Среди языков пламени разгуливал ветер, который разметал золотистые волосы Рапсодии, превратившиеся в сияющий факел. Ей стало трудно дышать, и, открыв глаза, Рапсодия обнаружила, что находится внутри огненной стены.

Песнь пламени зазвучала громче, и девушка настроила на ее ритм свою собственную. Родилась поразительная по красоте гармоничная мелодия. Глаза тут же перестали болеть, и девушка вдруг обнаружила, что оказалась в прекрасном царстве сказочных цветов. Цветы окружали ее, они были повсюду, словно она лежала в мягкой траве на весеннем лугу. Рапсодию охватило чувство покоя и безопасности — огонь признал гостью и не собирался причинять ей вред.

Ее глазам предстали восхитительные картины, словно бы созданные кистью талантливого художника, — ослепительные ярко-синие узоры расцветили алые стены, тут и там испещренные желтыми языками пламени. Рапсодия почувствовала, как из тела уходит боль, и мельком подумала, что стала жертвой огня. Но ощущение, которое она испытала, было сродни радостному ликованию, словно старый друг протянул ей руку помощи. Она запела громче, и единая песнь огня и ее имени превратились в победный, торжественный гимн.

Дорога впереди стала видна четче, черные пятна появлялись лишь затем, чтобы мгновенно исчезнуть без следа. Рапсодия заставила себя успокоиться и двинуться дальше. Ей потребовались все силы, чтобы заставить себя шагнуть вперед, — она знала, что стоит ей поддаться красоте этого места, и она останется здесь навсегда, предавшись радостной песне огня.

Неожиданно ласковое, умиротворяющее тепло исчезло — словно сердитая океанская волна ударила ей в лицо. Рапсодия открыла глаза и с удивлением обнаружила впереди непроглядный мрак, хотя краем глаза она продолжала видеть мерцающую стену пламени. Она стояла в темном туннеле, похожем на тот, который покинула несколько мгновений назад. Несмотря на то что огонь все еще обнимал ее, она задрожала от холода.

Рапсодия поняла, что ей удалось пройти сквозь огненную стену.

Она быстро развернулась и, не переставая петь, помчалась назад.

По другую сторону огненной стены ее ждал Грунтор, отчаянно вглядывающийся в слепящее пламя. Его серо-зеленая шкура покрылась потом от едва сдерживаемого беспокойства. Ожидание казалось бесконечным. Наконец он прищурился:

— Ой ее видит!

Акмед кивнул — он заметил длинную тень Рапсодии на мгновение раньше своего приятеля. Их спутница то появлялась, то вновь исчезала в сверкающих оранжевых языках.

Но женщина, которая вышла к ним и помахала рукой, лишь отдаленно напоминала Рапсодию. Ее волосы, прежде цвета бледного золота, теперь приобрели теплый медовый оттенок. Она остановилась на границе огненной стены.

— Идите сюда, — позвала она болгов, и ее голос чудом не утонул в реве бушующего пламени. — Я не знаю, как долго будет открыт проход.

Прикрывая глаза от жалящего жара, болги бросились к ней. Рапсодия подняла руку, чтобы их остановить, но опоздала. Капюшон Акмеда вспыхнул, и Певица в ужасе наблюдала за тем, как Грунтор толкнул его на пол и принялся гасить огонь.

Рапсодия знала имя Акмеда, поскольку сама его придумала. Она начала тихонько напевать его, повторяя снова и снова. Грунтор помог своему потрясенному командиру подняться на ноги и подвел его к стене пламени. Рапсодия жестом показала сержанту, что он должен остановиться, и взяла дракианина за руку. У того в глазах появилось осмысленное выражение, когда он услышал песнь своего имени. По-видимому, она подарила ему такое же ощущение радости, которое пережила сама Рапсодия.

Когда девушка убедилась в том, что Акмед может самостоятельно стоять, она заиграла тот же мотив на хигене, сплетая новую песнь, основанную на мелодии его имени.

— Ты чувствуешь, как музыка касается твоей кожи?

— Нет.

Сгоревший капюшон упал на землю, и Рапсодия увидела страшный ожог на лбу и глазах дракианина. Акмед ослеп.

Рана выглядела ужасно, и Рапсодия почувствовала на своем лице слезы.

— Расскажи мне что-нибудь о себе, чтобы моя песня лучше отразила твою сущность, — попросила она и прибавила ноты, которые означали «фирболг» и «дракианин». — Может быть, мне следует вернуть тебе твое прежнее имя — Брат?

Акмед быстро покачал головой, и яркое сияние огня заиграло у него на лице.

— Каким ребенком ты был в семье?

— Первым, — с трудом проговорил он.

Рапсодия кивнула и вплела в мелодию новую ноту. По выражению, появившемуся на лице Акмеда, она поняла, что песня придает ему дополнительные силы.

— Еще что-нибудь, Акмед… например, какая у тебя профессия?

Акмеда начало трясти, он страдал от невыносимой боли, причиненной ожогами.

— Наемный убийца, — прошептал он.

Рапсодия прикрыла глаза. «Конечно же», — подумала она. И пропела еще одну ноту.

Обожженные глаза Акмеда широко раскрылись, и он едва заметно кивнул, почувствовав, как песня окутывает его, словно теплым одеялом. В следующее мгновение Рапсодия вспомнила, что на пересечении нескольких дорог, сходящихся у Корня, Акмед спокойно выбрал ту единственную, нужную. Он ни секунды не колебался, как будто знал, что не может допустить ошибку.

А однажды Грунтор потихоньку сообщил Рапсодии, что дракианин следует за биением сердца Земли, чувствует ее пульс и определяет верный путь не менее уверенно, чем отыскивал свою жертву в верхнем мире.

НАДЕЖНЫЙ СЛЕДОПЫТ, КОТОРЫЙ НИКОГДА НЕ ОШИБАЕТСЯ…

Все тело Акмеда засветилось отраженным светом полыхающего пламени, и Рапсодия, быстро схватив его за руку, потянула за собой. Она провела его на другую сторону, ни на мгновение не прерывая песни, в которую вложила все свое искусство. Оставив Акмеда в тоннеле за стеной огня, она бросилась за Грунтором.

Когда Рапсодия увидела дрожащего великана, который ждал неподалеку от границы ревущего пламени, у нее сжалось сердце. В янтарных глазах болга читался животный ужас. Увидев девушку, Грунтор немного расслабился, но его по-прежнему переполняли беспокойство и сомнение.

— Где он, дорогуша? Что с ним?

— Идем! — позвала Рапсодия, стараясь перекричать голос пламени, и помахала ему рукой.

Грунтор подбежал к ней и схватил за плечи:

— Он в порядке?

— Не бойся, мы пройдем…

Грунтор прорычал что-то нечленораздельное, и его рев гулким эхом отразился от стен пещеры. Он так сильно вцепился когтями в плечи Рапсодии, что та вскрикнула от боли.

— Где он?

Рапсодия с трудом высвободилась из его ручищ:

— На другой стороне. Ослеп, но жив.

Она увидела, как на свирепом лице болга появилось облегчение, могучие челюсти слегка разжались. Девушка подняла дрожащую руку и ласково погладила великана по щеке.

— Как тебя зовут на языке фирболгов?

Великан открыл рот и испустил серию свистящих рыков, за которыми последовало несколько щелчков.

Рапсодия тяжело вздохнула. Пытаясь прогнать панику, которая ее охватила, попросила:

— Попробуй еще раз.

Сосредоточившись на звуках, которые издавал великан, девушка постаралась отвлечься от рева пламени и как можно точнее воспроизвести голос фирболга. После нескольких попыток она уловила перемены в рычании пламени и, открыв глаза, увидела, что голову сержанта окружает сверкающий ореол света.

— А еще ты бенгард, верно? Грунтор кивнул, и Рапсодия запела:

— «Дитя песка и ясного неба, сын пещер и мрака. Бенгард, фирболг. Старший сержант. Мой учитель, мой защитник. Господин Смертоносного оружия. Могучая сила, которой все должны подчиняться».

Гул стал громче, и Грунтор радостно заулыбался:

— Вот, мисси. Ой чувствует, как щекотно стало коже. Пошли к нему.

Рапсодия улыбнулась в ответ:

— Грунтор, ты верный друг, сильный и надежный, как сама Земля. Держи меня за руку. Крепче.

Она провела болга сквозь пламя, называя по имени и воспевая его качества, пока тени, пляшущие вдоль стены огня, не поглотили их.

Они благополучно перебрались на другую сторону. Пламя осталось за спиной, а впереди снова поджидала темнота. Рапсодия спрятала лицо на груди болга, стараясь примириться с неожиданным отсутствием ласкового тепла и не расплакаться.

Грунтор наблюдал за тем, как Рапсодия снимает повязку из целебных трав с глаз Акмеда. Они находились в темном туннеле. У них за спиной мерцала огненная стена.

Акмед лежал, положив голову ей на колени, и сердито что-то бормотал, пока она спокойно занималась своим делом.

— В этом нет необходимости — я прекрасно все вижу.

— В таком случае, почему же ты молчал, когда я накладывала повязку?

— Я был без сознания! — с негодованием заявил он.

— Тогда понятно, — фыркнула Рапсодия. — А я-то не могла понять, с чего это ты вдруг стал такой покладистый. — Она сняла второй слой. — Будем считать, что я попыталась облегчить твои страдания…

— У меня ничего не болит, — сердито перебил ее дракианин.

— …а еще нам нужно заняться твоими ранами, когда мы выберемся на безопасное… — Рапсодия вдруг замолчала и изумленно уставилась на лицо Акмеда — исчезли не только ожоги, но и старые рубцы.

— Боги! — прошептала Певица. Акмед сорвал с лица остатки повязки:

— Я же сказал тебе, что совершенно поправился. Грунтор тоже уставился на друга, не в силах оторвать от него глаз:

— Э-э-э… Сэр, ты немножко больше, чем поправился.

— В каком смысле?

Грунтор вытащил свой боевой топор — длинное, похожее на копье, оружие с секирой на конце, который он называл Салют, или Сал — для краткости.

— Посмотри. Помнишь, шрам, что у тебя остался после той драки на ножах в Кингстоне, несколько лет назад?

— И что с ним?

— Исчезнул. Сам глянь.

Акмед схватил секиру обеими руками и уставился на свое отражение. Спустя миг он приподнял рубашку и занялся изучением живота.

— Все шрамы пропали.

— И у меня тоже, — сообщил Грунтор и повернулся к Рапсодии.

Та посмотрела на свое запястье и молча кивнула.

— Все раны залечились, а шрамы исчезли. Почему? — недоумевал великан.

— Помните, что я вам говорила некоторое время назад? — сказала, улыбнувшись, Рапсодия.

Акмед выпрямился и вспомнил первое сражение с хищными червями и то, как она вылечила его раны.

«Валяйте, издевайтесь сколько хотите, — сказала тогда Рапсодия, — но я уверена, что именно музыка выведет нас отсюда». А Грунтор еще съязвил: «Только если твое пение разозлит меня настолько, что я не выдержу и продырявлю твоим телом стены». А чуть позже, глядя на залеченную рану Акмеда, Рапсодия пояснила: «Это часть того, на что способны Дающие Имя. Нет ничего сильнее истинного имени. Наша личность неразрывно с ним связана. Оно — суть нас, наша собственная история. Иногда оно может вернуть нас в прежнее состояние — даже если мы претерпели сильные изменения».

— Ты хочешь сказать, что мы будто родилися заново? — уточнил Грунтор.

Рапсодия пожала плечами:

— Понятия не имею. Похоже, да. В первый раз, когда я проходила сквозь огонь, мне показалось, что мое тело сгорело, словно я принесла его в жертву пламени. В своей песне я использовала истинные имена, и поэтому все плохое, что случилось с нашими телами по тем или иным жизненным обстоятельствам, осталось в прошлом и не появилось вновь — так я полагаю. Есть ли какой-нибудь способ проверить, права ли я?

Акмед осторожно провел рукой по своей шее. Невидимая цепь, с помощью которой демон им управлял, порвалась, когда Рапсодия дала ему новое имя в Истоне, и исчезла давным-давно. Сломанные кости снова срослись и казались совершенно целыми, словно и не было никаких повреждений. Однако Акмед не мог с уверенностью сказать, что они не исцелились еще раньше.

— Не знаю. Ты снова стала девственницей? Рапсодия отвернулась, словно он ее ударил. Раньше, как правило, она игнорировала подобные шуточки. Но очищающее, поразительное ощущение, которое она испытала, пройдя через огонь, лишило ее этой способности. Грунтор заметил выражение, появившееся у нее на лице, и наградил Акмеда сердитым взглядом. Затем он снова перевел взгляд на девушку, и от изумления у него отвисла челюсть.

— Милочка, повернись-ка к Ою на минутку!

— Оставь меня в покое, — сердито ответила Рапсодия. — У меня неподходящее настроение для вашего остроумия.

— Ну, мисси, пожалуйста, — настаивал Грунтор. — Ой хочет на тебя глянуть.

Рапсодия медленно повернулась к нему, хотя глаз так и не подняла.

— Ну и дела! — пробормотал Грунтор.

Акмед поднял голову и тоже понял, что не может отвести от девушки глаз.

Рапсодия всегда была красивой, хотя грязь и бесконечное блуждание под землей не слишком благотворно сказались на ее внешности. Теперь же ее кожа стала бархатистой, точно лепестки розы. Когда мгновение назад она наградила друзей сердитым взглядом, ее изумрудные глаза засверкали, словно драгоценные камни самой чистой воды. Они сияли так, что болгам показалось, будто в пещере стало светлее. Даже они понимали, что Рапсодия стала необычайно, противоестественно хороша собой.

— Что? — спросила она, и друзья услышали в ее голосе раздражение.

Грунтор не сразу нашелся, что сказать.

— Боги, ты такая красавица, твоя милость! — выпалил он наконец.

Лицо Рапсодии смягчилось, а выражение, которое на нем появилось, заставило обоих мужчин покраснеть.

— Не надо меня благодарить, Грунтор, — ласково проговорила она. — Я рада, что помогла вам. Это самое меньшее, что я могла для вас сделать. Вы столько раз мне помогали!

— Ой имел в виду не то, — заявил Грунтор. — Ты изменилась.

Рапсодия нахмурилась:

— В каком смысле?

— Он имеет в виду, — донесся до нее сухой голос Акмеда, — что вздумай ты вернуться к своему прежнему занятию, ты бы могла попросить любые деньги и получить их за одну только возможность на тебя поглазеть.

Рапсодия сердито покачала головой.

— Когда ты прекратишь вспоминать мою прежнюю профессию? — спросила она. — Я же не рассуждаю о твоих прошлых грехах! И поверь мне, никто не платит денег только за то, чтобы посмотреть на женщину.

Акмед вздохнул, твердо зная, что теперь за это платить будут.

— Рапсодия, ты стала гораздо красивее, чем была, — настойчиво повторил он. — Ты ослепительна!

Рапсодия взглянула на его лицо, освещенное далекими отблесками огненной стены. Он всегда старательно следил за тем, чтобы постоянно оставаться в плаще, и почти никогда не снимал капюшона. Иными словами, Акмед вел себя как человек, который знает, что смотреть на него неприятно. Теперь же Рапсодия никак не могла понять, почему он так решил. Он не был уродом — по крайней мере, с ее точки зрения. Его лицо отличала своеобразная красота — словно какой-то бог начал создавать шедевр, но забыл закончить его лепку.

Незавершенная голова статуи, приставленная к телу, вся состоящая из не слишком подходящих друг к другу деталей и лишних кусков глины; небольшой нарост, чтобы показать, где будет нос; несколько неровных следов от указательных пальцев — глаза; тонкая линия, отмечающая то ли улыбающийся, то ли сердитый безгубый рот.

Разные глаза, сетка тонких сосудов, просвечивающих сквозь кожу, — а все вместе создавало произведение искусства, некрасивое с точки зрения привычных стандартов, но завораживающее и редкое. Возможно, он видит нечто похожее и в ней?..

— Знаешь, ты и сам ничего, — заявила она, улыбнувшись.

Акмед посмотрел на Грунтора, оба покачали головами и отвернулись. Она ничего не поняла. И, судя по всему, не поймет.