Мгновение он смотрел на Рапсодию, его лицо оставалось неподвижным, но в глазах плескалась тоска. Сердце Рапсодии рванулось к нему, как год назад, когда она смотрела на него из окна своего дома в Элизиуме, а он стоял на берегу подземного озера. Это произошло после их первой ночи, проведенной вместе. Затем сердце Рапсодии сжалось от чувства вины. Она быстро обвела взглядом замерших рядом с ним людей, пытаясь определить, кто из женщин может быть его женой. В первом ряду она заметила много молодых знатных леди, но так и не сумела выделить ту, что стала новой леди Ньюленд. Эши поклонился Рапсодии, а потом вернулся к центру Второго флота.
      В руках Эши держал посох Верховного жреца. Рапсодия с мрачным удовлетворением отметила, что Каддира, по всей вероятности, больше нет в живых. На плечах Эши развевался туманный плащ, так долго скрывавший его от всех. Только теперь плащ представлял собой не темный туман, а неистовые лазурные волны, привлекавшие к его владельцу внимание. На шее висела цепочка с горящей свечей Кринеллы, которая озаряла доспехи кирсдаркенвара на его груди, сиявшие подобно сине-зеленой рыбьей чешуе в золотых лучах предполуденного солнца. Но еще ярче, чем латы, сверкали волосы, придавая его облику царственность благородного лорда, потомка великих королей. Рапсодия яснее прежнего видела, что она его недостойна.
      Акмед, Грунтор и болги-намерьены присоединились к намерьенам, но образовали отдельную группу. Они стояли на возвышении, к востоку от Помоста Созывающего, заняв почетное место хозяев. Рапсодия повернулась, чтобы посмотреть, как они рассаживаются, и обратила внимание на четырнадцать фигур, с ног до головы закутанных в плащи с опущенными на самые глаза капюшонами, молча устроившихся за спиной короля фирболгов. Сначала ее сердце сжалось от тревоги, она не видела появления этих намерьенов и не знала, к какому флоту они принадлежат. Затем она обратила внимание на тонкие руки, и что-то в их фигурах показалось ей знакомым, напоминающим некоторые черты Акмеда. Акмед улыбнулся, и они обменялись взглядами. И тут же беспокойство Рапсодии исчезло. То были дракиане, и ее душа наполнилась радостью: народ Акмеда не исчез.
      Оглушительный грохот стер улыбку с ее лица. Она обратила взор к Чаше и увидела, что люди отчаянно спорят, ругаются, бросают друг на друга полные ненависти взгляды. Представители разных флотов устроили самый настоящий базар, а наины и лирины обменивались злобными репликами, грозившими в любой момент перерасти в кровавую схватку. Рапсодия вздохнула: Совет еще не начался, а намерьены уже готовы развязать новую войну.
      Она сделала глубокий вдох и запела. Используя ноту намерьенского рога, она произносила древние слова Гвиллиама-Провидца, которые Меритин вырезал на стене пещеры драконихи, а сами намерьены писали на всем своем пути к новой жизни:
      Cyme we inne frid, fram the grip of deap
      to lif inne is smylte land.
      Подобно звучанию огромного колокола в звоннице базилики Бет-Корбэра, ее песня эхом отразилась от стен Чаши, разом заставив всех замолчать. Сто тысяч пар глаз обратились к Рапсодии, стоящей на Помосте Созывающего, королеве, увенчанной звездной диадемой, Дающей Имя, призывающей намерьенов к порядку. Люди стояли с разинутыми ртами, не в силах оторвать от нее потрясенных взглядов. Первым пришел в себя Анборн, и на его лице появилась широкая улыбка. Он облегченно вздохнул, а вслед за ним вздохнули и десятки тысяч других гостей. Напряжение исчезло, наступившая тишина стала уважительной.
      - Неплохо получилось, не правда ли? - Резкий голос, полный силы, низкий, точно рев огромного костра, разнесся над Чашей, взорвав наступившее спокойствие.
      Многие из присутствующих удивленно вскрикнули, а у Рапсодии внутри все похолодело. Она молча наблюдала за намерьенами, быстро освобождающими середину амфитеатра.
      Толпа вновь сомкнула ряды, а наступившее молчание наполнилось яростью и ненавистью. В самой сердцевине Чаши стояли три женщины, такие же высокие, как и их отец, с гордо поднятыми головами. Лица собравшихся намерьенов исказились от злобы и страха.
      Рапсодия сразу же узнала первых двух сестер. Ронвин пришла на Совет в черной свободной накидке, которую носила в монастыре, она была бледной и хрупкой - казалось, будто она спит. А вот на лице Мэнвин застыла дерзкая усмешка, огненно-рыжие волосы разметал ветер, в зеркальных глазах отражался солнечный свет. Однако все внимание было обращено на третью сестру, самую высокую, лишь немногим уступающую Грунтору, с широкими плечами и почти сверхъестественно прекрасным лицом.
      Совсем не такой Рапсодия представляла себе Энвин - она оказалась ошеломляюще, пугающе красивой. Золотая кожа, как у отца, прекрасное жесткое лицо, словно выкованное из металла. Такие же, как у Эши, медно-рыжие волосы, в них отражалось солнце, ослепляя тех, кто на нее смотрел. Она обвела пронзительными голубыми глазами толпу, демонстрируя собравшимся свое неудовольствие.
      Акмед наблюдал за ней с большим интересом, готовый ко всему. Среди собравшихся здесь могущественных, проживших бесконечно длинные жизни людей лишь Энвин могла поспорить совершенством черт с Рапсодией. Он видел, что намерьены очарованы королевой лиринов. Но если Рапсодия вызывала любовь и желание, то Энвин воздействовала на людей угнетающе. И она это прекрасно знала, ее победоносная улыбка о многом рассказала Акмеду.
      Теперь, когда в Чашу вошли прорицательницы, собрались все участники Совета, и вновь установилась тишина. Послышался низкий недовольный голос короля наинов:
      - Кто призвал нас сюда? По какому праву Совет, распущенный тысячу лет назад, созван вновь?
      Акмед посмотрел на Рапсодию, стоявшую на помосте Созывающего. Ее лицо оставалось удивительно безмятежным даже после появления прорицательниц, а голос прозвучал спокойно и четко:
      - Это я трубила в рог, ваше величество.
      - По какому праву? - потребовал ответа древний наин. - Совет более не управляет нами, и многие из нас не хотят его возвращения.
      Со стороны Первого флота послышался голос Элендры, легко перекрывший поднявшийся шум:
      - Она лиринская королева и илиаченва'ар.
      Вновь начались разговоры, среди наинов разгорелся ожесточенный спор.
      - Да какая разница! - выкрикнула Энвин, и мгновенно восстановилась тишина. - Ты не имела права даже прикасаться к рогу, девчонка. Он принадлежит двум людям - Королю и Королеве намерьенов.
      - Чепуха! - взревел Анборн, сидевший среди представителей Третьего флота. - Рог намерьенов предназначен для того, чтобы в момент нужды созвать Совет, - на это имеет право каждый намерьен. Гвиллиам, которому мы все клялись, давно мертв, а тебе он никогда не принадлежал.
      От дерзости Анборна все как один намерьены затаили дыхание.
      Гнев Энвин стал еще яростнее, голубые глаза вспыхнули.
      - Поосторожнее, Анборн, я много лет назад отреклась от тебя. Ты хочешь бросить мне вызов здесь и сейчас?
      Анборн, не дрогнув, встретил ее взгляд, но ничего не ответил. Напряжение усилилось, небо потемнело, появились грозовые тучи. Через мгновение Энвин улыбнулась:
      - Вижу, что нет. В присутствии свидетелей предателям лучше помалкивать.
      - Предателям? - вскричал кто-то из лиринов, представляющих Первый флот. - Кто ты такая, чтобы обвинять других в предательстве?
      Многие зашумели, поддерживая смельчака.
      Энвин медленно повернулась и посмотрела на него - тот сжался под ее испепеляющим взглядом; не в силах справиться с дрожью, он не мог оторвать взгляда от ее змеиных глаз.
      - Бабушка! - прозвучал сильный голос Эши, и все затихли. - Мы на Совете! Ты не имеешь права нападать на людей, находящихся внутри Чаши, и тебе это известно лучше любого из нас!
      - С каких это пор Энвин стала подчиняться законам? - пробормотал кто-то из Второго флота.
      Энвин не обратила на реплику никакого внимания и повернулась к Эши.
      - Значит, и ты против меня? Решил с ним объединиться?
      - Мне нет никакой необходимости ни с кем объединяться, я лишь хочу обратить твое внимание на то, что ты собираешься нарушить собственный закон. Нравится это тебе или нет, но мы здесь собрались, значит, Совет открыт, и ее величество призвала всех к порядку.
      - Хорошо, пусть будет Совет, но эта девчонка не имеет права его возглавлять, - заявила Энвин, вновь поворачиваясь к Рапсодии. - Совет не может проходить без Короля или Королевы намерьенов. Так было всегда, а у намерьенов есть только одна Королева. Я поведу за собой Совет! Сойди с Помоста, девчонка. - И она решительно направилась к лесенке, ведущей к самому высокому пику из тех, что опоясывали Чашу.
      На миг возникшая тишина взорвалась криками. Проклятья мешались с воплями негодования, не давая Рапсодии восстановить порядок. Акмед не сомневался, что, когда шум усилился, на лице Энвин появилась довольная улыбка. Анборн в чем-то убеждал Эдвина Гриффита, который, в свою очередь, смотрел вверх и гневно указывал на Энвин, поднимающуюся к Помосту Созывающего. В Чаше воцарился хаос, все орали, грозили друг другу кулаками. Взойдя на Помост, Энвин гордо расправила плечи и с удовлетворением посмотрела на плоды своих трудов.
      Через мгновение этот безумный гам утонул в зове рога. Намерьены замерли, и даже Энвин побледнела. Смолкла последняя нота, а с ней затихли и все голоса.
      Рапсодия опустила рог, ее лицо сохраняло спокойствие. Акмед не сдержал улыбки, увидев, с каким достоинством она себя ведет. И лишь по цвету ее глаз он понимал, что Рапсодия в ярости.
      - Создается впечатление, что многие не согласны с вашими притязаниями, Энвин, - вежливо проговорила Рапсодия.
      - Мнение толпы не имеет значения. - Энвин нисколько не взволновала тихая ненависть, обрушивающаяся на нее почти ощутимыми волнами. - Я Королева намерьенов. И пока я жива, другой быть не может.
      Воздух тут же наполнился криками тех, кто предлагал решить эту проблему раз и навсегда. Толпа гневно требовала ухода Энвин с Помоста, но та лишь холодно взирала на них сверху. Наконец звучный голос одного из древних сереннов перекрыл крики остальных:
      - Вопреки твоим заявлениям, тебя изгнали из Совета и лишили титула Королевы. Он тебе больше не принадлежит.
      - Я не признаю права Совета принимать такой закон, - ледяным тоном заявила Энвин.
      - Ты не признаешь? - вскричал Анборн, охваченный гневом. - А с чего ты взяла, что имеешь право признавать или не признавать что бы то ни было? Совет оказал тебе честь, сделав Королевой намерьенов, а после того как ты покрыла себя позором и едва не уничтожила всех нас, мы вышвырнули тебя вон!
      Энвин выпрямилась во весь рост и свирепо посмотрела на своего сына, отказавшегося поддержать ее во время войны и за это проклятого еще много веков назад.
      - Тебе легко обвинять других в бесчестье, ничтожество. Мое право древнее, чем у кого-либо из вас. Я дитя Меритина-Путешественника и драконихи, которой принадлежал этот мир задолго до того, как здесь появились вы. Я связующая нить, которая объединяет вас с землей, приютившей вас! Само мое существование есть символ союза намерьенов и этой страны, союз древней крови Серендаира с перворожденными, жившими здесь. Кто из вас может сказать о себе то же самое? Кто может оспорить мои права?
      - Как ни странно... - начал Эдвин Гриффит, но Энвин, оказывается, еще не закончила.
      - Я прорицательница Прошлого, дитя Древних, живой символ союза людей и этих земель. Без меня вас бы сбросили в море, из которого вы выползли! Вы обязаны мне жизнью, да и сейчас живете только благодаря мне - как вы думаете, кто подарил вам бессмертие? Откуда оно взялось? Есть ли у кого-нибудь право осудить меня?
      Наступила тишина. Эхо ее голоса затихло, и Энвин с торжествующей улыбкой посмотрела на молчащую толпу. Взором дракона она оглядела намерьенов, ее пронзительные голубые глаза буравили людей, которыми она когда-то правила, некоторые из них сражались на ее стороне, другие против. Она увидела Элендру, и улыбка исчезла, а в глазах загорелась ненависть. Лиринская воительница спокойно встретила ее пылающий взгляд. Энвин задрожала от ярости и подняла руку, указывая на Элендру.
      - У меня есть право осудить тебя. - Голос Эши нарушил тишину, и все глаза обратились к нему. - Ты солгала мне, ты больше не прорицательница.
      По толпе пробежал ропот удивления.
      Золотая кожа на лице Энвин стала пурпурной.
      - Святотатство! Я не сказала тебе ни слова лжи.
      - Нет, ты отделалась полуправдой! Ты манипулировала истиной и рассказала мне только то, что хотела, умолчав о том, что мне было необходимо знать. А это, бабушка, то же самое, что ложь. Ты меня предала. Твоя ложь разбила мне сердце, но страдал я один, и за это, возможно, я готов тебя простить. Однако, решив сохранить в тайне правду, чтобы удержать меня под своим влиянием, ты скрыла природу Трех. Многие погибли из-за тебя, бабушка. Ты предала намерьенов и их героев, которые напрасно погибали в схватке с демоном, а ведь его можно было победить, сохранив жизни лучших из нас! И теперь тебе нет прощения.
      Его взгляд обратился к Рапсодии, и все присутствующие решили, что он уступает ей слово, но Акмед, стоявший у Рапсодии за спиной, смотрел в том же направлении, что и она, поэтому ему удалось увидеть нечто большее. Он не знал, о какой лжи говорил Эши, но сообразил, что она каким-то образом связана с Рапсодией. Акмед взглянул на королеву, на ее лице застыл молчаливый вопрос. Очевидно, она не понимала, что имеет в виду Эши, но неожиданное внимание вызвало румянец у нее на щеках.
      И не он один это заметил. Энвин, смотревшая на лиринскую королеву, тоже увидела ее реакцию. Она помрачнела и перевела взгляд с Рапсодии на Элендру, а потом обратно.
      - Отойди, девчонка, - приказала она. - Это мой народ, мой Совет. Я Королева намерьенов и не уступлю тебе мое право.
      Рапсодия улыбнулась. Люди затаили дыхание, а потом послышался ропот недовольства. За недолгое время знакомства с Певицей намерьены успели полюбить скромную лиринскую королеву. Акмед не сомневался, что они готовы последовать за ней.
      В их сердцах загорелся справедливый гнев, их возмутила оскорбительная манера поведения их бывшей Королевы. Акмед знал, что Рапсодия все прекрасно понимает, именно поэтому она улыбалась. Только так она могла ослабить напряжение, помешать насилию, которое могло вспыхнуть, как лесной пожар, стоило только произнести одно неосторожное слово.
      - Не думаю, что вам следует называть меня девчонкой, ведь я родилась на несколько столетий раньше вас, - спокойно напомнила Рапсодия.
      Надменная усмешка искривила губы Энвин.
      - О чем ты говоришь, девчонка?
      Акмед решил, что пришла пора отбросить правила хорошего тона.
      - Это значит, - раздался скрипучий голос короля фирболгов, разрезавший шум толпы, точно разящий удар клинка, - что девушке не нравится, как к ней обращается старая карга.
      Смех, смешавшийся с восклицаниями ужаса, прокатился над толпой. Лицо Энвин исказила ярость, и даже Рапсодия ужаснулась.
      - Акмед, ты не прав, - укоризненно проговорила она. - Энвин вовсе не старая карга.
      - Правильно, - проревел Грунтор. Намерьены повернулись к великану фирболгу, пытавшемуся обуздать свой гнев, но по всему было видно, что Грунтор эту схватку проигрывает. Возмущение намерьенов, вызванное хамством Энвин, бледнело перед яростью болга. - Она проклятая ведьма. Ой благодарит тебя, мисси, - и как только тебе удается сохранять вежливость! - и советует ведьме попридержать язычок, иначе Ой вырвет ее сердце и съест сырым.
      По Чаше пробежал вздох ужаса - никому и в голову не пришло, что это просто пустая угроза.
      Рапсодия взглядом попросила Акмеда успокоить Грунтора, и король фирболгов коснулся локтя великана.
      Энвин побагровела.
      - Как ты смеешь так со мной разговаривать, неразумное чудовище? Жалкий каприз природы! Уже одно твое присутствие оскверняет эту благородную землю. Как твой правитель, я приказываю тебе: немедленно покинь Совет, и если ты еще когда-нибудь осмелишься явить миру свою людоедскую морду, я обращу тебя в грязь, из которой вышел ты и все твое племя.
      Она бросила на него полный ненависти взгляд - точно таким же она наградила лирина, осмелившегося выступить против нее, и тот так и не пришел в себя.
      Однако Грунтор не собирался терпеть подобного обращения.
      - Ну давай, попробуй, сука! - взревел он, и его рев эхом отразился от стен Чаши и проник в глубь горы, отчего сидевшие там болги содрогнулись.
      Без лишних слов он бросился к Помосту. Люди в ужасе отшатнулись: то была сама разъяренная мощь, семь с половиной футов натренированных мускулов, жаждущих смерти того, кто посмел оскорбить Рапсодию. В последний момент перед ним возник Акмед, и только он отделял прорицательницу от верной гибели, - стоявшие за спиной Рапсодии лирины поспешно расступились в стороны, как только завязался диалог между Энвин и Грунтором.
      - Сержант, не унижай себя, - сурово сказал Акмед. - Она недостойна чистить твои сапоги. Не пачкай руки, разрывая ей горло, хотя она этого заслуживает. - Он посмотрел в лицо великана: Грунтор тяжело дышал от захлестнувшей его ярости, но изо всех сил пытался взять себя в руки. Казалось, еще немного, и он отшвырнет Акмеда со своего пути. - Я твой король, и я приказываю тебе.
      - Недостойна? - послышался трубный голос. Энвин захохотала, и ее смех громом обрушился на головы собравшихся намерьенов. - Я, Королева намерьенов, победительница Великой войны, недостойна? Вот вам доказательство того, как ошибочны пророчества.
      Услышав последние слова, Мэнвин ощетинилась и сжала кулаки. А Энвин продолжала:
      - Мой народ, узри Трех, которые должны были спасти тебя от гнева невидимого демона. Посмотри, вот они перед тобой во всей своей красе. Первый - огромный урод, животное, по всей видимости сбежавшее из бродячего цирка! Рядом с ним - благородный лорд, Разносчик Смерти, наемный убийца, который, как шлюха, служит тем, кто платит, убивая без всякого разбора...
      - Похоже, она имеет в виду меня, - подняв руку, перебил ее Акмед, обращаясь к толпе. Потом он повернулся к Энвин, замолчавшей от неожиданности. На лице короля фирболгов промелькнула насмешливая улыбка. О, извини, Энни, это было слишком самонадеянно. Вероятно, ты имела в виду себя? Несомненно, ты заслужила этот титул куда больше меня. Разносчик Смерти? Мои трофеи бледнеют перед твоими достижениями. Не я уничтожил четверть своего народа из-за домашней ссоры. Если бы Гвиллиам ударил посильнее и сломал тебе шею, удалось бы сохранить множество жизней и сейчас нам бы не пришлось выслушивать твой бред. Как жаль, что его рука оказалась недостаточно тяжелой. А теперь относительно шлюхи: это, пожалуй, не просто твой титул, но призвание. Кто еще не постеснялся продать свое королевство и лиринских союзников тому самому демону, который едва не уничтожил наш мир? И предоставить ему возможность повторить попытку, только для того, чтобы отомстить мужу? Ты законченная шлюха, Энвин. Сойди с Помоста и покинь мои земли, иначе я позволю Грунтору снести тебе голову с плеч, а твой череп мне пригодится в качестве ночного горшка.
      В Чаше установилась полнейшая тишина; казалось, даже природа затаила дыхание. Лицо Энвин застыло в удивленной гримасе - за всю ее долгую жизнь никто не осмеливался говорить с ней подобным образом. Глаза Энвин превратились в щелки, она судорожно подбирала достойный ответ. Когда она заговорила, на ее губах появилась жестокая улыбка:
      - Благодарю за титул законченной шлюхи, но, боюсь, я не смогу его принять. Поскольку он принадлежит данному сборищу. - Она повернулась к Рапсодии. - Подойдите, ваше величество, и...
      - Хватит! - Голос Эши громом прокатился по Чаше, поддержанный живущим в его крови драконом. Он понимал, что сейчас произойдет, и был готов умереть сам или убить Энвин, лишь бы это предотвратить. Он обратился к прорицательнице Настоящего: - Ронвин, кто сейчас Королева намерьенов?
      Хрупкая прорицательница подняла глаза к небу, не обращая внимания на толпу людей, которая, затаив дыхание, ждала ее ответа.
      - Сейчас у намерьенов нет Королевы, - проговорила она, словно во сне, заблудившись в коридорах собственной души.
      - Так сказала прорицательница Настоящего, слово которой закон! вскричал Эши. - Друзья мои, сейчас у намерьенов нет Королевы! Твои притязания отвергнуты, бабушка!
      75
      Толпа разразилась радостными криками. Энвин потеряла дар речи, она посмотрела на Акмеда и Эши, обменявшихся заговорщицкими взглядами невольных союзников.
      - Молчать! - рявкнула она, и радостный гул слегка утих. - Вы жалкие оборванцы, лишенные вождя, не способные увидеть королевскую кровь. Вы слушаете предателя, который стал королем чудовищ.
      - Ты ошибаешься, - жестко перебила ее Элендра. - Здесь любой способен отличить предателя. Отступись, Энвин, избавь себя от дальнейших унижений. Совет собрался для того, чтобы воссоздать уничтоженное тобою, восстановить доверие, разбитое тобой и Гвиллиамом. Трое избавили эту землю от демона, за появление которого несешь ответственность только ты. Если бы ты была достойным правителем, то не стала бы продавать нас ф'дору ради достижения своих жалких целей. Оставь нас и удались в свою пещеру. Ты принадлежишь Прошлому во всех смыслах.
      Энвин медленно повернулась на голос Элендры. Очевидно, слова лиринской воительницы привлекли ее внимание. Вновь установилась тишина. Прорицательница смотрела в глаза Элендры с искаженным от ненависти лицом.
      - И это говорит так называемая лиринская героиня, - насмешливо проговорила Энвин и презрительно рассмеялась, увидев, как затрепетали ноздри Элендры, а в глазах загорелись опасные огоньки ненависти. - Как интересно. Если уж рассуждать о предательстве, тебе следовало бы помалкивать, Элендра, чтобы никто не начал разбираться в твоих поступках. Вижу, что ты не только труслива, но и глупа.
      Раздались возмущенные крики протеста, в основном от представителей Первого флота и лиринов, но Чаша вдруг завибрировала, поглощая звук. Энвин вновь удалось привлечь внимание толпы, и она это прекрасно понимала. В ее глазах засверкало торжество, и она подошла к западному краю Помоста.
      Она воздела руки к небу, словно вбирая в себя энергию солнца. Потом указала на Элендру и рассмеялась громким презрительным смехом.
      - Ты жалкая лицемерка, - сказала Энвин, глядя на Элендру сверху вниз.
      Толпа, собравшаяся вокруг лиринской воительницы, невольно отшатнулась от нее. Элендра оказалась одна в центре круга. Кровь Рапсодии вскипела, и она попыталась сойти с Помоста: если никто не готов поддержать Элендру, она сама встанет с ней плечо к плечу. Но ее ноги, казалось, приросли к камню, и она не могла двинуться с места.
      - Вот она стоит, святая воительница, поклявшаяся сражаться с мифическим демоном. Ты сумела создать себе прекрасную репутацию, не так ли, Элендра? Неистовая, готовая защищать нас от зла, которое Гвиллиам невольно принес с собой в новый мир. Ты отказалась от бремени власти, чтобы избавить мир от ф'дора. Какое благородство! Многие пошли за тобой, чтобы разделить тяготы жестокой борьбы. И ты обучала их, а потом отправляла на верную смерть. Ты и теперь горюешь о них, Элендра? Ты скорбишь о цвете намерьенского воинства? Ведь ты могла сама положить конец существованию демона.
      Над Чашей повисло тяжелое молчание. Даже издалека Эши видел, как сжались челюсти Элендры, а ненависть в глазах запылала с новой силой.
      - Ответь мне, Элендра, перед всеми собравшимися здесь намерьенами. Поведай им правду о том, что ты все знала о месте и времени, знала, что с демоном можно покончить. Ты могла убить его десятилетия назад. Мэнвин открыла тебе в присутствии моего сына, как уничтожить демона в момент, когда он будет слаб, и ты бы могла справиться с ним без помощи Трех. Ты будешь это отрицать? - Глаза Энвин сверкнули, а голос стал жестче. - Ты осмелишься?
      Сто тысяч пар глаз обратились к Элендре. Она стояла, не опуская головы и расправив плечи, но в ее глазах что-то погасло.
      - Нет, - едва слышно ответила она.
      Рапсодия поняла, что ее дух сломлен.
      Отвратительная торжествующая улыбка появилась на лице Энвин.
      - Тебя плохо слышно, Элендра, - насмешливо бросила она. - Что ты сказала?
      Элендра вздохнула - Рапсодия видела, как тускнеют ее глаза, - и повторила:
      - Нет.
      Собравшиеся начали перешептываться. Энвин продолжала улыбаться, наслаждаясь унижением своего давнего врага.
      - Ты все знала, но отказалась встретиться с ф'дором лицом к лицу. Ты уклонилась от исполнения обязанностей илиаченва'ар, ты, знаменитая лиринская воительница! Признайся, Элендра, ты испугалась, - ты, которая повсюду трубила о своей храбрости! Ты слышала предупреждение, риск был слишком велик, не так ли? Поэтому ты позволила другому занять свое место и вместо себя нести бремя неудачи. Мой внук, надежда намерьенов, невинная душа, перенес неописуемые страдания, потерял душу из-за твоей трусости. Твое бездействие отдало его в руки демона! Ты признаешь это?
      - Прекрати! - вскричал Эши. - Кто ты такая, чтобы упрекать Элендру? Ты уничтожила Алмаз Непорочности, наше единственное оружие против ф'дора! Это было мое решение сразиться с ним в одиночку. И если я не считаю Элендру виновной в своей судьбе, какое ты имеешь право обвинять ее?
      - Какое? - презрительно спросила Энвин. - Рассказать, Элендра? Быть может, ему будет интересно узнать, что не только его ты отправила на смерть. Поведать ему обо всех остальных, о Пендарисе?
      Элендра нахмурилась, удивленно глядя на Энвин.
      - Да, Элендра, лучше будет, если ты сама откроешь правду. Пусть все узнают, как погиб твой муж. Если бы не ты, он был бы сейчас жив.
      Лицо Элендры стало белым, как мел. Даже стоя на противоположной стороне Чаши, во главе Второго флота, Эши почувствовал, что Элендра перестала дышать, обвинение Энвин оказалось для нее полнейшей неожиданностью и причинило невыносимую боль. Энвин радостно усмехнулась и вновь указала на лиринскую воительницу.
      - Вот почему я имею право на титул Королевы. Лишь я одна понимаю Прошлое, лишь мне известна истинная история намерьенов! Только я владею всеми вашими тайнами. Ну, Элендра? Расскажи им! Расскажи, кого ты отдала ф'дору в Прошлом и когда нам ждать очередного предательства в Будущем?
      И вновь закричали все разом, начались ожесточенные споры. Эши взглянул на Акмеда, их глаза встретились. Обоим стало очевидно: сейчас начнутся бесчинства. Они оба обратили взоры к стоящей на Помосте Рапсодии, но она наклонилась, и они не видели ее лица. Когда она выпрямилась, они поняли, что Рапсодия рылась в своей сумке. Ее лицо оставалось спокойным, она посмотрела на Акмеда и улыбнулась.
      Рапсодия вытащила лютню и начала играть. Эши сразу узнал мелодию - она играла ее во время ритуала смены его имени. Мелодия отражалась от стен Чаши, вибрация усиливалась с каждым мгновением, и вскоре все открытое пространство наполнилось мерцанием.
      - Энвин, - позвала Рапсодия.
      Одно негромко произнесенное слово легко перекрыло поднявшийся шум. Прорицательница повернулась к ней, разгневанная тем, что ее прервали.
      - Энвин, - повторила Рапсодия, - замолчи.
      Энвин разинула рот, однако довольно быстро оправилась от потрясения, ее лицо покраснело от гнева, а тело сжалось, как у змеи перед атакой. Мышцы горла напряглись, она попыталась что-то сказать, и в ее глазах вспыхнула нестерпимая ненависть.
      Рапсодия спокойно встретила ее взгляд. Лицо Певицы сохраняло безмятежное выражение, лишь глаза приобрели новый оттенок. Они стали цвета весенней травы и сияли так, что даже прорицательница на несколько мгновений заколебалась. Затем Энвин заговорила, точнее, попыталась заговорить, но из ее горла не вылетело ни звука.
      Энвин схватилась за горло, и в глазах Рапсодии появилась жалость, но в остальном ее лицо сохраняло спокойствие. Энвин широко раскрыла рот в безмолвном крике ярости, но, когда ее глаза вновь обратились к Рапсодии, в них появился страх.
      - Ты сама лишила себя права говорить, поскольку требовала от других ответов на вопросы, заданные тебе. Ты больше не можешь называться Прорицательницей Прошлого, ведь ты пожелала узнать о Будущем. Энвин ап Меритин туат Элинсинос, я даю тебе новое имя: Прошлое. Твои деяния нарушают равновесие. Впредь твой язык будет рассказывать только о том, что видят глаза. А вот во владения своих сестер - в Настоящее и Будущее - доступ тебе закрыт. И никто более не станет тебя искать, кроме тех, кого заинтересует прошлое, так что отвечай на вопросы правдиво, иначе ты лишишься и этого дара и будешь молчать до конца дней своих.
      Рапсодия запела, а на лицах намерьенов застыло удивление и восхищение. Ее голос был нежным и твердым одновременно, исполненным скорби. Песня рассказывала об их истории, ужасной и горькой. Рапсодия пела на древнелиринском языке, поэтому слова понимали не все, но те, кто его знал, заплакали. Впрочем, плакали очень многие - люди чувствовали мелодию, и слова им были не нужны.
      Песня рассказывала о гибели их любимого Острова и о долгом отчаянном бегстве. Напряжение достигло предела, а потом рассказ пошел о морском путешествии в новый мир, сквозь Великую Бурю, и об удивительных открытиях, сделанных переселенцами.
      Эши тоже плакал от благоговения, но, когда мелодия изменилась, на его лице появилась улыбка. Зазвучал гимн Веку Намерьенов, полный восхищенной гордости, он рассказывал о временах истинного величия и гармонии, о которых впоследствии слагались легенды. Рапсодия пела о Белом Дереве, о встрече с местными жителями, об объединении трех флотов и о славных днях Золотого Века, когда были построены величайшие города и получены уникальные знания. Лица намерьенов просветлели, они вспоминали свое замечательное прошлое.
      Неожиданно мелодия вновь изменилась.
      Она наполнилась коварством, тайной и угрозой, диссонирующие звуки означали распад и разрушение. Свет на лицах намерьенов померк, глаза потемнели вместе с музыкой, повествующей о Великой войне, об уничтожении Томингоролло и лиринской твердыни Ханер Тил, о рейде Третьего флота, о бойне в Канрифе и Бет-Корбэре, а также о гибели множества людей - о самых черных моментах из семисот лет бессмысленного кровопролития. Песня несла боль, отразившуюся на лицах людей, слезы превратились в рыдания. Мелодия стала мрачной, беспокойной, как сама война, и, когда намерьены уже больше не могли выносить тоскливой безнадежности, наступила почти полная тишина - над Чашей повисла одинокая нота.