Приготовив нож, Квейд решил оказать последнюю услугу армии северян. Он подождал, когда всадник пройдет мимо его, и вышел на тропинку. Сверкнуло лезвие ножа, и его острие уперлось в узкую спину южанина.

— Стоять!

Офицер напрягся, лошадь же по инерции продолжала движение. Квейд приготовился уже метнуть нож, если враг не выполнит приказ, но всадник так резко дернул поводья, что животное тонко заржало от боли.

«Я без малейшего сожаления воткну нож в этого бессердечного негодяя», — мрачно подумал Джон, глядя на запятнанные кровью шпоры.

Офицер повернулся в седле, его холодные узкие глаза нагло уставились на Квейда.

— Ну, синяя грудка, кажется, ты прихватил меня. Джон изучающе посмотрел на его тонкогубое лицо и перевел взгляд на рукав измятого мундира. Там, где должны находиться знаки различия, было невыгоревшее пятно ткани. Он вопросительно поднял бровь и, многозначительно уставился на южанина. Тот холодно выдержал его взгляд, затем зло передернул плечами.

— Да, — выпалил офицер. — В настоящее время я не в лучших отношениях с армией конфедератов!

Джон медленно провел пальцем по лезвию ножа, намеренно пугая незнакомца. У того на лбу выступили капли пота, а в глазах отразился такой ужас, что, с отвращением фыркнув, Джон убрал оружие. Он не мог хладнокровно убить такого труса, но все же у него было такое предчувствие, что подобное великодушие дорого ему обойдется.

Квейл свистнул своему жеребцу и, взглянув на белое как полотно лицо бывшего офицера, презрительно сказал:

— Ладно, убирайся ко всем чертям!

— Спасибо, янки, — с облегчением ответил тот. Квейд вскочил в седло.

— Мне тоже надоела война.

Понимающая улыбка искривила губы южанина, но он придержал язык, наткнувшись на тяжелый взгляд. Офицер молча проводил взглядом высокую широкоплечую фигуру Джона, но когда тот почти скрылся из виду, бросился вслед и крикнул:

— Мы могли бы пойти вместе, янки! Так у нас больше шансов пересечь страну и не быть пойманными!

Ни секунды не колеблясь, Квейд решительно отверг это предложение. Он не из тех, кто любит, чтобы ему дышали в затылок. Особенно, если человек сразу не понравился и не вызывал доверия.

Но, проехав ярдов двадцать и поразмыслив, Джон решил, что южанин должен прекрасно знать местность. Им можно воспользоваться, чтобы избежать возможных столкновений с войсками. Ну, а как только они выберутся из жуткого края, он сразу же распрощается с этим хорьком.

Джон осадил жеребца и подождал бывшего офицера. Когда же тот подъехал, он кивком головы указал на заляпанные кровью шпоры, прикрепленные к дорогим сапогам:

— Избавься от этих варварских штучек и — в путь. Узкие глаза южанина недобро сверкнули, но он опустил руку вниз, отстегнул шпору и отбросил ее в траву; то же самое было проделано и с другой стороны.

— Все равно от них никакого толку. Я не смогу заставить двигаться быстрее этот мешок с костями, даже если подожгу ему хвост, — произнес незнакомец и чопорно протянул руку. — Айра Ньюкомб.

Джон коротко пожал мягкую ладонь:

— Джон Квейд, — он посмотрел через плечо на восток. — Думаю, нам нужно найти какое-то убежище. С минуты на минуту могут начаться военные действия.

— В этом нет необходимости, — заносчиво проговорил Айра. — Я знаю эту местность так же хорошо, как дорогу к дому моей девушки. Ни янки, ни южные Джонни не увидят нас!

Джон посмотрел на него с нескрываемым презрением. Кажется, этот задавака начинает забывать, как еще пару минут назад дрожал от страха… Однако, Квейд промолчал и, придержав коня, пропустил Ньюкомба вперед.

Они спустились с крутого берега реки и несколько миль ехали по отмели, прежде чем углубиться в лес.

Все вокруг было сожжено. Безжизненные поля и обгорелые трубы, одиноко торчащие среди развалин, наводили тоску. Когда Ньюкомб проклинал на чем свет стоит синие мундиры, Джон не возражал ему. Он бы реагировал так же, если бы северные территории подверглись такому разорению.

Сначала между мужчинами завязалось какое-то подобие беседы: они поведали друг другу, кто из каких мест, посетовали на жару. Но солнце палило все сильнее; взмокшие от пота, бывшие враги уже молча продолжали путь, и лишь урчание их пустых животов нарушало тишину.

На закате, усталые и голодные, они увидели пустую лачугу и, не сговариваясь, пустили коней вскачь. Спрыгнув на землю у ограды небольшого садика, мужчины ринулись вперед, стараясь опередить друг друга.

На первый взгляд казалось, что здесь ничего не растет кроме травы и одуванчиков. Джон в отчаянии отшвырнул комок красной глины. Интересно, сколько времени можно выдержать без еды? Неужели придется еще одну ночь провести на голодный желудок? Вдруг он заметил краешком глаза налитой бок спелой клубники. Не веря в такую удачу, Джон опустился на колени и осторожно раздвинул зеленые листики. Когда рядом с ним оказался Айра, ему захотелось зарычать: «Это мое! Добывай себе еду сам!» Однако увидев, как Ньюкомб запихивает ягоды в рот вместе с листьями и стебельками, он не выдержал и расхохотался. Голод всех делает равными!

Когда от ягод не осталось и следа, мужчины обошли вокруг полуразрушенного строения.

— Не обрушится ли оно на нас, если мы здесь заночуем? — с сомнением в голосе спросил Джон, косясь на провалившееся крыльцо.

Ноюкомб без колебаний толкнул дверь, едва державшуюся на одной петле.

— Эти старые дома немного крепче, чем кажется на первый взгляд. Сначала их строили из бревен, а с годами работяги обшивали свои дома досками.

Осторожно ступая по скрипевшему полу, они осмотрели помещение. Две комнаты оказались совершенно пустыми, а в третьей валялись лишь дырявые корзины и бутылки из тыквы.

— Здесь мы спрячем лошадей, — решил Джон и пнул ногой весь этот хлам, проверяя, нет ли в нем змей или мышей. Но кроме пыли ничего не было.

Он вышел наружу и через несколько минут вернулся с охапкой сочной травы. Затем привел жеребца, расседлал его и насухо вытер тряпкой, которую всегда держал при себе для этих целей.

Тонкие губы Ньюкомба скривились в усмешке.

— Так ты избалуешь своего коня.

Джон бросил на него пронзительный взгляд.

— Тебе тоже следует немного поухаживать за своим. Если нам придется нестись во весь опор, он выдохнется через секунду, — загорелой рукой Джон погладил своего жеребца. — Джейк же в отличной форме. Ему не страшны никакие препятствия.

Ньюкомб снова усмехнулся, но все-таки сходил за своим усталым конем и принес ему травы.

Было уже совсем темно, когда Джон, выбрав себе комнату, улегся на полу. Он закрыл глаза и попытался уснуть. Сон почти сморил его, когда раздался голос Ньюкомба.

— Этот воздух напоминает мне ночи на плантации. Я брал с собой пару девушек-рабынь, и время пролетало незаметно…

Ответа не последовало, и Айра громко спросил:

— Ты когда-нибудь имел дело с рабыней, Квейд? Наступило долгое молчание, прежде чем Джон отрывисто сказал:

— Нет, никогда. Овладеть женщиной, которая боится сказать «нет» — это не по мне.

— Да ты что, янки?! Они только и ждут чтобы их изнасиловали. И, между прочим, в постели рабыни просто превосходны!

Собираясь поддразнить Ньюкомба, Джон простодушным тоном заметил:

— Тебе повезло, что негры получили свободу. Теперь, когда вернешься домой, ты сможешь жениться на какой-нибудь красивой негритянке.

В соседней комнате наступило тягостное молчание. Затем Айра со злостью произнес:

— Ты меня обижаешь, мистер. Это все равно, что ударить хлыстом…

«Ах ты, негодяй, — подумал Джон, — привык размахивать хлыстом, издеваясь над беспомощными рабынями!» Но вслух он с наигранным удивлением произнес:

— Не понимаю, что тут обидного? Ты сам только что заявил, что предпочитаешь чернокожих женщин. Что же я еще мог подумать?

Айра презрительно фыркнул:

— Только сумасшедшие северяне не знают, что белый мужчина никогда не женится на рабыне!

— Интересно, — протянул Джон, — а что же ты будешь делать, когда придется идти в какое-нибудь увеселительное заведение и платить за негритянку? Я слышал, что среди них встречаются нестоящие красотки. Это будет стоить тебе целое состояние.

— Я получу свое бесплатно, — самодовольно произнес Ньюкомб. — Свободные или нет эти черные девки, они побоятся отказать белому мужчине.

— Вместо удовольствия тебе могут выпустить кишки, — предостерег Джон.

— Ба! — снова фыркнул Айра. — Во всяком случае я уже выбрал себе невесту. Кроме того, что это самая красивая девушка во всем штате, она еще и девственница!

Джон зевнул.

— Счастливчик! И где же ты прячешь свою девственницу?

— Леди с Юга не нужно прятать. Она знает свое место и терпеливо ждет жениха. Кто бы ни зашел на плантации Бэйна, мисс Серена всегда дома и любезно примет гостей.

Джон покачал головой, сочувствуя незнакомой девушке. Знает ли она, за кого выходит замуж: за насильника чернокожих рабынь и жалкого труса?! Раздосадованный, Квейд ничего больше не желал слушать о Серене Бэйн и повернулся спиной к Айре Ньюкомбу.

На следующее утро Джона разбудил солнечный луч. Привык за годы войны просыпаться мгновенно, он тотчас же вспомнил, что привело его в эту лачугу, и проворно вскочил на ноги.

Ньюкомб все еще громко храпел в соседней комнате. Джон проверил жеребца и из любопытства стал рыться во всяком хламе. Большинство корзин оказались пустыми, но в некоторых были тряпки, кухонная утварь и поломанные детские игрушки. «Кто-то все это тщательно упаковывал», — подумал Джон, доставая со дна груды последнюю корзину. В его глазах появился интерес — она была достаточно тяжелой. Возможно, в корзине лежало что-то стоящее. Он отбросил в сторону старые газеты и обнаружил одежду. Почти все вещи оказались мужскими. Джон присел на корточки и стал вытаскивать, все подряд.

Минут через пять он удовлетворенно огляделся. Из всего этого барахла ему удалось отобрать две пары грубых домотканых штанов и две рубашки, выкрашенные краской, полученной из орехов, — это как раз то, что им нужно. Одетые как штатские, они не будут выделяться во время своего путешествия…

Джон вручил Айре одежду и приказал переодеться, но южанин неожиданно заявил, что его рабы выглядели лучше, и отказался примерить крестьянские вещи.

— Им не приходилось дезертировать, — с мрачным видом резонно заметил Джон.

Ньюкомб нехотя разделся и брезгливо натянул на себя чьи-то обноски.

— Ты выглядишь, как изнуренный непосильным трудом бедняк, — не смог удержаться от комментариев Джон. — Думаю, что этот наряд идет тебе больше, чем серый мундир конфедератов.

В глазах Кьюкомба зажегся недобрый огонек, но он сдержал свой гнев и молча перенес оскорбление.

Квейд от души потешался и над своим видом — руки торчали из рукавов, брюки тоже были слишком коротки. В общем, он выглядел еще хуже, чем конфедерат. Усмехнувшись, Джон поднял с пола их прежнюю форму и вышел наружу. Указав Айре на обмундирование, он предложил:

— Нам лучше закопать это. Если какая-нибудь из армий наткнется на него, они легко найдут нас.

На лице бывшего офицера отразилось смущение — ему следовало бы подумать об этом первому. Закончив седлать лошадь, он проворчал:

— Я как раз собирался заняться этим.

— Конечно, конечно, — согласился Джон, бросив на Ньюкомба презрительный взгляд.

Они положили одежду в небольшую ямку, а сверху набросали комки глины и камни; после этого вскочили на коней и тронулись в путь.

Прошло еще три дня. Они были похожи один на другой. По ночам Джон и Айра промышляли в садах, подстреливали в лесу мелкую дичь, спали в амбарах, а если таковых не встречалось у них на пути, то и просто на голой земле.

За время скитаний произошло то, о чем Ньюкомб и не догадывался: с каждым днем Джон старался уйти все дальше и дальше на север. Он не интересовался намерениями южанина, потому что ему это было совершенно безразлично. Джон хотел только одного — поскорее расстаться с Айрой Кьюкомбом и чувствовал, что ждать придется недолго. Окружающая природа и климат заметно изменились: воздух стал суше, ночи — холоднее. Со дня на день Квейд ожидал увидеть, наконец, знакомые места…

Неприязнь между мужчинами постепенно переросла во взаимную ненависть. Бывали дни, когда они не произносили ни единого слова; а если кто-то из них заговаривал, другой тут же находил в его высказываниях что-нибудь оскорбительное. По обоюдному молчаливому соглашению, они старались общаться только в случае крайней необходимости.

Наконец, наступил день, когда беглецы оказались на распутье: одна дорога вела прямо на восток, другая — на север.

Джон придержал коня, и Ньюкомб бросил на него вопросительный взгляд.

— По какой дороге ехать, янки?

— Выбирай какую хочешь, — равнодушно пожал плечами Квейд. — Здесь мы и расстанемся, южанин, — добавил он, направляя свою лошадь на север.

В глазах Ньюкомба появилось удивление, смешанное с отчаянием. Оглянувшись вокруг, он впервые за это время осознал, что местность ему совсем не знакома. Бесцветные глаза Айры гневно сверкнули — этот янки обвел его вокруг пальца! Внезапно к нему пришла блестящая мысль, и с наигранным добродушием он произнес:

— Может быть, я тоже поеду той же дорогой. Мне всегда хотелось побывать в этих местах. Как ты думаешь, мне там будут рады?

— Ты в своем уме? — Джон презрительно скривил губы. — Да местные жители съедят тебя на завтрак, — продолжал он потешаться над южанином.

Ньюкомб покраснел от гнева, но постарался ответить как можно высокомернее:

— Разумеется, это всего лишь шутка. У меня нет ни малейшего желания видеть ваши синие мундиры. И хорошо, что мы прощаемся навсегда.

— Да, конфедерат! — усмехнулся Джон. — Я это понял, когда сказал, что покидаю тебя.

В узких бесцветных глазах Ньюкомба полыхнула ненависть.

— Когда-нибудь мы еще встретимся, Квейд и рассчитаемся друг с другом. Я не забуду твои оскорбления, а ты заплатишь за каждое из них.

Он тронул коня, но Джон схватился за поводья и пригнулся к Айре. В его синих глазах плясали чертики, когда он доверительно произнес:

— Я хотел предупредить тебя насчет невесты, Серены Бэйн. Мне неприятно говорить от этом, но она уже больше не девственница.

Айра ошеломленно уставился на Джона, а тот, как бы с сожалением, кивнул.

— Боюсь, что это так, старина. Я как-то затащил ее в постель и хорошенько подготовил для тебя. Ты же знаешь все эти штучки, что проделывали для тебя рабыни? Так вот, твоя маленькая птичка неплохо порезвилась со мной. Тебе не придется ее ничему учить.

Ньюкомб продолжал тупо смотреть на него. Джон пришпорил Джейка и, немного отъехав, крикнул через плечо:

— Если появится малютка, обращайся с ним хорошо!

Дальше он ехал не оглядываясь, словно не желая иметь ничего общего со своим ненавистным попутчиком. Лицо Джона стало серьезным. Он понимал, что выходка была глупой, но надеялся, что теперь гордость не позволит Айре Ньюкомбу жениться на Серене Бэйн. Джон рассчитывал хоть таким образом спасти незнакомую девушку от этого подлеца и труса.

Жеребец скакал во весь опор, и уже через два дня они достигли подножия холма, за которым лежала долина Шейди. Джон поднялся на его вершину и долго смотрел на небольшое поселение внизу.

Ничего не изменилось: те же грубоватые постройки, разбросанные по склонам холма, те же побеленные пеньки по обеим сторонам извилистых дорожек, ведущих к торговым местам. Джон облегченно вздохнул. Именно сейчас ему было так необходимо что-то постоянное, не меняющееся с годами, то, на что можно опереться…

Лицо Джона смягчилось. Он любил этот дикий край и никогда не жалел, что оказался здесь. Воспоминания нахлынули на него. Джон мысленно словно вернулся на семнадцать лет назад…

Его мать, добрая и кроткая женщина, умерла, когда Джону было двенадцать лет. Предоставленный самому себе, без ласки и дружеских наставлений, он вырос своевольным и грубым. Его отец работал, не покладая рук, но едва сводил концы с концами. Однажды он решил, что не может больше выносить дикие выходки сына и ранним весенним утром отправил его к соседнему фермеру.

До шестнадцати лет Джон работал на хозяина, который был не прочь постегать его ремнем. Однажды ночью, когда все крепко спали, юноша собрал свои вещи и ушел, навсегда распрощавшись со штатом Нью-Йорк.

Спустя две недели усталый и голодный Джон стоял на вершине холма и смотрел вниз. Вдалеке он заметил дома и через час уже шагал по грязной извилистой улице, совершенно сбитый с толку, не зная, как ему жить дальше… Джон ни о чем не спрашивал редких прохожих, опасаясь, что они быстро распознают в нем беглеца и обратятся к властям.

Продолжая бесцельно брести вперед, юноша увидел высокого мужчину в штанах из оленьей кожи и в мокасинах. По одежде Джон принял его за охотника. На это указывало и кремневое ружье, болтавшееся за широкими плечами.

Должно быть, голод и отчаяние были написаны у Джона на лице, потому что незнакомец вместо того, чтобы пройти мимо, вдруг остановился и низким голосом произнес:

— Послушай, юноша, как насчет того, чтобы разделить ужин с одиноким человеком?

Джон и Сэм Додж сразу понравились друг другу, Сэм, действительно, оказался охотником, но он ставила капканы. За год, что они были вместе до того дня, как Доджа убили ножом в драке, Джон узнал все о капканах, лесных тропках и об индейцах. Тогда же он впервые познал женщину…

Это случилось вечером, сразу после ужина. Его новый друг подозвал местную шлюху и сказал:

— Поднимись с ним наверх и сделай из него мужчину.

У Джона от удивления глаза полезли на лоб, но он все же последовал за женщиной, правда, немного нервничая. Для своего возраста юноша был довольно рослым и крепким, а когда проститутка стянула с него домотканые штаны, из ее груди вырвался удовлетворенный смешок. Она прижалась к Джону, бормоча:

— Какой же он у тебя огромный… У большинства мужчин, сидящих внизу, они намного меньше, — женщина хитро подмигнула: — Ты его часто трогаешь, да?

От этих слов Джон покраснел — она попала в самую точку…

Проститутка научила Квейда всевозможным способам удовлетворения желания, которое постоянно терзало его молодое тело. Но она ничего не сказала ему о нежности и ласке, которые так необходимы, когда занимаешься любовью. И в тридцать четыре года Джон Квейд все еще ничего не знал об этом. Он спал с женщинами с полнейшим безразличием: они были лишь средством удовлетворения его желаний и ничего более…

Внезапно жеребец радостно заржал, вернув тем самым Джона к действительности. Он потрепал гриву лошади и направил ее вниз, в долину.

— Не только я рад возвращению домой, да? Глаза Джона весело блестели, когда он подъезжал к длинному зданию, в котором размещались таверна и магазин. Каждое заведение имело отдельный вход, а внутри они сообщались между собой еще одной дверью. Как и прежде несколько стариков сидели на крыльце, жевали табак и рассказывали свои бесконечные истории. Звон подков привлек их внимание; они прервали беседу и подняли на Джона выцветшие слезящиеся глаза.

Узнав его, старики заулыбались беззубыми ртами. Раздался хор голосов:

— Да это же Джон Квейд!

Джон спрыгнул на землю и поприветствовал каждого из них, осторожно пожимая узловатые пальцы. Он сам не ожидал, что будет так рад встрече. Старики буквально засыпали Джона вопросами о войне, и он терпеливо отвечал на каждый. Когда же один из старожилов предположил, что Джон, наверное, не прочь выпить, он догадался, что они хотят обсудить между собой все то, о чем услышали, и зашел в таверну.

Его заметили не сразу, и некоторое время Джон стоял в сторонке и с интересом разглядывал просторное помещение, в котором когда-то проводил многие часы.

Бен, хозяин заведения, облокотился на стойку, лениво болтал с четырьмя посетителями. В углу около открытого окна пять его девушек коротали время за игрой в карты.

Джон с удовольствием вдыхал ароматы спиртного и запах свежих опилок. Присутствие старых и преданных друзей наполняло радостью его сердце. Мрачные картины войны медленно уходили в прошлое. Джон едва сдерживался, чтобы не испустить восторженный вопль, но это испугало бы полусонную компанию.

Наконец, Бен выпрямился, чтобы взять бутылку и заметил его. С радостной улыбкой он пронзительно заорал:

— Джон, Боже мой! Давно ты здесь, старый волк?! Джон крепко пожал протянутую руку и широко улыбнулся в ответ.

— Я только что приехал, Бен.

Его тут же окружили. Мужчины хлопали Джона по спине, выкрикивая грубоватые приветствия; проститутки хихикали, стараясь пробраться поближе. Джон Квейд всегда был любимцем местных девушек, каждая добивалась внимания с его стороны.

— Девочки, не задушите Джона! — полушутя, полусерьезно одернул их Бен. — Дайте я налью ему выпить.

Джон взял стаканчик виски, опрокинул в себя янтарную жидкость и одобрительно причмокнул губами:

— Это не идет ни в какое сравнение с той дрянью, что пьют на Юге, — посетители одобрительно загудели, а Бен был просто польщен. Джон снова протянул ему пустой стакан: — Я бы выпил еще, если бы мне предложили!

Под общий хохот Бен откупорил новую бутылку.

— Ты приехал в отпуск, Джон?

— Нет, я вернулся насовсем, — после небольшой паузы ответил Квейд.

В глазах рыжеволосой красотки Джесси появилось беспокойство.

— Ты, случайно, не ранен, а, Джон? Джон обнял ее за худенькие плечи.

— Ранен только мой разум, Джесси. Я, в конце концов, понял, что вся эта стрельба совершенно бессмысленна.

Вокруг сочувственно закивали.

— Мы слышали, какие ужасные вещи творятся на войне, — подтвердил Бен.

Проститутки, которым не понравилось, что разговор принял такой мрачный оборот, опять затормошили Джона. По выражению его лица было видно, что и он не прочь переменить тему.

— Как ты там обходился без нас? — повисла на нем одна.

— Бьюсь об заклад, южные красотки не слишком жаждали впустить в свои постели синие мундиры, — поддразнивала другая.

Джон подыграл им:

— Я нашел нескольких, которые с удовольствием задрали свои нижние юбки.

Рука Джесси нежно погладила через брюки его мужское достоинство.

— Пойдем наверх, — прошептал она. — Я покажу тебе еще одну разницу между Севером и Югом.

Джон почувствовал прикосновение, но не возбудился. Прежний Джон Квейд не заставил бы себя просить дважды, а уже давно бы уложил худощавую проститутку, в постель. Но на этот раз он отклонил предложение рыжеволосой девицы, сославшись на усталость.

Джон с облегчением заметил, что солнце уже клонится к закату. Правда, ему хотелось попасть домой до темноты, чтобы хорошенько все осмотреть, ведь его так долго не было…

Когда Квейд вышел из таверны, на крыльце уже никого не осталось. Одни старики пошли в свои одинокие хижины, другие — к своим детям.

Его взгляд непроизвольно задержался на четырех бородатых, одетых во все черное мужчинах, которые шли от опушки леса по направлению к таверне. Проходя мимо, они коротко кивнули.

— Что за дела у этих церковников с Беном? — пробормотал Джон, садясь на лошадь.

Сайлас Хансен, главный среди них, никогда не упускал случая выступить против «вертепа», как он называл таверну Бена.

Джон, ухмыляясь, тронул жеребца. Старого Бена, судя по всему, ждет очередная головомойка.