Прости, если отзвук рыданья
      Услышишь ты в песне моей:
      Чье сердце не знает страданья,
      Тот пусть и поет веселей,
      Но если бы роду людскому
      Мне долг оплатить довелось,
      Тогда б я запел по-другому,
      Запел бы без боли, без слез.
 

 
      Пускай не знает
      Покоя Творец!
      Семья родная,
      Оплачь мой конец.
      Я слаб, безвестен
      В родимом краю…
      Отец, о если б
      Мне доблесть твою!
      Отвергнут ныне
      Селением всем,
      В тоске, в унынье
      На сходках я нем:
      Стою, увядший
      От дум и забот.
      На битву младший
      За мной не идет.
      За край мой кровью
      Своей не плачу -
      Раба оковы,
      Бесславный, влачу.
 

 
      Что брови сдвигаешь,
      Отец? Ты не прав!
      Зачем принимаешь
      Ты к сердцу мой нрав?
      Чей сын ожиданья
      Отца оправдал?
      Кто в юности ранней
      Ошибок не знал?
      По мне ль твоя слава
      И гордая честь?
      Оставь меня, право,
      Таким, как я есть.
      Ружья не держу я,
      Не мчусь на коне,
      И шашку стальную
      Не выхватить мне.
      Пусть чванный злословит,
      Ему ты не друг!..
      Волы наготове,
      Исправен мой плуг, -
      То дум моих бремя,
      То вещий фандыр;
      Несу я, как семя,
      Поэзию в мир.
      А сердце народа!
      Как нива оно,
      Где светлые всходы
      Взрастить мне дано.
      Мой край плодоносен,
      Мой полон амбар,
      И в море колосьев
      Ныряет арба.
      Не бойся за сына,
      Отец! Ты не прав.
      Тебя без причины
      Тревожит мой нрав!
 

 
      Светится сердце людское в тумане
      Издалека.
      Много порою бывает желаний
      У бедняка.
      Если б, – мечтает, – настало мгновенье,
      Чтобы народ
      Дал мне отцовское благословенье,
      Славу, почет!
      Если б я принял чужую кручину
      В песни свои,
      Если б увидел я счастья вершину
      Только в любви!
 

 
      Слыша песнь твою, родная,
      Я тружусь, не уставая,
      Ты – луч солнца мой, -
      Спой, девица, спой!..
      Отнял враг свободу нашу…
      Спой! Уже страданий чаша
      До краев полна…
      Как горька она!
      Весь народ земля питает…
      Ты оплачь меня, родная, -
      «Как теперь, – скажи, -
      Без земли нам жить?!»
      Нам над пашней не трудиться.
      Спой! Учи меня молиться!..
      Не оставь меня,
      Ты – сиянье дня!..
 

 
      Пропади ты, жизнь,
      А с тобой и я.
      Ты беду мою,
      Поглоти, земля!
      Как змея, напасть
      В грудь мою впилась.
      Пропади ты прочь,
      Злого горя власть!
      Изменила мне
      Черноокая…
      О, позор ты мой!
      О, жестокая!
      Перед Богом ты,
      Нет, не мне клялась,
      Не мое кольцо
      Носишь ты сейчас.
      Эх, красавица,
      Почему меня
      Обманула ты?
      Бог тебе судья!
      Зиму горскую,
      Под весенний звон,
      Вспоминаю я,
      Как прекрасный сон.
      Иль друг другу ласк
      Не дарили мы?
      Или нежных слов
      Не шептали мы -
      В ожидании
      Благодатных дней?
      Как же счастлив был
      Я в любви своей!
      Кто берет тебя
      Навсегда в свой дом,
      Пусть дерзнет меня
      Превзойти во всем:
      Бить без промаха,
      На коне лететь,
      В горском танце плыть
      Или песни петь.
      Нарядил в шелка -
      Удивил аул!
      Стан твой поясом
      Дорогим стянул.
      Не застежек – звезд
      На груди игра…
      В золотом шитье
      Ты ловка, быстра.
      Пропади ты, жизнь,
      А с тобой и я!
      Ты беду мою
      Поглоти, земля!
      Как змея, напасть
      В грудь мою впилась.
      Пропади ты прочь.
      Злого горя власть!
 

 
      Знаю, поплачете, может,
      Вы, зарывая мой прах,
      И пожелаете в Божьем
      Царстве мне всяческих благ.
      Знаю, барана забьете
      И, не грустя уж ничуть,
      Вдосталь араки нальете,
      Чтобы меня помянуть.
      Каждый, наверное, скажет
      То, что обычай велит.
      После ж – не вспомните даже,
      Где я в могиле зарыт.
 

 
      Завидую тем, кто согрет
      На утре безоблачных лет
      Теплом материнских объятий.
      Завидую тем, кто потом
      Дни детства помянет добром,
      Кто весел на грустном закате.
      Завидую тем, кто в своей
      Отчизне средь верных друзей!
      Чей пир – это песня с игрою!
      Завидую тем, кто с арбой,
      Кто с плугом своей бороздой
      Проходит рабочей порою.
      Завидую тем, кто народ
      Мятежною речью зажжет,
      Чьего ожидают совета.
      Завидую тем, кто любовь,
      Честь имени, славу отцов
      Хранит и в преклонные лета!
 

 
      Всем снаряжен я: арчита, котомка;
      Пояс из прутьев скрутил я, как мог,
      Палка со мною, в отрепьях шубенка…
      Впору прощаться нам… Путь мой далек…
      «Прочь!» – ты давно говорила глазами,
      Взглядом тебя я пугаю давно.
      Сердце твое я услышал и замер:
      Стон потаенный мне слышать дано.
      Свет мой, прощай!..
      Больше видеть не будешь.
      Благ от скитальца не следует ждать.
      Знаю, что завтра мой взгляд ты забудешь,
      А послезавтра забудешь как звать.
      Может, припомнится вдруг, как в тревоге
      Жил горемыка, мечтал, одинок.
      Может, приснится тебе, как в дороге
      Кто-то ступает за смертный порог.
      Ты не пугайся! За сном этим следом
      Счастье придет к тебе, горе губя.
      Кто-то возьмет на себя твои беды,
      Кто-то отдаст свою жизнь за тебя.
      В спутницы кличу судьбу нашу злую,
      Может быть, с нею пойду я за край
      Жизни, и с нею же гибель найду я…
      Не убивайся!.. Прощай же, прощай!..
 

 
      У людей – не дом, а терем,
      Там светло, тепло, уют,
      А у нас в пустой пещере
      Дети с голода ревут.
      У людей – пиры, гулянья
      Будоражат гор хребты,
      А у нас, как причитанье,
      Лишь мяукают коты.
      У людей из жирной туши
      Капли падают в золу,
      А у нас мышей летучих
      Не сочтешь в сыром углу…
      У людей – пшеницы вволю:
      Год молоть – не видно дна,
      А у нас, на нашу долю, -
      В год один совок зерна…
 

 
      Зима и нас не миновала,
      В рост человека выпал снег,
      И злая стужа с перевала
      Уж замостила русла рек.
      Здесь ночи тягостны и длинны…
      Когда ж весна придет опять?
      Поужинав, не жжем лучины;
      Нет кизяка – ложимся спать.
      Бедняк живет в хлеву и стойлах,
      К труду его – вниманья нет,
      И жесток ложа серый войлок.
      И плод забот его – обед.
      Все дни его полны трудами
      И утешенья лишены,
      Но, горю вопреки, ночами
      Он видит радостные сны.
 

 
      Мать легко тебя качает.
      Лунный луч с тобой играет.
      Ты расти, мужай!
      А-лол-лай!..
      Ты – моя надежда, сила.
      Пусть ягненком белым, милый,
      Вечно для тебя
      Буду я!
      Наша жизнь страшнее ада.
      Твой отец не знал отрады,
      Весь он изнемог.
      Спи, сынок!
      Станешь старше – ожидает
      И тебя судьба такая!
      Для меня мужай!
      А-лол-лай!..
      Из простой коровьей кожи
      Ты б арчита сделал тоже,
      Стал бы голодать…
      Время спать!
      Ты б дрова таскал, усталый,
      Я бы вышла и сказала:
      «Мать всегда с тобой,
      Ясный мой!
      А умру – забудь про горе.
      Ты люби родные горы,
      Их не покидай!»
      А-лол-лай!..
 

 
      Для нас потрудился ты много,
      Теперь отдохнешь ты в раю.
      Не требуй награды у Бога:
      Мы жизнь не забудем твою.
      Ты жил, сострадая народу,
      От юности до седины,
      Светильник зажег в непогоду,
      Чтоб дали нам стали ясны.
      Ты был пастухом у бесправных,
      Наш край полюбил ты, как мать.
      За благо трудов твоих славных
      Какой тебе платой воздать?
      Мы сами, и дети, и внуки
      Тебя не забудем, скорбя,
      Но знай, что на горе и муки
      Остались мы после тебя.
      1891 г.,
      3 марта г. Владикавказ
 

 
      Без матери, брошен отцом,
      Отчизну, родительский дом
      Оставил я в юные годы.
      В чужом, безучастном краю
      Весну проводил я свою,
      Встречая одни лишь невзгоды.
      Сказал я: неси же домой -
      В Осетию, в край наш родной,
      Свое одинокое горе…
      И хлынули слезы из глаз,
      И радость в груди разлилась:
      Увидел я снежные горы.
      Но более бедным, чем я,
      Вернувшись, нашел я тебя,
      Народ, изнуренный заботой.
      Нет места тебе ни в горах,
      Ни в наших привольных полях:
      Не стой, не ходи, не работай!
      Достойных так мало у нас!
      И что мы такое сейчас?
      И чем мы со временем будем?
      Ползешь ты вслепую, мой край.
      Взгляни ж, Уастырджи, и не дай
      Погибнуть измученным людям!
 

 
      Как сердце тоскует с тобою в разлуке,
      Отчизны моей молодежь!
      На прах мой – страшнее не может быть муки -
      Ты даже слезы не прольешь!..
      А злая чужбина терзает и гложет
      Мне сердце сильней и сильней…
      Не смерти боюсь я, – но кто же разложит
      Костер на могиле моей?
      Чья девушка так обо мне зарыдает,
      Чтоб дрогнул утес в вышине?
      Кто песнь обо мне на фандыре сыграет,
      Кто в скачке мелькнет на коне?
      Как сердце тоскует с тобою в разлуке,
      Отчизны моей молодежь!
      На прах мой – страшнее не может быть муки -
      Ты даже слезы не прольешь!..
 

 
      В чаще со стадом пастух не расстанется,
      Зорко за ним он следит…
      Что же с тобой, молодежь наша, станется,
      Кто же тебя защитит?
      Ты, обезумев, как стадо голодное,
      В чаще блуждаешь лесной, -
      Ищешь ты стебли в лесу прошлогодние…
      Гибнешь… Что будет с тобой?
      О, если б только над горной вершиною
      Песню пастух твой запел,
      Кликнул тебя – и в семью бы единую
      Быстро собрать всех сумел!..
 

 
      Пусть он не знает покоя счастливого -
      Тот, кто нас хочет сгубить.
      Мать, ты не шей мне наряда красивого,
      Мне ведь его не носить.
      Тонким сукном мою душу угрюмую
      Ты не порадуешь, мать.
      Унтер ударит, но горе, коль вздумаю
      Я отомстить, не смолчать.
      Сын твой ни слова не скажет о голоде,
      Кашей питаясь одной.
      В угол забьется в казарменном холоде,
      Спит на соломе гнилой.
      Ты не оплакивай жизнь безотрадную,
      Сын твой и сам ей не рад.
      Он не попросит черкеску нарядную,
      Он не жених, а солдат!
      Если убьют меня, нет мне отмщения.
      Плачем ты горе утешь -
      Ты созови на поминки селение,
      Нашу корову зарежь.
      Мать, не рыдай над сыновней судьбиною,
      Вытри слезу ты свою!
      Жадный до жизни, пускай и погибну я,
      Но за себя постою!
 

 
      Как не рыдать, мои горы, над вами!
      Лучше б золою я вас увидал!
      О, почему не засыплет камнями
      Судей неправедных грозный обвал?..
      Пусть хоть единый из них содрогнется,
      Пусть его горе народа проймет,
      Пусть оно мукой в душе отзовется,
      Пусть хоть одну он слезинку прольет!..
      Крепко мы скованы вражьей рукою,
      Все, что мы чтили, поругано тут.
      Отняты горы… Нет мертвым покоя,
      Старых и малых тиранят, секут…
      Как от свирепого хищника стадо,
      Мы разбежались, покинув свой край.
      Что же ты, пастырь наш? Где твои чада?
      Пламенным словом нас вновь собирай!
      Горе! Мы к смерти бежим от позора,
      К пропасти злобно нас гонят враги.
      Мощью народа взгреметь бы вам, горы, -
      Кто-нибудь смелый, скорей! Помоги!
 

 
      Возлюбленный друг мой! Мой друг незнакомый!
      Каким тебя именем надо назвать?
      Увижу ль, неясной надеждой влекомый,
      Тебя я счастливой, о родина-мать?
      Родная земля! Твоим стонам я внемлю,
      Звучащим из твердой, гранитной груди…
      Мой друг! На земле ты иль скрылся под землю,
      Где б ни был, – на клич мой скорей выходи!..
      Откликнись! Призыв мой звенит и в могиле!
      Иль в женской одежде скитайся, скорбя!..
      Осетия бедная! Кровью, насильем
      Пришельцы-алдары смирили тебя!
      Но, может быть, в поисках правды желанной
      Нарочно права свои вверил ты им?
      Умри ж от раскаянья, друг безымянный,
      Признавший пришельца алдаром своим!..
 

 
      Коченеет ворон…
      Страшен бури вой…
      Спит на круче черной
      Нар, аул глухой.
      Долгой ночью лучше,
      Чем тяжелым днем…
      Светится на круче
      Сакля огоньком.
      На краю аула
      В брошенном хлеву
      Нищета согнула
      Горькую вдову.
      Горе истерзало -
      Где уж тут до сна?
      Над огнем устало
      Возится она.
      На полу холодном -
      Кто в тряпье, кто так -
      Пять сирот голодных
      Смотрят на очаг.
      Даже волка косит
      Голод в холода.
      Злая смерть уносит
      Слабых без труда.
      «Ну, не плачьте! – грустно
      Говорит им мать, -
      Накормлю вас вкусно,
      Уложу вас спать…»
      Можжевельник саклю
      Дымом обволок…
      Капают по капле
      Слезы в котелок…
      «Сгинув под обвалом
      В день злосчастный тот,
      Ты, кормилец, малых
      Обманул сирот.
      Пятерых покинул…
      Что же впереди?
      Лучше б сердце вынул
      Из моей груди!
      Видно, муж мой милый,
      Ты жены умней, -
      Что бежал в могилу
      От семьи своей.
      Сохнет и хиреет
      Сын любимый твой:
      Лечь бы нам скорее
      Рядышком с тобой!»
      Капают по капле
      Слезы в котелок…
      Можжевельник саклю
      Дымом обволок…
      Засыпает младший
      Раньше всех детей, -
      Изнемог от плача
      Лучший из людей.
      Подожди ты малость! -
      Лягут все подряд.
      Голод и усталость
      Скоро победят.
      «Мама, не готово ль?
      Дай похлебки! Дай!» -
      Всем вам будет вдоволь,
      Хватит через край!
      Котелок вскипает,
      Плещет на золу…
      Дети засыпают
      У огня в углу…
      Ветер воет глуше,
      Горе крепко спит.
      Сон глаза осушит,
      Голод утолит.
      На солому клала
      Малышей своих,
      Грея, укрывала
      Чем попало их.
      И покуда мрачно
      Теплилась зола,
      Все насытить плачем
      Сердце не могла.
      Детям говорила:
      «Вот бобы вскипят!»
      А сама варила
      Камни для ребят.
      Над детьми витает
      Сон, и чист и тих, -
      Ложь ее святая
      Напитала их…
 

 
      Что время года?
      На месте сходок,
      В худой шубенке,
      Седой, горбатый,
      Сидит Кубады
      С фандыром звонким.
      Всю жизнь скитался.
      Мальцом остался.
      Один под небом.
      Не раз безродный
      Плясал голодный
      За корку хлеба.
      Босой, избитый,
      В душе – обиды,
      И грязь на теле.
      Жилось не сладко,
      Из трещин в пятках
      Лягушки пели.
      Нет, сгинуть лучше,
      Чем биться, мучась,
      Добра не зная!
      В разлуке вечной
      Пусть бесконечно
      Ревет родная,
      Что не вскормила
      Ни солнца силой,
      Ни грудью белой,
      Что в детстве раннем
      Своим дыханьем
      Тебя не грела!..
      Ему в ненастье
      И хлев был счастьем,
      Смотреть на щели
      Пастух не станет!
      А снег нагрянет -
      Поет в пещере!
      Овца без пищи?
      Он сена сыщет
      В чувяке прелом.
      Фандыр на диво
      Он из наплыва
      Березы сделал.
      В снегах вершины,
      Кусты долины
      И дуб угрюмый
      К нему клонились
      И с ним делились
      Заветной думой.
      Орла порывы,
      Вой вьюг тоскливый,
      Гром в поднебесье,
      Слеза оленя,
      Ручья кипенье -
      Пастушьи песни.
      Свет после бури,
      Краса лазури,
      Привал для стада,
      Луга и воды,
      Пора свободы -
      Мечты Кубады.
      Но счастье кратко:
      Беда украдкой
      Придет, не спросит -
      И беспричинно
      Мясцо с овчиной
      Волк не уносит.
      Пастух отличный
      Учет обычно
      Ведет, как надо…
      Куда ж деваться
      Могло пятнадцать
      Овец из стада?
      Пропали где-то…
      Кому об этом
      Расскажешь горе?
      Ох, треснуть может
      Пастушья кожа:
      Алдар запорет!
      Предвидя порку,
      Овецкпригорку,
      К селу пригнал он -
      И убегает
      За склон Адая -
      К дигорским скалам.
      Страной родною
      И Кабардою
      С фандыром шел он.
      В Калаке с пылом
      И пел и пил он
      В кругу веселом.
      Какие песни!
      Что их чудесней,
      Добрей, милее?
      Сказанья эти -
      То смехом встретишь,
      То грусть навеют.
      В пути-дороге
      Не слабнут ноги,
      А песни – краше.
      Вот видим снова
      Певца седого
      В ауле нашем.
      Что время года?
      На месте сходок
      Он восседает,
      Слепой, горбатый…
      Но кто Кубады
      У нас не знает?
 

 
      Не спрашивай, кто я.
      Ведь ясно, как день, -
      И это не скрою, -
      Что я не уздень.
      Рубаха – холстина,
      Черкеска, бешмет, -
      Для горского сына
      Наряднее нет.
      Арчита, заботы
      Несносного дня.
      Спросил меня: Кто ты? -
      Так слушай меня.
      Родился в горах я.
      А где? Назову.
      На свет я без страха
      Явился в хлеву.
      Роженица вместо
      Сырого угла
      Привычнее места
      Найти не могла.
      Проклятьем суровым
      С тех пор надо мной:
      Кто доброе слово
      Промолвил больной?
      Все словно исчезли
      В тот бедственный час.
      Никто от болезни
      Родную не спас.
      Отец одиноко
      Ругает житье.
      Наказан жестоко
      Он смертью ее.
      Вскормлен я другою,
      Что день изо дня,
      Не зная покоя,
      Растила меня.
      А дни непогожи:
      Там горькой порой
      Год первый я прожил,
      И прожил второй.
      Потом с упоеньем
      Скитался, упрям,
      То с пляской, то с пеньем
      По многим пирам.
      Отца вспоминаю.
      Он не был мне рад.
      Его называю,
      Прости мне, Хамат.
      Женился он снова,
      И с этого дня
      Приличного слова
      Не слыхивал я.
      Узнал, что такое
      Власть злобной руки,
      Чья ласка – побои,
      Гостинцы – пинки.
      Охота швыряла
      Отца по горам,
      А мать побиралась
      По разным дворам.
      Охотничье дело -
      На смертном пути.
      На кладбище – тела
      Отца не найти.
      Скитался по свету -
      Светло или мгла…
      Разбился он где-то! -
      Вдруг весть к нам дошла.
      Жена погрустила,
      И вскоре потом
      Продать поспешила
      И землю и дом.
      Проела и – крышка.
      Ведь взрослым видней!
      Как мог я, мальчишка,
      Указывать ей!
      Совсем без призора
      Остался, пострел, -
      Мне десять. Как скоро -
      Хоть плачь! – повзрослел.
      А мачеха тут же
      (Лишь год прождала),
      Нашла себе мужа,
      За ним и пошла.
      В соседстве неблизком
      Средь новых забот
      Теперь в Алагирском
      Ущелье живет.
      – Живи, ты свободен,
      Умрешь, не беда! -
      К какой я был годен
      Работе тогда?
      – Как хочешь! – сказала.
      Я помню сейчас:
      Ягнят поначалу,
      Голодный, я пас.
      Постель моя – травы…
      Батрак, среди дел,
      Задиристо, право,
      «Да-да-дай» я пел.
      Подпасок примерный,
      Я стал пастухом.
      Мне по десять мерок
      Платили зерном.
      Котомка, да шапка,
      Да хлеба кусок, -
      В накидке не зябко,
      Работай, дружок!
      Ругали, пороли, -
      Я все испытал!..
      Но все же порою
      «Да-да-дай» певал.
      И вот мне шестнадцать -
      Мужчина, у дел.
      Успел наиграться,
      Поспать я успел.
      Косарь я плечистый, -
      Крутая рука.
      Размашисто, чисто
      Побрею луга.
      Иду – не удержишь, -
      Косою звеня.
      Но где они, где же
      Луга у меня?
      Земля моя, где ты?
      Не видно ничуть.
      Запродана, нету.
      Кого попрекнуть?
      Батрачил, отчаясь,
      Я до двадцати.
      Чего не встречалось
      На этом пути?
      Силен был, и кряжист,
      И крепок мой шаг…
      Любую нес тяжесть,
      Как истый ишак.
      Знал дело любое:
      Как ткал я сукно!
      Шитье золотое
      Освоил давно.
      Иглой, как портниха,
      Я лихо владел…
      Работая, тихо
      «Да-да-дай» я пел.
      А сердце… Покоя
      Ему не дано.
      Скажи: ты плохое! -
      Поверит оно?
      Играет лучами
      Порою дневной
      И любит ночами
      Скитаться с луной.
      И слышит – откуда? -
      Свободы призыв.
      И кровь – не причуда
      Кипит в нем. Порыв!
      Краса длиннобровой
      Смутила юнца.
      Ни крепкого слова,
      Ни просто словца.
      Меня закачало
      И кружит опять.
      Не видно начала,
      Конца не видать.
      Увижу – отрада…
      А вот иногда
      От этого взгляда
      Мне гибель, беда.
      Дичился, молчал я,
      Работу губя,
      Судьбу проклинал я,
      Бежал от себя.
      От всех отгорожен,
      Шел трудной тропой.
      Гей, сердце, кто может
      Бороться с тобой?
      Зачем мне светила
      Среди бела дня?
      Зачем проходила
      Ты мимо меня?
      Само простодушье, -
      Ты скрытно добра.
      Ведь я без оружья, -
      К чему ж кобура?
      Зачем издалека
      Беседу веду,
      Печально жестоко
      Тревожу мечту?
      Обвалы-заботы
      Зимой нам страшны.
      А осень – работы…
      Что ж краше весны?
      Земля – как ликует!
      Светлы небеса.
      Трава! Не ворует
      Соломы коза.
      И реки желтеют,
      И горы черны,
      И птицы смелеют
      От чувства весны.
      Все жарче, все злее
      У сердца запал.
      Эй, парень, живее!
      Куда ты пропал?
      Похвастался силой?
      Смири свою кровь.
      Родителям милой
      Калым приготовь.
      Достаток батрачий…
      Готов мой калым.
      Он собран, а значит -
      Не медли ты с ним.
      Мой конь – чего ж проще? -
      Соль ел у меня
      С ладони, – для тещи
      Купил я коня.
      Но вот… Что же было
      Причиной тревог?
      Отец моей милой
      Не только лишь строг, -
      Он высокомерен
      Всегда с батраком.
      Сырдоном и зверем
      Входил он в свой дом.
      Всем рот затыкает,
      Словца не сказать…
      А девушка тает,
      В отчаянье мать.
      В согласье мы с нею
      И с нами – она.
      Отец же все злее,
      Медведь! Сатана!
      Клал жертвы я Богу -
      Не принял их Бог.
      А сердце – тревоги
      И боли комок.
      Кого послать сватом?
      Кто время найдет
      Для нищего брата,
      Для брата невзгод?
      Кого послать сватом?
      Кто сможет помочь?
      Медведь грубовато
      Прогонит всех прочь.
      Пойти мне? Но чую, -
      Что все загублю.
      А вдруг не смолчу я?
      Вспылю – не стерплю.
      Какие-то сваты
      Сидят у отца.
      Мать в гневе и свято
      За нас до конца.
      А дочь безутешна,
      Рвет волосы дочь…
      И все – безуспешно…
      Мне ей не помочь!
      Но все ж и намедни
      Взывала ко мне:
      – Ты где же? Немедля
      Явись, хоть во сне!
      Такие заботы!
      Вот вся моя быль.
      Спросил меня: кто ты? -
      Отвечу: бобыль!
 

 
      Сладко спать усталым.
      Утром сон могуч…
      Но скользит по скалам
      Первый солнца луч.
      Все кругом искрится,
      Ветерок шумит,
      Пробудились птицы…
      Только Фсати спит.
      Старца-исполина
      В мире кто древней?
      Вот вершин вершина -
      Он живет на ней.
      Снег сияет горный:
      Манит вышина.
      Там – нихас просторный,
      А на нем – сосна;
      С диких скал свергаясь,
      Воет водопад;
      С двух сторон, сверкая,
      Ледники висят,
      Камни с грозным шумом
      Катятся с высот…
      Лесом скрыт угрюмым,
      Фсати здесь живет.
      Стол его, сиденье -
      Все хрусталь сплошной.
      Из рогов оленьих -
      Ложе под сосной.
      Шерсть на нем медвежья,
      Козий пух лежит…
      Фсати утром свежим
      Беззаботно спит.
      Машут лопухами
      Семь безусых слуг,
      От него упрямых
      Отгоняя мух.
      Семь других румянят
      На огне шашлык,
      Жарят бок бараний -
      Будет рад старик…
      Гром гремит.
      Поднялся С ложа Фсати: «Оф!
      Я проголодался -
      Завтрак мой готов?..»
      Жирный бок грызет он.
      Вдруг запели.»Гей!
      Видно, вновь – охота.
      Погляди скорей!..»
      Юноша проворно
      К леднику шагнул,
      Со стремнины горной
      В бездну заглянул
      И без промедленья
      Крикнул: «Слышу зов -
      Просят там оленя
      Девять ездоков.
      Кони статны. Ружья
      Крымские блестят…
      – Нам олень бы нужен,
      Пусть худой! – кричат».
      – Щеголям блестящим,
      Глупый, откажи:
      Знай – у бедных тащит
      Скот им Уастырджи.
      Пусть он угостит их
      Краденым скотом
      Да аракой сытых
      Напоит потом!..
      Солнце на закате.
      Песни вновь слышны,
      Вновь прислужник Фсати
      Сморит с вышины.
      «Семерых на круче
      Вижу бедняков,
      Слышу их могучий,
      Их веселый зов:
      – О, уарайда, Фсати!
      Щедрый, к нам явись.
      Ты на горном скате,
      Погляди-ка вниз
      Ты оленя, Фсати,
      Дай нам в добрый час.
      Ты на горном скате,
      Ты взгляни на нас!..»
      В стареньких арчита,
      С плохоньким ружьем.
      Головы побриты
      Сломанным серпом…
      – Гей, юнец! Рогатых
      Выпусти скорей:
      Угости, как надо,
      Дорогих гостей.
 

 
      Нет похорон многолюднее наших…
      Нынче такая толпа провожавших
      С гор и долин собралась -
      Не повернуться на кладбище было,
      Старый и малый стояли уныло,
      Низко над мертвым склонясь.
      Был он единственный сын у слепого Старца.
      На черных носилках сурово
      Вот он замолк, недвижим.
      Труженик вечный, старательный в деле,
      До Алагирского был он ущелья
      В каждом селенье любим.
      С детства не знал он еды прихотливой,
      Не щеголял он в черкеске красивой,
      Да и не думал о том.
      Скромный, со всеми он был одинаков.
      И до сегодня сафьянных чувяков
      Мы не видали на нем.
      Нынче ж, смотрите, нарядный какой он!
      Как у невесты, затянут и строен
      Мертвого юноши стан.
      Золото ярко блестит на одежде.
      Разве оружье на юноше прежде
      Кто замечал из крестьян?
      Шашка с винтовкой под стать удалому.
      Часто ль, однако, с оружьем из дому
      Он выезжал, как джигит?
      Сроду коня у него не бывало!
      Только теперь, когда время настало,
      Конь перед мертвым стоит.
      Женщины стихли… Умолкло рыданье…
      Вот к мертвецу, соблюдая молчанье,
      Старец подходит седой.
      Темную кожу изрыли морщины,
      Шапка, шубенка – из старой овчины…
      Думаем: кто он такой?
      Вытер он слезы дрожащей рукою,