49

МНЕ НУЖНО срочно с тобой поговорить.

Вокруг большого круглого стола в комнате для совещаний сидело около полудюжины женщин-фирболгов. Рапсодия удивленно оглянулась и поднялась из-за стола.

— Извините, — сказала она своим собеседницам и быстро подошла к двери, где стоял ухмыляющийся Акмед. — В чем дело? — спросила она с беспокойством.

— Мне нужен медный ключ, который мы нашли в Доме Памяти. Мне кажется, он остался у тебя.

— А почему такая срочность? Что-то случилось?

— Мы только что обнаружили тайное хранилище с библиотекой. — Глаза Акмеда сияли. — Думаю, ключ от него.

— Ты ворвался ко мне в самый разгар моей беседы с повитухами ради того, чтобы получить ключ? И все? — изумилась Рапсодия.

Акмед перевел взгляд на женщин, сидевших за столом. Они были тощими и жилистыми, с широкими сильными плечами. Они смотрели на него совершенно спокойно, без благоговения, с которым взирали на своего нового короля остальные болги.

Совсем недавно Рапсодия с удивлением и радостью обнаружила, что у болгов существует такое понятие, как «повитуха», и это заметно подняло их в ее глазах.

На раненых воинов никто особого внимания не обращал, даже если это были прославленные бойцы и им грозила смерть от ран и кровопотери. Однако дети и матери получали самый лучший уход, которым, в меру своего разумения, могли обеспечить их местные целительницы. Повитухи имели огромное влияние. Их уважали даже больше, чем вождей кланов.

— Мне нужен ключ, — нетерпеливо повторил Акмед. Рапсодия вцепилась в воротник его плаща и, потянув на себя, прошептала ему на ухо таким тоном, что у любого другого застыла бы кровь в жилах:

— Послушай меня внимательно. НИКОГДА больше не говори со мной таким тоном. В особенности в присутствии других. Проявляя ко мне уважение, ты ничего не теряешь. Ты все равно занимаешь самую верхнюю ступеньку на лестнице. Но твоя грубость ставит меня в очень тяжелое положение. Кстати, и тебя тоже. Возможно, я не потеряю лица перед этими женщинами, а вот ты можешь уйти отсюда С ОЧЕНЬ СИЛЬНО РАСЦАРАПАННОЙ МОРДОЙ. А теперь попробуй еще раз или убирайся. — Она оттолкнула его. Ее зеленые глаза метали молнии.

Акмед улыбнулся: Рапсодия оказалась способной ученицей. После прибытия первых болгов она до мельчайших деталей сумела усвоить их правила поведения.

Король низко поклонился.

— Не могла бы ты оказать мне любезность, если тебе, конечно, не очень сложно, — громко проговорил он.

— Ключ у меня в комнате, — уже спокойнее ответила Рапсодия.

— Его там нет.

— А ты откуда знаешь? — удивленно спросила она.

— Я посмотрел.

В зеленых глазах снова вспыхнула ярость:

— Что ты сказал? Ты обыскивал мою комнату?

— Я не хотел мешать твоему разговору с повитухами, — поспешно пояснил Акмед.

— А мысль о том, чтобы ПОДОЖДАТЬ немного, тебе в голову не приходила? Хранилище простояло нетронутым несколько веков. А ты не мог потерпеть полчаса? — Она раздраженно вздохнула. — Ключ в ночном горшке у меня под кроватью.

На лице Акмеда появилось отвращение, забавно исказившее черты его уродливого лица.

— Да, похоже, ты тут слишком задержалась. ТАКОЕ могли бы придумать только мы с Грунтором.

— Я им не пользуюсь, идиот. Рядом с моей комнатой есть туалет. В следующий раз спроси разрешения, прежде чем рыться в моем белье.

— И лишить Грунтора удовольствия? У него и так не много радостей в жизни. Эгоистка! — Акмед повернулся к повитухам: — Прошу прощения за то, что прервал ваш разговор, но у меня очень важное дело. Спасибо, что позволили мне переговорить с моей мудрой советницей. — Он повернулся, закатил глаза и поспешно вышел.

— От Грунтора есть какие-нибудь известия? — спросила Рапсодия во время ужина.

Акмед покачал головой и разломил пополам черствый кусок булки.

— Он отправился на маневры в район за Пустошью. Мы думаем, там раньше были виноградники. Я рассчитываю получить от него весточку дня через четыре.

— И кому посчастливилось стать его учениками на сей раз?

— Головорезам. Они из Когтей. Утверждают, будто Гвиллиам не умер и находится среди них.

— Может, и так. А в библиотеке он оказался совершенно случайно. Хотел взять книжку почитать, когда мы его нашли, — заявила Джо, ковыряя в зубах кинжалом. — Мне скучно. Грунтор обещал взять меня с собой в следующий раз, если ты не будешь возражать, Рапс. Ты ведь не будешь?

— Не буду, — рассмеявшись, ответила Рапсодия. — Грунтора твоя безопасность беспокоит больше, чем меня. Если он считает, что тебя можно взять, я не стану вам мешать.

— Ну а твоя встреча с повитухами дала какие-нибудь результаты? — спросил Акмед, взял кувшин, наполнил кружку Рапсодии и свою, а затем передал его Джо.

— Кое-какие. — Глаза Певицы загорелись, и она поднялась из-за стола. — Подожди, я возьму записи.

Она подошла к буфету и принялась перебирать кучу пергаментов, а затем вернулась к столу.

— Знаешь, Акмед, — наморщив нос, проговорила она и показала на буфет и старый гобелен, висящий за ним на стене, — теперь, когда ты стал королем, может, пора наконец выбросить мусор и привести помещения в порядок? От этих допотопных гобеленов воняет просто омерзительно.

— Потому что они справляли за ними нужду, — пояснил дракианин и сделал глоток из своей кружки. — Болги и намерьены. Думаю, чтобы построить туалеты, потребовалось некоторое время. Ллаурон полагает, будто они были едва ли не боги, но ты будешь удивлена, сколько всякого разного мы про них узнали!

— Если от этого не зависит наша жизнь, я бы предпочла ничего не знать, — отрезала Рапсодия. Развернув пергамент, она продолжала: — Итак, повитухи согласились выслушать мои лекции, отправиться в свои кланы и заняться обучением наиболее способных девушек. Таким образом мы получим новых лекарей. Затем они вернутся сюда и начнут работать в больницах и приюте, пока все земли не будут окончательно объединены.

— Хорошо, — похвалил Акмед.

— Далее: мы спланировали систему мероприятий по защите детей. Я хочу, чтобы ты скрепил их своей подписью и они получили бы силу закона. Среди прочего там говорится, что дети не должны подвергаться насилию ни в какой форме, а виновные будут наказываться самым суровым образом. Болги и так достаточно трепетно относятся к детям, так что внедрить здесь такой закон будет значительно проще, чем среди некоторых господ из Роланда.

Акмед улыбнулся, но промолчал. Он вспомнил, как ему пришлось спасать ее в Бетани, когда она бросилась защищать малыша, которого отец бил ногами на рыночной площади.

И вот вскоре ей снова предстоит отправиться в Бетани. Только теперь она там будет совсем одна…

— В дополнение к закону о защите детей, — продолжала Рапсодия, — мы хотим, чтобы ты утвердил наше предложение о равноправном лечении пленных и оказании — по возможности — помощи раненым, больным и умирающим.

Король фирболгов закатил глаза:

— Законы будут приняты после того, как известие о нашем королевстве дойдет до Роланда и Сорболда. Я хочу переговорить с посланниками, если таковые к нам прибудут. Впрочем, очень сильно сомневаюсь, что кто-нибудь решится отправить сюда своих представителей прежде, чем ты посетишь Роланд и заключишь соглашение о прекращении «Весенних чисток». Мы можем подождать до тех пор?

— Да. Я тебе все это рассказываю потому, что ты попросил доложить о результатах разговора с женщинами. Кроме того, мы собираемся открыть школу. Дети, которых ты просил привести, станут ее первыми учениками. Кстати, ты должен преподнести в качестве подарка их родителям доспехи, оружие и еду… Так, относительно школы — все. Ой, забыла, у меня появилось двенадцать новых внуков.

— Ого! — сказала Джо, которая обсасывала косточку с рвением, достойным Грунтора. Громко чавкая, она прожевала кусок и добавила: — Мясо — отличное… Лично я детей не люблю. Если ты не забыла, мне пришлось провести довольно много времени с целым выводком, да еще взаперти.

— Любой бы с ума от такого сошел, — не стала спорить Рапсодия.

— Они — фирболги? — поинтересовался Акмед и принялся за вторую половинку булки.

Рапсодия кивнула:

— Сироты. Мне они нравятся. Немного буйные, конечно, но в детстве я и сама не отличалась ангельским нравом.

— Только я сомневаюсь, чтобы ты ловила крыс, а потом ела их сырыми.

— Тут ты прав, — проговорила Рапсодия, которую передернуло. И решительно добавила: — Но они мне все равно нравятся.

— Если ты закончила пускать слюни по поводу твоих новых подопечных, может, поговорим о том, что мы будем производить, кроме оружия?

— Поговорим. — Рапсодия вытащила второй лист пергамента. — Кроме оружия, которое научатся делать кузнецы, к концу летнего сезона мы получим урожай с виноградников. Ничего особенного, но не зря ведь я брала уроки у Илианы, когда жила у Ллаурона. Как только Грунтор присоединит к твоим владениям районы за Пустошью, я соберу сирот и одновременно произнесу филидскую молитву благословения земли и спою растениям песнь плодородия. Это должно помочь. Виноградники неплохо сохранились, виноград на них отличный, и если им ничто не будет мешать, мы получим вино с высоким содержанием сахара и приятным вкусом. Ты сможешь его попробовать уже в нынешнем году.

Акмед кивнул и что-то быстро записал:

— Дальше?

Рапсодия с Джо обменялись взглядами.

— Мы обнаружили кое-что интересное, занявшись ветками, которые ты принес из леса за Пустошью.

— И что же?

Джо встала из-за стола и молча вышла из комнаты.

— Когда дерево подвергается обработке, с ним происходит кое-что необычное, — начала Рапсодия.

Джо вскоре вернулась с веретеном в руках и протянула его Акмеду. Он сразу же обратил внимание на густой темный цвет с блестящим синим отливом. Вещь выглядела просто потрясающе, и Акмед сразу вспомнил столы и другую мебель в комнатах Гвиллиама и Энвин.

— Значит, вот из чего они делали мебель, — пробормотал он.

— Это Джо сообразила, — с гордостью в голосе сообщила Рапсодия.

— Молодец, Джо, — похвалил девушку Акмед, и та, отчаянно покраснев, вернулась к прерванному ужину.

— И наконец, мой скромный вклад в общее дело, — заключила Рапсодия. — Помнишь мерзких пауков, которые испоганили своей паутиной целых шесть громадных залов?

— Вряд ли я их забуду. Ты так громко верещала, что я до сих пор плохо слышу.

Рапсодия шлепнула его по руке салфеткой. Они обнаружили эти салфетки, а также искусно вышитые скатерти в медном сундуке среди прочих сокровищ хранилища.

— Не ври, вовсе я не верещала… Мы выяснили, что если переплести паутину с шерстью или хлопком, получается эластичная крепкая нить, из которой можно делать самые разные вещи, а веревки получаются на удивление прочными и легкими.

Она достала из кармана небольшой клубок и бросила его Акмеду. Тот сильно натянул нить, а потом взвесил клубок на ладони.

— Прекрасно, — сказал он.

— Я рада, что тебе нравится. К тому же благодаря особому блеску она довольно красива. Все, мой доклад подошел к концу. А ключ открыл хранилище, которое вы нашли?

Акмед осушил свою кружку и спокойно ответил: — Нет.

— Жаль. Ну, в любом случае твои усилия не пропали даром: Грунтор получит возможность безнаказанно рыться в моем нижнем белье.

— Именно. Ладно, уже поздно, — сказал Акмед и, поставив кружку на стол, искоса посмотрел на Джо.

— Я намеки прекрасно понимаю, — заявила та, поднимаясь. — Спокойной ночи! — И она удалилась.

— Что ты задумал? — глядя ей вслед, спросила Рапсодия.

— Она устала, — ответил Акмед.

Подойдя к гобелену, он засунул за него руку и вытащил маленькую, украшенную резьбой шкатулку и тяжелый манускрипт, завернутый в кожу и бархат.

Рапсодия поморщилась:

— В жизни бы не поверила, что ты станешь там хранить что-нибудь ценное. Я еще не забыла, что ты сказал про гобелены.

Акмед вернулся к столу.

— И это говорит женщина, спрятавшая ключ от сокровищницы Гвиллиама в ночном горшке! Мне ужасно понравилась твоя идея, и я решил ею воспользоваться.

Рапсодия открыла рот, чтобы возмутиться, но тут же его закрыла:

— Ключ от сокровищницы? Ты же сказал, что он не подошел!

— Не хотел обсуждать такие вещи при Джо.

— Она все поняла, — грустно сказала Рапсодия. — Мне ужасно обидно, что ты ей не доверяешь. Почему она тебе не нравится?

— Джо мне нравится, — возразил король фирболгов. — И я ей действительно не доверяю. Ничего личного. В этом мире я доверяю только двоим людям.

— А разве «нравится» и «доверяю» — не одно и то же?

— Нет. — Акмед положил книгу на стол. — Мы можем обсудить это чуть позже. Мне казалось, тебе будет интересно взглянуть на мою находку.

Он открыл древнюю книгу и придвинул ее к Рапсодии.

— А что это? — спросила она, разглядывая потускневшие строчки на потрескавшихся, высохших страницах.

— Один из самых ценных манускриптов Гвиллиама. Он считал книгу почти священной, — слегка улыбнувшись, ответил Акмед. — Видела бы ты вторую библиотеку в тайном подземном хранилище! Я нашел там планы будущего строительства и кое-что из того, чего мы еще не видели. Книги, привезенные из Серендаира, — история всего народа. Ты держишь в руках семейный журнал, в котором содержатся записи о рождениях и смертях членов королевской семьи. Здесь вся их генеалогия. Написано на том же языке, что и тот договор.

Рапсодия принялась разглядывать тонкую страницу:

— Это настоящий древнесереннский язык.

— Ты сможешь разобраться в том, что здесь написано? Рапсодия начала медленно переворачивать страницы, чувствуя, как они едва ли не рассыпаются у нее в руках. Вскоре она нашла линию королевской семьи, о которой знала. Триниан — в те времена, когда трое друзей покинули Серендаир, он был кронпринцем — жил на четыре поколения раньше Гвиллиама. Рапсодия сообщила о своем открытии Акмеду, а затем снова перевернула страницу, исписанную потускневшими чернилами.

Неожиданно она побледнела. Акмед сразу же заметил, как заволновалось пламя — оно почувствовало тревогу Рапсодии.

— Что такое?

— Посмотри, как заканчивается запись, — сказала она, показывая на последние строчки. — У Гвиллиама и Энвин родилось два сына. Старшего, наследника трона, звали Эдвин Гриффит.

— А младшего?

Рапсодия посмотрела на Акмеда. В свете пылающего пламени ее изумрудные глаза показались ему огромными.

— Ллаурон.

— Знаешь, разные люди могут носить одно и то же имя, — сказал наконец Акмед.

Рапсодия, глядя в огонь, допила свое вино.

— Какова вероятность того, что оба сына сумели пережить в страшной войне своего отца, который считался бессмертным? — добавил король фирболгов.

— Всякое бывает, — мрачно проговорила Рапсодия. — Впрочем, я уверена, это тот самый Ллаурон.

— Почему?

— Ну, разные мелочи… например, у него в домашнем саду есть необычное приспособление, которое зимой заменяет летний дождь. Он сказал, что его построил отец в подарок матери.

— Ну, это противоречит твоей теории — Гвиллиам ненавидел Энвин.

Рапсодия снова открыла книгу:

— Не всегда. И прекрати меня дразнить. Я же знаю, что ты со мной согласен.

— Согласен. В Илорке имеется масса подтверждений того, что Гвиллиам был изобретателем и романтиком.

— А Ллаурон мечтает об объединении намерьенов. Он сказал, что только таким путем можно добиться мира, но теперь я начинаю сомневаться… Возможно, он попросту стремится к власти.

Акмед присел на край стола:

— Ллаурон возглавляет религиозную общину, которая насчитывает около полумиллиона человек, и живет как высокооплачиваемый садовник. Зачем ему заботы, которые несет с собой королевская власть? Он наследник Гвиллиама — ну и что? Непонятно. По-моему, он и так совсем неплохо устроился.

— Не знаю. — Рапсодия осторожно листала книгу, но больше ничего интересного пока не обнаружила. — Мне тоже трудно представить себе, что этот милый человек лелеет тщеславные мечты. Понимаешь, когда меня к нему привели, он мог сделать со мной все что угодно, но ничего, кроме доброты, я от него не видела. Он ужасно похож на моего деда. А получается, что он — сын страшного мерзавца, да еще в его жилах течет драконья кровь! Зато теперь ясно, как ему удалось столько узнать про меня. Говорят, драконы обладают особыми способностями. Интересно, что еще он понял?

Акмед закрыл книгу.

— А теперь — о Джо. Ты знаешь, что в старом мире мы с Грунтором имели определенные отношения с демонами?

— Знаю, — демонстративно вздохнув, проговорила Рапсодия.

— Перестань грубить своему суверену! Я не шучу. Некоторые виды демонов в состоянии привязывать к себе людей так, что их жертвы даже не подозревают об этом. Существует вероятность того, что кто-нибудь из наших здешних знакомых действует по указке сил зла — вольно или невольно. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.

В его взгляде появилось такое напряжение, что Рапсодия отвернулась.

— И ты думаешь, что Джо может оказаться жертвой такого демона?

— По правде говоря, я так не думаю, — вздохнув, сказал Акмед. — Но у меня нет и доказательств обратного… Рапсодия, ты слишком доверчива, особенно учитывая обстоятельства, в которых мы оказались. Стараясь восполнить свою потерю, ты готова породниться с половиной мира.

Певица снова посмотрела на него и улыбнулась, хотя подбородок у нее дрожал, словно она с трудом сдерживала слезы.

— Может быть, ты прав. Но однажды я стала сестрой одного человека, и это спасло мне жизнь.

Акмед спрятал улыбку.

— Знаю. Но это еще не значит, что ты выбрала правильный путь. Я ничего не имею против Джо, и Грунтору она нравится… Но я считаю, будет лучше, если мы станем доверять только себе и больше никому. Ты, Грунтор и я…

— Лучше или безопаснее?

— Это одно и то же.

— Для меня — нет! — яростно выкрикнула Рапсодия. — Я не хочу так жить!

— . Дело твое, — пожав плечами, сказал Акмед. — Если будешь вести себя так и дальше, то тебе не придется долго мучиться. Только запомни: существуют вещи похуже смерти. Когда тебя привяжет к себе демонический дух, в особенности тот, что прибыл из древних времен, жизнь с Майклом покажется тебе сладостным раем, а мучения будут длиться вечно.

Рапсодия отодвинула книгу в сторону и поднялась из-за стола:

— Хватит! С меня достаточно. Мне нужно навестить своих пациентов, им пора спать.

Акмед усилием воли заставил себя не злиться. Он считал, что Рапсодия зря тратит время на легкораненых фирболгов — прикладывает обезболивающие травяные повязки к их ранам, поет им песни, чтобы прогнать страх и беспокойство.

— Что ж, надеюсь, ты с пользой проведешь вечер. Я уверен, фирболги ценят твою заботу и обязательно ответят взаимностью, если тебе потребуется их участие.

— Это в каком смысле? — хмуро спросила Певица. Отблески пламени коснулись ее глаз и волос, и они засияли ослепительным огнем.

— . Я пытаюсь сказать, что тебе не следует ждать от них благодарности. Когда ты будешь страдать от ран и боли, кто споет тебе, Рапсодия?

— Ты, разумеется, — ответила она уверенно.

— А не хочешь посмотреть, что в шкатулке? — фыркнув, поинтересовался король фирболгов.

Рапсодия остановилась около двери:

— Не очень. В особенности, если там лежит доказательство того, что лорд Стивен виноват в гибели Серендаира. Еще несколько дней вроде этого — и мне грозит паранойя.

Не обращая внимания на ее слова, Акмед открыл шкатулку и вытащил предмет, завернутый в бархат. Быстро развернув, он поднял его высоко над головой.

Это был рог.

Рапсодия невольно замерла на месте.

— Рог, который открывал Великое Собрание?

— Тот самый.

Рапсодия несколько мгновений молча разглядывала знаменитый рог. Даже пролежав несколько веков под землей, он ослепительно сиял, словно залитый лучами весеннего солнца. Неожиданно Рапсодия ощутила надежду и веру в счастливое будущее, которой лишилась всего несколько мгновений назад.

— Хорошо, — сказала она. — И что мы будем с ним делать?

— Сейчас — ничего, — пожал плечами Акмед. — Может быть, наполним вином, чтобы отпраздновать успех твоей миссии в Роланде. Или украсим им пирог на твой день рождения. А вот еще вариант — мы с Грунтором налакаемся и призовем сюда оставшихся в живых членов Собрания, а потом на них помочимся. Кто знает? Просто я решил, что тебе следует о нем знать.

Рапсодия расхохоталась:

— Спасибо! Может быть, ты научишься на нем играть и будешь сопровождать меня во время обхода пациентов, когда я пою им свои колыбельные песни.

Акмед убрал рог обратно в шкатулку.

— Рапсодия, уверяю тебя, может произойти все, что я перечислил, и даже более того. Но только не это.

50

ТРИСТАН СТЮАРД, Верховный лорд-регент Роланда и принц Бетани, стоял у окна своей библиотеки, пытаясь понять, как получилось, что все его советники и остальные регенты, собравшиеся в крепости на традиционную ежегодную встречу, одновременно и дружно сошли с ума.

Сразу после завтрака они по очереди начали являться к нему, мешали работать и настойчиво, пусть и исключительно вежливо, требовали, чтобы он принял посетителя, который сидел в приемной и терпеливо дожидался аудиенции.

Тристан всякий раз отвечал категорическим отказом, ссылаясь на огромное количество дел, необходимость подписать несчетное число договоров, а также на явное несоблюдение протокола. А когда ему сообщили, что посланник прибыл из земель болгов, он и вовсе расхотел иметь с ним что-либо общее.

Однако — вот, пожалуйста, лорд Ивенстрэнд, герцог Авондеррский, занимавший второе по статусу положение после Стивена Наварнского, словно испуганный дятел, тихонько постучал в дверь, а потом, отчаянно смущаясь, заглянул внутрь.

Лорд Тристан тяжело вздохнул:

— Боги, и ты туда же, Мартин!.. Сначала гофмейстер, затем мои советники, а теперь еще и ты. Ну почему вы не даете мне работать?

Ивенстрэнд смущенно откашлялся:

— Ваше высочество, мне представляется, что вы обязательно захотите встретиться с этой посетительницей. Я взял на себя смелость привести ее в ваш кабинет на случай, если вы все-таки измените свое решение и соблаговолите дать ей аудиенцию. — Он посмотрел на регента и опустил глаза.

Лорд Тристан с грохотом захлопнул атлас:

— Хорошо. Я уже понял, что покоя мне не будет. — Сердито хмурясь, он решительно направился к двери и вдруг резко остановился. — Ты, кажется, сказал «посетительница»?

— Да, милорд.

Тристана передернуло. Отвратительно уже то, что болги прислали к нему своего представителя: регент не сомневался, что после того, как тот отправится восвояси, весь замок придется хорошенько проветрить. Но особа женского пола — это уже слишком!..

Он сердито зашагал в сторону своего кабинета.

Гофмейстер замер у правой створки двойной двери, изо всех сил стараясь не смотреть хозяину в глаза и вообще стать незаметным. Он уже успел заметить, что Тристан в ярости. Открыв дверь, он деревянным голосом объявил:

— Милорд! Леди Рапсодия из Илорка!

— Что за чушь? — возмущенно осведомился Тристан. — Такого места нет!

Он влетел в свой кабинет, приготовившись увидеть чудовище. Самозваный король фирболгов — либо трус, либо гений. Наверняка он решил, что, послав в качестве своего представителя женщину, ничем не рискует, понимая, что здесь цивилизованные люди, которые не прикончат ее на месте.

Посланница показалась регенту слишком миниатюрной для фирболга. Она стояла спиной к двери и рассматривала сводчатый потолок, украшенный изысканным резным орнаментом. На ней был простой теплый плащ с капюшоном и, кажется, брюки. Почему-то лорда Тристана нисколько не удивило, что она одета не так, как принято при дворе. Услышав, как он вошел, женщина обернулась и присела в низком изящном реверансе.

— В чем дело? Что вам надо?

Женщина подняла голову, и лорд Тристан замер на месте, ошеломленно глядя на незнакомку. Во-первых, она не была фирболгом. А во-вторых… Ее внешность потрясла его так сильно, что он вообще не мог вымолвить ни слова.

Рапсодия улыбнулась:

— Я прибыла, чтобы передать вам послание от короля Илорка, его величества Акмеда. — Она улыбнулась еще лучезарнее, подумав о других титулах новоиспеченного монарха — Сверкающий Глаз, Пожиратель Земли и Безжалостный, — которые опустила совершенно сознательно. — Он просил меня доставить послание сюда, поскольку вы еще не отправили к его двору своего посла.

Тристан с трудом заставил себя закрыть рот, вдруг сообразив, что не знает, сколько времени так простоял.

— Вы — не фирболг! — выпалил он наконец, чувствуя себя полным болваном.

— Нет, — охотно согласилась женщина. — А я должна быть фирболгом?

Тристан Стюард потряс головой:

— Нисколько. Я хотел сказать, что вы вовсе не должны быть фирболгом. Нет, не должны. — Ему самому собственные слова показались лишенными всякого смысла.

— Благодарю вас.

Рапсодия почтительно улыбнулась, но Тристан заметил, как в зеленых глазах зажглись веселые искорки.

Он сделал глубокий вдох и попытался взять себя в руки.

— Садитесь, пожалуйста. Гофмейстер, возьмите у леди плащ. Не желаете ли подкрепиться?

— Благодарю вас, нет.

Рапсодия опустилась в роскошное кресло из орехового дерева, на которое лорд Тристан указал ей после того, как самолично забрал ее плащ. На короткое мгновение повисло неловкое молчание. Наконец, словно стряхнув остатки наваждения, гофмейстер покачал головой, взял плащ и, низко поклонившись, вышел.

Лорд Тристан поспешно подошел к своему столу и тоже сел, надеясь скрыть весьма заметную реакцию на внешность незнакомки. В конце концов, он ведь публично объявил о своей помолвке с Мадлен Кандеррской!..

— Итак, прежде чем вы сообщите мне о цели своего визита, не могли бы вы просветить меня вот на какой счет: что такое Илорк? Где он находится? И почему вы прибыли сюда от имени короля фирболгов?

Рапсодия спокойно сложила руки на коленях:

— Илорк — это фирболгское название древних намерьенских земель, которые раньше именовались Канриф. Я прибыла сюда от имени моего короля, чтобы доставить вам его послание.

Верховный лорд-регент Роланда с трудом сглотнул, и Рапсодия едва сдержала рвущийся наружу смех. Все мысли и сомнения были написаны у него на лице, и она их читала, точно открытую книгу. Его возмутил тот факт, что она назвала себя подданной короля фирболгов. Впрочем, Рапсодия твердо решила не обращать внимания на глупые предрассудки. Пытаясь устроиться поудобнее, она скрестила ноги, и регент стал пунцового цвета. Стараясь держать себя в руках, Тристан строго спросил:

— Ну и в чем же состоит послание короля фирболгов?

— Речь идет о ежегодной традиции, которую в Роланде принято называть «Весенней чисткой». Ваши солдаты нападают на пограничные деревни и поселения фирболгов и убивают там всех жителей.

— Мне об этом известно. Что дальше?

— «Весенним чисткам» следует положить конец, немедленно и навсегда, начиная с нынешнего года.

Лорд Тристан настолько пришел в себя, что сумел сердито рявкнуть:

— Правда? Очень интересно. А кто он такой, этот ваш выскочка, чтобы приказывать мне, что я должен или не должен делать?

Он прекрасно знает, кто он такой и на что способен, — совершенно спокойно ответила Рапсодия. — Если бы вы слушали меня внимательно, милорд, вы бы тоже знали.

Король Акмед является единоличным правителем земель, принадлежащих фирболгам, и, будучи таковым, возмущен беззаконным и жестоким кровопролитием, в результате которого гибнут ни в чем не повинные граждане его королевства. Должна заметить, что его советники, включая и меня, единодушны с его величеством.

— Граждане? — Регент посмотрел на нее так, словно она лишилась разума. — Вы понимаете, что говорите? Фирболги — исключительно агрессивные чудовища. «Весенняя чистка» является защитной мерой, которая практикуется много веков, — с тех самых пор, как мерзкие отродья захватили намерьенские земли. Таким способом мы пытаемся защититься от кровопролитных пограничных набегов.

Глаза Рапсодии засверкали, и Тристану показалось, что в ее зрачках разгорелся изумрудный огонь.

— Правда? А не скажете ли мне, когда произошел последний из кровопролитных пограничных набегов?

Лорд-регент смотрел на нее и молчал: она спокойно встретила его взгляд. Наконец он обвел глазами кабинет, а затем снова повернулся к посетительнице. Та не шевелилась.

— Ну, мне трудно сказать наверняка… Я уже вам говорил, что «Весенняя чистка» — это традиция, которой вот уже несколько веков, и она дает исключительно эффективные результаты.

Рапсодия больше не улыбалась.

— Теперь мне все ясно. Насилие считается насилием только тогда, когда оно направлено против граждан Роланда. Уничтожение жителей Илорка, с вашей точки зрения, — дело самое обычное.

Тристан изумленно на нее уставился и пробормотал:

— О чем вы говорите? Фирболги — чудовища.

— Ну, это я от вас уже слышала. Вы считаете фирболгов агрессивными чудовищами. И потому армия Роланда под вашим командованием ежегодно уничтожает их деревни и поселения. В результате ВАШИХ набегов лишаются крова и гибнут дети. С другой стороны, вы не в состоянии привести мне хотя бы один пример похожей, пусть даже отдаленно, акции, предпринятой фирболгами и имевшей место во время вашего правления или правления вашего отца. Лорд Тристан Стюард, позвольте мне задать вопрос, который напрашивается сам собой: кого в таком случае следует именовать кровожадными и безжалостными чудовищами?