- На самом деле Ракшас не человек. Он игрушка в руках ф'дора.
      Холодок пробежал по спине Рапсодии.
      - Демон, о котором ты рассказывала мне прошлой ночью? Тот, который получил силу от Энвин?
      - Да. Ф'дор создал Ракшаса в Доме Памяти лет двадцать назад. Позорная история; до войны, развязанной Энвин, там был такой замечательный музей, посвященный храбрым намерьенам. А потом демон захватил его, и даже воздух там стал отравленным. Первым пострадал побег Сагии. Молодое деревцо, дитя великого Дуба Глубоких Корней, священного дерева лиринов из Серендаира, который намерьены привезли с собой из своей прежней страны и посадили во дворе Дома Памяти. Я чувствовала, как плачет дерево, даже находясь на таком огромном расстоянии от него.
      - Я помогла ему, когда мы находились в Доме Памяти, - сказала Рапсодия, вытирая губы платком. - Я оставила там свою лютню, которая до сих пор играет песнь исцеления. Этой весной дерево должно было зацвести, но я не сумела там побывать.
      - Так оно и произошло. - Дракониха рассмеялась. - На нем появились листья и белые цветы. Отличная работа, Прелестница.
      - О чем ты говоришь?
      Элинсинос вновь рассмеялась.
      - Ты не забыла, это побег дуба. А ты когда-нибудь слышала, чтобы на дубах распускались цветы?
      В горле у Рапсодии пересохло.
      - Нет.
      - Конечно, каждый дуб цветет, и потом на нем вырастают желуди, но никто не видит крошечных цветов. А эти, пушистые и белые, покрывают дерево, словно снег. В своей песне ты предложила дереву зацвести? - Рапсодия кивнула. - Ну, тебе удалось произвести на меня впечатление. Для меня большая честь принимать Дающую Имя такой силы. Разве часто удается встретить того, кто способен заставить цвести дуб? Уверена, что Ракшас ужасно разозлился, ведь он так старался извести дерево - во всяком случае, его хозяин дерево ненавидит.
      - Пожалуйста, расскажи мне побольше о Ракшасе. Ты говорила, его создал демон, но он выглядел и вел себя как человек.
      - Ракшас внешне похож на того, чьей душой он владеет. Он рожден из крови демона, иногда других существ, как правило, ничего не ведающих диких животных. Его тело формируется из стихий, льда или земли; мне кажется, что Ракшас из Дома Памяти создан из земли и льда. А кровь животных оживляет его, дает ему силу.
      - А причем здесь душа?
      - Ракшас, возникший только из крови, недолговечен и лишен разума. Но если демон завладел душой - человека или любого другого живого существа, он может вложить ее в свое творение, и тогда Ракшас выглядит и может вести себя в точности как хозяин души, а сам хозяин, разумеется, умирает. Кроме того, к Ракшасу переходит часть знаний захваченного существа. Но они извращены и несут в себе только зло; опасайся их, Прелестница.
      Рапсодия вздрогнула.
      - А этот человек - тварь, с которой мы сражались, - ты уверена, что это Ракшас, созданный ф'дором?
      Элинсинос кивнула:
      - Я думаю, это был он. Послушай меня: он где-то рядом. Будь осторожна, когда уйдешь отсюда, Прелестница.
      Холодный страх сжал сердце Рапсодии. Она отложила в сторону недоеденную булочку.
      - Не тревожься, Элинсинос. У меня есть меч.
      - Какой меч, Прелестница?
      - Звездный Горн. Я уверена, ты о нем слышала.
      Казалось, дракониха удивилась.
      - Ты оставила меч дома?
      Рапсодия покачала головой.
      - Нет, я взяла его с собой. Хочешь, я его покажу?
      Дракониха кивнула, и Рапсодия вытащила клинок из ножен. Пламя засверкало, его отблески искрились, отражаясь от чешуи огромной рептилии, миллионы радуг плясали по пещере. Приветственно взметнулось вверх пламя люстр. Глаза Элинсинос широко раскрылись, их магия обрушилась на Рапсодию. Она попыталась отвести взгляд, но лишь застыла на месте, когда огромное существо наклонило голову, чтобы получше рассмотреть меч. Потом Элинсинос провела когтем по ножнам, висящим на боку у Рапсодии.
      - Конечно, - заметно успокоившись, сказала Элинсинос. - Черная слоновая кость. Вот почему я не ощущала его присутствия.
      - Я не понимаю, о чем ты говоришь, - с трудом пробормотала Рапсодия, стараясь освободиться от чар.
      - Черная слоновая кость - самая эффективная защита, известная всем, владеющим магией, - заявила Элинсинос. - На самом деле это вовсе не слоновая кость, а камень сродни Живому Камню. Из него делают футляры или ножны или другие защитные оболочки, и предмет, находящийся внутри, никто не сможет обнаружить, даже дракон. Это хорошо, Прелестница. Никто не узнает о том, что ты обладаешь мечом, до тех пор, пока ты его не обнажишь. Где ты его нашла?
      - Он был спрятан внутри Земли. Я нашла его по дороге сюда из Серендаира.
      - Так ты не плыла на корабле?
      - Нет. - Рапсодия раскраснелась от воспоминаний. - Мы вышли намного раньше, чем намерьены. А появились здесь совсем недавно.
      Элинсинос рассмеялась. Рапсодия подождала объяснений или, наоборот, вопросов, но вместо этого дракониха внимательно посмотрела на нее:
      - Ты видела Элендру?
      Это имя было связано в Серендаире с небесами.
      - Ты говоришь об упавшей звезде?
      Теперь удивилась Элинсинос.
      - Нет, она, как и ты, из лиринов. Раньше она владела этим мечом.
      Рапсодия вспомнила имя из легенды, которую ей рас сказал Ллаурон.
      - Она жива?
      Казалось, Элинсинос задумалась.
      - Да, она живет в Тириане, лиринском лесу на юге страны. Если ты пойдешь к ней, она, возможно, согласится научить тебя обращаться с этим мечом.
      - А как мне ее найти?
      - Отправляйся в Тириан и поспрашивай о ней. Если она захочет с тобой встретиться, то сама тебя найдет.
      Рапсодия кивнула.
      - А она симпатичная? Элинсинос улыбнулась:
      - Я встречалась с ней лишь однажды. Она была добра ко мне. Она пришла вместе с человеком, занимавшим должность Главного жреца, которую теперь занимает Ллаурон, чтобы рассказать о том, что случилось с Меритином, принесла мне его дары и кусок его корабля. И тогда я узнала, что он пытался вернуться, но погиб. Он был таким хрупким, я скучаю по нему. - И вновь глаза Элинсинос наполнились слезами. - Я подарила тому мужчине белый дубовый посох с золотым листом на конце.
      - Теперь им владеет Ллаурон.
      Элинсинос кивнула.
      - Я собиралась сделать подарок Элендре, однако она отказалась его принять. Но ты ведь сохранишь мою кольчугу, правда, Прелестница?
      Рапсодия улыбнулась драконихе. Элинсинос была со ткана из противоречий, такая могущественная и одновременно ранимая, мудрая и наивная, как ребенок.
      - Да, конечно. И буду хранить ее рядом с сердцем, где навсегда останутся воспоминания о тебе.
      - Значит, ты будешь меня помнить, Прелестница?
      - Конечно. Я никогда тебя не забуду, Элинсинос.
      Дракониха широко улыбнулась, обнажив ряды огромных зубов.
      - Значит, через тебя я немного приближусь к бессмертию. Спасибо тебе, Прелестница. - Она засмеялась, когда брови Рапсодии недоуменно поползли вверх. - Ты не понимаешь, о чем я говорю, не так ли?
      - Боюсь, что да.
      Элинсинос вновь опустилась на пол пещеры, ее чешуя заискрилась всеми цветами радуги в колеблющемся свете люстр.
      - Драконы живут очень долго, но не вечно. Времени нет внутри Земли, а это именно та стихия, из которой мы созданы, поэтому наши тела не стареют и не умирают. В этом у нас с тобой есть нечто общее: ведь для тебя, Прелестница, время тоже остановилось. - В глазах Рапсодии сверкнули слезы, как в зеркале отразив глаза Элинсинос, но она ничего не ответила. - И тебя это печалит. Но почему?
      - Как бы я хотела, чтобы это было правдой, - дрогнувшим голосом сказала Рапсодия. - Но время прошло, отняв у меня все, что я любила. Время - мой враг.
      На лице драконихи появилось сомнение.
      - Мне кажется, ты ошибаешься, Прелестница, - заявила она, и Рапсодии показалось, что Элинсинос стало весело. - Я хорошо знаю Время, и оно редко встает на чью-то сторону. Однако оно улыбается тем, кто готов его принять. Да, Время могло обойти тебя, но теперь оно не имеет над тобой власти - во всяком случае, над твоим телом. К несчастью, у Времени всегда остается власть над нашими сердцами.
      Ты пришла из Серендаира, с Острова, где родилась первая раса, Древние Серенны. Это первое из пяти мест, где возникло Время. Ты пришла сюда, в мир, где родились драконы, самая младшая раса, и по пути пересекла нулевой меридиан. И теперь, как и намерьены, ты связана с началом Времен, но и это еще далеко не все: ты проделала свой путь под землей, там, где Время не имеет власти. Тем самым ты победила Время, нарушив его цикл. Оно больше никогда не сможет коснуться твоего тела. Разве ты не счастлива?
      - Нет, - с горечью ответила Рапсодия. - Не счастлива.
      Элинсинос улыбнулась:
      - Ты мудра, Рапсодия. Долгая жизнь, почти бессмертие, не только благословение, но и проклятие. Время остановилось и для тебя, и для меня. Однако между нами есть существенная разница. В отличие от меня, ты по-настоящему бессмертна.
      - Я не понимаю.
      - У тебя есть душа, - терпеливо продолжала свои объяснения Элинсинос. - Она питает жизнь в твоем теле - ведь душа не может умереть. Какой бы долгой ни казалась тебе твоя жизнь, ты будешь продолжать существовать после того, как она закончится, благодаря своей душе. Она не исчезнет, даже если ты решишь оставить свое тело и уйти в свет, в загробную жизнь. А со мной такого не произойдет.
      Горло Рапсодии сжалось, и ей пришлось сглотнуть, прежде чем она сумела заговорить.
      - У всех есть душа, Элинсинос. Лирины верят, что все живые существа являются частью всеобщей души. Некоторые называют ее Дающей Жизнь или Единым Богом, другие просто Жизнью, но все мы владеем ее частицей. И она связывает нас друг с другом.
      - И это верно для лиринов, - ответила Элинсинос. - Но не для драконов. Но ты не просто лирин, не так ли? Ты лиринглас?
      - Моя мать была лиринглас.
      - А что это значит на твоем языке?
      Слабый порыв ветра поднялся со дна пещеры, подхватив песок, и осушил щеки Рапсодии, мокрые от слез. Она невольно улыбнулась, оценив жест утешения Элинсинос.
      - Это означает Певцы Неба. Лирингласы возносят молитвы встающему солнцу и благословляют звезды, когда спускается ночь.
      - А как люди называют всех лиринов?
      - Чаще всего Детьми Неба.
      - Вот именно. - Огромное существо с важным видом подняло голову. - Ты Певица, и, значит, тебе должно быть многое известно о душе, не так ли?
      - Не совсем, - возразила Рапсодия. - Иногда во время исполнения погребальной песни мы видим, как душа покидает тело, чтобы устремиться к свету. Но, пожалуй, этим мои знания и ограничиваются.
      - Ну, тогда я расскажу тебе о душе, Прелестница, и о том, как родилась Земля. Правда, кое о чем ты уже, наверное, слышала.
      Много миллионов лет назад, в Преждевременье, когда родился мир, тот, кого вы называете Дающим Жизнь, нарисовал все, что существует, а также создал Пять Даров, которые вы называете стихиями: эфир, огонь, вода, воздух и земля. Тебе об этом известно?
      - Да, - ответила Рапсодия.
      - Каждый из Даров породил первичную расу - всех вместе их называли Перворожденными. От звезд, или эфира, возникли древние серенны, например Меритин. - Элинсинос откашлялась, и по пещере прокатился такой грохот, что от него закачалась лодка под Рапсодией. - Из моря произошли митлины, а ветер породил расу, известную под именем кизы, потомком которой стали лирины. - Рапсодия согласно кивнула. - Мать-Земля дала жизнь моей расе, драконам, которые, конечно, являются шедевром Создателя, поэтому он и сотворил нас последними. - Элинсинос рассмеялась, увидев улыбку, промелькнувшую на лице Рапсодии.
      - Вторыми среди первичных рас появились на свет ф'доры, дети огня. Но с самого начала ф'доры хотели только одного - уничтожения Земли. Полагаю, другого от них и не следовало ожидать - огонь поглощает все, что его питает, а лишившись топлива, умирает. Но другие Перворожденные расы не могли допустить гобели Земли, ведь в таком случае все Дары Создателя исчезли бы из ока Времени, оставив после себя Пустоту. Поэтому остальные расы серенны, кизы, митлины и, естественно, драконы - образовали союз, чтобы загнать демонических духов в центр Земли.
      Не приходится и говорить, что драконов с самого начала не слишком вдохновлял такой план. У нас вызывала отвращение одна мысль о том, что Земле, нашей Матери, придется стать темницей для чудовищных, злобных существ, однако мы прекрасно понимали, что, оставшись свободными, ф'доры уничтожат Землю.
      Вклад драконов в борьбу с детьми огня состоял в строительстве пещеры, которая стала их тюрьмой. Мы высекли ее из самого дорогого, что у нас было, Живого Камня, чистого элемента Земли, единственной субстанции, способной удержать ф'доров. То была огромная жертва, Прелестница. Такова одна из причин, по которой драконы стали вспыльчивыми и жадными. Мы считаем, что пожертвовали ради общего спасения гораздо большим, поскольку нам пришлось поступиться неприкосновенностью нашей Матери, чтобы защитить всех.
      - Мне кажется, - с улыбкой заявила Рапсодия, - что в легендах жадность и вспыльчивость драконов сильно преувеличены. Если верить моему опыту, то драконы начинают гневаться только в том случае, если ты опускаешь какие-то подробности в своем рассказе.
      В радужных глазах драконихи появилось выражение огромной нежности, но потом они вновь стали серьезными.
      - Первичные расы, имеющие такие же тела, как ты, - кизы, серенны и митлины, получили общее название Троих.
      Рапсодия чуть не свалилась с лодки.
      - В самом деле?
      - Да.
      - Ллаурон рассказал нам о пророчестве Трех, которых называют Дитя Крови, Дитя Земли и Дитя Неба, - они должны прийти и восстановить мир между намерьенами.
      Элинсинос рассмеялась:
      - Ты сильно забегаешь вперед, Прелестница. Я пока рассказываю о тех временах, когда существовало лишь пять рас - Перворожденных. Их дети, Старшие расы, тогда еще не существовали. Намерьены, вообще говоря, появились в Третьем веке и были детьми Старших рас. Понятие "Трое" появилось очень давно - миллионы лет назад. Тебе еще это трудно осознать, поскольку ты молода, но наступит день и ты поймешь. Возможно, ты проживешь столько, что сможешь, сама оценивать огромные промежутки времени. Не пройдет и нескольких тысяч лет, как ты по-другому взглянешь на то, что я сейчас говорю. - И Элинсинос расхохоталась, увидев, как содрогнулась Рапсодия.
      - Три расы имели тела, в целом напоминающие тела современных людей, продолжала Элинсинос. - Вот только драконы были ближе к змеям, а ф'доры и вовсе не имели физической формы. Так случилось из-за того, что в момент создания Троих Дающий Жизнь явил им свой образ и они приняли облик, близкий к нему. Драконы также видели Создателя, но решили поступить по-своему; наверное, ты слышала, что драконы не любят, когда ими командуют. Ну и как ты уже догадалась, ф'дорам вообще не показали Дающего Жизнь. Он знал, что побочные дети огня злы по своей природе, и отказался открыть им свой лик. Вот почему ф'доры вовсе не имеют тел.
      Теперь пришло время вспомнить о душе. Ты сказала, что прошла сюда из Серендаира под землей?
      - Да, - сказала Рапсодия.
      - И как тебе понравилось путешествие? Как ты перенесла пребывание в недрах земли - ведь лирины так почитают небо?
      Рапсодия закрыла глаза, стараясь вспомнить то, что так хотела забыть.
      - Наверное, так чувствует себя человек, похороненный заживо.
      Элинсинос кивнула:
      - Небо есть связь с душой вселенной, с Создателем, и те, кто хочет стать частью всеобщей души, должны поддерживать с ним постоянный контакт. Без этого контакта теряется связь с живущими в этом мире и нет надежды на вечную жизнь после смерти. Твоя раса произошла от ветра и звезд, поэтому и твой голос звучит в огромном хоре - ты фрагмент всеобщей души. Те, кто не становится частью неба, у кого не будет вечной загробной жизни, после смерти попадают в Пустоту, великое Ничто.
      Драконы, ф'доры и даже митлины решили жить, не обращая свои взоры к небу, поэтому у них нет души. Митлины выбрали местом своего обитания моря, держась особняком от дружественных рас, а драконы остаются в Земле. Дети моря, которые произошли от митлинов - русалки, морские нимфы и им подобные, - живут тысячелетиями, но после смерти их души не устремляются к звездам, они возвращаются в пену морских волн и исчезают в ней, их бессмертие возможно лишь в воспоминаниях других существ.
      Так будет и со мной. Когда я устану от жизни, когда боль утрат станет невыносимой, я лягу отдохнуть, и у меня не останется сил, чтобы подняться, тогда и придет мой конец. И мое тело будет разлагаться здесь, в моем логове, а кровь уйдет в землю и превратится в медь, которую добудут люди и отчеканят из нее монеты или сделают браслеты.
      Ты любишь медь, Прелестница? Медь - это застывшая кровь драконов моего вида, тогда как золотоносные жилы есть кровь золотого дракона. Изумруды, рубины, сапфиры - не более чем сгустки крови древних драконов раз личных рас и расцветок. Вот что мы оставляем после своей смерти в надежде, что Время сохранит память о нас, но оно этого не делает. В результате золото и самоцветы служат лишь для того, чтобы украшать женщин и пустые головы королей.
      Но если ты будешь помнить обо мне, Прелестница, по-настоящему помнить меня, а не легенды, тогда я буду существовать еще некоторое время. И приближусь к бессмертию, вечности, которых мне никогда не достигнуть, ведь у меня нет души, и я почти всю жизнь провожу под землей, вдали от неба.
      Элинсинос говорила мечтательно, лишь с легкой примесью грусти, но Рапсодии ее слова показались необыкновенно печальными. Скорбь захлестнула ее, она заплакала и, ни о чем более не думая, вскочила на ноги и обхватила руками могучее плечо Элинсинос.
      - Нет, - сквозь рыдания говорила Рапсодия. - Нет, Элинсинос, ты ошибаешься. У тебя и Меритина общая душа, я уверена, что ее часть сейчас пребывает вместе с Меритином. У тебя есть дети, несомненно это одна из форм бессмертия. И ты касалась неба, и сейчас касаешься его ребенка. Ты тронула мое сердце так глубоко, что связь между нами никогда не разорвется. Если потребуется, я буду твоей душой.
      Дракониха нежно погладила золотые волосы небесной Певицы одним из своих когтей.
      - Будь осторожна, Прелестница, ты ведь не хочешь дать себе новое имя. В тебе есть такое могущество, которое может все изменить, и ты станешь моей рабыней. Но я рада, что теперь у меня есть душа и она так прелестна.
      Элинсинос еще раз погладила Рапсодию, и та вновь уселась на лодку.
      - Относительно детей ты права, - продолжала Элинсинос, - хотя сейчас они кажутся мне ужасно далекими и совсем чужими. Мне даже трудно считать их своими, особенно Энвин.
      Расы, лишенные души, иногда страстно мечтают о потомстве, поскольку оно дает им одну из форм бессмертия. Вот почему ф'доры изобрели ракшасов, но ракшасы не плоть от плоти своих родителей, это как бы искусственные дети. Ф'доры очень хотели обзавестись потомством, но при этом они не желали отдать своим чадам даже небольшую часть своей жизненной сущности, дабы не стать слабее. Ведь разве так не происходит с каждым родителем? Ты даришь кусочек своей души, чтобы получить немного бессмертия, верно?
      - Пожалуй, ты права, - согласилась Рапсодия, отводя от лица прядь волос. - Раньше я никогда об этом не думала.
      - Отправляя своих детей в мир, ты действуешь либо из корыстных побуждений, либо из альтруистических, и тому есть много причин. Ф'доры хотят, чтобы ракшасы исполняли их волю среди людей. Они всего лишь инструмент, необходимый для продвижения к главной цели.
      - А чего они хотят добиться, Элинсинос? Они стремятся к власти? К управлению всем миром?
      Элинсинос рассмеялась.
      - Ты мыслишь как человек, Прелестница. Чтобы понять мотивы поведения ф'доров, нужно мыслить, как ф'дор, и поскольку они сила хаоса, их действия предсказать не возможно. Для достижения своих целей они используют и людей. Они не стремятся занять высокое положение и править государствами, не хотят победить врагов. Ф'доры мечтают лишь о разрушении и смерти, о жестоких, кровопролитных конфликтах, дарящих им силу и удовольствие. Их главная задача - уничтожить все, вообще все, в том числе и себя, если они намерены покончить с Землей. И тогда они будут существовать лишь в загробном мире и в кошмарах. Как и все мы.
      11
      Слова драконихи эхом прокатились по пещере, а потом все отзвуки смолкли, наступила тишина. Колеблющийся свет люстр озарил побледневшее лицо Певицы.
      Элинсинос опустила голову так, что ее глаза оказались на одном уровне с глазами Рапсодии. Певица прочла в них сочувствие и понимание.
      - О чем ты задумалась, Прелестница? - мягко спросила Элинсинос, и ее голос прозвучал тихо, как шелест крыльев сверчка. - Что тебе вспомнилось?
      Рапсодия закрыла глаза, сражаясь с призраками само го страшного кошмара, который она видела во время долгих скитаний под землей. Акмед разбудил ее, и они стали спускаться по огромному туннелю, на дне которого он слышал биение гигантского сердца, пульсирующего в ритме зимней спячки.
      "Здесь спит ужасное существо, оно могущественнее и страшнее всего, что ты только в состоянии себе представить. Я даже не осмеливаюсь произнести вслух его имя. Чудовище, которое прячется в туннеле глубоко под землей, не должно проснуться. Никогда".
      Он боялся говорить, произнести вслух слова древней легенды, тогда в первый раз Акмед не был грубым или высокомерным. Тогда она впервые заметила в его глазах страх.
      "В Преждевременье, когда Земля и моря еще только нарождались, у прародительницы драконов было украдено яйцо. Раса демонических существ, рожденная от огня, спрятала яйцо здесь, внутри тела Земли. Мой бывший господин был представителем этой расы. Детеныш Вирм, вылупившийся из яйца, живет здесь, в замерзших глубинах Земли. Он вырос до таких размеров, что его тело опутывает своими кольцами сердце мира и заполняет собой практически все внутреннее пространство Земли. Сейчас он спит, но демон хочет призвать его на поверхность. Вирм ждет зова демона, и я точно знаю, он прозвучит очень скоро. Мне это известно, потому что он намеревался использовать для этого меня".
      "А если Вирм не услышит зова? - спросила она. - Если нам удастся замаскировать призыв, помешать чудовищу уловить его, возможно, оно будет спать и дальше и не отреагирует на голос зовущего. По крайней мере, некоторое время".
      Они сделали все, что было в их силах, чтобы продлить его сон: установили в туннеле музыкальную сеть, плетущую бесконечные неблагозвучные мелодии, предназначенные исказить зов демона. Акмед предупредил, что это лишь временное решение проблемы.
      "Никто не сумеет полностью с ним покончить, ни ты, ни я, ни одна живая душа".
      - Он все еще спит, - сказала Элинсинос, прервав размышления Рапсодии, сердце которой отчаянно стучало. Дракониха прочитала ее мысли. Огромное существо усмехнулось, заметив панику на лице Рапсодии. - Нет, Прелестница, я не умею читать твои мысли, я их понимаю лишь в том случае, когда ты думаешь о Спящем Дитя.
      Рапсодия заморгала.
      - Но я думала не о нем...
      - Не пытайся описать словами то, о чем ты вспоминала; я знаю, что ты видела под землей. Об этом ведомо лишь ф'дорам и драконам, о бесконечном, древнем и священном, о чем говорится в легендах драконов. Тебе случайно удалось его увидеть. Теперь ты одно из немногих живых существ, которому о нем известно.
      Организм, о котором ты сейчас размышляла, есть полная противоположность вашему Дающему Жизнь. Он был Первым Ребенком нашей расы, похищенным еще в яйце и выращенным нашими врагами, - мы любим Землю и все ее богатства, а ф'доры стремятся ее уничтожить и добиться своей безумной цели. Этот ребенок перестал быть драконом; ф'доры отравили его, овладели его душой. Теперь он стал частью Земли, существенной частью; придет день, когда он проснется и заявит, что Земля - это его собственность. Если такова наша судьба - что ж, так тому и быть. Но он является священной тайной, о которой драконы упоминают лишь во время молитвы и во сне. Мы молимся, чтобы Первый Ребенок продолжал спать, - об этом поется в песне драконов. Колыбельная для Спящего Дитя.
      - Спящее Дитя, - пробормотала Рапсодия. - В легендах Серендаира эти слова имеют другой смысл. В наших легендах Спящее Дитя - это Мелита, звезда, покинувшая небо. Она упала в море рядом с Островом, утащив значительную часть его территории с собой под воду. Но море не сумело погасить звезду. Она лежит в его глубинах, пылая могучим огнем, и когда-нибудь поднимется... - Голос Рапсодии задрожал, и она замолчала. Прошло некоторое время, прежде чем она сумела продолжить. - Она поднимется, и весь Остров исчезнет в пламени вулканического огня.
      - Быть может, мы столкнулись с разными предсказаниями гибели наших рас, - предположила Элинсинос. - Меритин пел мне песню твоей родины, в которой говорилось о Спящем Дитя. Хочешь, я спою ее тебе?
      - Да, пожалуйста.
      Огромное существо подняло голову и громко откашлялось. Пламя люстр заметалось в разные стороны, по лагуне прошла сильная рябь, а сердце Рапсодии застучало быстрее. Когда дракониха заговорила, ее голос изменился теперь это был глубокий мелодичный баритон, звучный и волшебный, пришедший из тьмы прошедших веков. Голос Меритина.
      Спящий ребенок - младшая дочь,
      Вечно живущая в снах.
      Смерть ее имя вписала
      В книгу свою,
      И никто не оплакал ее.
      Средняя дочь дремлет в тиши,
      Руки сложив на коленях.
      Чувствует небо, слушает море,
      Внемлет движенью песков
      Ждет пробужденья.
      Старшая дочь - нерожденная дочь,
      Спит под землей
      Во тьме вековой.
      Время придет - и родится она,
      Но с рожденьем ее - кончится время.
      Слова песни эхом отразились от стен пещеры и повисли в застоявшемся воздухе. Рапсодии вдруг показалось, что, стоит ей произнести хотя бы одно слово, и ее сердце разобьется. Наконец молчание нарушила Элинсинос:
      - Когда родились мои дочери, их глаза были закрыты, как у котят. Теперь она говорила своим прежним чарующим голосом. - Они казались спящими, и на мгновение мне почудилось, что это три ребенка из пророчества, однако я ошиблась. Я знала, кем был мой старший, - как и любой дракон. Меритин упоминал о Спящем Дитя с побережья своей - и твоей - родины. Похоже, речь шла о среднем ребенке.
      - Значит, есть еще один? - с беспокойством спросила Рапсодия. - Еще одно Спящее Дитя? Рожденное последним?
      - Видимо, да, - с улыбкой ответила Элинсинос. Когда она обнажала громадные зубы, больше похожие на лезвия мечей, Рапсодии становилось жутковато. - И у меня создается впечатление, что каждый из спящих детей может стать инструментом ф'дора и помочь ему тем или иным способом уничтожить мир.
      - Я молилась, чтобы восхождение среднего ребенка, которое привело к уничтожению Острова, положило конец всем ужасам, - сказала Рапсодия. - Мы думали, что ф'дор намерен призвать... - Она замолчала, увидев, как изменилось огромное лицо Элинсинос. - Мы думали, что ф'дора, которого Акмед знал в старом мире, больше нет. Последний из его слуг, один из Тысяч Глаз, носивший имя Шинг, рассказал нам об этом перед тем, как рассеяться. Он утверждал, что ф'дор мертв, человек и демонический дух. И потому мы перестали опасаться самого страшного исхода.
      Дракониха пошевелилась, и тысячи бликов заиграли на ее чешуе.
      - Демон, которого он знал, мог погибнуть. Это не так уж важно - любому ф'дору известна тайна Вирма, и если демон станет достаточно могущественным, то сумеет его призвать.
      - А тот, о котором ты говорила, Элинсинос? Это другой ф'дор? Не тот, кого знал Акмед?
      - Трудно сказать. Быть может, во время восхождения упавшей звезды со дня моря спасся другой ф'дор. Мне неизвестен ответ на твой вопрос, Прелестница. С начала Времен детей огня оставалось совсем немного, но появлялись они всегда внезапно и бесследно прятались в человеке. Затем ф'дор начинал копить силы, он не спешил явить себя миру. Потом, став достаточно могущественным, он переходил в другое тело, обладающее большим потенциалом, обычно более молодое. Ф'дор мог занять тело более слабого человека или обладающего такой же силой, как он; он не может победить того, кто сильнее.
      Рапсодия кивнула.
      - Ты знаешь, как он выглядит сейчас, Элинсинос?
      - Нет, Прелестница. Он часто менял тела. Я могу его почувствовать, если он окажется рядом. Вероятно, он знает о моих возможностях, поскольку ни разу не подходил близко к моей пещере. Сейчас ф'дор может оказаться кем угодно.
      И прошу тебя, запомни: все они превосходные лжецы, что дает им немалое преимущество в борьбе с тобой, ведь ты - Дающая Имя, а значит, не можешь говорить неправду. Самая сильная сторона ф'доров в том, что они мастерски обращают достоинства своих жертв против них самих. В моем случае они способны воспользоваться природным стремлением драконов к разрушению, превращая их в мощное оружие для достижения своих отвратительных целей. С тобой они поступят так же, только мишенью будет твое стремление к правде. Остерегайся, Прелестница. Они подобны гостям в доме, которые умудряются украсть сокровища прежде, чем хозяин успеет что-то предпринять.
      - Ллаурон рассказал мне о пророчестве Мэнвин, касающемся незваного гостя, - проговорила Рапсодия. - Может быть, оно о ф'доре?
      Воздух вокруг драконихи загудел, что свидетельствовало о чрезвычайном интересе.
      - Мне неизвестно это пророчество.
      Рапсодия закрыла глаза, пытаясь вспомнить ночь в лесу, когда Ллаурон рассказал ей о пророчестве. Акмед и Грунтор тоже были там. Порывшись в сумке, Рапсодия вытащила маленький дневник, куда она записывала самые важные сведения о новом мире.
      - Вот оно, - сказала она.
      Средь последних, кто должен уйти,
      Среди первых пришедших,
      В поисках новых хозяев,
      Незваные, в месте незнаемом.
      Власть, что получена первыми,
      Будет утеряна, если они последними станут.
      Сами не ведая зла, будут лелеять его,
      Словно приятнейший гость, улыбаясь невинно,
      Втайне смертельные капли точит в винный бокал.
      Так же и ревность, ведомая собственной силой,
      Тот, кто влеком злою ревностью, будет бесплоден,