— Я собираюсь сделать кофе и приготовить нам ужин. Когда ты поешь, то почувствуешь себя значительно лучше.
Сэйдж смотрела, как Джим начал заваривать кофе, потом разложил на импровизированной скатерти приготовленных его дочерью жареных цыплят и бисквиты. Нервы женщины практически пришли в норму, и только слабость в руках и ногах напоминала о недавней встрече с волком.
А вот Джиму приходилось несколько труднее. Его кровь кипела в сердце, потому что пальцы мужчины до сих пор хранили память о нежном теле, которое он так желал и которое он держал так недолго. Его грудь еще хранила тепло ее груди, совсем недавно прижимавшейся к нему. Ему стоило большого труда не воспользоваться бессознательным положением Сэйдж и не овладеть ее бесчувственным телом. Конечно, это все было вполне возможно, но что потом? Когда его страсть будет удовлетворена, возбуждение схлынет, а Сэйдж придет в чувства, она может возненавидеть его и уедет, как только они вернутся в Коттонвуд.
«Ну, а если и так?» — спросил себя Джим. Может, было бы лучше, если бы она действительно уехала и скрылась из виду? Тогда не было бы постоянных искушений, которые возникали у него всякий раз, как он видел эту женщину.
Кровь Джима медленно остывала, мужчина возвращался в свое обычное спокойное, уравновешенное состояние. Самообладание вновь вернулось к нему, и он, улыбнувшись из за огня, объявил Сэйдж, что ужин готов.
В полном молчании путешественники поели нежное поджаренное мясо цыплят, выпили по две чашки кофе каждый. И никто не решался первым заговорить. Уж очень драматичным выдался конец дня. Нервы у женщины оказались слишком напряжены, так что исчезло малейшее желание разговаривать.
Когда Сэйдж несколько раз нервно посмотрела через плечо в темноту, окружавшую место их ночлега, Джим, улыбнувшись, сказал:
— Он был один, Сэйдж. Скорее всего, он отделился от стаи. Больше вокруг нас нет ни одного волка.
— Если ты в этом уверен, то я, пожалуй, лягу спать, — отозвалась женщина, стараясь не смотреть в темноту ночи.
— Да и я тоже буду заваливаться, — Джим встал и принялся раскатывать спальные мешки.
Вскоре Сэйдж скользнула под одеяла и полежала немного, глядя на полную луну. Потом веки начали слипаться; в полузабытьи ей было слышно, как возится у костра Латур, подкладывая в огонь поленья и вычищая песком чашки из под кофе. Ее ресницы потяжелели, и, незаметно для самой себя, она провалилась в сон.
Джим проснулся оттого, что кто-то полным смертельного ужаса и отчаяния голосом звал его по имени. Судя по положению луны, было около полуночи. И тут Джим вновь услышал этот вскрик. Кричала Сэйдж. Он дернулся на своем ложе, отбросил одеяло и подвинулся к лежавшей в двух футах от него женщине. Увидев в неверном, призрачном лунном свете, что она по прежнему спит на своем месте, Джим понял, что Сэйдж увидела во сне волка, так напугавшего ее перед ужином. Этого следовало ожидать.
Джим стал возле спящей женщины на колени и легонько потряс ее за плечо:
— Сэйдж, проснись, милая. Тебе снится кошмарный сон!
Ее глаза широко распахнулись, испуганно глядя на него, и даже при свете костра было видно, как на дне ее зрачков плещется страх. Наконец, она поняла, кто перед ней, и воскликнула сдавленным голосом:
— О, Джим!
Потом Сэйдж вскочила и прижалась к его груди.
— Он уже собирался вцепиться мне в горло, а я не могла пошевелиться. Это было совсем как наяву!
— Ш ш ш, — тихонько прошептал Джим, и его руки обвили женщину. — Это только сон. Я убил этого нахала, разве ты забыла?
Он почувствовал, как ее голова уткнулась ему в плечо, и вдруг понял, что еще немного, и ему не сдержаться.
— Давай-ка, теперь спать, — тихонько прошептал Латур, отпуская женщину. — Теперь тебе никто не сделает зла.
Но прежде, чем ему удалось разжать объятия, Сэйдж схватилась за его руки и протестующе воскликнула:
— Не отпускай меня, Джим! Побудь со мной еще немного!
Сердце его отчаянно забилось, в горле пересохло, и он простонал:
— Сэйдж, ты сама не понимаешь, о чем просишь!
— Ой, прости меня, пожалуйста, я веду себя, как ребенок, — пробормотала она, теснее прижимаясь к нему, и не давая ему возможности разжать руки, пряча лицо где-то возле его ключицы. — У тебя со мной одни волнения. Но я, кажется, боюсь даже собственной тени! Я тебе надоедаю!
Джим хотел ответить: «Да, ты волнуешь меня! Все в тебе меня волнует. Твоя красота, твои упругие, высокие груди, твое стройное тело. Меня волнует то, что рядом с тобой я не могу оставаться спокойным и все время желаю тебя. Другими словами, от вас, леди, мне сплошные волнения и расстройства!»
Но ничего этого он не сказал, а нежным движением ладони убрал взъерошенные волосы со лба Сэйдж и, глядя в ее залитое лунным светом лицо, произнес:
— Ты мне никогда не надоешь, девочка. И не беспокоишь ты меня ничуть. Во всяком случае, не в том смысле, что ты думаешь.
И вдруг, без предупреждения, неожиданно даже для самого себя, жадно прильнул своим ртом к ее губам.
Сэйдж издала негромкий, протестующий стон, но Джим не обратил на него никакого внимания, с наслаждением опьяняясь ароматом нежных женских губ. И Сэйдж почувствовала, как тепло и терпкий запах мужчины окутали ее; она вдыхала его, и все вокруг померкло; все страхи, заботы куда-то исчезли. Остались только его сильные руки и мускулистое тело. И тогда женщина, почувствовав, что силы оставляют ее, открыла губы, отвечая на его поцелуй, и легла спиной на одеяло.
Джим застонал от наслаждения, когда Сэйдж, сдаваясь и отдавая себя в его полную власть, положили руки ему на плечи. Он оторвался от ее губ и прошептал еле слышно, словно сам боялся своих слов:
— Сэйдж … я хочу тебя … я хочу тебя так, что мне больно. Мне кажется, я умираю от желания … Пожалуйста, позволь мне любить тебя!
Еле различимый голос здравого рассудка предостерегающе просил Сэйдж не поддаваться этому страстному призыву, потому что это принесет ей, в конце концов, только боль и страдания, но она отмахнулась от этого предупреждения, заглушила его. Хватит. Ей нет дела до будущего! Ей нет дела до того, что муж убит совсем недавно! Она забыла, что Джим путается с Реби! Плевать! Все, что она в этот миг понимала, что еще могла сознавать, так это то, что она хочет стать собственностью Джима Латура. Пусть он овладеет ею.! Пусть любит ее и делает все, что захочет!
Сэйдж ничего не ответила, но по тому, как затихла она в его объятиях, прижимаясь к его напрягшемуся телу, покоряясь ему, мужчина понял, что она хотела Сказать. Прерывисто дыша, он начал раздевать Сэйдж, совсем как когда-то. И все-таки теперь это было иначе, потому что она была в сознании, и он знал об этом, и знал, что отныне только от него зависят ее жизнь, и тело, и душа.
Джим снял с женщины красную блузку, потом юбку, дрожа от нетерпения и возбуждаясь от ее безропотной покорности. Вдруг, словно чего-то испугавшись, он отдернул пальцы. На Сэйдж остался только лифчик и обтягивающее полупрозрачное трико. Медленно, едва дыша, Джим сдвинул невесомые, упругие чашечки лифчика вверх, освобождая от покровов груди женщины, и затем, дюйм за дюймом, снял лифчик ей через голову. Затаив дыхание, Джим сел рядом с нею, не в силах отвести взгляд от полных, удивительно прекрасных полушарий, на вершинах которых стремительно набухали бутоны сосков.
И тогда он склонил к ним голову и кончиком языка провел блестящую, влажную дорожку с одного холмика на другой.
Сэйдж издала тихий рыдающий стон, позвала его по имени, и от звука ее голоса словно окончательно рухнула плотина, сдерживающая его страсть. Джим прильнул ртом к соску Сэйдж, стремительно лаская его языком, с наслаждением чувствуя упругую нежность женской плоти, услышал, как Сэйдж всхлипнула от наслаждения. Чтобы доставить ей еще большее удовольствие, он сжал сосок губами, потом легонько зубами и принялся сосать. От упоительного, волнующего чувства, возникшего во всем теле, Сэйдж чуть не закричала, извиваясь всем телом и боясь, что Джим оторвется от нее …
В первые месяцы ее замужества Артур ласкал ей груди руками, но никогда не прикасался к ним своими губами или языком. Она безумно хотела попросить его об этом, но боялась, что муж посчитает ее развратной женщиной. И вот в эту секунду Джим ласкал ее так, как она мечтала только в самых безумных фантазиях, и, кажется, ему от этого тоже было очень приятно!
Сэйдж осторожно сжала ладонями голову Джима и, повернувшись, подставила его губам другой сосок, набухший от желания, ждущий своей очереди для ласк.
То, что он стал делать с нею потом, повергло ее в состояние исступления. Плотно сжав губами сосок Сэйдж, Джим стал быстро двигать головой вверх вниз, не выпуская ее грудь изо рта и одновременно лаская ее тело свободной рукой. Ритм его движений все убыстрялся, мужчина стал перед ней на колени и, с трудом удерживая одной рукой извивающееся от возбуждения тело Сэйдж, другой рукой начал поспешно стягивать с нее остатки одежды. Сэйдж в полубессознательном состоянии, с наслаждением чувствуя на своей обнаженной коже мужские руки, поджала ноги и приподнялась, помогая Джиму стянуть с нее узкие трусики. Вдруг, осознав, что лежит перед мужчиной совершенно обнаженная, она застыла в неподвижности, боясь от стыда открыть глаза и в то же время желая продолжения ласк.
Конечно, она знала, что Латур видел ее без одежды, когда у нее была горячка. Но это как бы не считалось: ведь она была без сознания! Никто, ни один мужчина, включая мужа, еще никогда не видел ее без одежды! Сэйдж и Артур занимались любовью только после наступления темноты, всегда раздевались, предварительно погасив свет. Но и тогда Артур снимал с себя не все, оставляя на себе нижнее белье. А Сэйдж ложилась в постель в своей ночной рубашке, скрывавшей все тело от шеи до щиколоток. Кроме одного двух поцелуев, они никак друг друга не ласкали.
И вот сейчас, впервые лежа без одежды перед мужчиной, освещенная светом костра, Сэйдж испытывала удивительно острое, возбуждающее чувство беззащитности и, одновременно, горделивой уверенности в том, что ее нагота дает ей огромную власть над мужчиной.
Сквозь полуприкрытые глаза она наблюдала за тем, как Джим торопливо срывает с себя одежду. Он снял с себя все! И остался так же, как и она, без единой нитки на теле. Сэйдж была настолько потрясена, что, забывшись, открыла глаза и с каким-то детским любопытством смотрела на него. Она никогда не видела полностью раздетого мужчину, и сейчас с удивительным чувством стыда, возбуждения и восхищения она наслаждалась видом перетянутых узлами мышц на руках, спине, ровном, крепком животе Джима.
Ее глаза робко скользнули вниз, к темным, кудрявым зарослям под пупком, и зрачки женщины расширились от изумления. Она никогда не думала, что ЭТО может быть таким большим и твердым! Конечно, ей не приходилось видеть интимных частей тела Артура, но она их чувствовала, и внутри себя тоже … однако, у Артура ЭТО было значительно меньше!
Избавившись от одежды, Джим лег рядом с Сэйдж и обнял ее, с наслаждением ощущая под ладонями нежное тепло женской кожи. По всему телу женщины пробежали мурашки. Руки мужчины были везде — на спине, плечах; она не помнила, как оказалась на нем, чувствуя под своей грудью, животом мускулы Джима.
Одна нога Латура, слегка настаивая, протиснулась меж ее длинных ног, и Сэйдж, лежа на мужчине и задыхаясь от его поцелуев, почувствовала бедро Джима на волнистых коротких волосках, закрывавших вход к ее сокровенным частям. Кожу стало покалывать, и внизу живота у Сэйдж стало распространяться волнами тепло. Она, словно в забытьи, позволяла мужчине ласкать свое тело, покорно предлагая его рукам делать все, что им вздумается. Затем Джим положил ее на спину и лег на нее сверху, и Сэйдж, закрыв глаза, робко и с какой-то наивной страстностью ощупывала руки лежащего на ней мужчины, его поясницу, узкие бедра. Он что-то с ней делал … совсем не так, как бывший муж, но от этого было так же хорошо, а, может, и лучше. Его бедро ритмично двигалось у нее между ног, и от этих волнующих прикосновений Сэйдж чувствовала, как дрожит все у нее внутри … А их поцелуй все длился и длился … Разве бывают такие долгие поцелуи? В такт движениям ноги движется его язык, пропуская меж ее губ, касаясь ее десен, прохладных зубов.
Когда Джим оторвался от ее губ, она тихо протестующе вскрикнула и потянулась к его лицу, чтобы это восхитительное чувство длилось бесконечно. Но она тут же бессильно откинулась назад, с радостью догадавшись, что мужчина отказался от ее губ только потому, что захотел вновь испытать, как напрягаются соски под напором его языка.
Сэйдж забыла обо всем, она никогда не думала, что мужские ласки могут вызвать у нее такие ощущения, что она сможет так вести себя в объятиях мужчины. Ласки Артура вызывали у нее только сильное сердцебиение и учащенное дыхание.
И вот сейчас , когда Джим попеременно ласкал то одну ее грудь, то другую, она вскрикивала, стонала и извивалась под его телом, желая, чтобы он был везде — и на ней, и под ней, и в ней …
Джим приподнял голову, поймал ее дрожащую руку и прошептал:
— Дотронься до меня, Сэйдж … трогай меня … коснись везде …
Она с трудом поняла, чего он от нее хочет. А Латур поразился тому, как робко и неуклюже касается его Сэйдж. Неужели она никогда не ласкала своего мужа? Джим поймал себя на том, что был бы рад этому. Ему бы хотелось самому быть ее учителем.
Он взял ее запястье и двинул руку Сэйдж вниз по широкому упругому животу, покрытому мягкими темными волосками.
— Вот так, девочка … Вот так! — прошептал он, двигая ладонью по ее руке. Сэйдж открыла глаза. Ее пальцы находились всего в нескольких миллиметрах от густых, курчавых темных волос, из которых, слов но упругая стрела, подрагивая от напряжения, поднимался мужской член, большой и хищный.
Рука Джима подтолкнула ее пальцы по направлению к этой восставшей ото сна громаде. Латур сам вложил свой орган ей в ладонь и произнес, заметив ее робость:
— Ну же, Сэйдж, сожми это. Сделай так, — он дважды качнул ее руку вверх вниз и простонал прерывающимся голосом:
— М м м, так … Я так давно мечтал об этом!
Сначала Сэйдж не знала точно, как сделать то, что хочет Джим. Она никогда не держала в руках мужской член, и это ей вообще казалось немыслимым. Однако, сейчас он показался ей очень привлекательным и даже красивым. Да, да! Казалось, будто на металлический стержень натянули нежную бархатистую кожу. И, хотя Сэйдж чувствовала упругость органа, лежавшего в ее руке, в то же время ее не оставляло ощущение, что член Джима очень нежный.
И все же она осмелилась сжать его чуть чуть сильнее, потом еще … и начала двигать ладонью вверх вниз, вверх вниз, то убыстряя, то замедляя свой темп.
Сэйдж открыла для себя, что, оказывается, дарить свои ласки ничуть не менее приятно, чем получать их. Она очень быстро научилась тому, что доставляло Джиму особое наслаждение. И это принесло ей такую же радость, как и то, что больше у них нет тайн друг от друга.
Джим легко поднялся на колени, став между ее ног, увидев, как они с готовностью широко раскрылись перед ним. Его широкие плечи нависли над Сэйдж, заслоняя от нее луну, и женщина почувствовала, как его теплые ладони скользнули на ее ягодицы и легко приподняли их вверх.
И тогда она, помогая ему, еще шире раздвинула ноги, сгибая их в коленях и обвивая ими поясницу мужчины, и Джим, слегка качнув ее бедра, вдруг легко проник в ее лоно.
Сэйдж почувствовала, как мужская плоть целиком наполнила ее своей горячей тяжестью. А Джим, войдя в нее, наклонился вперед и лег, опираясь на локти. До нее донесся шепот:
— О Боже, Сэйдж, как здорово! Ты такая хрупкая, в тебе так узко и гладко, как … у девственницы!
Сэйдж, не открывая глаз, улыбнулась и, наугад приложив палец к его губам, сказала:
— Я не знаю … Мне так хорошо … Не говори ничего, Джим, делай это …
В следующую секунду с ее губ слетел стон, потому что мужчина медленно двинулся назад из нее, а потом, почти выскользнув, вновь двинулся внутрь. Его колебания были очень медленными. Джим с наслаждением ощущал, как женская плоть, словно губами, охватывает его орган, и от каждого его движения Сэйдж громко стонала, трепеща всем телом.
Не прошло и несколько минут, а Джим почувствовал, что для него наступают мгновения, когда перехватывает дыхание, и душа возносится к небесам, порывая со своей бренной оболочкой. Но он не хотел отправляться в это путешествие один. В этот, первый раз, они должны быть там вместе с Сэйдж!
И вдруг она вздрогнула — по ее телу прошла судорога. Женщина вскрикнула от наслаждения, и тогда Латур стал двигаться быстрее, еще быстрее, пытаясь догнать свою партнершу …
Их громкие стоны встревожили лошадей, и животные, оторвавшись от травы, повернули свои головы, глядя умными глазами на странное двухголовое человеческое существо …
Сэйдж обняла напряженное тело Джима, чувствуя сокращение его члена внутри своего содрогающегося тела. Спазмы наслаждения, которого ей еще не доводилось испытывать, по прежнему сотрясали ее, стоило только Джиму пошевелиться. Она понимала, что побывала в руках опытного любовника, и ей хотелось продолжения …
Сэйдж легла на живот, отдыхая, чувствуя удивительную легкость во всем теле. Мужские руки медленно и неторопливо ласкали ее тело. Так приятно было слышать их на лопатках, пояснице. Женщина почувствовала, как Джим стал на колени у нее между ног; его пальцы вновь начали ласкать внутреннюю поверхность ее бедер, поднимаясь все выше и выше.
Вдруг, стоя все так же сзади нее, Латур положил свои ладони на бедра женщины и потянул их назад и вверх.
Сэйдж, чувствуя, как его набухающий член требовательно прижимается к ее плоти, еще не веря тому, что это вновь повторится так скоро, с надеждой оглянулась на Джима и прошептала:
— Опять?
— Да, опять! — Джим легонько приподнял ее ягодицы, подсаживаясь под нее так, что женщина, стоя на четвереньках, в то же время оказалась сидящей у него на коленях. — Мы попробуем теперь так … хочешь?
— Да … о, да! — Сэйдж быстро догадалась, как удобнее всего будет в этом положении принять мужчину, и, подаваясь назад, чувствуя, как он вновь наполняет ее собой, застонала:
— Я хочу этого всю ночь!
Джим засмеялся:
— Это мы можем!
И снова он целовал ее спину, плечи, его руки ласкали ее набухшие груди, и в то же время могучий и большой двигался в ней, как гибкий, горячий поршень.
…И снова к вершинам сосен взлетали громкие стон Сэйдж, и луна подрагивала в небесах в такт мужским движениям…
Давно они уже поменяли положение, и Сэйдж, лежа на спине, рвалась навстречу движениям Джима. И он покачивался над ней, бережно поддерживал одной рукой под поясницу. Их тела блестели от пота, и, казалось, что вершины не достичь.
Приступ острого наслаждения пронзил их обоих одновременно, потряс тело и почти испугал своей интенсивностью. У Сэйдж даже не оказалось в легких воздуха, чтобы вскрикнуть. Их тела сотрясались в сильнейших спазмах, гримасы сладостного забытья исказили лица.
Наконец, когда содрогания прекратились, и они вновь смогли нормально дышать, Джим отпустил Сэйдж и, перекатившись на спину, устало вытянулся рядом со своей подругой. Положив ее голову себе на плечо, он пробормотал:
— Вообще-то, я в этих делах не новичок, но никогда, слышишь, Сэйдж, никогда я не испытывал такого наслаждения и такого полного удовлетворения!
Сэйдж теснее прижалась к мужчине:
— Тем более я… Я даже этому немного испугалась. У меня было такое чувство, будто я покинула свое тело и улетаю далеко далеко …
Джим натянул на себя и на Сэйдж одеяло, укрывая ее и свое вспотевшие тела, и произнес:
— Давай, отдохнем, а потом еще немного полетаем. Сейчас я крепко устал.
Однако, этой ночью «маленькая смерть» для них больше не наступила. Утомленные, Джим и Сэйдж уснули и спали до самого утра.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Сэйдж проснулась в прекрасном настроении, с таким чувством, что ей удалось, наконец, обрести что-то такое, о чем она мечтала всю свою жизнь. Лучи утреннего солнца весело ласкали лицо, заглядывали в глаза. И Сэйдж, нахмурившись, подумала о том, с чего бы это у нее появились такие удивительные ощущения, как вдруг вспомнила то, что было у нее ночью с Джимом Латуром.
Она сразу же зажмурилась от яркости, реальности этого воспоминания. Его широкие плечи закрывают луну на небе, тугая тяжесть плоти внутри… мужские руки у нее на бедрах… влажная прохлада языка на сосках… Сэйдж чуть опять не застонала от желания. Она никогда и не представляла, что отношения между мужчиной и женщиной могут быть такими волнующими. Ей казалось, что не только их тела слились сегодня ночью воедино, но и души их растворились одна в одной и вместе парили над землей среди хрустальных колокольчиков звезд. Сэйдж вспомнила все бурные ласки прошедшей ночи. Ей раньше и в голову не приходило, что она позволит себе такое в присутствии мужчины, но сейчас она только улыбнулась своей недавней неопытности и прошлым страхам. Еще раньше у нее появилось подозрение, что она влюбилась в Джима, теперь ей было известно точно, что это свершившийся факт. Только влюбленная женщина могла бы отбросить все свои былые опасения, предрассудки и стыдливость и с такой страстью отдаться любимому. Но в то же время у Сэйдж не было никаких сомнений на тот счет, что Джим Латур ответил на ее страстность и самозабвенную решимость отдаваться ему. И его ответ нельзя назвать простым желанием или страстью. Сэйдж сердцем чувствовала, что здесь нечто большее, ибо ни один мужчина не будет так заниматься с женщиной любовью, если на самом деле не любит ее всей своей душой!
До нее донесся запах закипавшего кофе, и она вдруг осознала, что лежит на своем ложе одна. Оторвав голову от того, что служило ей подушкой, Сэйдж посмотрела на пляшущие языки огня костра и непроизвольно нахмурилась. Рядом с костром, пристально глядя на горящие поленья, сидел Джим. Лицо у него было спокойное и сумрачное, словно его что-то сильно беспокоило.
При виде его лица у женщины появилось странное, тягостное чувство беспокойства. Она подумала о том, что, видимо, ее удовлетворение жизнью, ощущение гармонии и внутреннего покоя будут существовать очень недолго. И зря она так легкомысленно радовалась пробуждению. Волшебство ночи растаяло с первыми лучами солнца, и ей на смену идет день, с его заботами и сомнениями.
Джим тоже вспоминал минувшую ночь, но несколько по-другому, и его мысли шли в другом направлении. Даже сейчас, занимаясь утренними хлопотами, стоило ему вспомнить то, что происходило на этом самом месте несколько часов назад, как в нем вновь вспыхивал огонь желания. И это при том, что Сэйдж, как ни одна другая женщина смогла подарить ему такое наслаждение, так полно удовлетворить его, что он До сих пор чувствовал слабость во всем теле. И все же… все же… несмотря на все это Джим был убежден, что такая ночь не должна более повториться.
Сейчас, как никогда раньше, ему была ясна правота его строгих увещеваний самому себе: Сэйдж — не та женщина, с которой мужчина может позволить легкие, поверхностные отношения. Она никогда не пойдет по пути, ведущему в никуда, или, хуже того, в пропасть.
Но как, интересно, сказать ей, что она не должна придавать какое-либо значение тому, что произошло между ними? Это была минута слабости с его стороны, да, видимо, и с ее тоже. Она была взволнована той ночью, страшно напугана своим кошмарным сном, а он, как последний ублюдок, воспользовался ее состоянием, когда соблазнить ее было легче легкого.
В эту секунду Джим почувствовал на себе взгляд Сэйдж и повернулся к ней, стараясь не смотреть в глаза.
А она, сразу догадавшись, какие мысли тяготили его, понимая, что он совсем не думает о своей любви к ней, потому, что и любви-то, наверное, нет, почувствовала, как сердце у нее замерло, а потом сильно, мучительно заныло. И еще Сэйдж поняла, что когда Джим скажет ей то, что собирается сказать, его слова ранят ее в самое сердце.
— Не позволяй ему догадаться об этом — подняла голову гордость в душе Сэйдж. — Не позволяй ему ни на секунду увидеть, что твой мир рушится!
На лице женщины не отразилось никаких эмоций, никаких чувств, когда Джим подошел к ней, неся в руках чашку кофе. Он присел рядом с ней и Сэйдж высунув из под одеяла голую руку, взяла горячий ароматный напиток и благодарно улыбнулась мужчине.
— За исключением тех дней, когда я болела, мне никогда никто не приносил кофе в постель. — Я подумал, что это поможет тебе проснуться, — в ответ улыбнулся Джим, старательно отводя глаза от матовой поверхности ее обнаженного плеча. Внезапно он заметил красноватую отметину, оставленную его губами на женском горле, и торопливо посмотрел в сторону.
Сэйдж принялась пить кофе, а Латур неловко поежился. Вот проклятье! Как бы ему хотелось сбросить с нее одеяло, обнять ее, ощутив пальцами ее шелковую гладкую кожу и слиться с нею еще хоть раз, последний раз.
«Чего же ты ждешь? — подзадоривал его голос какого-то другого Джима Латура, которого он сам в себе ненавидел, — давай, используй ее, насладись ею в последний раз, а потом скажешь, что между вами больше никогда ничего такого не будет. Вот после этого, она, точно, будет высокого мнения о тебе.»
Сэйдж допила свой кофе, поставила пустую чашку на землю и, посмотрев на сидящего рядом мужчину, заметила сердитое смущенное выражение его лица. Она не отвела в сторону свой обеспокоенный взгляд и продолжала в ожидании смотреть на него. Тогда Джим, неуклюже пошевелившись и предварительно кашлянув, чтобы прочистить горло, сказал:
— Насчет прошлой ночи, Сэйдж… Я сожалею, что позволил себе воспользоваться… Меня извиняет только то, что я наполовину спал. Обещаю, что больше это не повториться! Это просто…
— «Вожделение овладело тобой», — закончила она за него ровным, спокойным голосом. Однако, если бы Джим в эту секунду заглянул ей в лицо, то увидел бы, что мерцание ее глаз выдает душевную боль Сэйдж и скрыть ее, эту боль, она никак не может. Но он не смотрел в ее сторону, а только слышал ее ровный, спокойный голос:
— В любом случае, тебя извиняет гораздо в большей степени, чем меня.
Сэйдж опустила глаза и прикрыла их ресницами, чтобы не выдать собственную ложь.
— О себе могу сказать, что была без мужчины два месяца, и когда ты меня поцеловал, во мне точно огонь зажегся.
Она посмотрела на Латура, и ее лицо показалось ему совершенно непроницаемым.
— Почему бы нам просто не забыть обо всем, что случилось? — спросила она.
Джим против своей воли прищурился и впервые за весь разговор взглянул на Сэйдж, но та равнодушно посмотрела в сторону. Ее спокойное отношение к тому, что ему самому казалось таким волнующе-прекрасным, больно задело самолюбие Латура. Выходит, для нее это был всего лишь способ получить удовлетворение после двухмесячного воздержания? Может быть, он крепко ошибался по поводу ее мужа, — раздраженно подумал Джим. Совершенно очевидно, тот был большой специалист в этой области…
Может, он ошибался и насчет того, что она не позволит себе легкой любовной интрижки?
Что-то ему все-таки сказало, что он не ошибался. Сэйдж Ларкин здравомыслящая женщина. И если она позволила своему телу взять верх над разумом, то это случайность. И, зная ее достаточно хорошо, Латур понимал, что отныне она сама не допустит повторения такой ситуации. Да просто не будет оставаться с ним наедине!
А как же насчет Джона? Сэйдж и доктор часто остаются вдвоем. Целовал ли он ее когда-нибудь? А вдруг и в его присутствии у нее учащается сердцебиение?
Пожалуй, нет. Об этом можно не думать. Сэйдж такая горячая, как ветер в Вайоминге, что дует летом над обширными равнинами. Достаточно вспомнить, как они оба ночью достигли оргазма в первый раз. Он едва прикоснулся к ней, только-только ввел член, и она взмыла к небесам. Нет, Сэйдж действительно вела себя, как женщина, которая давно не занималась любовью.
Однако, сейчас, спустя несколько часов, она выглядела и вела себя так, словно все это не играло для нее особой роли, даже сказала, что им вообще следует обо всем забыть, будто ничего между ними не было.
«Ну что же, мне так лучше», — сказал себе Латур. А вслух произнес:
— Ну и ладно, я рад, что ты к этому именно так относишься.
Однако, в голосе его слышался легкий оттенок сожаления и даже упрека. Он взял пустую чашку и вернулся к костру.
Сэйдж и Джим ехали к Коттонвуду в напряженном молчании, только иногда перебрасываясь отдельными репликами, скорее для того, чтобы показать друг другу, что между ними не произошло ничего особенного, и все остается по-прежнему.
«Да, вот только, ничего по-прежнему не осталось и никогда уже не будет», — с легкой грустью думала Сэйдж, простившись с Джимом возле платных конюшен и направляясь по аллее к двери кухни. Несколько часов любовной игры навсегда изменили их отношения.
— Ну, как поездка? — спросила Тилли, как только Сэйдж переступила порог комнаты. — Как дела у Джонти, малыша Коди, как там Дэнни?
— О, это была длительная и утомительная поездка! — молодая женщина бросилась в кресло, понимая, что необходимо посидеть и поговорить прежде, чем можно будет скрыться в своей комнате и дать, наконец, волю слезам, которые она старательно сдерживала весь день.
Тилли налила ей и себе кофе и уселась за стол. Глаза кухарки блестели, она с трудом сдерживала свое нетерпение скорее узнать все о ее дорогой Джонти.
Сэйдж повторила практически каждое слово, которое было сказано дочерью Джима Латура, описала каждое ее движение и когда, наконец, смогла скрыться в свою комнату, оказалось, к ее удивлению, что слез у нее нет. Вместо них у нее родилось твердое решение выбросить Джима Латура из своего сердца. Она изо всех сил будет стараться, будет петь и зарабатывать деньги. И никогда больше не будет тратить время и думать о человеке, который сожалеет о том, что любил ее.
Сэйдж прошла через комнату к гардеробу и достала самое откровенное платье из сатина, принадлежащее Джонти.
С этого дня она знает, как вести себя со всеми этими мужчинами, которые увиваются вокруг нее и приходят послушать ее песни. Она заставит их всех потерять голову, потому что ей нужны деньги, много и быстро. Чем быстрей она покинет Джима Латура, тем лучше будет для нее самой.