– Это всего-навсего гром.
Рейчел отодвинулась от Фионы и прижалась к сестре. Короткие ручонки обвили талию Мэгги. Но в голосе не было ничего детского:
– Молчи, Рейчел, – приказала Мэгги, не сводя глаз с Такера. – Со мной все в порядке. Просто немного замерзла.
– Нужно немедленно переодеться, – твердо объявила Морин. – Девочки, помогите мне повесить одеяло. Мэгги и Такер смогут надеть сухую одежду, пока не успели простудиться до смерти. Нил, иди туда, к брату.
Гром перекатывался по равнине; раскаты звучали все ближе, орудийной канонадой. Лицо Мэгги побелело, губы плотно сжались. Пальцы вцепились в одеяло. Такер боялся, что она вот-вот потеряет сознание.
Но все обошлось.
Когда гроза стихла, девушка подвинулась вперед и начала судорожно натягивать сухое платье, чувствуя себя в безопасности за повешенным поперек фургона одеялом.
ГЛАВА 8
День выдался ясным и свежим. Небо сияло голубизной, восходящее солнце несло свет и тепло. Пока большинство переселенцев, включая Бренигенов и Рейчел, собирались на воскресную службу, Мэгги сложила в мешок скудные принадлежности: кусок мыла, полотенце и одеяло, чтобы можно было сесть на траву, и направилась к ближайшему ручью.
Но Такер догнал девушку, прежде чем та смогла пройти пятьдесят ярдов.
– Куда это вы в такую рань?
Она даже не удивилась столь внезапному появлению, словно ожидала его.
– Туда, – показала она прямо вперед. – Именно туда.
Она улыбнулась, уже представляя долгое купание в прохладной воде, и, даже не остановившись, чтобы взглянуть на Такера, пояснила:
– К ручью.
– Не стоит оставлять лагерь, никому не сказав об этом, – покачал головой Такер, продолжая идти рядом.
– Почему я должна мешать их молитве? Это не так уж далеко. Кроме того, сегодня тепло и солнечно, и я намереваюсь кое-что постирать и вымыться. А для этого мне не нужна ничья помощь.
– Мэгги, – настойчиво продолжал Такер, сжав руку девушки, так что та была вынуждена остановиться. – Неужели вы ничего не успели усвоить в пути? Нельзя никуда уходить одной. Я слышал от матери, что ей пришлось выслушать от мистера Фостера немало упреков, когда она решилась на подобную проделку. В здешней глуши подстерегает немало опасностей.
Мэгги пришла в бешенство от столь высокомерного тона и, окинув Такера разъяренным взглядом, вырвала руку:
– А мне все равно, опасно это или нет! Я обещала себе купанье и намереваюсь сдержать слово!
– Тогда я иду с вами.
Кто он, безумец или просто глупец? Считает, что она позволит ему купаться вместе с ней?!
Такер перестал решительно хмуриться и уже веселее улыбнулся:
– Обещаю вести себя как джентльмен. Стащив с головы широкополую шляпу, Такер отвесил преувеличенно вежливый поклон:
– Вы будете в совершенном одиночестве. Я только собираюсь держаться поблизости и охранять вас.
Опять это странное покалывающее ощущение внизу живота! Сама мысль о том, что Такер будет так близко, пока она купается…
– Вы мне не нужны, – отрезала Мэгги.
– Нужен или нет, – снова нахмурился Такер, – я иду. Или вы остаетесь.
Мэгги отвернулась и продолжала идти, крикнув через плечо:
– Кто, по-вашему, вы такой, чтобы приказывать мне что делать и что нет?
Приподняв юбку, она зашагала чуть быстрее, накаляясь с каждым шагом все больше.
– Думаю, я должен потребовать безоговорочного подчинения, пока мы не доберемся до места, – объявил Такер.
Мэгги мгновенно замерла, но тут же, резко развернувшись, оказалась лицом к лицу с молодым человеком.
– Вы не мой хозяин, мистер Брениген. Я никому ничем не обязана, и никто не имеет права приказывать мне что делать и куда идти.
Такер стиснул зубы, карие глаза угрожающе сузились. Нетерпеливо похлопывая шляпой по ноге, он процедил:
– Мне жаль человека, который попытается стать вашим хозяином, Мэгги Харрис, но можете не беспокоиться, такая честь мне ни к чему. Но пока я отвечаю за ваше благополучие и безопасность, будете повиноваться мне, хотите этого или нет.
Что она наделала, доверившись незнакомым людям?! Ведь Мэгги поклялась ни от кого больше не зависеть, не позволять командовать собой с той самой минуты, как сбежит от Сета. И вот теперь она снова попала под власть очередного диктатора.
Девушка кипела от гнева, понимая по выражению глаз Такера, что на этот раз побеждена. У нее только два выхода – вернуться к фургонам и забыть о купании или подчиниться Такеру. Она едва не поддалась искушению выбрать первое, но мысль о прохладной воде была слишком заманчивой. Ради этого можно вытерпеть даже надоедливого и неотвязного мистера Бренигена.
– Хорошо, мистер Брениген, – согласилась она дрожащим от гнева голосом и направилась к скрытому за деревьями ручью. – Но если вы не будете вести себя, как подобает джентльмену, я перережу вам горло, едва уснете.
И Мэгги ничуть не усомнилась, что способна на это.
Такер не совсем понял, каким образом шутливая перепалка превратилась в ссору. Заметив идущую прочь от лагеря Мэгги, он решил просто прогуляться с девушкой, узнать ее получше. Она оказалась настоящим другом в беде и ни разу не пожаловалась на боль в покрытых волдырями ладонях и усталость, хотя каждый вечер буквально валилась с ног. Неужели посчитала, что он может пасть так низко, чтобы подглядывать за купающейся женщиной? Такер хотел лишь убедиться, что никто не нападет на нее.
Глядя в спину Мэгги, решительно шагавшей к вздувшемуся от вчерашнего дождя ручью, Такер неожиданно подумал, что такой способ не столь уж плох. Он живо представил волосы цвета темного меда, расстелившиеся по водной поверхности, белоснежные груди, едва прикрытые прозрачной толщей воды… Каково это – ощутить, как эти груди прижимаются к нему, а гладкая кожа касается…
Такер остановился, как вкопанный.
Боже милосердный! Возьми себя в руки, Брениген!
Нельзя позволить себе мечтать о Мэгги подобным образом. Она – леди, вероятно, не так изысканно воспитанная, как его сестра Шеннон, или мать, или даже Чармиан Пинкхем, но все-таки леди.
Он воображал, что влюблен в Чармиан, и никогда не позволял себе думать ни о ком другом. Вдали от дома Такер часто грезил о Чармиан, но всегда представлял ее задумчиво сидящей у камина или танцующей с ним вальс, или скачущей верхом через хлопковые поля «Туин Уиллоуз», но никогда в ванне.
Но Мэгги. Мэгги в ручье. Великолепная обнаженная Мэгги. Неукротимая и упрямая, своевольная Мэгги.
Такер снова призвал себя к порядку.
Черт возьми! Слишком долго у него не было женщины. Не хватало только впутаться в такие отношения с девушкой вроде Мэгги!
– Я подожду тут! – крикнул Такер.
Мэгги ничем не дала понять, что слышит его.
Такер сел на камень и вынул из кармана тонкую сигару. Когда к небу потянулся синий дымок, он снова глянул в направлении деревьев. Что за девчонка! Напугана и застенчива, одновременно – храбра и горда. Он никогда не был уверен, какую Мэгги увидит в следующую минуту. Она совсем не походила на знакомых Такеру дам. Но по какой-то непонятной причине ему хотелось узнать ее получше.
Развесив по кустам свежевыстиранную одежду, Мэгги нырнула в прохладную воду и, охнув, тут же всплыла на поверхность. Как ни холодна вода, ощущение чистоты и свежести не может ни с чем сравниться. Оно вытеснило даже гнев и мысли о Такере Бренигене.
Девушка, закрыв глаза, несколько секунд плыла по течению, а потом направилась к противоположному берегу и обратно. Сколько лет прошло с тех пор, как она плавала в последний раз?
Воспоминания о летних месяцах, проведенных с родителями у озера, вновь нахлынули на девушку. Они с отцом любили плавать и часто взбирались на отвесную скалу, а оттуда ныряли в холодную воду и плавали часами, гоняясь друг за другом, и возвращались на берег, чтобы полежать на солнце. Элизабет упрекала дочь за то, что та успевала загореть как негритянка, но никогда не портила настроения приказаниями немедленно идти под зонтик.
Мэгги улыбнулась, позволив себе забыться в счастливых воспоминаниях и тут же глубоко нырнула, словно желая их смыть.
Наконец она подплыла к берегу за мылом. Как радовалась Мэгги, узнав, что Морин захватила с собой несколько кусков мыла с запахом жасмина!
Намылив густые пряди, она, затаив дыхание, ушла с головой под воду, чтобы хорошенько промыть волосы. Прошло еще полчаса, прежде чем, поняв, что не может больше задерживаться, девушка неохотно пошла к берегу, осторожно переставляя ноги, чтобы не поскользнуться на камнях, и, завернувшись в полотенце, уселась и принялась старательно расчесывать спутанные волосы. Солнышко согревало замерзшее тело Мэгги.
Постепенно она замедлила движения и, рассеянно сжимая расческу, легла в густую траву, прислушиваясь к крикам птиц и шелесту листвы. Все вокруг дышало миром и покоем, и она не могла себя заставить думать о том, что ждет ее впереди, желая только наслаждаться лаской солнечных лучей и ощущением чистоты.
И неожиданно Мэгги вновь вспомнила о Такере, представила веселые искорки в темных глазах, услышала, как он со смехом обещает стать ее защитником… Она с самого начала понимала, что Такер слишком благороден, чтобы подглядывать за ней из-за кустов. Просто непонятно, что на нее нашло, как можно было обвинять Такера в подобных вещах… Если он заставил ее чувствовать…
– О-о-о-х!!
Мэгги внезапно опомнилась и, раздраженно бросив расческу на землю, вскочила. Она не желает думать о Такере! Каждый раз, когда это происходит, она расстраивается!
Девушка повернулась, чтобы проверить, высохла ли одежда, и громко вскрикнула.
Лицо индейца оставалось бесстрастным.
От ужасного вопля Такер похолодел. Он выхватил револьвер из кобуры и ринулся к ручью. Из-за деревьев выбежала Мэгги: разлетающееся полотенце обнажало длинные стройные ноги. Девушка мгновенно оказалась в его объятиях и, не в силах говорить связно, показала куда-то за его спину.
– Индейцы, – выдохнула она.
Из-за деревьев выехали трое на пестрых мустангах. Такер загородил собой девушку.
– Возвращайтесь в лагерь, – тихо приказал он. – Не бегите, но и не медлите. Найдите Фостера.
– Такер…
– Идите, Мэгги.
Такер не двигался с места, ожидая, когда индейцы приблизятся. Двое натянули поводья, третий подъехал к нему. Обветренное, морщинистое лицо; усталые черные глаза; седые, заплетенные в косу волосы… Неужели это один из безжалостных дикарей, о которых их предупреждали перед отъездом из Индепенденса?
Индеец поднял руку в знак мирных намерений:
– Моя пришел торговать.
Такер поспешно глянул в сторону остальных. Ничего угрожающего, даже ружей нет. Выглядят скорее голодными, чем воинственными. Он вложил револьвер в кобуру и уже хотел что-то спросить, когда сзади раздался стук копыт. Обернувшись, Такер увидел Дэвида и облегченно вздохнул. Дэвид и раньше имел дело с индейцами и наверняка сможет лучше договориться с ними.
Час спустя трое индейцев племени канза отъезжали от фургонов, увозя сахар, кофе и сушеное мясо, пообещав, что их племя не нападет на караван.
– Сомневаюсь, что они способны причинить кому-либо неприятности, – заметил Такер Дэвиду, глядя вслед индейцам. – Старые несчастные люди.
– Просто голодные. Правительство жестоко обошлось с ними. Но это не означает, что они потеряли желание бороться. По крайней мере, могли бы угнать коров или лошадей.
Дэвид задумчиво поскреб щетинистый подбородок.
– Пока ничего страшного не произошло, но, боюсь, все еще впереди. Инджуны, как я слышал, что-то затевают в западном Канзасе, а впереди еще территории, занятые сиу и чайеннами.
– Поверьте, я совсем не стремлюсь вступать в драку с индейцами.
– Как почти все, кто прошел войну.
Дэвид поглядел на Такера и отвернулся к фургонам:
– В каком ты был чине, Такер?
– Подполковник армии генерала Ли в Виргинии.
– Я был в армии на Потомаке. Сержант. Враг. Дэвид сражался на стороне врага. Дэвид был врагом. Возможно, они даже встречались на поле брани.
Такер почувствовал, как тугой неприятный ком осел в горле. Но Дэвид положил руку на плечо молодого человека:
– С меня довольно войны и ненависти. Именно поэтому я решил снова показывать людям дорогу на Запад. Может, оказавшись подальше от руин и пожарищ, мы сможем понять и простить.
Теперь рука протянулась для дружеского рукопожатия. Такер молча смотрел на загрубевшую ладонь. Ему и в голову не приходило, что вожатый каравана мог участвовать в Гражданской войне. Он думал, что Дэвид всегда жил на Западе и водил караваны все эти годы.
Такер любил Дэвида, считал своим другом. Должно ли иметь значение все, что было пять-шесть лет назад? Находил ли Такер облегчение в том, чтобы делить людей на янки и южан?
– Я могу простить солдат, – наконец выговорил он, крепко сжимая пальцы Фостера, – но никогда – ту грязную шваль, которая наводнила наши дома. И намереваюсь сделать все, чтобы у меня никогда не отобрали то, что по праву мне принадлежит.
– Вполне справедливо, – согласился Дэвид. – Вполне справедливо.
– Такер! – позвал подбежавший Нил. – Мама просит тебя спуститься к ручью и принести одежду Мэгги.
– Одежду…
Такер посмотрел в сторону фургона Бренигенов. Он совсем забыл о Мэгги во всей этой суматохе, но сейчас снова вспомнил, как она бежала к нему, как открывало узкое полотенце ее стройные ноги, как она лежала в его объятиях – голые плечи, едва прикрытые груди…
В тот момент он был слишком встревожен ее криком и мог думать только об опасности. Но теперь обнаружил, что на уме одна лишь Мэгги: как она выглядела, благоухала, прижималась к нему. Больше ничего.
Нет, теперь вспомнилось еще одно. Мэгги назвала его не мистером Бренигеном, а Такером, и даже произнесенное с ужасом его имя так прекрасно звучало в ее устах…
Такер неожиданно почувствовал прилив жгучего неудержимого желания.
– Передай матери, сейчас иду, – ответил он Нилу и поспешил к гостеприимному ручью. Купанье в ледяной воде – скорее всего, именно то, что сейчас нужно, правда, не ради чистоты. Черт бы ее побрал!
Мэгги сидела в фургоне, все еще завернувшись в одеяло. В жизни она не была так испугана, как в ту минуту, когда глядела в темные бесстрастные глаза. Однако сейчас она вспоминала не пережитый страх; не угроза со стороны индейцев заставляла девушку трепетать. Руки Такера, крепкие, надежные объятия, карие глаза, полные тревоги и беспокойства за нее… Как решительно он заслонил ее собой!
Мэгги наклонилась вперед, выглянула наружу, пытаясь угадать, как скоро Такер явится с ее одеждой. Она выстирала оба платья, решив, что они успеют высохнуть, когда придет время одеваться. Но ведь там остались не только платья…
Девушка покраснела при мысли о том, что Такер прикоснется к ее нижнему белью.
– Почему он не возвращается? – пробормотала она себе под нос. По крайней мере, она могла бы выбраться из душного фургона. Нельзя же разгуливать в одеяле! Неужели он не понимает, что она должна сидеть здесь, как в тюрьме, пока он не принесет одежду?
– Вы ждете это? – раздался голос из противоположного конца фургона.
Мэгги быстро повернулась и вцепилась в края одеяла, стянув его так, что все изгибы стройной фигуры были открыты жадному взору Такера.
– Вы сильно испугались. Видно, Дэвид был прав, когда говорил, что не стоит далеко отходить от лагеря.
– Они не хотели причинить мне зло, – заметила Мэгги, выхватывая у него вещи.
– Но вы этого не знали.
У Мэгги не было настроения выслушивать упреки и наставления Такера. Кроме того, ее раздражал настойчивый, пристальный взгляд. Или, наоборот, слишком нравился.
– Как видите, со мной ничего не случилось, и поэтому лучше об этом забыть. А теперь, если вы оставите меня одну, я смогу одеться…
Она замолчала, красноречиво оглядывая себя. Снова эта самоуверенная улыбка.
– Прошу прощения, мэм.
Занавеска опустилась, и Мэгги оказалась в полумраке.
«Не смей доверять ему, Мэгги Харрис, – громко прошептала она. – Что бы он ни делал. И никому на свете не доверяй. Не забывай этого».
Надев панталоны, она с силой затянула тесемку.
Позаботься лучше о себе и Рейчел, как намеревалась.
Мэгги зажмурилась, словно желая подчеркнуть свои слова, и повторила еще раз:
«Как всегда намеревалась».
ДНЕВНИК МОРИН
12 мая
Сегодня мы пережили ужасные минуты. Трое индейцев канза, как назвал их мистер Фостер, наткнулись на Мэгги, когда та купалась в ручье. Правда, они всего-навсего хотели менять товары на еду, но я все же невольно вспоминаю истории о кровожадных дикарях и об унижениях, которым они подвергают белых женщин. Эти индейцы оказались измученными стариками, но ведь где-то бродят воины помоложе, я знаю это. Наш караван выглядел ужасно большим, когда мы покинули Индепенденс, но мужчин у нас мало, и видно, как мы слабы. Я теперь не стану отходить далеко от лагеря.
Все это заставляет вновь думать о нападении янки на «Туин Уиллоуз» и вспоминать чувство беспомощного гнева при виде того, как уничтожаются вещи, не имеющие цены, но дорогие как воспоминания. Чувство, что эти люди могут сделать с тобой все, что угодно, и ты бессилен остановить их. Все это так живо представилось, когда я услышала испуганный крик Мэгги.
Эти дикие просторы кажутся враждебными, а у меня совсем не осталось друзей.
Сегодня мне не уснуть.
ГЛАВА 9
Сочная трава канзасских прерий стелилась под колесами фургонов зеленым морем. Полевые цветы кивали яркими головками, как разноцветные флажки, знаменующие красоту этой дикой местности. Весенняя погода была солнечной, и все вокруг выглядело мирным и веселым.
К концу третьей недели путешествия переселенцы стали более умело обращаться с мулами и скотом. Все постепенно привыкли к строгому распорядку и, хотя дни проходили в тяжелом труде, настроение было праздничным. После ужина у них еще оставались силы для песен и танцев.
Настала ночь. Майское небо было безоблачным, усеянным крошечными звездочками, в воздухе разливалось благоухание цветов. Слышались звуки скрипки, хохот, рукоплескания. Сидевшая за фургоном Мэгги вздохнула. Иногда ей хотелось присоединиться к остальным. Девушка чувствовала себя одинокой, однако упрямо держалась подальше от остальных переселенцев, постоянно напоминая себе, что не может никому доверять и должна позаботиться о себе и Рейчел, чтобы обеспечить их будущее.
Но эта решимость отнюдь не смягчила чувства заброшенности и обиды на предательство сестры. Застенчивая девчушка быстро подружилась с Фионой и каждую ночь спала вместе с ней в фургоне; и как ни хотелось Мэгги запретить ей это, она не могла заставить Рейчел лежать на твердой земле, когда у той была возможность делить постель с Фионой.
Но хуже, чем дружба с Фионой, была открытая привязанность Рейчел к Такеру, начавшаяся в ту ночь, когда он рассказал девочке историю о собаке, чтобы отвлечь ее внимание от мертвого кролика. С каждым днем Рейчел все больше осваивалась с Такером, пока, наконец, не забралась к нему на колени и не попросила рассказать еще что-нибудь о собаке.
Неужели Мэгги обречена на вечное одиночество?
– Почему бы вам не присоединиться к нам, Мэгги? Подходите!
Тихий голос Такера, неожиданно раздавшийся в ночи, словно в ответ на ее молчаливый вопрос, заставил Мэгги вздрогнуть. Повернув голову, она увидела, что Такер стоит, прислонившись к фургону, лицо в тени, и только силуэт смутно вырисовывается на фоне костра, да сигара тлеет в полумраке.
– Мне и так хорошо, – ответила она, и сама услышала, как фальшиво звучат ее слова.
Сигара упала на землю, и Такер, придавив окурок ногой, шагнул к девушке:
– Знаете, мы, Бренигены, не такие уж плохие люди, должен вам сказать.
– Знаю.
Мэгги снова взглянула на ночное небо. Такер подошел ближе.
– Ну же, не стоит скрываться ото всех. Вы можете даже завести новых друзей, если вы только захотите. Мама была бы рада вашему обществу.
И, немного помолчав, добавил:
– Я тоже. Пойдем со мной.
Мэгги покачала головой, желая лишь одного – чтобы он поскорее ушел, хотя понимала, что тогда ей станет совсем плохо. Сердце странно билось и сжималось, как никогда в жизни.
– Мэгги…
Девушка была в смятении и даже боялась взглянуть на Такера.
– Потанцуйте со мной, Мэгги Харрис.
Мэгги, словно защищаясь, обхватила себя руками, внезапно похолодев, задыхаясь от непонятного ужаса.
– Я… я не могу. Не умею. Никогда не училась. Такер, потянувшись, сжал ее ладонь, поднял на ноги.
– Это легко, – прошептал он ей на ухо. – Я покажу тебе.
Он был прав. Это оказалось легко. Такер чуть придерживал ее за талию, ведя уверенно и неспешно. Крохотная, покрытая мозолями ладошка, исчезла в его большой, еще более загрубевшей ладони. В голове раздавалось какое-то непонятное гудение. Она почти не слышала музыки.
Мэгги еще никогда не была в объятиях мужчины. Она остро ощущала его запах. Запах чистоты. Он тоже вымылся в ручье. Она могла точно определить это, потому что от него не пахло пылью и потом. Это был… был просто Такер.
Ноздри девушки слегка раздувались. Голова была странно легкой, и Мэгги не заметила, как Такер привлек ее чуть ближе к себе.
В детстве Мэгги часто украдкой выходила по вечерам из комнаты, привлеченная звуками оркестра, и, прижав лицо к перилам, сидела часами, наблюдая, как кружатся пары по бальной зале, зачарованная прекрасными женщинами в элегантных нарядах и сверкающих драгоценностях; женщинами, которым почтительно кланялись блестящие партнеры. Она часто гадала, каково это – оказаться на их месте.
Неужели те ослепительные женщины чувствовали то же, что она сейчас?
Сердце девушки билось все чаще, хотя танец был медленным и грациозным. Такер держал ее в своих объятиях, однако не настолько близко, чтобы это казалось неприличным. Или это не так?
Мэгги чувствовала тепло, исходившее от его тела, сознавала мощь и силу его груди, рук и даже бедер. Если она поднимет голову, борода коснется щеки. Даже сейчас его дыхание чуть шевелило ее волосы.
И его рука на спине… Казалось, между ними возникла некая внезапная близость, только потому, что эта большая ладонь вела ее, придерживала, кружила… Как хотелось Мэгги, чтобы он прижал ее к себе чуть сильнее!
И внезапно до нее словно впервые дошли эти возмутительные мысли. Что с ней творится?!
Такер мгновенно остановился, хотя музыка по-прежнему звучала. Мэгги недоумевающе подняла лицо, чтобы взглянуть на него, приоткрыла рот, желая что-то сказать, но его требовательные губы пресекли всякие попытки.
Волна жара охватила Мэгги, обжигающая, но медленная, ленивая, словно поток лавы, текущей по склону вулкана. Она не могла шевельнуться. Не могла думать. Только ощущала страсть его поцелуя. Только чувствовала, как его язык играет с ее губами. Она могла только чувствовать…
Такер, все еще держа ее голову в ладонях, слегка отстранился. Мэгги не двигалась и, казалось, забыла, как дышать.
Такер смотрел на нее, не в силах разглядеть лицо девушки в темноте, но точно зная, как она выглядит в этот момент. Как будто ее поцеловали впервые в жизни.
Почему он сделал это? Что в ней такого, что делает эту девушку такой желанной, столь незабываемой? Отнюдь не только ее красота. Мэгги окружал ореол невинности, словно она всю жизнь провела взаперти, вдали от окружающего мира.
Несмотря на ее силу, упрямство, решимость, Такер чувствовал, что частью Мэгги был страх. И хотел уничтожить этот страх, задушить, выдавить из нее, хотел вернуть ей чувство безопасности и спокойствия. Хотел…
Что он хотел от нее? Найти спасение от бушующего внутри огня? Нет, это несправедливо. Он не может использовать Мэгги так безжалостно. Но что он мог предложить этой девушке? Он уже обжегся один раз с Чармиан.
Кроме того, у семьи Бренигенов не было денег, а впереди ожидала неизвестная жизнь на неосвоенных территориях, трудности и опасности. К тому же у него на руках мать и брат с сестрой. Нет. Такеру нечего предложить Мэгги Харрис.
Уронив руки, он отодвинулся:
– Простите, Мэгги. Я не должен был этого делать.
И, повернувшись, шагнул в ночную тьму.
Казалось, прошла вечность, но Мэгги все еще не двигалась с места, снова и снова борясь с нахлынувшими незнакомыми ощущениями. И только спустя долгое время смысл его последних слов дошел до нее.
«Простите, Мэгги. Я не должен был этого делать».
Не должен был этого делать…
Не должен был этого делать…
Слезы жгли веки, катились по щекам, когда Мэгги, униженная и еще более одинокая, заползла под фургон и зарыдала.
ДНЕВНИК МОРИН
15 мая
Сейчас середина ночи, и я пишу при свете свечи. До меня доносится мычание скота, который гонят за караваном, тихое, в чем-то умиротворяющее, однако я снова не могу заснуть.
Мне снился Фаррел. Он был здесь, со мной, в этом дубовом фургоне с его простой парусиновой крышей. Он расспрашивал меня о нашем экипаже и специально подобранной паре гнедых жеребцов и удивлялся, почему их нет здесь. Я не знала, что ему ответить. Фаррел всегда так гордился конюшнями «Туин Уиллоуз», но совсем забыл, что все, не купленное конфедератами, было позже украдено обеими армиями.
И потом он сказал, что любит меня, всегда любил и попросил меня попрощаться с детьми, прежде чем повернулся и ушел в туман. Я окликнула его и попрощалась. Это было так странно и настолько реально. Но я почему-то не боялась. Только ощущала глубокое тоскливое желание увидеть все, что навеки потеряно для меня. «Туин Уиллоуз», куда я приехала юной и глупенькой новобрачной, где родились и выросли мои дети. Как мне бы хотелось сейчас посидеть в тени, вдохнуть запах цветущей магнолии и разливать чай, угощая миссис Рошар, миссис Хоув и тетю Юджинию. Фарфор моей мамы. Первая кукла Шеннон. Грейди.