6

РАПСОДИЯ ПРОСНУЛАСЬ в темноте. Луна исчезла, ночь погрузилась в состояние дремоты, небо плотно укутали тучи. Девушка неуверенно попыталась подняться, но тут же передумала: острая боль пронзила виски. Тогда Рапсодия осторожно повернулась на бок, поставила локоть на жесткую землю и приподняла голову, подпирая ее ладонью. С ее губ сорвался стон, и Рапсодия не узнала собственного голоса.

Рядом тут же возник Грунтор с флягой в руке. Другой он поддерживал голову девушки, когда та с жадностью стала пить, дрожащими пальцами цепляясь за флягу. Наконец она села и принялась оглядываться по сторонам. Если раньше вокруг были лишь бескрайние просторы травы и высокое небо, то теперь над головой смыкались кроны деревьев. Ночной мрак укрывал все вокруг.

— Где мы? — еле слышно спросила Рапсодия. Акмед повернулся к ней:

— В лесу. — Он улыбнулся и быстро отвернулся, но успел заметить возмущение девушки.

Ее сердце забилось быстрее, а на щеках вспыхнул гневный румянец.

— Вы меня несли? Всю дорогу? Как вы посмели!

— Возмущаешься, да? А чего раньше молчала, ни гу-гу? — Грунтор ухмыльнулся, заметив, что Рапсодия рассердилась еще сильнее. — Брось, мисси, не могли же мы сидеть среди полей и ждать, пока ты проснешься! Ой не хотел бросать тебя там.

Тонкая рука зажала Рапсодии рот. Раздался негромкий скрипучий голос:

— Помолчи, Грунтор. А ты, Певица, слушай меня внимательно. Твоему горлышку не повредит отдых. Сейчас мы одни, но это ненадолго. Вокруг карликовые деревья, мы рядом с лиринским лесом. Лирины охраняют его границы особенно тщательно. После того как мы войдем в лес, нам необходимо как можно быстрее добраться до Дерева. К юго-востоку от нас передовой пост. Там двадцать четыре стражника. Лириндарки, лесные лирины. Их еще труднее увидеть при дневном свете, чем тех, с которыми мы уже встречались. Это было, если помнишь, незадолго до того, как ты решила немного вздремнуть. Что ты можешь сделать, чтобы помочь нам избежать столкновения с ними и беспрепятственно добраться до Дерева? — Акмед убрал руку, не обращая внимания на возмущенный взгляд Рапсодии.

— Откуда тебе все это известно? — прорычала она. — Ты знал, что Майкл не поехал со своим отрядом. Лиринведы видели меня, и об этом ты тоже знал. Ты не сомневался, что они нас окружают, даже когда до них было несколько сотен ярдов. Теперь ты называешь точное число стражников лириндарков и даже место их сторожевого поста. Зачем тогда тебе моя помощь?

Диковинные глаза спокойно посмотрели на нее; потом Акмед отвернулся, обдумывая ответ. Он не собирался рассказывать девушке о своем наследственном даре — способности различать по своему выбору биение любого сердца. Об этом знал лишь один друг да еще несколько врагов, хотя ловкость наемного убийцы, никогда не допускающего ошибок, уже давно стала легендой в определенных кругах. Он пытался придумать такой ответ, чтобы достигнуть сразу двух целей: получить от нее помощь и успокоить.

При обычных обстоятельствах гнев и смятение заложника не беспокоили его, но сейчас все складывалось иначе. Не говоря уже о ее очевидном могуществе и огромном потенциале, в Рапсодии, когда она сама находилась в состоянии душевного равновесия, таилось нечто удивительно успокаивающее, а в тех пульсациях, которые от нее исходили, присутствовал приятный ритм. Он оказывал положительное воздействие па кожу Акмеда. Возможно, все дело в ее музыкальной подготовке. Дракианин сделал глубокий вздох и заговорил, тщательно взвешивая слова:

— Мы не нуждаемся в твоей помощи. Она необходима лирикам.

Рапсодия качнулась, как от удара по лицу.

— Но почему?

— Потому что только ты можешь гарантировать их безопасность, если они выступят против нас.

Рапсодия прищурилась:

— В каком смысле?

Акмед снова обратил на нее свой пристальный взгляд:

— Нам нет нужды причинять вред лирикам. Они, в отличие от самодовольных глупцов, живущих на этой земле, не спят. Лирины, которых мы встретили в полях, и лириндарки живут в гармонии с окружающим миром. Они знают, ЧТО к ним приближается. Или подозревают об этом.

Даже в темноте Акмед заметил, как вздрогнула Рапсодия.

— Что приближается? Что ты имеешь в виду? Из-под вуали послышался неприятный смех:

— Как может Певица этого не чувствовать, не слышать? Неужели шум Истона настолько все заглушает, что ты уже ничего не воспринимаешь, Рапсодия? Какая ирония: невинная шлюха!.. Или ты просто ни на что не обращаешь внимания?

Несмотря на сгустившийся мрак, Акмед увидел, как прояснились зеленые глаза девушки, в которых появилась решимость.

— Скажи мне…

— Нет, Рапсодия, ЭТО ТЫ скажи МНЕ! Лириндарки с восточного сторожевого поста приближаются к нам; очень скоро они будут здесь. Грунтору и мне необходимо как можно быстрее добраться до Дерева. Мы никому не позволим нам помешать — полагаю, ты понимаешь, что я имею в виду. Так вот, что ты можешь сделать, чтобы защитить их?

— Я… ничего, — растерялась Рапсодия. — Мне никогда не доводилось бывать здесь прежде. Я даже не знаю, где именно мы находимся. Что я могу сделать?

Акмед посмотрел на восток и достал квеллан:

— Пожалуй, ты права. Грунтор, приготовь лук. На место смущению девушки пришел ужас.

— Нет, пожалуйста! Не делайте этого. Пожалуйста! Акмед повернулся к ней, но оружия не опустил:

— Тогда я еще раз спрашиваю тебя: что ты можешь сделать? После событий сегодняшнего утра я рассчитывал получить не столь жалкий ответ.

На плечо Рапсодии опустилась большая рука:

— Давай, мисси, удумай что-нибудь. Попробуй.

Рапсодия глубоко вздохнула и постаралась сосредоточиться. Этой технике обучил ее Хейлис, первый наставник. Спустя мгновение она услышала, как в ее сознании прозвучал голос, который рассказывал ей сказки о лиринском лесе.

…«Мама, расскажи мне о великом лесе».

«Он огромен — больше, чем ты можешь себе представить, — и полон запахов и звуков жизни. Ты никогда не видела столько разных цветов, даже во сне. Его песня звучит в каждом существе, живущем там. Люди называют его Зачарованным Лесом, потому что многие растения и существа, которые его населяют, им незнакомы, но лирины знают его истинное имя: Илессан, священное место. Если ты когда-нибудь заблудишься, лес примет тебя, потому что в тебе есть кровь лиринов…»

Акмед видел, как изменилось ее лицо.

— Ну?

«Лирины знают его истинное имя: Илессан».

Рапсодия посмотрела на звезды.

— Его имя, — тихо промолвила она. — Я знаю имя леса. — Ее глаза прояснились, и, когда она взглянула на двоих мужчин, ее лицо стало спокойным, но выражение глаз несло смертельную угрозу. — Но кое-что я хочу прояснить сразу: я делаю это только ради их защиты, а вовсе не вашей.

— Нам сгодится, — с усмешкой ответил Грунтор. Когда лириндарки прошли рядом с тремя незнакомцами, то не заметили ничего необычного. Лишь ветер пел в деревьях Илессана. Они быстро скрылись в ночи.

К утру они почти добрались до внешней границы лиринского леса. С рассветом поднялся легкий ветерок, и Рапсодия развязала черную бархатную ленту, позволяя ветру играть с волосами и освобождаясь от тягостных воспоминаний вчерашнего дня.

Она стояла перед ровной стеной деревьев, пытаясь взглядом проникнуть внутрь леса. В глубине чащи она разглядела зелень листьев всех оттенков, темную и прохладную, словно ночь, — даже при свете дня.

Образ матери не покидал Рапсодию. У нее сжалось сердце, когда она попыталась представить себе молодую женщину, почти девочку, в начале ее Года Цветения, стоящую на пороге леса — так, как стояла сейчас перед ним она.

Хрупкая — ни Рапсодия, ни ее мать не были высокими. Наверное, золотые волосы матери заплетены в изящные косы — из удобства и для красоты. Она одета в свободную тунику и облегающие брюки, а талию украшает плетеная кожаная меква. Глаза сверкают от возбуждения.

«Была ли она тогда счастлива?» — подумала Рапсодия. И тут же поняла: в любом случае ее счастье было недолгим.

Мать редко рассказывала о том времени, когда закончилось ее детство. Она отправилась в паломничество к Сатин, как принято у лиринов. Месяцы, проведенные в лесу ради познания его секретов, так и остались тайной для Рапсодии, поскольку мать никогда об этом не говорила. И только когда Рапсодии исполнилось тринадцать, она узнала почему.

Когда завершился Год Цветения, второй год паломничества, мать вернулась в поля и обнаружила, что ее дом безжалостно уничтожен, а вся семья исчезла. Сама она спаслась только потому, что отправилась к Сагии. Долгие годы она сожалела о том, что не погибла вместе со своими родителями.

Если бы она могла повернуть время вспять, то никогда не покинула бы свой дом. Она предпочитала умереть вместе со всеми, а не продолжать одинокую жизнь. И всякое счастливое мгновение, которое ей выпадало впоследствии, всегда возвращало ее к воспоминаниям — Рапсодия так и не узнала, сумела ли мать пережить столь жестокую утрату.

Теперь Рапсодия стояла на том же самом месте, и ее охватило такое же благоговейное предчувствие. Все эти годы наследие лиринов пассивно ждало своего часа, хотя в последнее время девушка стала гораздо чаще встречать своих соплеменников — полнокровных лиринов и полукровок.

Истон был одним из главных портов восточного побережья, поэтому здесь бывали представители множества различных рас. Быть может, теперь, когда Рапсодия добралась до Илессана, ей удастся стать своей среди народа ее матери. Возможно, она найдет в себе силы вернуться домой.

Перед закатом они подошли к самому лесу. Небольшие рощицы становились все гуще, кустарник плотной стеной вставал на пути. Трое путешественников ждали ночи, чтобы вступить наконец в лес; их глаза сверкали в наступающей темноте.

В эту ночь Рапсодии много раз пришлось тихонько напевать песнь леса, снова и снова повторяя: «Илессан… Илессан… Илессан…» Ей казалось, что в ответ раздвигаются ветви, а ежевика и кустарник больше не пытаются помешать путникам, позволяя беззвучно идти вперед.

В шуме шелестящего листвой ветра, в пении сидящих на ветвях птиц Рапсодия ощущала, как лес отвечает ей, словно призывая к себе. ИЛЕССАН. Лес принимал ее — на внутреннем, первичном уровне.

Здесь был великолепный воздух; Рапсодия вдыхала его с жадностью и, казалось, никак не могла надышаться. Девушка даже пожалела, что ей не удалось войти сюда днем, при свете солнца. Ей вдруг ужасно захотелось увидеть лес по-настоящему, глазами. Хотя это было священное место для лиринов и только они знали его истинное имя, легенды о Зачарованном Лесе и Дереве были известны в сотнях миль от него — даже в Истоне, людям, которые никогда в жизни не видели настоящего леса.

Если после того, как она пряталась вместе со своими спутниками в траве, Рапсодия совершенно обессилела, то, повторяя истинное имя леса, она, напротив, чувствовала прилив энергии. С того самого момента, как ей удалось правильно пропеть его мелодию, Рапсодия ощутила, что вернулась домой, в прохладную безмятежность, которая очищала разум и тихо говорила с лиринской половинкой ее сердца. ИЛЕССАН. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДИТЯ НЕБА. ИЛЕССАН.

— Есть какие-нибудь идеи?

Голос, к которому она так и не сумела привыкнуть, заставил Рапсодию вздрогнуть.

Акмед стоял прямо у нее за спиной, хотя всего несколько мгновений назад его рядом не было.

— Что ты имеешь в виду? — шепотом спросила Рапсодия.

— Дерево… Ты чувствуешь, где оно? — В голосе дракианина отчетливо слышалось отвращение.

Девушка закрыла глаза и позволила ночному ветру коснуться своего лица. Она снова прислушалась к его музыке, раздавшейся, когда он пролетел сквозь листву. Шелест напоминал рокот моря, который постоянно слышится в приморском городе, даже далеко от порта.

Вскоре Рапсодия уловила низкий глубокий звук. Он словно отражался от земли и висел в воздухе. Он был чистым и каким-то особенным, его окружали слабые обертоны, и чем сильнее Рапсодия сосредотачивалась на нем, тем яснее слышала его. Она не сомневалась: этот звук рождается Деревом.

Девушка уверенно указала на юго-запад:

— Вон там.

Акмед кивнул. Он тоже ощущал этот звук. Путники беззвучно двинулись сквозь заросли, осторожно пробираясь в темноте. Вскоре Рапсодия обнаружила, что идет впереди всех, но это ее не испугало. Голос Дерева становился все более глубоким и отчетливым.

Лес оказался действительно огромным. Девушка решила было, что они не доберутся до цели своего путешествия до окончания лунного цикла. Она сильно удивилась, когда поняла, что Дерево совсем близко.

Наконец она различила на востоке темную линию вечнозеленых великанов. Они высились перед путниками непроходимой стеной и наполняли все вокруг сильной и чистой песней. Не обменявшись ни единым словом, Рапсодия с Акмед ом ускорили шаг. За спиной слышались сдавленные проклятия — Грунтор не ожидал, что спутники так резко свернут в сторону. Судя по всему, он не чувствовал и не слышал голоса Дерева.

Трое странников двигались вдоль линии деревьев, чувствуя близкое присутствие людей, но никого не обнаружив. Наконец они остановились между высокими темными соснами, мощные стволы которых уходили ввысь и терялись во мраке. Разглядеть их вершины не удавалось. Путникам пришлось приложить немало сил, чтобы пройти между этими лесными колоссами; труднее всех пришлось Грунтору, но и он преодолел сосновую стражу. Оказавшись на противоположной стороне барьера, они остановились.

Здесь не было густого слоя опавшей листвы. Даже в темноте путешественники видели нетронутую траву, от которой отражался слабый свет луны, превращая зеленый ковер в гладкую серебристую поверхность. Они находились на лужайке, а впереди виднелась новая, еще более плотная линия деревьев — мощные, кривые дубы.

Рапсодия двинулась вперед и почувствовала, как кто-то дернул ее за одежду.

— Подожди.

Акмед и Грунтор принялись о чем-то совещаться на своем языке.

Рапсодия ощутила, что ноги сами готовы нести ее дальше, все ее существо жадно стремилось вперед, не желая больше ждать. Песнь Дерева звала ее, девушку влекло к нему, словно магнитом.

— Я думала, вы хотите поскорее добраться до Дерева, — прошептала она недовольно.

Акмед поднял руку, призывая к молчанию, и еще раз оглянулся. Ему было не по себе от мысли, что нужно пересечь открытую поляну, лишенную кустарника и высокой травы, но им с Грунтором не удалось отыскать другого пути.

Поляна, словно ров, разделяла две полосы деревьев. Над головами нависали мощные ветви, образуя плотный полог над лесным лугом.

Акмед вытащил квеллан из-за спины. Поблизости не было живых существ: он различал лишь биение сердец своих спутников. Трое путешественников в последний раз огляделись, словно собирались переходить Королевскую дорогу, а потом решительно зашагали через поляну.

Преодолев следующую полосу деревьев, они увидели лесистую долину, напоенную поразительно чистым и ароматным воздухом. Пока путники пробирались мимо дубов, ночные шорохи леса стихли; тишина стала осязаемой. В первый момент Рапсодия ничего не сумела разглядеть.

А потом мощный луч лунного света наполнил долину, отчего воздух сгустился и стал казаться белым. Когда глаза приспособились к новому освещению, Рапсодия поняла, что смотрит на священный белый дуб Сагию.

Глубокие, точно реки, вены пробороздили серебристо-белую поверхность коры. Рапсодия не видела ветвей — ствол Великого Дерева был таким высоким, что нижние ветви терялись в темноте. Землю устилала палая листва, зеленая и свежая, с яркими золотыми прожилками.

Рапсодия не могла рассмотреть все Дерево сразу, таким оно было огромным. Если бы они втроем встали вокруг него, то вряд ли бы им удалось докричаться друг до друга. Оно бы с легкостью заполнило всю рыночную площадь Истона, где во время праздников собирались сотни людей. Одни только размеры Дерева вызвали у Рапсодии такой благоговейный трепет, что она забыла о своих спутниках.

Оглядевшись наконец по сторонам, девушка обнаружила, что Акмед и Грунтор исчезли. Рапсодию охватил ужас, у нее похолодели руки. Она вдруг поняла, что ей совершенно неизвестны намерения ее спутников. Однако глубокий покой долины остановил растущую панику, как только низкий гул наполнил сознание. Рапсодия вновь услышала песнь Дерева, глубокую и неизменную, и ощутила в этой простой мелодии мудрость столетий. Она закрыла глаза и отдалась на волю музыки, стараясь запомнить ее навсегда.

Девушка стояла, внимая песне Дерева, и складки у нее на лбу разгладились, напряженные плечи опустились. Впервые за последние две недели — с тех пор, как за нею захлопнулись двери «Шляпы с пером» — она была свободна от изнуряющей тревоги. Ее наполнило ощущение мира и справедливости; и она вспомнила о существовании тех граней души, о которых давно забыла.

Она снова слышала язык лириков и материнский голос, как это не раз случалось во сне; мать рассказывала древние легенды и пела ритуальные песни, прославляющие чудеса природы, чудеса огромного Дерева.

Рапсодия не знала, как долго она стояла с закрытыми глазами, слушая сердцем гипнотическую мелодию, но сразу пришла в себя, когда на плечо ей легла рука, а в ухо зашептал тихий голос:

— Где ты была? Пошли, мы тебя ждем. Удивленная, Рапсодия обернулась:

— Ждете? Зачем? Я думала, мы собирались поклониться Дереву. Именно этим я сейчас и занималась.

— Обойдем дерево. Я нашел главный стволовой корень. Рапсодия стряхнула руку с плеча:

— Ну и что?

— Мне бы не хотелось проливать здесь кровь. — В голосе Акмеда появилась угроза.

Рапсодию вновь охватил панический страх, но теперь она разозлилась:

— Что это значит? Ты мне угрожаешь?

Акмед показал ей какой-то предмет. Ей пришлось отвести глаза, так ярко вспыхнул на нем отраженный свет. Когда к Рапсодии вернулась способность видеть, девушка поняла, что Акмед держит в руке ключ, сделанный из материала, напоминающего кость, но блестящего, точно полированное золото, — казалось, он был покрыт пленкой, вобравшей в себя солнечный свет.

— Хочешь взглянуть, как он работает? Или ты намерена и дальше стоять здесь как дура?

— Нет, я намерена, как дура, последовать за тобой. Она сердито зашагала вслед за Акмедом, обходя Дерево.

Потом еще раз посмотрела вверх, но так и не смогла разглядеть, где начинает сужаться ствол.

Спустя некоторое время ей наконец удалось увидеть сочную листву Дерева, которая отражалась в огромном озере с южной стороны. Песнь Сагии плыла над водой, и в душе Рапсодии отзывались серебряные холодные струны.

Она задержалась на несколько мгновений, чтобы насладиться красотой представшей ее глазам картины, а когда отвела взгляд от озера, оказалось, что Акмед вновь исчез. Девушка побежала за ним и вскоре заметила, как он склонился над чем-то в тени. Она подошла и заглянула через его плечо. Акмед держал в руке ключ, по самую головку погрузив его в землю у основания Дерева.

— Смотри, — сказал он.

И решительно повернул ключ.

В разные стороны полетели разноцветные искры. Тонкая линия красного света показала очертания узкого прохода, а потом погасла.

Рапсодия отступила, не сводя глаз с ключа. Грунтор между тем вытащил из земли огромный прямоугольный кусок корня. Из образовавшегося отверстия на Рапсодию глянула такая кромешная тьма, что ей показалось: еще немного, и мрак затопит все вокруг.

— Что вы делаете? — воскликнула она, прежде чем Акмед успел закрыть ей рот ладонью.

— Тихо! Послушай, и я тебе все расскажу. Именно здесь находится одно из мест, где родилось само Время. Корни и сила Дерева распространяются на весь Остров. — Акмед отпустил Рапсодию и развернул ее лицом к себе. — Нам нужно уйти. Мы должны бежать туда, где даже демон, который нас преследует…

— ДЕМОН?

— Впрочем, демон — это еще слишком мягко сказано… Чудовище, которое снабдило меня ключом, не имеет туда доступа. Дерево обладает могущественным волшебством; оно связано с тканью мира. Это метафизический коридор. Нам нужно идти туда, куда приведут нас корни Дерева.

Рапсодия бросила на него сердитый взгляд:

— Ну так ступайте!

— Пойдем вместе.

— Не могу и не хочу, — ответила девушка, и у нее дрогнул голос. — Зачем мне идти с вами?

— А разве тебе не хочется взглянуть на начало Времени? Ты сможешь увидеть сердце Дерева, сердце всего мира. Разве лирин в силах отказаться ощутить биение сердца Дерева?

— Нет.

Грунтор, успевший оттащить в сторону кусок корня, так что получилось нечто вроде двери, посмотрел на нее и улыбнулся:

— Вот что я скажу тебе, мисси. Пойдем с нами, и ты сможешь помешать нам попортить корни. Сами мы… ну, ты понимаешь.

Рапсодия не сумела сдержать стон ужаса:

— Вы не осмелитесь! Это священный дуб, средоточие мудрости всех лиринов — всех, а не только тех, что живут в лесу. Если вы причините ему вред…