кеннет засмеялся и сказал почти весело:
      – «Задет, задет, я признаю». А знаете, вы начинаете мне просто нравиться.
      – Я мог бы вернуть вам комплимент, если вы бросите попытки меня провести. Вам нравится цитировать «Гамлета» (хотя вы не всегда уверены в источнике), поэтому прибавлю еще одну строку к вашей коллекции: «В свою же сеть кулик попался».
      – А, «я сам своим наказан вероломством». Я постараюсь, Озрик, чтобы этот разговор ни на йоту не изменил моего к вам отношения.
      Роджер наклонился к Джайлзу и тихо спросил:
      – Все это для меня чересчур заумно. Его имя – Озрик? Мне показалось, ты сказал: Харрингтон.
      – Иногда ведь можно и перемудрить, мистер Верикер.
      – Поверю вам на слово. Но если по чести: вы сегодня пришли посмотреть, как я отнесусь к возвращению блудного сына?
      Ханнасайд чуть улыбнулся. Антония, наблюдавшая за ним, хладнокровно сказала:
      – «В крови тот и другой». Я так и знала, что сумею рано или поздно вставить эту цитату.
      Последняя реплика окончательно смутила Роджера. Он пытался следить за диалогом, но при этих словах отказался от попыток и закрыл глаза.
      – Ты не слишком помогаешь следствию, Кеннет, – сказал Джайлз.
      – А почему я должен ему помогать? Мне ни к чему разоблачать убийцу, конечно, если это не Роджер. По мне – пусть будет он.
      Тут Роджер снова открыл глаза.
      – Это очень здравое замечание, – сказал он. – Я имею в виду не то, что касается меня, а остальную часть. Меня тоже не интересует убийца, а если нам это не нужно знать, то зачем же это надо другим? Вот почему я и жалуюсь на полицейских. Вечно они суют свой нос в чужие дела.
      – Их нельзя за это ругать, – благоразумно заметила Антония. – Им-то обязательно нужно знать. Но в данный момент мне кажется значительно важнее решить, что делать с тобой. Тебе, Джайлз, хорошо говорить, что ты не можешь дать вперед денег, а нам, пока ты сидишь на этих деньгах, придется отдать Роджеру одежду Кеннета.
      – Нет, не надо, – сказал Роджер, снова оживляясь. – Прежде всего, мне не нравятся его рубашки.
      Антония сразу встала горой за вкус брата, и, поскольку спор начал быстро развиваться в сторону абстрактных рассуждений о портняжном искусстве, Ханнасайд, как видно, счел за лучшее удалиться. Верикеры обратили на его уход мало внимания, а Джайлз проводил Ханнасайда до входной двери и сказал, что от души ему сочувствует.
      – Спасибо, – ответил Ханнасайд. – А Роджер Верикер случайно не был выслан?
      – Возможно, – совершенно невозмутимо сказал Джайлз. – Во всяком случае, он свалился нам на голову без единого пенни в кармане.
      Ханнасайд посмотрел на Джайлза исподлобья.
      – Вы защищаете его интересы, мистер Каррингтон?
      – Насколько мне известно – нет.
      Когда через несколько минут, проводив суперинтенданта, он вернулся в мастерскую, то услышал, как Вайолет, которая во время визита Ханнасайда тихонько сидела в другом конце комнаты, переворачивая страницы журнала, говорила:
      – Я попридержала язык, пока этот человек был здесь, потому что, конечно, понимаю – это не мое дело. Но я была просто потрясена, Кеннет, тем, как ты себя вел. Так глупо, так по-детски. Мы знаем, что не ты убил своего сводного брата, но ты прямо напрашиваешься на неприятности. И я должна сказать, с твоей стороны не слишком любезно и не слишком умно вести себя так жестоко по отношению к мистеру Верикеру.
      – Обо мне не беспокойтесь, – сказал Роджер. – Я не обращаю на него внимания, пока он еще не воткнул в меня нож.
      – По-моему, это очень великодушно с вашей стороны, мистер Верикер, – сказала Вайолет. – И чтобы ни говорил Кеннет, я надеюсь, вы верите, что я, по крайней мере, не разделяю его чувства. – Она взяла шляпу и перчатки и протянула ему руку. – До свидания, и, пожалуйста, не обращайте внимания на Кеннета и Тони.
      – Ты не собираешься его поцеловать? – безжалостно спросила Антония.
      – Замолчи, – оборвал ее Кеннет. – Я провожу тебя до дому, Вайолет.
      Не успели они покинуть мастерскую, как Роджер с неожиданной проницательностью заметил:
      – Я скажу вам, кто она такая: она – авантюристка. Я знавал много из них. Лучше бы Кеннет на ней не женился.
      Антония впервые глянула на него дружелюбно.
      – Да, она авантюристка, и я готова поспорить на что угодно – она охмурит тебя, чтобы добиться изрядного куша для Кеннета.
      – Ну нет, – без обиняков сказал Роджер. И добавил: – Пока у меня самого не слишком большие возможности не то что другим давать – и себе-то помочь. Джайлз, когда я могу получить немного денег?
      – Завтра я свяжусь с Гордоном Трулавом, – ответил Джайлз. – Он второй душеприказчик. По-моему, ты не был с ним знаком.
      – Нет и не хочу знакомиться, – сказал Роджер. – Я хочу только получить немного денег и не понимаю, почему это невозможно.
      – Возможно, – сказал Джайлз. – Я дам тебе знать, как только переговорю с Трулавом.
      – Приходи, выпьем чаю, – пригласила Антония. – Кеннет поведет Вайолет на дневной спектакль.
      – Приходить необязательно, – сказал Роджер. – Просто позвони мне.
      Джайлз не обратил внимания на эту несколько бестактную реплику. Он смотрел на Антонию.
      – Ты хочешь, чтобы я пришел, Тони? – сказал он. Она глянула ему прямо в глаза и сказала чистосердечно:
      – Да, хочу.
      И вот на следующий день Джайлз Каррингтон, сказав нечто туманное своему подозрительному и немного склеротическому родителю, ушел из конторы сразу после половины четвертого и подъехал к квартире своих кузины и кузена, как раз когда суперинтендант Ханнасайд собрался подняться к входной двери.
      – Привет! Что привело вас сюда так скоро? Открыли какие-то новые поразительные обстоятельства?
      – Да, – сказал Ханнасайд. – Вот именно.

      Улыбка исчезла из глаз Джайлза Каррингтона, но голос был по-прежнему ленивый и насмешливый.
      – Звучит захватывающе, – сказал он. – Что же произошло?
      Они двинулись вверх по лестнице. Огонек вспыхнул в глазах суперинтенданта, он сказал:
      – Не волнуйтесь. Ваши клиенты в новых событиях не замешаны.
      – Я рад, – произнес Джайлз, нажимая на звонок. – Роджер был в Англии в момент убийства. В этом дело?
      – Да, – ответил Ханнасайд. – В этом.
      – Бедный Роджер! – сказал Джайлз. – Я так и заподозрил, когда он забыл название судна.
      Ханнасайд укоризненно на него глянул.
      – Вы так же ужасны, как все они, – строго заметил он. – В ту минуту, когда вы увидели Роджера Верикера, вы не только заподозрили, что он приехал в Англию раньше, чем сказал, но были почти уверены, что он-то и есть тот оборванец, который приходил к Арнольду Верикеру в субботу. Ведь верно?
      – Не совсем, – возразил Джайлз. – Я заподозрил это за несколько часов до того, как его увидел. Едва услышал о том, что он появился. Добрый день, Мергатройд. Мисс Тони дома?
      – Как же, она ждет вас, сэр, – сказала Мергатройд, широко распахивая двери. – Но убейте, не пойму, кто вас просил снова приводить полицию. Последние дни мы будто без нее жить не можем. Они оба в мастерской, мистер Джайлз.
      Джайлз Каррингтон кивнул и прошел через переднюю, суперинтендант – за ним. В мастерской Роджер Верикер явно решал какую-то задачу на клочках бумаги, а Антония, положив подбородок на сложенные руки, наблюдала критически, но довольно дружелюбно, за его выкладками. Когда дверь открылась, она быстро подняла глаза и доверчиво улыбнулась Джайлзу, бросив:
      – Привет! А Роджер пытается выработать систему. Но я-то думаю, ничего из этого не выйдет.
      – Долго же ты можешь так продумать, – подхватил Джайлз.
      Тут Антония увидела суперинтенданта Ханнасайда и удивленно подняла брови.
      – А я и не знала, что вы тоже придете, – сказала она. – Лучше бы не приходили, потому что, откровенно говоря, мне до смерти начинает надоедать это семейное преступление. Но если так нужно – что ж, входите.
      – Боюсь, что нужно, – сказал Ханнасайд, закрывая дверь. – Я хочу задать несколько вопросов вашему сводному брату.
      Роджер, который вздрогнул при виде Ханнасайда, сказал:
      – Бесполезно задавать мне в данный момент вопросы, потому что я очень занят. По правде говоря, когда мы отделались от Кеннета, я надеялся провести время спокойно.
      Внимание Джайлза привлек черновой набросок на каминной полке.
      – Боже правый, как талантливо! – вырвалось у него. – Работа Кеннета?
      – Не вижу ничего талантливого, – возразил Роджер. – Если честно, то не будь я человеком добродушным, этот портрет мог бы серьезно меня раздосадовать.
      – Да, – согласился Джайлз. – Я… я вполне это допускаю.
      – Более того – он совсем на меня не похож, – продолжал Роджер. – Настолько, что Кеннету пришлось объяснить мне, кого он собирался изобразить.
      – Пойман взгляд, правда? – заметила Антония. – Кеннет сделал этот эскиз сегодня утром… После того, как заявил, что портретное искусство деградировало. Верно, здорово?
      – Зло, – тихо сказал Джайлз. – Право, Тони, это нехорошо.
      Ханнасайд, тоже смотревший на эскиз с некоторым удивлением, целиком согласился с Джайлзом и стал размышлять, допустимо ли думать, что человек, который сотворил столь безжалостный портрет, способен на все, даже на убийство. Он перевел взгляд на оригинал и произнес без всяких предисловий:
      – Вчера вечером вы сказали мне, мистер Верикер, что высадились в Англии два дня назад.
      – Возможно, я в самом деле так сказал, – согласился Роджер. – Но вчера вечером было столько наговорено, что всего сказанного мною я не упомню. Однако спорить не собираюсь – пусть будет по-вашему.
      – Так вы продолжаете это утверждать?
      – А что? – осторожно спросил Роджер.
      – А то, что это неправда, – с безоглядной прямотой бросил суперинтендант.
      – Я возражаю, – сказал Роджер. – Заявить так – значит нанести оскорбление, и если вы думаете, что, будучи детективом, можете направо и налево оговаривать людей, то ошибаетесь и скоро убедитесь в этом. – Он задумался, потом мрачно продолжал: – Впрочем, может, и нет, потому что мне кажется, в этой стране нет предела произволу полиции.
      – Предел есть, – сказал Ханнасайд. – И ваш двоюродный брат проследит, чтобы я не переступал его. Ваше имя, мистер Верикер, не значится в списках пассажиров ни одного судна, прибывшего из Южной Америки два дня назад.
      – Ну, это весьма удивительно, – сказал Роджер. – Но, заявив, что приехал два дня назад, я не утверждал, будто прямо из Южной Америки.
      – Вы сказали – из Буэнос-Айреса, – напомнил Ханнасайд.
      – Совершенно справедливо, – согласился Роджер. – Так и есть. Конечно, если бы я знал, что вас это интересует, я мог бы сообщить вам все детали. Дело в том, что я выходил на берег в Лиссабоне.
      – Господи помилуй, зачем? – спросила Антония.
      – Хотел повидаться с одним человеком, – туманно сообщил Роджер.
      – По поводу собаки, – насмешливо подсказала Антония.
      – Нет, не собаки. По поводу партии попугаев, – сказал Роджер, ловко импровизируя.
      – Вы выходили на берег в Лиссабоне, чтобы повидаться с человеком по поводу партии попугаев? – повторил суперинтендант.
      – Вот именно, – кивнул Роджер. – Амазонских попугаев. Не этих серых с розовыми хвостами, а зеленых, которые визжат. – Рассказ начал его увлекать; все больше воодушевляясь, он продолжал: – Я думал, что смогу заключить сделку. Вы просто удивитесь, насколько велик спрос на попугаев в Португалии.
      – Удивляюсь, – мрачно вставил Ханнасайд.
      – Каждый бы удивился, – продолжал Роджер. – Я и сам был удивлен. Но это не так. Идея заключалась в том, чтобы погрузить на корабль партию попугаев для человека, о котором я вам говорил. Но, к несчастью, мы не смогли с ним прийти к соглашению, и поэтому лучше всего было повидаться с ним.
      – Надеюсь, вы в конце концов пришли к соглашению, – заметил Ханнасайд с мрачным сарказмом.
      – Да нет, – по-прежнему увлеченно продолжал Роджер. – Не пришли, и все это находится в состоянии некоторой неопределенности, потому что он хочет покупать попугаев гуртом, что, конечно, странно. Однако теперь, когда я буду при деньгах, я не стану больше об этом думать.
      – Какая, ей-богу, досада, что Кеннет этого не слышит! – воскликнула Антония. – И где же водятся эти попугаи?
      – Да везде на Амазонке, – сказал Роджер. – Их надо ловить.
      – Я так и вижу, как ты пробираешься через чащу, расставляя силки для попугаев. Да ты просто осел!
      – Ну, я бы не стал этого делать сам. Нанял бы людей, – сказал Роджер. – Конечно, если бы это дело разрослось – а я полагаю, так бы оно и было – я собирался выращивать их, как выращивают чернобурых лисиц и других зверей. Если хорошо дело поставить, оно могло бы принести большие деньги, потому что каждый попугай стоит десять фунтов (а хороший частенько и дороже), следовательно, вы сами можете понять, что прибыль на каждом попугае значительная. – Тут он решил, что попугаи отслужили службу, и выбросил их за ненадобностью за борт. – Но, я говорю, теперь, разбогатев, я перестал об этом помышлять. Сейчас они мне ни к чему.
      – Вы правы, – сказал Ханнасайд. – Я установил, мистер Верикер, что вы были пассажиром на борту корабля «Прайд оф Лондон», который пришвартовался в Ливерпуле шестнадцатого июня – за день до убийства "вашего брата.
      Роджер откинулся на спинку стула.
      – Ну, если вы это установили, то так оно и есть, – согласился он. – Глупо спорить по таким вопросам с детективами, поэтому я сразу вам скажу: насчет попугаев была шутка.
      – Я знаю, – ответил Ханнасайд. – Мы скорее продвинемся вперед, если вы впредь воздержитесь от шуток.
      – Многие считают спешку проклятием нашего века, – продолжал Роджер. – Не могу сказать, что я сам от нее без ума. Обратите внимание, я вовсе не уверен, что проект с попугаями такой уж пустой. Чем больше я о нем думаю, тем больше мне кажется, что в нем что-то есть. Ну, например, предположим, люди начнут украшать свои шляпы перьями попугаев.
      – Мистер Верикер, я ведь не совсем дурак и не верю, что вы такой уж дурак, каким представляетесь. Может, отбросим тему попугаев?
      – Как вам угодно, – любезно согласился Роджер.
      – Вы готовы подтвердить, что высадились в Ливерпуле шестнадцатого июня?
      – Если вы уже вынюхали все у портовых агентов, то нет смысла спрашивать меня, готов ли я подтвердить. Очень жаль, что вы так неуемно любопытны, потому что из-за этого вам приходится тратить попусту уйму времени, чтобы доказать, будто я убил Арнольда, а я вам могу сказать с самого начала, что я его не убивал.
      – Если вы так уверены, что я попусту трачу время, мистер Верикер, почему вы скрывали тот факт, что были в Англии семнадцатого июня?
      – Вот это то, что я называю глупейшим вопросом, – сказал Роджер. – Совершенно ясно: если бы было известно, что я оказался в этот день в Англии, полицейские гнались бы за мной, как свора ищеек. Ну вдумайтесь, как вы сейчас себя ведете! Не то чтобы я вас ругал, потому что вы совершенно естественно должны так поступать. Но вот именно это я и имел в виду. В один прекрасный день я появляюсь, выхожу на белый свет, а Арнольда на следующий день убивают. Я был бы величайшим идиотом, если бы не понял, кого заподозрят, как только это обнаружится. Я не люблю неприятностей и не люблю полицейских. Более того: я нахожу все такого рода вещи весьма утомительными, потому что не принадлежу к числу людей, согласных напрягать свою память, чтобы вспомнить множество незначительных деталей. У меня от этого болит голова. Я хочу только тишины и покоя.
      – И тем не менее, мистер Верикер, я вынужден просить вас вспомнить тот день, когда вы высадились в Англии, и сказать мне, что вы тогда делали.
      Роджер вздохнул, но, видимо, более или менее примирился с необходимостью отвечать и сказал устало:
      – Ну, я приехал в Лондон. Естественно. Что еще мне было делать?
      – В пятницу?
      – Если вы навели так много справок, то знаете не хуже меня, что мы причалили поздно, – сказал Роджер.