30

Гавань Ганта, Сорболд

Хотя Ганту было далеко до огромного Порт-Фаллона, расположенного в Авондерре, на восточном побережье, тем не менее его гавань по праву считалась одной из крупнейших в мире, здесь ежедневно разгружались тонны различных грузов. Сотни торговых кораблей с каждым приливом входили в гавань, надежно охраняемую военным флотом Сорболда, который стоял здесь на якоре. Каждое судно тщательно досматривали, список товаров проверяли портовые служащие, после чего кораблю либо разрешали швартоваться у причала, либо отправляли обратно в море. Только получив такое разрешение, корабль мог войти в тихую внутреннюю лагуну порта.

Анборн не раз здесь бывал. Гант стал одним из первых городов, захваченных им во время Намерьенской войны, поскольку таким образом войска лорда-маршала перекрыли важную транспортную артерию, что позволило им атаковать лиринский порт Таллоно, находящийся на северо-западе. Таллоно был укрепленным портом, построенным лирином Горллевиноло с помощью бабушки самого Анборна, драконицы Элинсинос, но к тому времени, когда лорд-маршал добрался до Ганта, в его сердце уже не осталось места для сентиментальности, им владела лишь ненависть и жажда мести.

Он сжег дотла Таллоно, а затем расправился с менее крупными портами в Минсите и Эвермере, это означало, что ему удалось полностью взять под контроль все северное побережье и часть восточного, до Порт-Фаллона. Даже тысячи лет оказалось недостаточно, чтобы избавиться от воспоминаний, которые продолжали преследовать Анборна в кошмарах.

Но теперь призраки прежних сражений перестали кружить над Гантом, как во времена прошлых визитов Анборна. В порту кипела жизнь, даже издалека, еще только спускаясь вместе с Гвидионом Наварном с холмов, он видел, как многочисленные груженые повозки выезжают за пределы порта и начинают свой путь на север и восток Сорболда. Он нахмурился и остановил своего скакуна, вспомнив, что эти дороги построили его собственные солдаты.

Гвидион Наварн, чью душу не тревожили дела давно минувших дней, с интересом разглядывал гавань.

— А у них неплохо идут дела, верно? — заметил он и широким жестом показал на десятки кораблей, стоявших у причалов, между которыми сновали люди, похожие на муравьев.

Лорд-маршал кивнул, но с его лица не сходило угрюмое выражение.

— Вот только какие это дела? — буркнул он.

Он перевел взгляд дальше, к выходу из порта, где стояли корабли военного флота.

Вся внешняя гавань ощетинилась специальными причалами для военных кораблей. Анборн насчитал дюжину таких пирсов, и возле каждого было пришвартовано по боевому кораблю. Но и дальше, за пределами порта, стояли на якоре суда военного флота.

— О Единый Бог, — пробормотал он.

Гвидион Наварн обернулся к своему наставнику. Юноша с наслаждением вдыхал свежий морской воздух, его радовала деловая активность в порту, особенно после бесконечных пустынных ландшафтов, угнетавших его на протяжении всего путешествия по южным степям. Вот почему его поразило застывшее лицо героя намерьенов.

— Что-то не так, лорд-маршал? — вскинулся он, и ветер с моря вдруг показался ему холодным.

Анборн слегка развернул свою лошадь направо, чтобы получше изучить весь порт. Он долго смотрел вниз, а потом оглянулся на холмы, по которым они спустились к морю.

— Во время Намерьенской войны здесь располагался мой штаб, из Ганта велись все наступательные морские операции, — наконец ответил он. — У нас был флот, который уничтожил большую часть западного Тириана, а также прибрежные районы Авондерра, находившиеся к северу от Гвинвуда. Я, как ты знаешь, командовал армией отца против войск матери, и на суше нам сопутствовал успех, потому что мы имели значительное численное превосходство, да и вооружение у нас было лучше. Но до тех пор, пока Ллаурон не решил, что больше не может воевать, и не сбежал от Энвин, он оставался очень серьезным противником — нам никак не удавалось одержать решающую победу в морских сражениях. Ллаурон уничтожил бы наш флот, если бы мы не владели Гантом, где стояла большая часть наших кораблей. — Лорд-маршал прикрыл ладонью глаза, чтобы защититься от солнца. — Но даже в те дни в гавани находилось гораздо меньше боевых кораблей, — со вздохом закончил он.

Гвидион сглотнул, но ничего не сказал. Здешний воздух вдруг показался ему горьким на вкус, в горле запершило, словно туда попал песок.

Анборн заерзал в седле, пытаясь что-то разглядеть в горах.

— Насколько я помню, там должен быть удобный наблюдательный пункт, — промолвил он и перевел взгляд на вереницу фургонов, которую сопровождали солдаты в кожаных доспехах.

Помимо этого, солдаты, растянувшись в цепь, стояли вдоль ведущей к столице дороги протяженностью не в одну сотню миль. Караван без лишней спешки двигался вверх по склону, по одному из древних трактов, но тем не менее в недалеком будущем должен был достаточно близко проехать от того места, где остановились разведчики.

— Пожалуй, нам лучше спрятаться, пока нас не заметили. Мне кажется, наше присутствие здесь нежелательно.

Они пришпорили своих лошадей и поскакали в направлении перевала, постепенно поднимаясь в горы и удаляясь от порта. Вскоре они уже скрылись среди скал. Когда они выехали на небольшую ровную площадку, Анборн осадил коня и нетерпеливо подозвал Гвидиона.

— Помоги мне спуститься с этого проклятого седла, — проворчал он, отстегивая ремни.

Гвидион быстро соскочил с лошади и поспешил к генералу, чтобы ему помочь. Оказавшись на земле, Анборн оттолкнул руку юноши и весьма сноровисто подполз к самому краю площадки. Он поманил к себе Гвидиона, и тот улегся рядом с ним на живот.

Забыв обо всем, они долго наблюдали за происходящим внизу.

Спустя около часа они заметили, как более двух дюжин торговых судов подошли к внешней границе порта, но, что удивительно, их сопровождали военные корабли. Суда очень быстро досмотрели и направили дальше, в лагуну, и, как только корабли встали у причалов, началась разгрузка. Товары сразу переносили в фургоны, но все происходило совсем не так, как в Порт-Фаллоне, где товары приходилось сортировать, — ведь они принадлежали разным купцам, которые тут же их разбирали.

— Ну и что ты можешь сказать? — коротко поинтересовался лорд-маршал — таким тоном он разговаривал с молодым герцогом, когда занимался его обучением.

Гвидион смотрел на бочки и ящики, которые рабочие быстро перегружали на бесконечные крытые повозки, рядами стоявшие вдоль причалов.

— Либо весь груз будет перевезен в одно место, либо его владельцем является один человек, — предположил Гвидион.

Анборн кивнул.

— Вне всякого сомнения, грузы принадлежат короне. Ну в некотором смысле в этом нет ничего удивительного: новый регент, Талквист, до вступления на престол был главой торговой гильдии, контролировавшей западные торговые пути. Но меня тревожит вовсе не место доставки грузов.

— А что же?

— Сам груз. Посмотри.

Гвидион проследил за пальцем Анборна, указывавшего на правый борт корабля, который как раз стоял под разгрузкой. По двум разным трапам судно покидали люди, но они были так далеко, что он с трудом различал их среди грузчиков порта. Крохотных человечков, спускавшихся по верхнему трапу с палубы, было не очень много, они двигались не торопясь и растворялись в толпе. Гвидион решил, что это пассажиры.

Вторая цепочка людей выбиралась по сходням на причал прямо из трюма. Сначала молодой герцог подумал, что это члены команды, но, присмотревшись, понял, что они идут к рядам фургонов и забираются в них. Гвидион прикинул, что с одного корабля сошло более сотни человек. Они спотыкались и закрывали глаза от солнца. Гвидион встряхнул головой, словно рассчитывал, что таким образом сможет избавиться от возникших у него ужасных подозрений. Наконец, когда сомнений уже не осталось, он прошептал:

— Рабы. Он перевозит рабов.

Анборн кивнул. А потом указал на каждый из двух дюжин кораблей, пришвартовавшихся к причалам за то время, пока они вели наблюдение. С каждого из этих кораблей на берег сходили рабы. Их быстро распихивали по фургонам, из которых тут же составляли караваны и без задержек отправляли по разным дорогам во все уголки Сорболда.

— Рабство давно прижилось в этой стране, — негромко проговорил Анборн. — Лейта правила империей три четверти века, очень долгий срок для человека, в жилах которого нет крови намерьенов. Во время ее правления работорговля велась скрытно, в рабство попадали должники, преступники или военнопленные и использовали их главным образом в качестве гладиаторов. Рабство было наследственным, и семья рабов могла обрести свободу только после того, как один из ее членов, как правило мужчина, полностью выкупал ее — обычно это удавалось удачливым гладиаторам. Однако к рабству относились с отвращением, люди старались скрывать, что они используют рабов. Арен же в Сорболде было немного — не более одной на каждый город-государство, то есть всего около двух дюжин.

Он бросил быстрый взгляд на Гвидиона, а потом вновь вернулся к наблюдению за портом.

— За последний час мы видели такое количество рабов, что их хватило бы, чтобы заполнить несколько гладиаторских арен. А ведь своей очереди встать под разгрузку ждут еще десятки торговых кораблей. И речь идет только об одном дне.

— Вы полагаете, за месяцы правления Талквиста сильно увеличилось количество арен? — с тоской спросил Гвидион.

Глаза Анборна сузились, но он продолжал смотреть вниз.

— Весьма возможно, поскольку известно, что Талквист питает слабость к подобным развлечениям. Но я полагаю, что лишь небольшая часть рабов попадет на арены. Скорее всего, их отправят на соляные копи Никоса или в оливковые рощи Ремалдфаера. Но главный вопрос не в том, куда попадут несчастные, а откуда они взялись. Если хотя бы половина этих кораблей привезла рабов, то тут собрано население целого города.

— О Единый Бог, — прошептал Гвидион.

— Да уж, — не стал спорить Анборн. — Похоже, теперь помочь может лишь обращение к Создателю. А если это продолжается с того самого момента, как Талквист стал регентом, твоему крестному отцу предстоит пережить немало кошмаров.

— Пожалуйста, поясните, — попросил Гвидион, чувствуя, как холодеют пальцы.

Анборн слегка повернулся на бок и жестом попросил молодого герцога замолчать.

Снизу донесся грохот — еще один караван фургонов приближался к перевалу. Анборн и Гвидион молча наблюдали за катившими мимо повозками, которые сопровождал многочисленный отряд солдат армии Сорболда. Гвидион нахмурился, увидев пленников — оборванные мужчины, отчаявшиеся женщины и худые молчаливые дети. Он насчитал двенадцать фургонов, в каждом находилось более двух дюжин рабов. Гвидион смотрел на них, и, пока не осела пыль и не стих грохот колес, в горле у него стоял сухой удушающий комок. Он наклонился вперед и вновь увидел, как такие же караваны с таким же грузом отъезжают во всех направлениях — в горы и вдоль побережья.

— Разъясните мне смысл ваших последних слов, — наконец не выдержал Гвидион.

— Можно ожидать расширения торговли, когда к власти приходит глава гильдии, всю жизнь занимавшийся этим ремеслом, — негромко проговорил Анборн, не глядя на Гвидиона. — Однако мы наблюдаем здесь совсем другое. Таких рабов не станут использовать на арене, они будут работать. Мы видим подготовку к войне, что тоже нельзя считать неожиданностью, хотя Талквист делает вид, будто желает мира и заботится только о процветании своих земель. Пугают масштабы — мы пришли сюда никем не замеченные, в самый обычный день и, значит, наблюдаем то, что происходит здесь ежедневно. Если Гант вновь превратился в военный порт, куда купеческие корабли привозят товары, принадлежащие исключительно короне, то задуманная Талквистом экспедиция по своему размаху во много раз превзойдет Намерьенскую войну, а ведь она едва не уничтожила весь континент.

— А других объяснений нет? — спросил Гвидион, заранее зная, какой услышит ответ.

— Нет, — отрезал Анборн.

— Тогда нам необходимо срочно вернуться в Наварн и предупредить Эши.

— Да, ты так и сделаешь.

Молодой герцог заморгал.

— Я? А вы не поедете со мной?

— Нет. Раз уж я оказался здесь, то должен воспользоваться представившейся возможностью. Я намерен отправиться в Джерна'Сид и выяснить, как дела обстоят там. По пути нужно осмотреть гавани, рудники и арены. Добравшись до столицы, я постараюсь получить как можно больше полезных сведений, после чего возвращусь в Хагфорт, чтобы помочь твоему крестному отцу подготовиться к предстоящей войне, о неизбежности которой я столько раз его предупреждал.

Гвидион с трудом подавил охватившую его панику.

— Один?

Лорд-маршал положил руку на плечо юноши.

— Ты справишься, не бойся. Твои гвардейцы сумеют защитить карету, если на вас нападут, а твой меч даст тебе серьезное преимущество против разбойников или даже солдат, если до этого дойдет, но я верю, что Талквист не захочет рисковать, нападая на вельможу, представляющего Союз Намерьенов, во всяком случае сейчас. Если ты будешь возвращаться тем же маршрутом, по которому мы прибыли сюда, с тобой все будет в порядке, Гвидион. Ну а как только ты покинешь границы Неприсоединившихся государств, то сможешь присоединиться к любому почтовому каравану. Теперь ты герцог, и тебе окажут помощь: ты получишь необходимые припасы, свежую лошадь и эскорт до Наварна. Только не забывай о моих уроках.

— Я… имел в виду вас, — запинаясь пробормотал Гвидион. — Неужели вы собираетесь в одиночку преодолеть пустыню…

Лицо Анборна помрачнело, как небо при приближении грозового фронта. Он приподнялся на локтях и ударил кулаком по земле так, что во все стороны полетел песок.

— Я путешествовал по этому континенту в одиночку за столетия до того, как твой отец был прыщиком в штанах твоего деда, — прорычал Анборн.

Затем он подполз к тому месту, где стояли лошади, и ухватился за стремя. Гвидион поспешил к нему на помощь, но лорд-маршал оттолкнул его руку и с огромным трудом встал на свои бесполезные ноги. Гвидиону ничего не оставалось, как стоять рядом и молча страдать, наблюдая за Анборном, который медленно забирался в седло. Оказавшись наконец на лошади, старый наставник посмотрел на молодого герцога с такой непередаваемой смесью торжества и усталости, что Гвидиону пришлось отвести глаза.

— Садись в седло, — приказал генерал. — Пожалуй, лучше я сам провожу тебя до Эвермера, там мы соберем по борделям твоих гвардейцев, а затем вместе доедем до Джакара — я хочу посмотреть, что происходит там на гладиаторской арене. Остальной путь тебе придется проделать самостоятельно. Впрочем, до границы с Тирианом останется совсем немного. Поезжай по лесной дороге, а статус твоей «бабушки» — королевы лиринов, обеспечит тебе безопасность. Скажи моему племяннику, что я вернусь, как только выясню, что происходит в этих проклятых богом песках, но он должен немедленно начать собирать войска и укреплять границы, причем это касается не только Роланда, но и всего Союза Намерьенов. Возможно, мы уже опоздали.

Кровь пульсировала в висках Гвидиона, когда они скакали обратно. А расставшись с Анборном на перекрестке дорог возле Никидсаара, небольшого городка западнее Джакара, он еще долго смотрел из окна кареты вслед своему наставнику и другу, который быстро затерялся среди пешеходов и повозок. Гвидион очень надеялся, что видит Анборна не в последний раз. Затем он приказал эскорту поворачивать на запад, к Тириану, чтобы кратчайшим путем достичь наследственных земель, где ему предстояло приступить к обязанностям правителя.

Он без конца повторял слова, с которыми обратится к своему крестному отцу, чтобы предупредить его о надвигающейся войне, давно предсказанной Анборном. Он заставил эскорт скакать во весь опор, а как только они оказались на границе Роланда, Гвидион сразу же пересел в седло. Теперь он думал о всяких глупостях — например, где ему следует остановиться, чтобы привести себя в порядок, и какими фразами он скажет Джеральду Оуэну о необходимости как можно скорее повидать Эши, чтобы не испугать при этом слуг, и как ему правильно построить речь, дабы не показать свой детский страх.

Но когда он вернулся в Хагфорт, Эши уже уехал.

31

Хагфорт, Наварн

За окном огромной библиотеки теплый ветер нес снежинки, которые таяли еще до того, как касались земли.

Эши рассеянно смотрел в окно, ему ужасно надоело переписывать договор о поставках зерна. Драконье чутье позволяло ему следить за каждой падающей снежинкой. Наступила оттепель, но очень скоро зима вернется во всей своей ярости. И путешествовать станет намного труднее. Эши усмехнулся: он искал повод для отъезда.

Прошло больше месяца с тех пор, как он покинул пещеру Элинсинос, где обнимал жену и пел своему ребенку под одобрительным взглядом драконицы, которая любила будущую мать и еще не рожденное дитя, поскольку считала обоих своим сокровищем. Тогда он пришел к выводу, что Рапсодия мудро поступила, решив отправиться к его прабабушке. Она чувствовала себя гораздо лучше и стала спокойнее под присмотром драконицы.

Дверь в библиотеку бесшумно распахнулась, и если бы не природа его крови, благодаря которой он мог обнаружить малейшее движение на расстоянии пяти миль, он бы не заметил, как вошла Порция. Он был вынужден признать, что Тристан оказался прав, когда расхваливал ее и других слуг, которых он одолжил им с Рапсодией. Две другие женщины еще не успели себя проявить, но Порция быстро стала незаменимой. Она была спокойной и ненавязчивой, а в комнату входила так, что умудрялась никого не отвлекать от дел. Часто ей удавалось уйти, даже не потревожив воздух в комнате.

Она негромко кашлянула, давая понять Эши, что обед готов и ему следует поспешить, чтобы еда не остыла. Затем она подошла к двери и взялась за ручку.

В тот момент, когда она начала поворачивать ручку, дракон в крови Эши ощутил едва заметный запах ванили и пряностей, к которому примешивался легкий отзвук благоухания лесных цветов. Аромат проник в самые глубины его сознания.

Аромат Рапсодии.

Он едва заметно тряхнул головой, и запах исчез. Краем глаза он уловил золотую вспышку, словно по плечам рассыпалась волна волос. Он быстро поднял глаза, но увидел лишь темную фигуру Порции на фоне дверного проема.

И ни малейшего следа золотых волос.

Он провел рукой по собственным огненно-рыжим волосам и окликнул служанку, когда она уже закрывала за собой дверь.

— Порция?

Служанка обернулась, ее темные глаза широко раскрылись от удивления.

— Да, милорд?

Теперь, когда она смущенно смотрела на него, Эши вдруг понял, что забыл, зачем ее позвал. Он неловко махнул рукой, пытаясь придумать какую-нибудь фразу, которая прозвучала бы достаточно осмысленно, но в голову ничего не приходило.

Ему хотелось объяснить Порции, что она напомнила ему жену.

И тут же Эши сообразил, что Порция может неправильно его понять. Он неуверенно улыбнулся, покачал головой и потер затылок.

— Извини, — пробормотал он. — Я… я забыл, зачем тебя окликнул.

Порция сделала реверанс.

— Позвоните в колокольчик, когда вспомните, милорд, — потупив взгляд, ответила она. — Доброго вам вечера.

В течение следующих дней это повторялось несколько раз.

Поначалу Эши заподозрил какой-то подвох, ибо по своей природе не был склонен доверять чужим людям. Он начал следить за Порцией, отмечая ее перемещения, даже когда сам ее не видел, — восприятие дракона позволяло ему это делать без всякого труда.

И всякий раз он ощущал легкий стыд.

Человеческой стороне его натуры достались от отца способности непредвзято оценивать любые ситуации, поэтому через неделю подобных наблюдений за Порцией он принялся искать другие объяснения происходящему. Новая служанка была сдержанной и скромной, не вмешивалась в чужие дела. Порция рано вставала, содержала в полном порядке свою комнату, напряженно работала, появлялась по первому зову, избегала общения с другими слугами, давала отпор ухаживаниям со стороны молодых людей, доставлявших продукты из Авондерра. Она была высокой, широкоплечей, с большими темно-карими глазами и оливковой кожей, а ее фигура являлась полной противоположностью хрупкой фигуре Рапсодии, у которой к тому же были светлые волосы, зеленые глаза и нежно-розовая кожа. Вела себя Порция безупречно, и поскольку Эши не умел читать чужие мысли или заглядывать людям в сердце, он пришел к выводу, что Порция не виновата в тех странностях, которые начинали твориться, стоило ей войти в одну с ним комнату.

Перестав подозревать Порцию в дурных намерениях, Эши начал размышлять о причинах, которые заставляют его находить черты Рапсодии в служанке. Бесспорно, он скучал по жене, так происходило всякий раз, когда они расставались, а после того, как прошлым летом она исчезла, Эши едва не сошел с ума. Тогда ее похитил старый враг, и она спряталась в морской пещере, где вода, стихия, над которой Эши имел власть, билась о скалы и скрывала Рапсодию от его драконьего чутья. Похищение едва не открыло врата ярости дракона, гнездящейся в глубинах его сущности, ярости, проявления которой он видел у некоторых из своих родственников.

«В лучшем случае я в смятении, в худшем — схожу с ума, — мрачно подумал он, промокнув чернила на договоре. — Если Рапсодия это почувствует, она вернется домой».

Эта мысль вызвала восторг в живущем в нем драконе, и ему пришлось потратить немало сил, чтобы его успокоить. С той же страстной силой, с какой мужчина рвется к любимой женщине, дракон стремился к Рапсодии, — но по другим причинам. Рапсодии были присущи черты, которыми обладают драгоценные камни, — глаза, похожие на изумруды чистой воды, волосы, словно золотой лен. Ими щедро наделила ее мать-природа, а затем, после долгого путешествия в недрах Земли, они стали еще ярче и прекраснее. Казалось, все ее физические недостатки сгорели в огне, пылавшем в сердце мира, и она стала безупречной, что безудержно влекло к ней алчную натуру дракона.

К счастью, Рапсодия обладала недостатками, которые так любил в ней Эши-человек, — ужасным упрямством, проявлявшимся иногда неспособностью увидеть за деревьями лес, диким гневом, вспыхивавшим в самые неожиданные моменты, так что двойственность его натуры не мешала ему сохранять равновесие в трудные минуты сомнений.

Но сейчас, когда воспоминания о жене стали обретать явственную физическую форму без всякой внешней причины, стоило поискать какие-то глубинные объяснения. И Эши похолодел, размышляя над возможными вариантами.

Возможно, дракон в нем начал брать верх над человеком.

Желание увидеть Рапсодию усилилось. Он старался подавить его, напомнив себе, что ей гораздо лучше в пещере Элинсинос, чем в Хагфорте, но это помогало ненадолго. А потом ему попадалась на глаза Порция, которая несла белье или подносы на кухню, она кланялась ему или слегка улыбалась оставляя за собой взмах золотых волос, отблеск розовой щеки и аромат ванили и пряностей.

Ему начали сниться сны о Рапсодии, и он просыпался в холодном поту, дрожа от неразделенной страсти или необъяснимого страха. Иногда она приходила к нему в снах, откидывала одеяла и оказывалась в его объятиях. В такие ночи он просыпался, ужасно себя чувствуя, с болью, мучительно пульсирующей в голове.

После одного из самых тяжелых кошмаров в его покои, как обычно, вошла Порция, которая принесла таз и горячую воду для утреннего бритья. Она поклонилась и исчезла, оставив в сознании Эши такое яркое напоминание о Рапсодии, что он натянул одеяло на голову и громко застонал, до смерти напугав кота, тут же сбежавшего из спальни.