Ф’дор.
Он его нашел. Демон здесь. Акмед потряс головой, чтобы очистить сознание, и понял, что продолжает стоять на том же месте, где почувствовал своего врага. Их единый пульс звенел в его жилах, бился в груди, словно боевой барабан, но вдруг ускользнул.
Грунтор соскочил с коня и направился мимо Акмеда к скамьям для гостей. Акмед быстро схватил его за локоть. Не глядя на своего короля, великан быстро наклонился, чтобы услышать его слова.
Акмед прошептал:
— Хозяин Ракшаса здесь.
Грунтор заглянул Акмеду в глаза, надеясь, что тот укажет ему точное местоположение демона, и увидел в них напряженное внимание. Его друг оглядывал толпу. Он изучал ее при помощи всех своих органов чувств, сравнивая едва уловимые запахи, которые приносил ветер, с теми, что запомнила его собственная кровь. Мимо прошли два других члена почетного караула, и Анборн окинул Акмеда подозрительным взглядом. Запах горящей человеческой плоти стал сильнее, но тут же исчез, его унес усилившийся ветер.
Рапсодия находилась на помосте. Его построили таким образом, чтобы она могла взойти на него, миновав толпу, собравшуюся вокруг. Анборн, Гвидион Наварн и Грунтор заняли места у нее за спиной, причем сержант встал сразу за ней. Он то и дело поглядывал на Акмеда, дожидаясь сигнала.
Акмед понимал, что нужно подойти поближе, но ему пришло в голову, что если он почувствовал присутствие демона, то и тот тоже может разгадать его намерения. Нужно было соблюдать осторожность. Он быстро оглядел двор в поисках подходящего места, где можно спрятаться и незаметно понаблюдать за гостями.
На ходу он обмотал флейту по всей длине кожаным ремнем, чтобы закрыть отверстия, плотно завязал его и спрятал инструмент в складках плаща. Металлические стрелки украшали диковинную брошь у него на плаще, ту самую, что хотела потрогать Рапсодия. Акмед всем своим существом чувствовал их ядовитые острые наконечники, торчавшие из тонкой ткани церемониального лиринского наряда, навязанного ему Риалом. Когда он подобрался поближе к помосту, аромат чистого воздуха уступил место горьковатому запаху ф’дора. На открытом пространстве двора он ощущался значительно острее, чем в любой базилике.
Акмед вдохнул его, почувствовал поверхностью ладоней, затем закрыл глаза и попытался соединить ритм биения своего сердца с сердцем ф’дора и на сей раз удержать его. Вот он поймал его, сравнил со своим собственным, но определить, кому он принадлежит, не смог — найти одного-единственного человека в толпе было невозможно. Кроме того, ему страшно мешали благовония и множество самых разных запахов, окутывавших послов из дюжины других земель. Он попытался выделить тот единственный, что был ему нужен, довериться голосу своей крови, чтобы она помогла ему нащупать нити кошмара, связывающие этот мир с ужасами другого, погибшего давным-давно. Он напряженно искал, прислушивался к знакомому ритму сердца.
Тристан Стюард и принц Сорболда поцеловали Рапсодии руку, пожелали ей удачного правления, покинули помост и вернулись к своим собственным стражам. К ней направились Патриарх и пятеро Первосвященников, каждый из них приготовился благословить ее правление.
Неожиданно сердце сжалось в груди Акмеда: он увидел мир глазами демона, который находился в группе Патриарха, совсем рядом с Рапсодией, так что мог к ней прикоснуться. Никто не собирался ее убивать. Демон явился сюда, чтобы наложить свои злые чары на новую королеву, подчинить ее своей власти. Акмед чувствовал, что демон готов действовать, сосредоточен, напряжен, собирается украсть ее волю, как он это сделал с другими. Будь у нее выбор, она предпочла бы смерть.
Акмеда охватил ужас, и его мгновенная связь с демоном прервалась. Он с трудом сдержал первый порыв — броситься к Рапсодии, предупредить об опасности, заставить бежать, подвергая себя и ее опасности открыться ф’дору в огромной толпе людей. Акмед понимал, что это так же бессмысленно, как пытаться привлечь внимание невесты сразу же после церемонии бракосочетания, стоя на противоположной стороне площади. Ему нужно придумать другой способ помешать ф’дору подобраться к Рапсодии, причем так, чтобы тот ничего не заподозрил.
Он заставил себя успокоиться и отыскать прозрачные знаки личности, которые нес на своих крыльях ветер. В голове у него зазвучал голос Праматери, которая научила его ритуалу Порабощения:
«Пусть твое „я“ умрет».
Акмед едва заметно кивнул, приказав своему сердцу биться медленнее.
«Пусть твой разум призовет все четыре ветра. Произнеси их имена, а потом прикрепи каждый ветер к одному из своих пальцев».
«Биен», — подумал Акмед. Северный ветер, самый сильный. Он открыл первое горло и пропел его имя, звук эхом прокатился в груди и в первой полости сердца. Акмед вытянул указательный палец, чувствительную кожу на кончике стало покалывать, и он ощутил, как воздушный поток закручивается вокруг него.
«Джэн», — прошептал он в своем сознании. Южный ветер, самый стойкий. Вторым горлом он призвал его, использовав вторую полость сердца. Южный ветер он закрепил на среднем пальце. Когда он почувствовал, что оба ветра надежно пойманы, Акмед открыл два других горла и две оставшиеся полости сердца. «Льюк». Западный ветер, ветер справедливости. «Зэс». Восточный ветер, ветер утра, ветер смерти.
Паутина из ветров.
«Услышь, о Страж, и посмотри на свою судьбу: тот, кто охотится, станет и стражем, тот, кто хранит, предаст, тот, кто исцеляет, будет убивать, — так говорил Зефир, последний дракианский мудрец в последнем дракианском пророчестве. — Бойтесь Того, Кто Ходит во Сне, ибо кровь станет средством, которое поможет найти того, кто прячется от Ветра».
«Хватит прятаться, — подумал Акмед. — Выходи, ублюдок, порезвимся».
Он бросил невидимую сеть туда, где ощутил биение сердца демона. Ветер, жаливший чувствительную кожу на его лице, стих на мгновение, словно для того, чтобы наделить сеть своей силой.
И вот запах, биение сердца и место — все слилось воедино.
Акмед нашел ф’дора.
Теперь, когда он знал, в кого вселился ф’дор, он мог легко убить человека, но, не имея оружия, чтобы пленить демона, понимал, что, если он сейчас отдастся зову крови, здесь не останется никого в живых. Его стрелка не причинит демону никакого вреда. Он покинет умирающее тело и уничтожит всех вокруг, включая безоружную Рапсодию. Акмед поднес к губам флейту и попытался поймать взгляд Грунтора.
— Прощайте, святой отец, — прошептал он.
Грунтор видел, как Акмед сдвинулся с места, стараясь скрыть от посторонних глаз флейту. Великан стоял достаточно близко от Рапсодии, чтобы, сделав один шаг, прикоснуться к ней рукой, и мог в любой момент прикрыть ее от любой опасности. Передвижения Акмеда его обеспокоили, но он понимал, что, кроме него самого, никто из гостей ничего не заметил. Рапсодия бросила один быстрый взгляд на свой почетный караул, и тут к ней подошли священники.
Грунтор пытался понять, с какой стороны следует ждать опасности и кто вызвал подозрение Акмеда. Оба принца, стоявшие в первом ряду, поприветствовали королеву и снова заняли свои места. За ними следовали Патриарх и его Благословенные.
Великан сержант настороженно вглядывался в их лица, но не увидел никакой враждебности. Рапсодия очень любила Патриарха, совсем уже дряхлого старика, который зависел от других людей, помогавших ему держаться на ногах и управлять орденом. Несколько месяцев назад Рапсодии пришлось сразиться с Ракшасом, защищая жизнь Патриарха, и она была уверена, что нападение организовал ф’дор. Грунтор сомневался в том, что демон вселился в старика.
Грунтор поискал глазами Акмеда и не нашел его.
Рапсодия обняла Патриарха, и тот прошептал ей на ухо свое благословение.
На лице королевы лиринов появилась радостная улыбка, она осторожно выпустила Патриарха из объятий и посмотрела ему в глаза. Они улыбнулись друг другу.
Патриарх, которого поддерживали Благословенные, отошел на шаг, уступая им место.
Неожиданно он резко дернулся и повис на руках Благословенных.
Толпа дружно вскрикнула.
Грунтор отреагировал на случившееся мгновенно, встав между Рапсодией и Первосвященниками. Он знал, что, когда люди умирают собственной смертью, они так не падают, и безмолвно послал в адрес Акмеда проклятье за то, что тот выбрал именно этот момент для нанесения удара. Даже не видя своего друга, он сразу распознал работу убийцы.
— Отойдите в сторонку, ваше величество, — мягко проговорил он и увидел, как Анборн вежливо, но настойчиво отодвинул Рапсодию к краю помоста и встал так, чтобы оказаться между нею и толпой.
Грунтор, убедившись в том, что она в безопасности, подошел к группе изумленных Благословенных, столпившихся около тела Патриарха.
— Так, — не слишком вежливо вмешался он, — пустите-ка меня.
Без видимых усилий Грунтор поднял почти невесомое тело Патриарха и понес его к столу для подарков, стоявшему неподалеку. Очистив локтем стол, он положил на него Патриарха, успев незаметно вынуть из шеи стрелку. Как и рассчитывал Грунтор, все Благословенные, бормоча молитвы, последовали за ним, кое у кого на глазах появились слезы.
Ланакан Орландо, Благословенный Бет-Корбэра, оказался около стола первым и сразу же занялся умирающим Патриархом: шепча слова утешения, проверил пульс, попытался уловить биение сердца. Филабет Грисволд и Найлэш Моуса оттолкнули его в сторону и принялись что-то тихонько говорить Патриарху, умоляя его назвать преемника. Абернати и Ян Стюард, ничего не понимая, смотрели на происходящее, Первосвященник Неприсоединившихся государств молился.
Орландо сердито отодвинул Моусу и снова занялся умирающим стариком. Впрочем, его так потрясло случившееся, что он, похоже, вдруг лишился своих знаменитых способностей целителя. Он еще раз пытался послушать сердце Патриарха, щупал его пульс и никак не мог смириться с тем, что старик умирает.
— Разойдитесь!
Звонкий, точно колокольчик, голос разорвал тишину, повисшую над потрясенной толпой. Рапсодия при помощи Анборна растолкала Благословенных и встала рядом с Патриархом. Грунтор мгновенно отрезал путь любому, кто мог предпринять попытку подобраться к ней с другой стороны. Рапсодия посмотрела на своего гофмейстера:
— Сильвия, мне нужна моя лютня.
Гофмейстер похлопала по плечу одного из пажей, и тот умчался выполнять приказ. Королева наклонилась над стариком, беспомощно лежавшим на столе, словно птенец, выпавший из гнезда, и взяла его за руку.
— Ваша милость, вы хотите что-нибудь сказать этим людям? — Она кивком показала на Благословенных.
Старик заморгал и с трудом покачал головой. Затем, засунув руку внутрь сутаны, вытащил свиток и вложил в руку Рапсодии.
— Хорошо. Анборн, не могли бы вы проводить Благословенных туда, где никто не помешает им предаться молитвам?
Намерьенский воин встал перед протестующими Благословенными и, не обращая внимания на их возмущение, повел за собой.
Патриарх молча показал на свиток в руках Рапсодии.
— Вы хотите, чтобы я прочитала это вслух? — спросила она.
Патриарх кивнул.
— Хорошо, — ответила Рапсодия и, осторожно высвободив руку из его цепких пальцев, развернула свиток. — Слушайте меня, — произнесла она, и в ее голосе появились интонации Дающей Имя. — Сейчас вы узнаете последнюю волю Патриарха Сепульварты. Итак, вопрос наследования решат Кольцо и Весы Сорболда.
По толпе пронесся гул, а Благословенные были так потрясены услышанным, что не смогли произнести ни слова. Через несколько минут вернулся паж с лютней Рапсодии и поднял ее над головой. Инструмент поплыл по рукам в сторону помоста, пока не добрался до Анборна, который и протянул лютню Рапсодии.
— Грунтор, ты мне не поможешь? — попросила Рапсодия, показав на стол.
Болг легко поднял ее с пола и посадил на стол, где она, не теряя ни мгновения, положила голову Патриарха себе на колени и попыталась устроить его как можно удобнее. Затем она тихонько заиграла, изо всех сил стараясь не расплакаться. Старик улыбнулся ей и с трудом, задыхаясь, прошептал:
— Мне… очень жаль, дитя мое. Я не знал… что пришел мой час… Я не хотел… портить…
— Вы ничего не испортили, — утешая его, ответила Рапсодия. — Пропеть для вас последнюю песнь и услышать ваши последние слова для меня огромная честь. Я передам их всем, чтобы они вошли в историю, а ваша память жила вечно. То, что мне посчастливилось быть рядом с вами в тот момент, когда вы уходите к свету, самый драгоценный дар, который вы могли мне преподнести. Да снизойдет покой на вашу душу.
Она перестала играть, чтобы убрать прядь седых волос, упавшую Патриарху на глаза, в которых отражалось небо. Затем снова начала перебирать струны, тихонько напевая нежную мелодию без слов.
Патриарху становилось все труднее дышать. Рапсодии довелось повидать на своем веку немало смертей, чтобы понять: конец близок. Она наклонилась к его уху, и ему на лицо упала слезинка.
— Мои последние слова… произнеси их за меня, — прошептал он. — Ты… знаешь.
— Да, — ответила Рапсодия.
Она положила руку на грудь умирающего Патриарха, чтобы его голос слился с ее собственным, глубокий, звонкий, как во времена его юности.
— Превыше всего остального я желаю тебе познать радость.
Благостная улыбка озарила лицо старика, и он закрыл глаза. Мелодия набрала силу, а когда последний вздох слетел с его губ, Рапсодия запела лиринскую Песнь Ухода, стараясь придать ей мягкую нежность, которую так любил Патриарх в звуках лютни.
Пасмурный день на мгновение прояснился, когда земные узы ослабли и душа Патриарха вознеслась к свету. Впрочем, собравшиеся заметили лишь, как вспыхнул солнечный луч на его груди, и только Рапсодия видела уносящуюся ввысь душу и послала воздушный поцелуй небесам. Затем она взглянула на Благословенных, которые в потрясенном молчании застыли в углу двора. Ян Стюард и Колин Абернати, побледневшие, не в силах унять дрожь, держались за руки. Ланакан Орландо стоял молча, причем его лицо ничего не выражало, а Филабет Грисволд и Найлэш Моуса с трудом справлялись с яростью.
Тихонько вздохнув, Рапсодия произнесла:
— Мне кажется, пришло время нам всем помолиться.
Акмед налил себе еще один полный стакан бренди и передал бутылку Грунтору. Сержант посмотрел на своего короля, потом поднес бутылку к толстым губам и сделал большой глоток.
День коронации Рапсодии превратился в самый настоящий кошмар. Ее искусство Дающей Имя помогло успокоить испуганных гостей и собравшихся зрителей, и она оставалась во дворе за полночь. Она утешала тех, кто скорбел о смерти Патриарха, и благодарила всех, кто пришел, чтобы посмотреть на коронацию. Сейчас она принимала ванну, надеясь смыть с себя усталость и пережитый ужас. Ее друзья фирболги сидели у камина в ее апартаментах, обсуждая, какие следует предпринять шаги, и дожидаясь, когда она наконец к ним выйдет.
— Как ты думаешь, она заметила стрелку? — Акмед сделал еще один большой глоток и сжал зубы: крепкий напиток обжег ему горло.
— Ни в коем случае, — заявил Грунтор и тоже отпил из бутылки. — Она думает, старый сам помер. Он же давно про это твердил.
— Хорошо. Вряд ли она одобрит наше поведение, если узнает, что смерть ее друга послужила отвлекающим маневром.
Грунтор нахмурился, но ничего не сказал.
Через несколько минут в комнату вошла Рапсодия с мокрыми волосами, в халате и с полотенцем в руках. Она направилась к огню, радостно взметнувшемуся при ее приближении, и склонилась над ним, чтобы высушить волосы. Певица тряхнула головой, и влажные локоны упали ей на лицо, порозовевшее после теплой ванны. Затем она подошла к Грунтору, взяла у него из рук бутылку, сделала глоток и уселась к нему на колени.
— Боюсь, скоро никто не захочет посещать мои праздники, — вздохнула она.
Грунтор хихикнул. Акмед лишь улыбнулся в ответ, и глаза Рапсодии потемнели.
— Спасибо вам за помощь. Без вас я бы ни за что не справилась.
— На самом деле все гораздо хуже, чем ты думаешь, — сказал Акмед и, осушив стакан, налил себе новую порцию. — Наш дружок из Подземных Палат решил принять участие в церемонии. — Увидев в глазах Рапсодии вопрос, он пояснил: — Сегодня я узнал, в кого вселился ф’дор.
Рапсодия так резко выпрямилась, что чуть не свалилась с колен Грунтора.
— И кто это?
Акмед поставил на стол стакан и спокойно ответил:
— Ланакан Орландо, Благословенный Бет-Корбэра.
— Ты уверен? — В ее широко раскрытых глазах читалось сомнение.
— Совершенно. Я почувствовал его, когда Патриарх и Благословенные покинули экипаж. Мне удалось его выследить и уловить ритм его сердца. Это он, демон захватил его.
Рапсодия, задумавшись, прислонилась к плечу Грунтора.
— Да, похоже на правду. Патриарх говорил, что отправлял Ланакана лечить раненых и благословлять армии. Таким образом он получил к ним свободный доступ. Он мог подчинять их себе во время благословения, и в дальнейшем они выполняли все его приказы. Ублюдок! Элендра подозревала Анборна, потому что он тоже часто бывал в армиях.
— Он все время топтался у нас под носом, — проворчал Грунтор. — Навязывался нам в священники. Здорово, что мы, болги, безбожники и нам ничего не грозит после смерти.
— Но есть и хорошая новость, — кивнув, продолжал Акмед. — Мне кажется, он не знает, что мы его раскусили. Своевременная… э-э, несвоевременная кончина Патриарха отвлекла его, и нам не пришлось действовать на месте.
— Какая удача, — пробормотал Грунтор, и Акмед стрельнул по нему сердитым взглядом.
— Я только одного не понимаю, — с задумчивым видом сказала Рапсодия. — Благословенный каждую неделю проводит службу в базилике Бет-Корбэра. Как и все остальные в своих приходах, кроме Колина Абернати: у Неприсоединившихся государств нет своей базилики. Храмы священны, их благословили сами стихии. Трудно поверить, что демон, пусть и очень могущественный, в состоянии с ними справиться. Если он осквернит священную землю, чтобы иметь возможность на ней находиться, стихия, которой посвящена базилика, тут же все восстановит.
— Ты помнишь, какой стихии посвящена базилика в Бет-Корбэре?
Рапсодия задумалась, вспоминая свой разговор с лордом Стивеном.
— Кажется, ветру, — произнесла она наконец. — Да, точно, ветру. Помните, как красиво поют колокольчики, которых там тысячи? Их слышно во всех концах города.
— Да, вот так задача, — пробурчал Грунтор. — Но невозможного не бывает.
— Именно, — подтвердила Рапсодия. — И что же мы теперь будем делать?
— Ну, мы с Грунтором отправимся сегодня или завтра вслед за его караваном, — ответил Акмед, допивая бренди. — Я попросил Сильвию сообщить тебе, когда Благословенные соберутся разъезжаться по домам. Проследить за ним будет нетрудно.
— А как же я? — с возмущением поинтересовалась королева лиринов.
— Ты временно останешься здесь. Если ты уедешь сразу после коронации, это может вызвать подозрения. Мы займемся разведкой, попытаемся понять, что происходит. Затем вернемся сюда и спланируем, как мы его прикончим. У тебя будет несколько недель, чтобы наладить тут новую жизнь. Разумно?
— Наверное. — Рапсодия посмотрела в окно. — Только давайте не будем ждать слишком долго, ладно? Я не хочу, чтобы количество невинных жертв увеличилось.
Грунтор и Акмед переглянулись. Невинных жертв было на одну больше, чем предполагала Рапсодия.
62
На восточной границе Кревенсфилдской равнины
Благословенный Бет-Корбэра отличался терпением.
Всегда. Даже во времена, предшествующие Захвату, до того как в него вселился демон. Ни его положение, ни характер не позволяли ему сражаться с Моусой и Грисволдом за пальму первенства, и он выбрал стезю долготерпения и смирения в надежде, что Патриарх оценит глубину его веры в Единого Бога и самого Патриарха. Но годы шли, Ланакан Орландо принимал искреннюю благодарность Патриарха за свою беззаветную службу, честно выполнял обязанности целителя, постоянно бывая в армиях, среди беднейших слоев населения Бет-Корбэра и на крестьянских хуторах Кревенсфилдской равнины, в то время как власть и слава доставались другим Благословенным. Ланакан ждал, когда Патриарх, мягкий человек, ненавидевший политические игры и борьбу, наградит его за труды, но так и не дождался. Единственное, что он получил за свое долготерпение, — это доброе мнение Патриарха о своей персоне.
Когда Ланакан Орландо заключил сделку с демоном, он обнаружил, что тот тоже очень терпелив. В отличие от прочих представителей своего народа, стремившихся любой ценой сеять смерть и хаос и мечтавших о власти и возможности крушить все вокруг себя, ф’дор, вселившийся в его душу, заполнивший его легкие подобно тяжелым испарениям, насытивший его кровь, имел долгосрочный план, который намеревался привести в исполнение, когда все его части встанут на свои места. Шли годы, и Ланакан Орландо все больше и больше становился похожим на самого демона; порой ему начинало казаться, что терпение ф’дора рождено терпением человека, в которого он вселился.
И вот скоро наступит весна. Он стоял на тающем снегу Кревенсфилдской равнины, по-прежнему не в силах справиться с гневом, охватившим его, когда он понял, что его планы рушатся.
Патриарх умер в Тириане, а не в Сепульварте. Умер, не назвав преемника и, что важнее всего, без Кольца. Если бы он остался в Сепульварте, которую не покидал с тех пор, как стал Патриархом, Ланакану Орландо выпало бы стать его утешением в последние часы жизни. И уж он смог бы сделать так, чтобы своим преемником Патриарх назвал Благословенного Бет-Корбэра. Таким образом он получил бы возможность короновать короля Роланда.
«Ладно, не важно, — подумал он, пытаясь заглушить возмущенный голос, звучащий у него в голове. — Главное — он получил армии».
«Пора, Тристан Стюард, — прошептал он, обращаясь к ветру. — Начинай».
Он дождался, пока его приказ подхватит западный ветер, затем повернулся к своему вознице в яркой ливрее и охранявшим его солдатам и благодушно улыбнулся:
— Ну, дети мои, до дома остался всего один день пути. Мне кажется, я уже слышу сладостную музыку колоколов Бет-Корбэра, ее доносит до меня ветер. Пора в путь.
Бетани
Тристан Стюард распахнул дверь в тот момент, когда Маквикерс, главнокомандующий объединенной армией Роланда, собрался в нее постучать.
— Входите, Маквикерс, — неразборчиво пробормотал Тристан.
Тот переступил порог и аккуратно притворил за собой дверь. Он стоял по стойке «смирно», дожидаясь, когда принц заговорит, но Тристан молча вернулся к своему столу и огромной куче документов и вновь принялся их просматривать. Через несколько минут Маквикерс, не выдержав, спросил:
— Чем могу быть полезен, милорд?
— Можете помолчать, пока я изучаю карты, Маквикерс. Голос Тристана источал яд, и главнокомандующий, тяжело вздохнув, замер на месте.
Но вот Тристан нашел то, что искал, разложил листы на длинном столе у окна и нетерпеливым жестом подозвал Маквикерса. Главнокомандующий подошел и посмотрел на карты.
— Канриф, милорд? — уточнил он.
— Да, — ответил Тристан, разглаживая уголок древней карты, которая пыталась свернуться в трубочку. — Земли болгов.
— Милорд?
В глазах Стюарда загорелся нетерпеливый огонек.
— Ну чего вы не понимаете, Маквикерс? Я связался со Стивеном Наварном и попросил доставить из его музея карты внутренних туннелей и переходов, построенных во времена намерьенов. Сомневаюсь, что болги внесли серьезные изменения в их планировку. Скорее они восстановили внешние оборонительные укрепления, аванпосты, туннели, прорытые в полях, которые они называют брустверами.
— Я… не понимаю, милорд, — заикаясь, проговорил Маквикерс, до которого наконец начало доходить, сколь грандиозную кампанию задумал принц. — Вы же не… вы не намерены атаковать… земли болгов, верно?
Безумие в глазах Стюарда полыхало ярче утреннего света за окнами библиотеки. Слепая ярость кипела в нем с того самого момента, когда так несвоевременно умер Патриарх и начавшаяся паника помешала ему переговорить с королевой лиринов наедине — событие, которого он ждал с нетерпением. Ему пришлось спешно покинуть Тириан вместе с Благословенными и другими правителями мелких провинций, чтобы отправиться на похороны в Сепульварту. Рапсодия на них не присутствовала. Она уже попрощалась с Патриархом.
Но теперь она заперта в Тириане.
И находится далеко от земель болгов.
И от беды.
— Да, Маквикерс, — мрачно заявил он. — Да, намерен. Сейчас это всего лишь пустая оболочка. Какая-то болезнь уничтожила их армию и большую часть населения. Мы должны позаботиться о том, чтобы оставшиеся в живых болги не принесли болезнь в Роланд. Соберите своих генералов и начинайте подготовку. Я хочу двинуться в наступление, как только все провинции пришлют нам своих солдат, то есть когда, самое позднее, через два месяца прибудут последние армии из Ярима.
Маквикерс кивнул, чувствуя себя палачом.
— Слушаюсь, милорд.
Лиантаар, базилика Звезды, Сепульварта
Огромные размеры собора, его массивный свод, венчающий удивительной красоты внутреннее помещение, по размерам не уступающее дворцу какого-нибудь герцога, привели Акмеда в замешательство.
Своим заявлением о намерении остаться в базилике Звезды еще на несколько минут после того, как ее покинут все Благословенные и скорбящие прихожане, пришедшие попрощаться с Патриархом, он потряс Грунтора до такой степени, что великан лишился дара речи. Ланакан, пропустивший саму службу, чтобы остаться в доме Патриарха и утешить убитых горем слуг и настоятеля собора, уже уехал домой, в Бет-Корбэр. Его кортеж направился на север, в сторону перекрестка на старой орланданской дороге, построенной во времена намерьенов и прорезавшей Роланд от побережья до границы Зубов. Акмед решил, что они легко его догонят.
— Знаешь, почему он остался в доме Патриарха? — спросил Акмед.
— Чтобы подчинить себе побольше людей?
— Это тоже, но главное — он не может войти в базилику. Там же священная земля.
Сержант, так и не справившийся с изумлением, остановился у задней двери, ведущей в темный вестибюль рядом со входом в неф, самую обширную часть базилики, где во время службы обычно стояли или сидели верующие. Он задумчиво пинал мусор, оставшийся после похорон: разбросанные тут и там перья, затоптанные ногами тысяч людей, пришедших проводить Патриарха, чтобы помочь его душе быстрее вознестись к Свету, лепестки цветов, оплывшие свечи. Грунтор рассеянно размышлял о том, остался ли пепел Патриарха на алтаре, где пылает огонь, или часть его осела на мозаичный пол у него под ногами.
Акмед уже в тысячный раз оглянулся через плечо, желая убедиться в том, что остался один в огромном соборе, затем медленно прошел по главному проходу святилища к длинной широкой лестнице, где на верхней площадке возвышался погребальный костер, разведенный прямо на алтаре. Кафедральные колокола на высокой башне, известной под названием Шпиль, пели погребальную песнь в честь покинувшего этот мир Патриарха. Добравшись до подножия лестницы, Акмед остановился, затем смущенно откашлялся — базилику окутывал дым, и ему было трудно дышать.
— Терпеть не могу священников, — громко сказал он, не сводя глаз с дымящихся углей, залитых святой водой. — Я пришел сказать… мне жаль, что так все вышло, — прошептал он. — Будь у меня выбор, ничего бы этого не случилось.
Собор не ответил ему, лишь на улице монотонно звонили колокола.
— Ваша смерть спасла ей жизнь. И хотя мы с вами не встречались, я уверен, что, знай вы, как обстоят дела, вы бы меня поняли.
Неожиданно Акмед у стало не по себе, он быстро повернулся и промчался по проходу к вестибюлю. Уже у самой двери он еще раз обернулся, чтобы взглянуть на алтарь, окутанный тенями.
— Прощайте, святой отец, — шепнул он.
63
Тириан
Все утро Рапсодия занималась отвратительно скучными и утомительными делами и с радостью отправилась в ванну. В спальню она вернулась довольная и отдохнувшая, завернувшись в простой, но изумительно красивый халат, сшитый специально для нее лиринскими мастерицами. Легкая, под цвет ее глаз ткань ласкала кожу и не стесняла движений.
Глубоко вздохнув, Рапсодия улеглась на кровать, глядя на служившие столбиками изящные стволы золотянки, чьи зеленые ветви переплетались у нее над головой, а листья, залитые солнцем, отбрасывали кружевные тени на постель. В очаге весело трещал огонь, прогоняя из комнаты холод и согревая деревья, — в спальне царило вечное лето, даже сейчас, зимой.
Внизу во дворе послышался какой-то шум, и Рапсодия, подойдя к окну, протерла его рукой, собираясь посмотреть, что там случилось. Вдалеке, у ворот, она разглядела довольно большую кавалькаду в окружении лиринских стражников: всадники, выстроившись в неровную линию, направлялись в сторону дворца. К ним присоединялись все новые и новые люди, слышался смех и радостные крики, перемежавшиеся короткими перебранками.
Рапсодия накинула поверх халата мягкий плащ, надела сапоги и вышла из спальни в надежде отыскать Риала, своего главного советника и вице-короля. За то короткое время, что она правила лиринами, Рапсодия привыкла полагаться на него во всех вопросах, касающихся дворцовой жизни, обычаев и государственных дел. Рапсодия не сомневалась, что Риал знает, в чем дело.
Она обнаружила его возле стены, окружавшей дворец. Риал с, мрачным видом наблюдал за стражниками и слугами, переписывавшими имена посетителей и предметы, которые те привезли с собой. Тронув его за рукав, Рапсодия спросила:
— Риал, что ради всех святых здесь происходит?
Риал повернулся и, быстро схватив ее за руку, потащил подальше от толпы. Он остановился, только когда они завернули за угол сторожевой башни, склонился к ее руке и поцеловал изящные пальцы.
— Доброе утро, миледи. — Он улыбнулся Рапсодии, и на его изборожденном морщинами лице появилось ласковое выражение, к которому она уже успела привыкнуть. — Я думал, вы на площадке для упражнений с мечом. — Вокруг его губ резвились маленькие облачка пара.
— Я там была, но мне довольно быстро надоело. Кажется, сегодня Хиледрейт и Келстром сговорились вытряхнуть из меня душу. Я сдалась. А что здесь происходит? Кто эти люди?