Но тут его взгляд упал на миленькое платье в серо-белую полоску. Серое, в цвет глаз Мэгги. Такер поднял его, держа перед собой.
Он никогда раньше не покупал женское платье, но, кажется, оно будет впору. И она будет выглядеть в нем такой хорошенькой! Или, вернее, оно будет выглядеть прелестно на Мэгги. И, по правде говоря, ему до смерти надоело видеть ее в выцветших, вытертых едва не до нитки, слишком тесных платьях.
Морин несколько раз предлагала Мэгги переделать одно из своих платьев, но та всегда отказывалась.
Черт с ними, с расходами! Он хотел видеть Мэгги в красивом наряде.
И Такер поскорее, чтобы не передумать, понес платье к прилавку.
– Я возьму и это, – сказал он владельцу. Берт кивнул:
– Да, сэр. Ваша жена счастливица. Превосходно будет сидеть на ней. Моя Айрис сама его сшила. Обшивает жен офицеров и любит, чтобы я вывешивал одно-два в лавке, на случай, если кому-то понадобится наряд. Правда, у меня есть и ткани, особенно если ваша супруга захочет сделать себе что-нибудь помоднее.
Такер не позаботился исправить ошибку Берта. Какой смысл? Так или иначе, тот не дал ему слова вставить.
– Нет, больше ничего не надо, спасибо.
1 июня 1867 года, понедельник. Форт Лареми
Мои дорогие тетя Юджиния и Шеннон! Мы благополучно прибыли в этот армейский гарнизон. Мистер Фостер, наш вожатый, был так добр, что показал мне карты из путеводителя, но я по-прежнему не совсем понимаю, на какой территории мы находимся. За последние годы в карту было внесено много изменений, несколько сбивающих меня с толку, но я знаю, что с каждым днем мы все ближе к Айдахо, нашему новому дому. Мы проходили по удивительным местам, где из земли вырастают странные образования, очертаниями похожие на церковные шпили, трубы, огромные дома. Здесь водятся также такие интересные животные, как антилопы, это что-то вроде маленьких оленей, и большие бизоны. Фиона и Нил волнуются при каждом новом открытии. Признаюсь, даже я испытываю постоянное чувство изумления и восхищения.
Прошлой ночью я слышала, как переселенцы говорили, будто на берегах Суитуотер-Ривер обнаружено золото, и, поскольку мы направляемся туда, не удивлюсь, если наш караван уменьшится на несколько фургонов. Мне жаль эти семьи. Уверена, им гораздо лучше было бы в Орегоне, где можно было бы построить новую жизнь. Благодарение небу, Такер разумный человек, и его не поразит болезнь, которую здесь называют золотой лихорадкой.
Мы взяли в фургон двух девочек – сирот. Шеннон, я думаю, тебе придется по душе Мэгги, и надеюсь, вы скоро познакомитесь. Она на год старше Делвина, а ее сестра Рейчел быстро подружилась с Фионой. Они останутся с нами в Бойсе, пока мы не найдем их опекуна. Не буду дальше рассказывать, подожду, пока вы не встретитесь.
Надеюсь, это письмо найдет вас в добром здравии, тетушка. Я рада, что вы решили остаться в Джорджии, хотя очень скучаю по вам. С нами путешествуют несколько престарелых людей, но боюсь, им слишком тяжело приходится в дороге. Меня утешает мысль, что вы в безопасности и покое, в своем доме и избавлены от трудностей ежедневного путешествия.
Дорогая Шеннон, надеюсь, ты написала нам на адрес кузена Кигена. Как мне хочется поскорее узнать новости о моих детях, которых я так долго не видела! Надеюсь, вы здоровы и счастливы. Слышала ли ты о Деление? Как он там?
Заканчиваю письмо молитвой о нашей скорой встрече.
Ваша племянница и мать Марин Брениген.
Нагруженный узлами, Такер вышел из лавки. Он привел с собой лошадь Мэгги в качестве вьючного животного. Кобыла стояла у коновязи, опустив голову и полузакрыв глаза. Такер подошел ближе и начал нагружать сумки и торбы.
– Так Брениген?
Так замер от неожиданности. Похоже на… Нет, не может быть.
Он медленно повернулся.
Гарри Джессап… Он был выше, чем помнил Такер, и выглядел старше. Но почему бы нет? Прошло шесть лет с тех пор, как они распростились.
– Клянусь Богом, это ты.
Гарри выпрямился, голубые глаза выжидающе смотрели на друга, преданного им когда-то.
– Много воды утекло, Гарри.
– Много, – хрипло повторил солдат.
В детстве мальчики дружили и обучались у одного наставника. Позже, в университете, они жили в одной комнате, вместе дразнили братьев и сестер и попадали в беду чаще, чем все отпрыски обоих семейств вместе взятые. И вот теперь ничего не осталось, кроме этих сладостно-горьких воспоминаний?
– Как мои родители? – осведомился у Такера Гарри.
Он и вправду повзрослел. Лицо загорело дочерна под безжалостным солнцем Запада, лоб бороздили глубокие морщины, в уголках губ пролегли резкие линии. От левого виска до самой челюсти лицо пересекал шрам.
Такер, прищурившись, поглядел на солнце и наконец ответил:
– Неплохо. Удалось сохранить плантацию. Во всяком случае, живут лучше многих.
– А Питер?
– Полон горечи. Да и чего еще ожидать от человека, у которого война отняла руку и жену?
– И брата, – добавил Гарри. – Когда я попытался увидеться с ним, Питер ответил, что я для него умер.
«Именно это чувство я испытывал к тебе, Гарри, когда узнал обо всем», – подумал Такер.
На самом деле он давно уже смирился и оставил позади злобу и разочарование; два месяца, проведенные в пути, избавили его от ярости и гнева, он поднялся выше раздоров, разделивших народ одной страны и приведших к братоубийственной войне. Но Гарри… Гарри в мундире янки… Может ли он простить Гарри?
Гарри Джессап спустился с крыльца:
– Что ты здесь делаешь, Так?
В животе Такера тугими кольцами свилась змея противоречивых эмоций.
– Мародеры украли у нас «Туин Уиллоуз». Везу семью в Айдахо. Киген живет там с шестьдесят четвертого и пишет, что у них еще много работы для начинающих адвокатов.
– Мне ужасно жаль, Такер. Но думаю, вместе с Фаррелом вы сможете открыть лучшую адвокатскую контору на Западе.
– Отец умер, – глухо, невыразительно пробормотал Такер.
Гарри с силой потер глаза, неумело пытаясь скрыть блеснувшую в них боль.
– Господи… Такер… Прости, я не знал. Никто не пишет…
И только сейчас Такер осознал, что перед ним – самый одинокий человек, которого он когда-либо встречал. Гарри верил в дело, за которое сражался, встал на сторону федеральных войск, чтобы сохранить Союз, но цена была слишком велика – он потерял все: родителей, брата, дом и друзей.
– Ну что ж, не буду больше тебя задерживать, – кивнул Гарри, снова поднимаясь на крыльцо. – Рад был повидаться, Так.
«И я тоже рад, Гарри, – пронеслось в голове у Такера. – Правда, рад. Хорошо, что тебе удалось выжить в этой войне. И не потерять глаз, руку или ногу. Я хотел бы… хотел… »
Такер повернулся к кляче и начал затягивать ремни.
– Так?
Он опять оглянулся.
– Я покончил с армией. Собирался отправиться на запад, в Орегон. Или в Калифорнию. И хотел присоединиться к этому каравану.
– Именно к этому?
– Если ты против, тогда подожду следующего. Такер с деланной небрежностью пожал плечами.
– Это свободная страна. Если Дэвид Фостер согласится, значит, сговоритесь.
– Спасибо, Так.
Мэгги качала на руках маленькую Анни, напевая колыбельную, пока Сьюзен перевязывала окровавленное колено Уиллса.
– Говорила же тебе, не смей играть с этими мальчишками, – упрекала она. – Они слишком взрослые для тебя и бегают быстро, к тому же забираются далеко. Сказано же, оставайся рядом, чтобы я могла тебя видеть Понятно?
– Да, мама.
– Ну вот, все в порядке. Играй здесь, в лагере. Слышишь?
Уилле послушно кивнул и тут же умчался.
Сьюзен, тяжело вздохнув, уселась и несколько мгновений смотрела вслед светловолосому сынишке. Наблюдая за ней, Мэгги заметила темные круги под глазами и осунувшееся лицо. Молодая женщина выглядела такой печальной и несчастной, словно нищенка, просящая подаяния на улице.
Была ли Сьюзен хорошенькой? По-видимому, да. Или, по крайней мере, считалась бы таковой, не будь она такой тощей и измученной. Может, эта неизбывная скорбь и привлекала Такера? Мэгги так хотелось бы узнать, почему Такер так внимателен к этой женщине. Сама девушка любила миссис Бейкер и обожала детишек. Почему бы и Такеру не помочь ей? Сьюзен нуждается в поддержке и доброте.
– Мистер Фостер говорит, что мы прошли только треть пути, – сообщила Мэгги, чтобы прервать неловкое молчание.
– Только треть, – устало пробормотала Сьюзен. – Такая тяжелая дорога, и всего треть.
– Ты когда-нибудь думала о том, чтобы повернуть назад?
Сьюзен покачала головой:
– Там меня ничего и никто не ждет. У нас с Маршаллом не было ни денег, ни земли, и он всегда уверял, что в Орегоне будет лучше.
– Ты…
Мэгги взглянула на спящую девочку:
– Ты собираешься когда-нибудь выйти замуж? Она быстро посмотрела на Сьюзен и тут же отвела глаза, боясь того, что может увидеть на лице вдовы.
Взгляд Сьюзен неожиданно стал отсутствующим.
– Я любила своего Маршалла больше, чем любая женщина может любить мужчину. Он был добр ко мне, а я не раз видела многих мужчин, плохо обращавшихся с женами. Наверное, когда-нибудь я возьму себе другого. Брат не захочет растить моих малышей. Но пройдет еще немало времени, прежде чем я соглашусь стать чьей-то женой. Очень немало.
Странно, как можно чувствовать одновременно печаль и огромную, головокружительную радость. Но именно это ощущала Мэгги. Она встала, отдала Анни матери и, усевшись рядом, обняла Сьюзен, молча сострадая молодой вдове, деля с ней скорбь и в то же время ощущая, как по телу разливается сладостное облегчение при мысли о том, что Сьюзен не намеревается сейчас выходить замуж.
Такер подъехал к фургону на Блу Бое, ведя за собой лошадь Мэгги, и, спешившись, закрутил поводья вокруг колеса.
– Ты смог все купить? – спросила Морин. Такер кивнул:
– В лавке много всего, полные полки. Хозяин сказал, что это первый караван за лето.
Он начал разгружать сумки.
– Пока тебя не было, приезжал Дэвид. Дуг Джибсон купил новый фургон.
– Я был почти уверен, что они повернут назад, – ответил Такер, продолжая разгружать вьюки. – Роуз Джибсон не переставала плакать с самого Эш-Холлоу. Все знают, как она относится к жизни в Орегоне. Сколько мужчина сможет выносить ее нытье?
– Весь фарфор ее матери побился, когда фургон рухнул вниз, – сочувственно вздохнула Морин.
Такер, повернувшись, положил руки на плечи матери:
– Ты потеряла гораздо больше, и взгляни на себя! Никогда не плачешь, не жалуешься, заботишься о всех нас, помогаешь Сьюзен и ее детям.
Глаза его были полны благодарности к этой замечательной женщине, матери и другу.
– Трудно поверить, что когда-то я была избалованной Морин О’Тул, ты это хочешь сказать?
Морин кокетливо улыбнулась, смягчая серьезность беседы, и, подражая ирландскому акценту отца, выговорила нарочито неразборчиво:
– Ну что ж, к этому времени ты должен был узнать, что для О’Тулов и Бренигенов преград не бывает.
Такер понял намек. Морин не хотела ни похвал, ни трогательных излияний. И за это он любил мать еще больше. Он сломался бы, как Дуг Джибсон, если бы Морин постоянно ныла и скорбела о потере семьи и «Туин Уиллоуз».
Такер вновь обернулся к вьючной лошади. Рука коснулась мягкого и легкого свертка. Платье Мэгги. Она так похожа на Морин. Цепляется за жизнь и стремится покорить судьбу. Беззащитная и уязвимая, однако стойкая и храбрая. Она будет стоять рядом с мужчиной, которого выберет, в беде и в радости и сражаться за него до последнего.
Такер взял сверток.
– Мама… Я увидел это и подумал, что Мэгги оно подойдет.
И, неловко пожав плечами, добавил:
– Отдай его сама, пусть наденет, хорошо? Морин окинула сына проницательным взглядом.
– Конечно, Такер.
Такер взялся за поводья и повел было лошадей прочь, но, остановившись, оглянулся:
– Я видел в форте Гарри Джессапа. Хочет присоединиться к каравану.
И прежде чем Морин успела ответить, отошел.
ГЛАВА 21
Мэгги спрыгнула с фургона Сьюзен и направилась к своему. Морин деловито раскладывала все, купленное сыном, и девушка поняла, что Такер вернулся из форта. Быстро оглядевшись, она увидела молодого человека. Он вел Блу Боя и ее клячу к табуну. Господи, что же с ней иногда творится при одном взгляде на него!
Не иногда. Всегда.
Ты просто безмозглая курица, Мэгги Харрис. Он лживый, подлый предатель и негодяй, и не мешало бы тебе помнить это.
И, выругав себя еще раз, Мэгги удовлетворенно кивнула и поспешила к Морин. Та подняла глаза:
– Ну как сегодня Сьюзен?
– Устала очень. Гораздо больше, чем желает признаться.
– Все женщины устают, когда на руках новорожденный. Но здесь, в пути… Не представляю, как она справляется без мужа. Я не вынесла бы, не будь рядом Такера.
Легкая улыбка осветила лицо женщины.
– Такер привез все, что я просила. И еще это. Он подумал, тебе понравится.
Мэгги молча, вопросительно смотрела на Морин.
– Не знаю, что здесь, дорогая. Разверни, и увидим.
Девушка присела на скамью, дрожащими пальцами разорвала тесемку, которой был перевязан пакет, и ахнула. В нем оказалось платье.
Она осторожно провела загрубелыми ладонями по блестящей поверхности ткани. В горле мгновенно пересохло.
– Почему он купил его для меня? – наконец прошептала Мэгги.
– Потому что хорошо относится к тебе и хочет, чтобы у тебя было что-нибудь красивое.
Мэгги подняла глаза, ничего не видя из-за слез, и тут же опустила голову, стараясь получше разглядеть платье. Как давно у нее не было ничего нового! С тех пор, как она подросла, приходилось переделывать материнскую одежду, но большая часть вещей осталась в Филадельфии. Кроме того, что на ней, и еще одного, такого же поношенного платьишка, у Мэгги ничего не было, и она не рассчитывала на новые наряды, пока не доберется до Орегона.
Почему он сделал это? Почему купил ей платье?
Потому что должен был. Не может же он продолжать игнорировать ее, если собирается жениться?
Но платье такое красивое, а у Такера и без того совсем мало денег.
«Он считает, что все вернет, когда я стану его женой», – подумала Мэгги.
Все же…
– Примерь его, Мэгги, – настаивала Морин.
Конечно, не следовало этого делать. Лучше отдать его Такеру и сказать, что ей ничего не нужно от него. Мэгги тяжело работает, чтобы оплатить дорогу в Орегон, правит фургоном и помогает Морин. Но за платье ей нечего отдать. Следовало бы…
– Забирайся в фургон и примерь его. Если переделывать ничего не нужно, можешь вечером надеть на танцы.
Может, и в самом деле ничего плохого в этом нет. Вот примерит и потом отнесет Такеру и скажет, чтобы вернул платье. Определенно даст понять, что не желает от него никаких подарков. Но как хочется надеть его, хоть на несколько минут. Такое красивое…
И, чтобы не передумать, Мэгги побыстрее влезла в фургон.
Дэвид помогал Полу Фалкерсону и его отцу Ралфу чинить ось, когда появился белокурый незнакомец.
– Простите, вы мистер Фостер?
Дэвид вытер замасленные руки тряпкой и поднял глаза на молодого человека.
– Я.
Тот дружелюбно протянул руку:
– Я Гарри Джессап и хотел бы присоединиться к вашему каравану.
Мужчины обменялись рукопожатием, и Гарри крепко стиснул большую ладонь Дэвида.
– Вы из этих мест? – осведомился тот.
– Назначен в форт почти два года назад. Но сейчас ушел в отставку и хочу добраться до Орегона.
– С семьей?
– Нет, только я и мой конь. Припасы у меня есть, только нужно место, чтобы их хранить. Готов делать все, что скажете, и помогать, чем могу. Кроме того, неплохо управляюсь с оружием. И не прошу платы, только позвольте мне ехать с вами.
Дэвид, прищурившись, разглядывал молодого человека. Лет двадцати пяти. Высокий, красивый, с пронизывающими голубыми глазами и прямым открытым взглядом. По всему видно, нелегко ему пришлось в жизни. В точеных чертах навеки запечатлелись тяжелые испытания и горечь. Дэвид не мог не заметить, что Гарри говорит с южным акцентом, хотя и не признался, откуда родом. Но, если интуиция не подводит, перед Дэвидом стоит честный и порядочный человек.
– Можете положить вещи в мой фургон, – решил он наконец. – Вон там.
– Спасибо. Вернусь через пару часов.
Дэвид кивнул и вновь принялся за упрямую ось.
– Мэгги, ну пожалуйста, поскорее, – умоляюще попросила Фиона, наблюдая, как та заплетает золотистые волосы Рейчел в длинные косы. – Музыка уже играет.
– Быстрее, Мэгги, – добавила сестра, нетерпеливо переминаясь и поворачивая голову, чтобы увидеть, что происходит.
Мэгги раздраженно кивнула:
– Ну вот, можешь бежать. Морин взяла свою шаль.
– Ты не идешь, Мэгги? – спросила она, сжимая ладошки девочек.
– Немного погодя. Хочу посидеть, немного отдохнуть.
Девочки потянули Морин прочь от костра, и та, смеясь, позволила себя увести.
Мэгги смотрела им вслед со слабой улыбкой в уголках рта. Рейчел, похоже, выросла дюйма на два с тех пор как они уехали из Индепенденса. Щеки порозовели, а глаза весело сверкают. Она смеялась и играла с другими детьми. Куда девались застенчивость и смущение, заставлявшие ее постоянно цепляться за юбку Мэгги? Только ради этого стоило отправиться на запад!
Мэгги поднялась с табурета и подошла к задку фургона, где висело новое платье. Она хотела попросить Такера вернуть его, но почти не видела молодого человека сегодня.
Как ему это удается? Всегда рядом, когда не нужен ей, и куда-то постоянно исчезает, если до зарезу необходим.
Девушка поднялась в фургон, осторожно протянув руку, коснулась платья. Даже в полутьме ткань, казалось, светилась. Покрой был совсем простым, корсаж ничем не украшен, вырез довольно большой и короткие пышные рукавчики. Мэгги видела мать в нарядах, стоивших отцу целое состояние, но почему-то, по какой-то непонятной причине это платье было самым красивым на свете.
Так ли это ужасно – примерить платье еще раз, последний?
Такер наблюдал, как Мэгги осторожно слезает с фургона, стараясь не запачкать новое платье, превосходно сидевшее на грациозной фигурке. Девушка прислонила к стене фургона маленькое зеркальце и причесалась, закрепив непокорные локоны гребенками. Потом, наклонившись поближе к зеркалу, коснулась кончиками пальцев щек и в отчаянии покачала головой.
– Вы прекрасно выглядите, мисс Харрис, – сказал Такер, выступая вперед.
Мэгги стремительно развернулась, оказавшись с ним лицом к лицу. В широко раскрытых глазах сверкнуло изумление.
– Я… я думала, ты на танцах.
– Ждал тебя.
У нее такое открытое лицо…
Такер в который раз спросил себя, как ей удавалось так долго лгать насчет родителей. Даже сейчас можно мгновенно распознать, как сконфужена Мэгги тем, что ее поймали за столь «недостойным» занятием, как по-настоящему смущена, услышав, что Такер дожидался именно ее.
Но скованность и застенчивость быстро сменились гневом и недоверием:
– Но это совершенно необязательно. Я сама могу найти дорогу.
– Но я хотел идти с тобой, – мягко, убедительно ответил он, придвигаясь ближе. Мэгги знакомым упрямым жестом подняла подбородок. Вот это истинная Мэгги Харрис!
Она повернула к нему голову, притворяясь, что возится с прической:
– А я еще не готова! Так что можешь отправляться один!
– Мэгги… – пытаясь найти нужные слова, бормотал Такер, – не думаешь, что стоит объявить перемирие? Не понимаю, чем я заслужил такую немилость, но готов принести извинения и помириться. Хочу, чтобы мы стали друзьями.
Он жаждал прижать ее к себе так крепко, чтобы она задохнулась, и, по правде говоря, мечтал, чтобы они стали гораздо большим, чем просто друзьями, но понимал, что сейчас не время и не место говорить об этом.
– Конечно, я разозлился, когда явился твой дядя и обнаружилось, что ты лгала мне. Но я уже объяснял, что ты права насчет мистера Сэндерсона.
Можно сделать все мыслимое и немыслимое, чтобы дядя не смог забрать с собой Рейчел и тебя. Я буду стараться изо всех сил, поверь мне. Обещаю.
Она снова взглянула на него. Подбородок все еще был высоко поднят.
– Почему ты купил мне это платье? «Потому что ничего не мог с собой поделать. Потому что знал: оно будет выглядеть великолепно на тебе, и так оно и оказалось. Потому что оно того же цвета, что и твои глаза. Потому… «– Он только подумал это, понимая, что не может объяснить истинных причин.
– Знал, что тебе нужно новое.
– Я заплачу тебе… как только смогу.
Так чертовски горда… Так полна решимости никому не доверять и ни от кого не зависеть. Так стремится все делать сама. Почему она так упорно стоит на своем? Платье – подарок. Неужели она не может просто принять его и поблагодарить?
– Не желаю, чтобы ты мне платила, – ответил он, стараясь не раздражаться.
– Мало ли чего ты не желаешь, но я все равно заплачу. Обязательно. Даю слово. Не желаю ничьей благотворительности.
Этот чертов подбородок поднялся еще чуть выше.
Такер не понимал, чего больше хочет, задать ей трепку или поцеловать. Знал только, что, если останется еще на мгновение, сделает либо то, либо другое. Может, все вместе.
– Можешь делать все, что вздумается, – процедил он и, повернувшись, направился к форту.
Мэгги дрожала как осиновый лист. В какое-то мгновение ей показалось, что Такер сейчас поцелует ее. И хуже всего, Мэгги поняла, что хочет, ждет этого поцелуя.
Что с ней? Пришлось напомнить себе несколько раз, как бесстыдно он лжет и стремится только использовать ее, чтобы по каким-то причинам свести счеты с дядей, и еще потому, что по каким-то причинам считает ее наследницей «Харрис миллз». Такой же алчный, как дядя Сет!
Так почему же она не питает к нему такой же ненависти, как к дяде? Почему стоит Такеру подойти ближе, как колени ее подгибаются и становится трудно дышать?
Мэгги, вздохнув, прислонилась к фургону и столкнула зеркальце, но, нагнувшись, чтобы поднять его, задумалась, глядя на свое отражение.
– Почему? – спросила она у девушки, которую увидела в зеркале. – Почему ты не можешь думать связно, когда он рядом?
Как она ненавидела это смятение чувств!
Все должно было быть так просто! Она присоединилась к этому каравану только с одной целью – добраться до Орегона. Мэгги обещала себе держаться в стороне и ни с кем не дружить. Но почему-то все пошло не так, как предполагалось. Она лечила руку Мррин, правила мулами, играла с детьми и помогала ребенку Сьюзен появиться на свет. Она наблюдала, как эти люди с трудом преодолевают тяжести пути по бесплодной, безводной земле, пересекают глубокие реки, потеют под безжалостным солнцем и дрожат под дождем. И она тоже шла вместе с ними, борясь, пересекая и скользя, дрожа и потея, стала частью их жизни. Но как она позволила этому случиться?
Мэгги поставила зеркальце на прежнее место, честно признавшись себе, что ее смущают не другие, а Такер. Только Такер. Мэгги имеет полное право злиться на него. Но ей приходится прилагать все силы, чтобы гнев не утих.
До Мэгги доносились смех, рукоплескания, шутки, заглушаемые веселой музыкой. Мэгги никогда раньше не танцевала, пока не оказалась в караване. Именно Такер впервые кружил ее под нежную мелодию. Именно Такер поцеловал ее впервые в жизни. Именно Такер…
Мэгги гордо выпрямилась и подняла подбородок. Конечно, она, может быть, неопытна, когда дело касается мужчин, но не настолько уж глупа! И довольно смышленая. Если смогла за такое короткое время научиться править упряжкой мулов, то уж сумеет понять, как справиться с Такером Бренигеном!
И, решительно кивнув, девушка направилась туда, где шло веселье.
ГЛАВА 22
Гарри Джессап стоял рядом с вожатым каравана, знакомившим его с переселенцами. По правую руку горел костер. Слева музыкант настраивал скрипку. По мере того как солнце опускалось все ниже за горизонт, все больше людей, желавших повеселиться и потанцевать, подходили к центру лагеря. Завтра снова в путь, снова тяжелая дорога под палящим солнцем.
– Пойдем, я кое с кем вас познакомлю, – сказал Дэвид, отводя Гарри от Джейка Эдамса и Ралфа Фалкерстона.
Гарри повернул голову как раз в тот момент, когда перед ними остановилась Морин.
– Гарри Джессап, это миссис Брениген. Морин. Гарри отправится с нами.
Гарри почувствовал, как внутри все сжалось, словно в ожидании удара.
– Здравствуйте, миссис Брениген.
– Гарри…
Такой знакомый, теплый голос… руки Морин поднялись к его плечам, пригибая Гарри так, чтобы она смогла поцеловать его в щеку:
– Как хорошо вновь увидеть тебя! Такер говорил, что вы встретились в форте.
Гарри едва расслышал удивленный вопрос Дэвида:
– Разве вы знакомы?
– Наши семьи дружили много лет, – ответила Морин, не отводя взгляда от Гарри. – Я люблю Гарри, как собственных детей.
Что-то в душе молодого человека оттаяло, и он благодарно улыбнулся Морин. Никогда Гарри не забудет чувства покоя и мира, охватившего его при взгляде на Морин, ощущения, так давно неведомого ему.
– Ну что ж, прекрасно! – воскликнул Дэвид. – Очень рад!
И после короткой паузы подхватил Морин, бросив через плечо:
– Кажется, это наш танец, миссис Брениген. Гарри смотрел вслед Морин, кружившейся под зажигательную мелодию. Жаль, что у него не хватило времени расспросить ее о Фарреле, о всей семье… Он огляделся в поисках знакомых лиц и, наконец, заметил мальчика с угольно-черными глазами, стоявшего у стола с пирожными, пирожками и сидром. Ошибиться было невозможно – фамильные черты Бренигенов не скроешь. Гарри подошел к мальчику:
– Делвин?
Тот взглянул на него и покачал головой:
– Я Нил Брениген. Вы знаете мою маму? Когда Гарри покинул Джорджию в шестьдесят первом, Делвину было почти столько же лет, сколько сейчас Нилу. Конечно, Делвин уже совсем мужчина. А Нил… он был трехлетним малышом, когда Гарри видел его в последний раз. Гарри кивнул:
– Я Гарри Джессап. Такер и я были друзьями в детстве… „Перед войной, – должен был добавить он. – Мы были друзьями, пока не началась война».
– Я видел твою маму, – сказал он вслух, – но где все остальные?
– Фиона вон там.
Нил показал на двух маленьких девочек, танцевавших чуть подальше от остальных.
– Только Такер куда-то пропал.
Гарри подождал, но, видя, что Нил не собирается продолжать, почему-то понял, что сейчас услышит нечто не совсем приятное.
– Где же остальные?
– Шеннон и Делвин? Их нет с нами. Шеннон осталась с тетей Юджинией в Атланте, но где Делвин, мы не знаем. Он отказался ехать.
Неужели это никогда не кончится? Неужели родные люди так и будут вынуждены разлучаться, и, быть может, навеки?
Знакомая волна отчаяния и беспомощности захлестнула Гарри.
– А Грейди? – тихо спросил он, почему-то уже зная ответ.
– Грейди погиб. Убит при осаде Атланты, – деловито сообщил мальчик, и Гарри понял, что Нил лишь смутно помнил брата, который в столь юные годы пошел на смерть ради дела Конфедерации.
Осада Атланты. Гарри тоже был там. Только в числе осаждавших, вместе с федеральными войсками бомбил и осыпал артиллерийскими снарядами город, который знал и любил с детства. Что, если именно от его пули погиб Грейди Брениген.
Нил показал на шрам Гарри.
– Вы получили это на войне?
– Да, – коснувшись щеки, коротко ответил Гарри. Он провел в госпитале несколько недель после той битвы, не из-за удара саблей, который, придись он на дюйм повыше, стоил бы ему глаз, а из-за пулевой раны в боку. Гарри повезло. Он не раз наблюдал, как товарищи погибали мучительной смертью от подобных ран.
– Ой! Взгляните на Мэгги! – воскликнул Нил. Гарри проследил за направлением взгляда Нила.
По другую сторону стола стояла девушка, хрупкое создание, с самой узенькой талией, которую когда-либо видел Гарри. Густые кудрявые волосы отсвечивали золотом в свете костра и спадали непокорной копной едва ли не до пояса. Личико было хорошеньким, с тонкими чертами, огромные, широко раскрытые круглые глаза делали ее настоящей красавицей. В явно новом полосатом платье, она выглядела скорее готовой к пикнику в парке, заросшем высокими деревьями, по аллеям которого разъезжают блестящие черные экипажи, чем к танцам среди густой травы, кустарника и фургонов, покрытых парусиной.
– Кто это? – прошептал Гарри.
– Мэгги. Она путешествует с нами.
Гарри попытался вспомнить ребенка, который мог стать такой очаровательной женщиной, но не смог.
– Она ваша родственница?
– Мэгги? Нет. Она здесь с сестрой.
Нил пристально взглянул на Гарри и презрительно покачал головой:
– Пойдемте, я вас познакомлю. Расскажете о том, как получили шрам, в другой раз.
Мэгги нервно пригладила юбку, оглядывая собравшихся в поисках Такера, хотя повторяла себе, что делает это лишь для того, чтобы постараться избегать его.
– Мэгги…
Девушка обернулась и увидела Нила с каким-то высоким светловолосым незнакомцем.
– Это Гарри. Он хотел познакомиться с тобой.
И, выполнив свой долг, мальчик вернулся к столу, схватил два куска пирога и помчался к остальным детям.
Мэгги продолжала рассматривать Гарри. Лицо рассечено ужасным шрамом, и все же он, без сомнения, красив. Светлые волосы в беспорядке падали на воротничок красной рубашки. Пронзительные голубые глаза – странно тревожащий цвет, особенно когда Гарри стоит так близко к ней.
Он галантно поклонился.
– Гарри Джессап. Рад познакомиться, мисс… Брови вопросительно поднялись.
– Харрис, – докончила она.