Гражданская война окончилась в апреле 1865, и через год Корд оказался в Вайолинге. Он был капитаном, сражался на Севере под предводительством генерала Гранта. Хотя Корд до смерти устал от убийств и увечий, ему очень нравилась сама жизнь в армии: азартные игры, кутежи, распутство в перерывах между сражениями — соответствовали его необузданному нраву.

Его мать умерла, когда он был очень юным, и у него в памяти не сохранилось четкого впечатления о ней. Его отец не женился во второй раз, и поэтому Корд так и не узнал материнской ласки. Однако Корд и его отец были очень большими друзьями и даже вместе уехали на войну. Но в кровавой битве при Шалохе старший Мак Байн погиб.

В конце войны Корд оказался не у дел. Старая ферма в Мичигане не привлекала его, как не привлекала она его и раньше. Через месяц, неугомонный и неспособный уладить свои дела на ферме, Корд отправился на запад.

Он задавал себе вопрос, все ли с ним в порядке, так как не жаждая оседлой жизни, он мотался по воле судьбы с места на место, приобретая репутацию дерзкого игрока, меткого стрелка и бесстрашного человека, которого не так просто обвести вокруг пальца.

Но Корду нравилась его жизнь, полная опасности, скандалов в кабаках, драк. Он не боялся пули и участвовал во всех стычках с индейцами. Корд вел такую жизнь настолько долго, что она казалась ему естественной.

Однажды Корд помог одному старику окружить стадо мустангов, что и определило его будущее.

Ничто так не горячило кровь Корда, как погоня за дикими лошадьми. После того, как он загонял около пятидесяти голов, Корд переправлял их в Эбилен. С карманами, полными денег, он в течение нескольких дней кутил: пил и играл в карты, посещал публичный дом Нелли до тех пор, пока у него хватало денег заплатить за проститутку. Когда кончались деньги, он приобретал оснащение и направлялся на пастбища, чтобы все начать сначала.

Уже опустился холодный весенний вечер, и пронзительный ветер гулял по равнине, когда Корд увидел огни Эбилена. Через десять минут с поднятым воротником, чтобы защититься от вечерней прохлады, он уже гнал своих лошадей по главной улице, приведя свой кольт в такое положение, что его рукоятка всегда была под рукой.

В этом диком месте и говорить не приходилось о законе, а животные, которые скакали за ним, были охвачены паникой. В такой ситуации вполне возможно было то, что какой-нибудь ловкач захочет поживиться лошадью.

Корд слабо улыбнулся. После того, как он сдаст их и получит плату за свой тяжелый труд, мустанги перейдут под ответственность кого-то другого, а сейчас ему нужно перегнать стадо невредимым.

Через час, проехав без всяких приключений, хотя за табуном Корда пристально следили, мустангер уже вел торговые дела с представителем городской власти.

Торговый агент прибыл на запад, чтобы купить лошадей для армии, которая сражалась с индейцами, и пообещал покупать все, чем Корд будет снабжать его в будущем.

После всего этого Корд остановился в бане у китайца, где он провел около часа, смывая с себя въевшуюся грязь и пот, переодеваясь в чистую одежду и бреясь.

— Вы можете постирать это за пару дней? — спросил Корд, указывая на грязное белье.

Получив утвердительный ответ, он легкой походкой вышел на улицу, где публичных домов было больше, чем других учреждений.

— Я надеюсь, что Люси хорошо отдохнула за день, — подумал Корд вслух, — потому что ей предстоит хорошо поработать сегодня вечером.

Через некоторое время мустангер уже вел своего жеребца к конюху и давал ему указания вычистить и накормить коня. Корд похлопал лошадь по спине, поднялся на узкое крыльцо и толкнул дверь. На мгновение он задержался в вычурно обставленной комнате, где дожидалось около десятка мужчин.

«Черт! — с отвращением подумал мустангер. — Я не собираюсь ждать здесь, как кобель ждет своей очереди во время собачьей свадьбы». Корд вышел, проклиная все: и фальшивую игру сильно дребезжащего пианино, и музыканта, пытающегося заглушить своей музыкой грубые ругательства мужчин, и визгливый смех проституток, заманивающих мужчин вверх по лестнице.

В публичном доме Нелли, построенном из некрашенных, грубо распиленных досок, был черный ход для тех, кто хотел посетить девушек тайно.

Проходя мимо спальных комнат, сквозь открытые двери Корд слышал одобрительные возгласы в свой адрес. Здесь мустангера любили. Он никогда не был груб и всегда давал девушкам дополнительные деньги, зная, что Нелли снимала большую часть процентов с их заработка. Но Корд отказывал всем приглашениям со свойственной ему усмешкой и шел дальше, гадая, какая из проституток находится за закрытой дверью. Ему надобно было посетить Люси после трехмесячного воздержания. У этой девушки было столько же жизненной силы, как и у самого мустангера.

Корда передернуло от запаха дешевых, духов, немытых тел и несвежего белья.

«Это то, что я не люблю в публичных домах, — проворчал он себе под нос. — Проклятое зловоние проникает сквозь стены».

Корд был очень привередлив, когда ложился в постель с женщиной. Девушки здесь знали, что прежде, чем растянуться на кровати, он требовал соблюдения двух правил. Настоятельным условием было чистое белье, а также от каждой женщины Корд требовал хорошо вымыться. Проститутка должна была проследить, чтобы не осталось следов другого мужчины.

Корду иногда было любопытно представить себя в постели с девственницей. Ему хотелось быть уверенным в том, что до него не было ни одного мужчины.

Но девственницы были приличными женщинами, и у мустангера не было никаких шансов на встречу с такой девушкой в этом аду.

Корд остановился у комнаты в конце холла. Он дважды резко стукнул, затем толкнул незапертую дверь и вошел.

Люси, раскинувшись, лежала на кровати, она спала, открыв рот. «Не самое красивое зрелище в мире», — Корд скорчил гримасу и нетерпеливо окликнул ее.

— Люси, хватит лениться. Вставай и зарабатывай деньги. Или ты хочешь, чтоб Нелли тебя вышвырнула?

Люси заморгала глазами и визгливо произнесла его имя. Пружины на кровати жалобно скрипнули, когда она подпрыгнула и свесила ноги на пол. Но объятия Люси Корд отстранил и сказал:

— Поспеши принять ванну, женщина, — он принюхался. — В течение нескольких часов, или около этого, тебе придется заниматься только работой.

Люси надула губы:

— Нет горячей воды, а я не получу удовольствия, моясь холодной. Никак не пойму, почему ты такой привередливый. Другим мужчинам нет дела до того, принимала я ванну или нет.

Корд повернулся, чтобы уйти.

— Я не спорю с тобой об этом. Но уверен, что кто-нибудь из девушек с удовольствием прыгнет в холодную воду для меня.

— О Корд, я просто пошутила, — захныкала Люси. — Ты же знаешь. Я вымылась бы и ледяной водой ради тебя.

Ее руки скользнули вниз, чтобы нащупать член, выступающий из джинсов.

— Я клянусь тебе, что простыни чистые. Почему бы тебе не раздеться и не заползти между ними, пока я освежусь и приведу себя в порядок.

Корд с пренебрежением рассматривал Люси, ее грязное и измятое платье, пятна от пота под мышками.

— Интересно, как это может быть, что ты сама грязнуля, а простыни чистые? Что твой последний клиент трахал тебя на полу, или он удовлетворял свою похоть стоя?

Люси не обратила внимания на оскорбления, а только хихикнула:

— Некоторое время он стоял.

Она пожала плечами и, пока снимала свое сатиновое платье, объяснила:

— Он был пьяный и обрыгал всю постель. Вот почему простыни чистые.

Корд нахмурился, подошел к единственному окну и дернул вверх раму. В комнату ворвался свежий воздух, и, пока мустангер снимал ботинки и расстегивал свой ремень для оружия, стало свежо и прохладно.

Сняв всю одежду, Корд лег на кровать и стал наблюдать, как Люси залезла в ванную, вода в которой за день остыла. Он засмеялся, когда она, скрипя зубами, погрузилась в воду.

«Она скоро потолстеет», — думал Корд, наблюдая за ее полным задом, скрывшимся в ванне. Он перевел взгляд на ее большие груди, плавающие на волнах, созданных ее тучной фигурой. «Если бы она не была так хороша в своей профессии, — размышлял Корд, — то я бы подыскал более приятную молодую девушку».

— Используй побольше мыла и поспеши, — подгонял Корд, на минуту забыв о формах тела проститутки. — Я воздерживался три месяца, и теперь мне хочется разрядиться.

Люси сладострастно улыбнулась ему, и через несколько минут, когда она, вся дрожа, пришла в постель, страсть и желание полностью овладели Кордом. Девушка растянулась рядом с ним.

— Вначале я хочу слегка возбудить аппетит, — Корд пододвинул ее голову вниз к животу, затем слегка подтолкнул ее локтем еще ниже. Люси охотно согласилась.

Прошло два часа, а Корд все еще «разряжался», и Люси начала жаловаться:

— Черт возьми, Мак Байн, я хочу, чтобы ты дал немного отдохнуть этой «большой штучке». Я устала от ее вхождения в меня каждые полчаса.

Люси бросила сердитый взгляд на «большую штучку», которая ее так утомила, и фыркнула:

— Ты знаешь, он у тебя висит, как у твоего жеребца.

— Ты так думаешь? — Корд рассмеялся и, опершись на локоть, посмотрел вниз на свой мощный член.

Его глаза дьявольски блеснули:

— Возможно, ты права. Хотя я видел у нескольких жеребцов длиннее, чем у меня.

— Ну, тогда пойди и найди себе кобылу, — огрызнулась проститутка. — Мне надо хоть немного отдохнуть.

— Хорошо, — смягчился Корд. — Ты можешь отдыхать, пока я с помощью виски вымою из своей глотки пыль, накопившуюся за сто миль пути. Пусть внук Мэгги принесет мне бутылочку.

Люси запихнула подушку под голову и обмотала плечи простыней.

— Ты многого не замечаешь, Корд. Мэгги никогда не разрешает ребенку заходить в эту часть дома, — Люси презрительно засмеялась. — Я думаю, Мэгги боится, что ее маменькин сынок слишком много узнает и у него появятся вопросы.

— Черт, мальчишке, должно быть, уже полных шестнадцать лет, — нахмурился Корд. — Я удивляюсь, что Мэгги так думает. Ваши девочки должны уже были его хорошенько обработать к этому времени.

Люси открыла рот, в ее глазах блеснул злобный огонек. Но тут она вспомнила угрозу Нелли и еще раз подумала о тайне, которую собиралась раскрыть.

Помолчав, Люси сказала с презрительным смешком:

— Я однажды попыталась проявить инициативу, но Джонти так ошалел, что дал мне пощечину.

— Возможно, мальчишке нужен кто-то молоденький и свежий, примерно его возраста.

— Ах, я сомневаюсь, что он это посмеет. Ты же знаешь Мэгги, такую строгую и чопорную, — заявила Люси. — Однако старушка совсем больна. Нелли думает, что она умирает.

— Типун тебе на язык! — Корд поднялся. — Я не хочу слышать этого. Однажды Мэгги спасла мне жизнь. Она вынула отравленную стрелу из моего плеча, а потом ухаживала за мной, пока я не выздоровел.

Корд снова лег, забыв о виски, и вспомнил события пятилетней давности.

Мустангер гнал табун по Канзасу, чтобы остановиться в городке Эбилен. Корд слышал, что ни в одном месте не было столько публичных домов, как здесь.

Он был в пути уже двое суток, когда заметил полуголого индейского воина, скользящего между деревьев. Однако Корд не собирался убивать дикаря ради интереса.

Но через час он уже пожалел о том, что дал своим высоким чувствам одержать верх над здравым смыслом.

Корд остановился возле небольшого ручья, чтобы дать коню утолить жажду, и в этот момент индеец вышел из-за дерева, готовый пустить стрелу.

Мустангер бросил поводья и со скоростью звука выхватил смертоносный кольт. Но что-то твердое, как камень, пробило ему плечо, на какую-то долю секунды опередив пулю, сразившую дикаря.

Тело Корда горело, его тошнило от боли, но он собрал все силы и взобрался в седло. Раненый мустангер управлял жеребцом при помощи легких толчков каблуками в бока.

Корд боролся с головокружением, его голова упала на грудь, а рука лежала на выступающем из плеча конце стрелы. Спустя какой-то отрезок времени, показавшийся раненому вечным, жеребец остановился на аллее позади дома. Корд поднял голову и глазами, полными боли, уставился на большое здание. Выступ седла, за который держался Корд, выпал из его рук, и он упал, услышав сквозь затуманенное сознание испуганный визг. На мгновение мустангер пришел в себя и увидел глаза, самые голубые из всех, которые он когда-либо знал. Странное ощущение овладело его телом. И, прежде чем потерять сознание, Корд поднял руку и коснулся жестких коротких кудряшек.

Через четыре дня, слабый как котенок, и бесконечно благодарный Мэгги Рэнд, которая вернула его к жизни, Корд узнал, что молодой парень, сидевший перед ним на корточках, когда он упал, был внук Мэгги, Джонти.

— Ты знаешь, я как-то всегда чувствовал себя стесненно по отношению к этому мальчику Мэгги, — Корд вернулся в настоящее, бормоча больше себе под нос, нежели Люси. — У меня постоянно такое ощущение, что он может заглянуть мне в душу своими глубокими глазами, прочитать любой грех, который я когда-либо совершил.

— Он — странная маленькая плутовка, — Люси встала с постели, чтобы взять ночной горшок, стоящий за ширмой. — Если он не одичает, бегая с индейскими мальчишками, то будет сидеть, уткнувшись в книжку.

Она вернулась в постель.

— Он — незаконнорожденный, ты знаешь? Никто не решается спросить Мэгги об отце. Ходят слухи, что в нем есть индейская кровь.

Корд тоже лег в постель.

— Я собираюсь поспать пару часов, а потом навещу свою старую приятельницу. Обязательно разбуди меня.

Но Люси тоже нужно было выспаться, поэтому Корд проснулся уже поздним утром. Проститутка сопела рядом.

Ругаясь про себя, он встал и, налив из кувшина в чашку воду, смыл запах Люси со своей груди. Затем, пробежав расческой по волосам, он поспешил отсюда вниз по лестнице.

Корд смотрел на морщинистое изможденное лицо Мэгги. Усталые глаза говорили ему о том, что смерть недалеко. Он бросил взгляд на стройную фигуру, державшую руку старухи, заметив бледное и напряженное лицо, голубые глаза, потемневшие от боли и страха.

«Что же станет с этим странным, похожим на девочку, парнем после того, как Мэгги сдастся смерти?» — подумал он.

Джонти, почувствовав взгляд и покраснев от смущения, отпустила руку бабушки и встала. Корд отрывисто кивнул, затем занял освободившееся место на краю постели.

Он догадался, что Джонти уходит.

— Что я вижу? Ты себя неважно чувствуешь, друг мой? — мягко спросил Корд Мэгги.

Старуха, сжав его руку и наклонившись, скрипучим низким голосом сказала:

— Я боялась, что ты не успеешь вовремя, Корд.

— Вовремя к чему? — осторожно спросил Корд и весь сжался от сожаления, что теряет дорогого друга.

— Ты хочешь, чтобы я взял тебя на ближайшие танцы?

Он знал, что Мэгги ничего не хотела, и она не ответила в своей обычной манере, остроумно говоря: «Я уже начистила свои танцевальные туфли и жду». На этот раз она пронзительно и серьезно взглянула на него и, облизав сухие губы, сказала:

— Я умираю, Корд, и ты это знаешь.

— Ну, Мэгги…— начал было мягко бранить ее Корд.

— Помолчи сейчас, — перебила Мэгги. — Мы слишком хорошо знаем друг друга, чтобы лгать.

Старуха помолчала, как бы набираясь сил, и добавила:

— Я хочу сказать тебе что-то очень важное, у меня есть просьба, и я хочу, чтобы ты ее выполнил, — на последней фразе голос Мэгги задрожал.

Корд поспешил ее успокоить:

— Конечно, я выслушаю тебя, и ты можешь просить меня обо всем, ты это знаешь.

Мэгги с любопытством изучала склонившееся над ней загорелое лицо.

— Надеюсь, что ты исполнишь свое обещание. Когда я уйду, я хочу, чтобы ты взял Джонти, создал для него дом и помог ему.

Оглушительная тишина повисла в комнате в ответ на просьбу Мэгги.

Пока Корд в недоумении, широко открыв глаза, смотрел на старуху, Джонти, чистящая картошку на кухне, онемела от шока. Что в конце концов надумала бабушка? Конечно, не то, что Джонти уедет с этим мужчиной, который недружелюбно смотрел на нее, и чьи губы всегда презрительно усмехались, когда он разговаривал с ней.

Девушка напряженно прислушивалась, держа в одной руке картошку, а в другой — нож, забыв и о том и о другом, ожидая ответа этого человека с грубым лицом, молясь, чтобы он отказал необычной просьбе.

Джонти бросила взгляд через плечо, немного вдохнув воздуха. Похоже было на то, что Корд откажется, так как его лицо выражало такое же недоумение, как и ее собственное, и он полушутя, полусерьезно сказал:

— Ну, ты ведь шутишь, Мэгги. Я не смогу дать ребенку дом. Черт, у меня у самого его нет, и ты это знаешь. Я все время ночую на колесах.

— Так не должно быть, Корд, — Мэгги попыталась встать, но он осторожно уложил ее обратно. Она немного полежала, часто и тяжело дыша, собирая силы, истощившиеся во время беседы.

Потом в напряженном молчании женщина начала указывать путь, по которому она хотела, чтобы мустангер и ее любимая внучка последовали.

— У меня отложено немного денег, которые я собрала в течение тринадцати лет, — Мэгги замолчала, с неохотой вспоминая, что это были деньги из рук Ла Тора. Она поджала губы. Не время сейчас думать об этом. — Это довольно значительная сумма, Корд, — продолжала старуха, — достаточная для того, чтобы обзавестись своим ранчо.

— Но, Мэгги, …

— Тише, Корд, — в словах, произнесенных полушепотом, послышалась решимость. — Пора прекратить жизнь индейца: спать на земле и питаться в сухомятку. Время как раз остановиться на одном месте и начать строить свое будущее, — ее усталые глаза взглянули на Корда. — И возьми с собой Джонти, научи его необходимым манерам.

Чем больше она говорила, тем сильнее паника охватывала Корда. Мэгги загоняла его в угол, и у него не было выхода. Он мог только попытаться объяснить причину отказа и надеяться, что это поможет.

— Послушай, Мэгги, — мягко сказал он. — Так не годится. Я не знаю даже элементарных вещей о воспитании ребенка. Кроме того, я неправильный человек, — Корд умоляюще улыбнулся. — Вспомни, сколько раз ты обзывала меня плутом, говорила, что когда-нибудь я буду повешен за свои проделки?

Мэгги помахала слабой рукой, как бы отгоняя от себя неприятные мысли.

— Ты же знаешь, что все это говорилось в шутку. Внутри ты — благородный человек, Корд Мак Байн. Единственный, которому я доверила бы своего Джонти. Однако он уже не ребенок, — добавила она, немного помолчав. — На следующей неделе ему исполнится восемнадцать лет.

— В самом деле? — Корд с удивлением взглянул на застывшую фигурку, стоящую у мойки на кухне.

«Черт, в восемнадцать лет Джонти уже должен быть мужчиной по всем показателям. Ему не нужна будет опека». И Корд понял по онемевшему мальчишке, что тому, как и Корду, совсем не нравилась идея совместного пути.

Мустангер повернулся к Мэгги и бесцеремонно сказал:

— Извини, Мэгги, но я думаю…

— Ты мне обязан, Корд! — выкрикнула Мэгги, чтобы прервать отказ, который ей пришлось бы выслушать. С волнением в голосе она продолжила. — Я ни о чем до сих пор тебя не просила, — ее пальцы слабо вцепились в его ладонь. — Сейчас я умоляю тебя, Корд. Пожалуйста, сделай это для меня.

Джонти заметила, что красивое лицо Корда смягчилось, и, уронив нож и картошку, она выбежала из кухни и упала на колени возле кровати.

— Бабушка, я могу поехать к дяде Джиму. Он будет очень рад. Я помогу ему обзавестись ранчо, и он даст мне кров.

Надежда промелькнула в глазах Корда:

— Мэгги, ведь есть дядя, к которому может поехать Джонти.

Лицо старухи скривилось, и слова, полные негодования, сорвались с потрескавшихся губ:

— Ребенок говорит о Джиме Ла Торе. Он приехал сюда тринадцать лет назад, и они с Джонти привязались друг к другу. Иногда он заезжает сюда.

— Ты, надеюсь, не имеешь в виду преступника Ла Тора? — Корд недоверчиво посмотрел на Мэгги.

Она устало кивнула, и он обратил презрительный взгляд на Джонти.

— Итак, ты, тщедушный коротышка, предпочел преступника и его шайку вместо меня, не так ли? Ты стремишься стать паразитом, как он, живущим за счет труда других людей!

Джонти глянула в глаза, прострелившие ее презрением.

Подавив тяжелый вздох, она холодно и резко оборвала его:

— Нет, я не собираюсь стать преступником. Просто, в отличии от вас, дядя Джим будет рад мне.

Неожиданно для всех Корд принял необъяснимое решение во что бы то ни стало, помешать планам этого изнеженного мальчишки.

Рот Корда скривился в неприязненной усмешке, и он раздраженно и твердо сказал:

— Я, возможно, и не рад тебе, мальчишка, но, как только я соберусь покинуть Эбилен, ты уедешь со мной. Я не позволю никоим образом внуку Мэгги Рэнд вырасти по ту сторону закона.

Его взгляд пробуравил глаза Джонти.

И, пока взволнованная девушка смотрела на Корда, Мэгги удовлетворенно вздохнула и закрыла глаза. Она взяла опущенную руку Корда и поднесла ее к своей щеке:

— Теперь я могу уйти с миром, Корд, — прошептала старуха.

Она потянулась за рукой Джонти и, взяв тонкую, длинную кисть в свою, мягко сказала:

— Все будет хорошо, мой любимый, вот увидишь.

«Не будет, бабушка, — подумала Джонти, возвращаясь на кухню, чтобы дочистить картошку. — Ты не знаешь, как он не любит меня. Он считает, что раз я не охочусь за самками, как он, значит, я странный и ненормальный.

Джонти добавила картошку к кипящему на медленном огне мясу и, машинально помешивая его, думала о том времени, когда небрежная привязанность к ней Корда сменится презрительным равнодушием.

Девушкам Нелли очень нравилось в отсутствие Мэгги наряжать Джонти в свои платья, красить ей лицо, превращая ее в красивую девушку, которой она была на самом деле.

Потом, хихикая и смеясь, они мельком показывали ее посетителям и уводили.

Все мужчины умоляли их о посещении новой девушки. Когда же, сбитая с толку, Нелли отвечала им, что никакой новой девицы нет, они сердито обвиняли ее в том, что она скрывает девушку для богатых клиентов, подъезжающих с черного входа.

Однажды вечером, переодевшись снова в мужскую одежду, Джонти выскочила из комнаты, которая находилась напротив номера Люси. Дверь была приоткрыта, и, когда Джонти проходила мимо, она застыла от ужаса. Совсем голый, раскинувшись на кровати, лежал Корд, человек, к которому были устремлены все ее фантазии.

Ни о чем не думая, Джонти воскликнула:

— Корд! — в ее глазах и голосе прозвучал упрек. — Ты что здесь делаешь?

Когда пораженный Корд ничего не ответил, из-за ширмы послышался насмешливый голос:

— А как ты думаешь, что он здесь делает, Джонти? Он получает удовольствие с Люси.

Пышнотелая проститутка, тоже голая, влетела в комнату, ее большие груди раскачивались, огромные ноги громко шлепали по полу, когда она шла к кровати.

— Люси знает, как удовлетворить твои желания, не так ли, молодой человек? — она провела рукой по плоскому животу Корда, потом ниже, по клочку кудрявых волос, и погладила его длинный член.

И пока Джонти смотрела, широко открыв глаза, пальцы проститутки ласкали увеличивающийся член. Быстрый взгляд на Корда завершил разочарование Джонти. Он лениво усмехался, наблюдая, как, похожие на обрубки, пальцы Люси медленно и умело возбуждали его. Бессознательно у Джонти вырвался звук отвращения.

Пара на кровати смотрела на девушку. И хотя Люси нахмурилась от досады, она бесстыдно продолжала возбуждать мустангера. Он, однако, покраснел и отбросил руку Люси, натягивая простынь, чтобы скрыть свою наготу.

Взволнованный, Корд попытался пошутить:

— Убери это ошеломленное выражение лица и принеси мне бутылку виски. Я чувствую себя так, как будто у меня в глотке застряла половина всей пыли Канзаса.

Джонти не пошевелилась, чтобы выполнить его просьбу. Проститутка послала ей злобный взгляд и свесила ноги на пол. Взяв свой халат, она проворчала:

— Я принесу виски.

Свободно затянув пояс вокруг толстой талии, она повернулась к Джонти, приказывая:

— А ты, маленький ублюдок, убирайся отсюда к черту вместе со своими ханжескими мыслями.

Джонти посмотрела на Корда, она была уверена в том, что он вычитает Люси за то, что проститутка так грубо с ней разговаривает.

Но в лице Корда резко произошла перемена. Улыбка исчезла, и ее сменила сердитая недовольная гримаса. К нему вернулось самообладание, и теперь он пришел в ярость от того, что на мгновение потерял его. Джонти повернулась и побежала к двери, а ей вдогонку летели обидные слова:

— Да пошел ты прочь, маменькин сынок, пока я не взял Люси у тебя на глазах и не показал тебе, что эта штука у тебя между ног не только для того, чтобы писать.

Джонти сбежала вниз, преследуемая смехом. С того дня Корд почти не разговаривал с ней, ведя себя прилично только в присутствии бабушки.

Девушка испуганно вздрогнула и чуть не выронила ложку, когда Корд заговорил из дверного проема:

— Я был бы тебе признателен, если бы ты дал мне чего-нибудь перекусить. Я не ел со вчерашнего дня.

Джонти кивнула и, накрыв крышкой кипящую кастрюлю, поставила на горящий огонь сковородку. Через пятнадцать минут на столе Корда ждало большое блюдо с яичницей и мясом. Поспешив к кровати бабушки, Джонти тихо сказала:

— Можете пойти поесть.

Она не ожидала слов благодарности и не услышала их, когда Корд встал и прошел на кухню. Джонти заняла его место возле Мэгги и взяла худую изможденную руку старухи.

Пробили часы. Все та же вчерашняя пчела продолжала кружиться над вазой с полевыми цветами, начавшими увядать.

Вскоре Корд вернулся и, когда Джонти попыталась встать, жестом остановил ее и сел в кресло с другой стороны кровати.

Тянулось время, а они ни слова не сказали друг другу. Спустились сумерки. Джонти встала и зажгла керосиновую лампу на столике возле постели.

«Как она умиротворенно спит, — думала Джонти, уменьшая пламя до тех пор, пока остались лишь слабые желтые отблески. — Бабушка выглядит намного моложе, когда спокойна, а ее болезненные морщины разгладились».

И только через несколько минут до Джонти дошло, что ее бабушка ушла навсегда. Причитая и не веря в случившееся, Джонти обхватила безжизненное тело и зарыдала, уткнувшись в худую плоскую грудь.

Корд встал и отошел к окну, которое выходило на улицу, взволнованный всхлипываниями, которые походили на женские. И хотя он видел, как взошла луна, видел, как она залила улицу бледным светом, ничто не произвело на него впечатления. Все его мысли были обращены к Мэгги. Ему будет очень не хватать этой старухи: ее теплоты, доброты, даже ее острого языка, когда она ругалась по поводу того, как он прожигает жизнь. Мэгги для него была семьей и домом. И из-за того, что он любил эту добрую женщину, он обещал создать дом для ее внука. Корд презрительно скривил губы. Чертов слабак! Из-за этого непонятного мальчика ему придется бросить работу. Его уже неправильно воспитали. «Я скоро положу этому конец», — пробормотал Корд себе под нос, потом погрузился в раздумье, беспокоясь о других последствиях, которые повлечет за собой присмотр за мальчиком.

Например, его старый образ жизни, который так нравился Корду. Мог ли он от этого отказаться? Мог ли он осесть на одном месте? Корд оглянулся на кровать, на неподвижное тело, лежащее на ней и знал, что он должен попытаться сделать это.

Глаза Корда задержались на Джонти. Мустангер знал, как тяжело потерять человека, которого ты любил, который вырастил и любил тебя, но, черт побери, мальчишка ведет себя как девчонка.

Корд подошел к кровати и положил руки на узкие, сотрясающиеся от рыданий плечи.

— Пойдем, мальчик, — сказал он грубовато. — Ты горюешь о себе, а не о бабушке. Она сейчас отдыхает от боли, избавившись от трудностей, которые знала всю свою жизнь.

Джонти вздрогнула от боли, когда Корд без всяких эмоций констатировал факты, и она резко сбросила с плеч его руки. Корд Мак Байн был самым бесчувственным и беззаботным человеком из всех, кого она знала. Джонти сердито сжала кулаки на коленях и открыла рот, собираясь что-то сказать, но Корд не дал ей возможности выругаться и высказать все, что она о нем думала.

— А сейчас вытри слезы, — приказал Корд, осторожно накрыв простынею лицо Мэгги. — Я пойду поручу Нелли найти кого-нибудь для выноса тела, а сам поищу человека, чтобы сделать гроб.

Джонти рукавом вытирала слезы и смотрела, как Корд выходил из комнаты.

— О, как я его ненавижу, — прошептала она, когда он закрыл за собой входную дверь.

Джонти посмотрела на покрытую простыней фигуру. «Бабушка, ты поставила меня в безвыходное положение».

От комнаты, которая была домом для Джонти, веяло молчанием и одиночеством. Она вытерла слезы, вновь навернувшиеся на глаза, и окинула взглядом удобную комнату, стараясь не смотреть на кровать в углу.

Бабушкино кресло-качалка, на котором цветная набивная ткань выцвела и вытерлась; возле него — маленький столик, керосиновая лампа. Джонти ужаснулась, когда заметила, что дымоход в стеклянной колбе был таким закопченным. Она забыла почистить его, так как заботилась о бабушке.

Джонти перевела взгляд на низенький книжный шкаф, каждая полка которого была битком набита книгами; некоторые из них были просто для чтения, по другим бабушка учила ее грамоте. Джонти обратила внимание на квадратный столик, заваленный личными вещами: тоненький томик стихов — подарок дяди Джима, игрушечное деревянное ружье, куча наконечников от стрел и обломок томагавка от ее друзей — индейцев.

Она ходила по комнате. «Я не могу все это оставить, — ее шепот выразил все отчаяние, всю боль. — Мне все равно, понравится или нет этому самоуверенному дьяволу, но вещи бабушки я возьму с собой, в том числе корову и цыплят. Они умрут с голоду, если я их здесь оставлю».

На вершине тихого протеста пришло полное осознание того, что будет означать для Джонти обещание Корда Мак Байна, данное бабушке. Ей придется жить с мужчиной, быть под его влиянием в течение месяцев, может быть, даже лет. Это было такое неприятное напоминание, что на Джонти напала тоска. Она не знала, сможет ли она вынести жизнь с человеком, во взгляде которого постоянно были презрение и нескрываемая ненависть к ней. Девушка подошла к окну, ее плечи вздрогнули от глубокого вздоха.