Взяв с Джимми Коула слово, что содержание разговора никому не станет известно, и посоветовав обратиться к Сиди насчет работы, Слайдер проводил его домой и вернулся к своей машине. Самочувствие же у него в этот момент было самое что ни на есть скверное. От избытка пива, выпитого к тому же на пустой желудок, началась изжога. Беспокоила острая боль в подложечной области, такая, что казалось, будто там оборвался один тугой саднящий узел. Это могло быть всего лишь скопление газов, но ощущалось как признак надвигающегося сердечного приступа. Все тело Слайдера ныло от усталости, а душа разрывалась от тоски по Джоанне. Возможно ли, что она сейчас дома, еще не спит и думает о нем? Желание близости с ней пробудилось в нем с такой остротой, что он вполне реально ощутил запах ее кожи. Больше всего в этот миг ему хотелось погрузиться целиком в тело любимой и так там и оставаться.
      Некоторое время Слайдер просто колесил по улицам без всякой цели и определенного направления, но вдруг, увидев рядом с дорогой телефонную, будку, остановил машину, отвел до упора рычаг ручного тормоза и взялся за ключ зажигания. В своем воображении он уже бежал к телефону, опускал в него монетку, набирал номер и слышал в трубке голос Джоанны. Но дальше все было значительно труднее. И действительно, что бы он мог сейчас ей сказать? Разреши мне к тебе вернуться, обещаю, что уйду от Айрин? Но он не имел права обещать то, что все равно никогда бы не сделал. Бросить Айрин? Нет, это невозможно. Но ведь это и послужило главной причиной их размолвки с Джоанной. И она лучше него знает, что он не станет разводиться. И правда. Это было бы непорядочно с его стороны, а в мире и без того совершается слишком много бесчестных поступков, чтобы он прибавлял к ним еще один.
      Слайдер снова включил коробку передач, снял машину с ручного тормоза и поехал дальше. Айрин ничем не заслужила тех страданий, которые он мог ей причинить, если бы решил любой ценой вернуть себе Джоанну. Она всегда была ему хорошей и верной женой, а в том, что он ее не любит, виноват он сам и уж никак не она. А ведь есть еще дети. Их интересами тоже нельзя пренебрегать. Все специалисты сходятся во мнении, что дети предпочитают жить в семье, где есть оба родителя, пусть даже и неладящие друг с другом, а не в так называемой неполной. Ну что ж, тем лучше. По всему выходит, что надо возвращаться домой и постараться быть для своей жены хорошим мужем, а для детей – хорошим отцом.
      Но сразу поехать домой Слайдер не захотел. Потому что при одной мысли о близкой перспективе возвращения на душе сделалось как-то пусто. К тому же, как это пришло само собой на ум, у него была жгучая потребность поделиться с кем-нибудь своими соображениями в связи с делом, и лучше всего, если бы этим человеком был Атертон. Тем более, что держать постоянно своего друга в курсе всех событий, он считал своей первейшей обязанностью. И наконец, нужно было прослушать магнитофонные записи ответных звонков из Америки, которые наверняка уже имелись в автоответчике Атертона. Короче говоря, по всему выходило, что лучше ехать не домой, а к Джиму, из квартиры которого можно позвонить жене, – чтобы сообщить, что ему в очередной раз придется провести на работе всю ночь.

* * *

      – Итак, ты думаешь, что некто, известный нам как «Большой Человек», – рассуждал вслух Атертон, – настолько уверовал в непроходимую тупость Коула, что как бы забыл о его существовании?
      – Но ты ведь не станешь отрицать, что все это время вплоть до сегодняшнего дня Коул действительно не причинял ему никакого беспокойства? – парировал Слайдер.
      Он разговаривал с гостеприимным хозяином, сидя в любезно предоставленном ему огромном кресле, на коленях у него лежала тарелка с одним из замечательных клубных сандвичей, искусством приготовления которых славился Атертон, справа, на широком подлокотнике стоял стакан с виски, а слева, на другом подлокотнике, удобно расположился Эдипус. Глаза у кота были плотно прикрытые – так он, видимо, боролся с искушением, – но по приглушенному урчанию, похожему на шум работающего дизельного мотора, можно было без труда догадаться, о чем он думал в этот момент.
      Мог ли Слайдер представить себе больший комфорт? Давно ему не было так хорошо, и он прекрасно понимал, кого следует за это благодарить. Ведь не он создал себе такие комфортные условия в этот вечер – ему их создали. Атертон пустил его в дом, разрешил остаться переночевать, напоил и накормил, Айрин, когда он ей позвонил, отнеслась к его сообщению с полным пониманием, сказала, чтобы он насчет нее не беспокоился, и только спросила, будет ли он свободен вечером на следующий день. Скорее всего, нет. А что будет завтра? О, нас пригласили поужинать вместе с Мэрилин и Дэвидом. Будет и Эрни Ныоман. Приглашение было сделано довольно поздно, но Бернис в этот вечер свободна и может посидеть с детьми. Дэвид и Мэрилин получили фотографии, сделанные ими на отдыхе в Турции, и хотят их показать. Но что ей мешает пойти одной, без него? Она, конечно, пошла бы, но только если он не станет возражать. На что Слайдер ответил совершенно искренним заверением, что он возражать не станет и что, напротив, он даже рад, что она не будет еще один вечер скучать дома одна.
      Облегчив таким образом отчасти свою совесть в отношении Айрин, он был готов в приятной беседе с гостеприимным хозяином освободить работавший на пределе своих возможностей мозг хотя бы от некоторых проблем, над разрешением которых он бился в последнее время.
      – А ты сам, – продолжил он, обратившись к Атертону, – стал бы всерьез воспринимать то, что говорил Коул?
      – В Городском полицейском управлении не стали бы, – ответил тот. – Что гораздо важнее. Но если то, что сообщил тебе Коул в отношении выстрелов, правда, нам ничего не остается, как предположить, что в коридоре был еще кто-то. Если, конечно, эти выстрелы не произвел сам Диксон. Нет, это исключено, – поспешил заметить Атертон, встретившись взглядом со Слайдером. – Разумеется это был не он. – Сказав это, Атертон поднес ко рту свой сандвич, и Эдипус приоткрыл сверкнувшие желтым глаза, чтобы увидеть, куда упадет креветка, если это случится. – Но тогда кто же?
      – Я представляю себе это следующим образом, – произнес медленно Слайдер. – Допустим, Коул сказал правду. Тогда Блэкберн не мог не знать, кто стрелял в полицейских. Он либо видел этого человека в коридоре, когда обернулся назад, и узнал его, либо говорил с ним по телефону, когда тот позвонил ему домой, чтобы поговорить о случившемся. Думаю, что верно и то, и другое. Потому что, если бы он не узнал стрелявшего, он, по моему глубокому убеждению, не был бы так подчеркнуто немногословен со своим другом Коулом, когда они, сидя в машине, возвращались домой. Он же ограничился всего лишь предупреждением, что нужно держать язык за зубами. А потом, позвонив ему в тот же вечер домой, ничего не сообщил нового, а только повторил предупреждение. Он был совершенно уверен, что все обойдется, и сохранял эту уверенность вплоть до того момента, когда за ним захлопнулась дверь тюремной камеры и исчезла последняя надежда, что суд рассмотрит его апелляцию. Вот тогда-то впервые он и подал голос, стал громко возмущаться.
      – И был зарезан.
      – Причем очень профессионально. Ну да ладно. Важнее сейчас определить, кого он увидел в коридоре? Это, скорее всего, был «Большой Человек» или кто-то из его помощников, иначе, отчего бы у Блэкберна была такая уверенность в благополучном исходе дела?
      Слайдер положил сандвич на тарелку и как бы устало, но в то же время пристально посмотрел на своего друга.
      – Это был Кейт. Смотри, – сказал он, подняв перед собой ладонь и приготовившись загибать пальцы. – Он обнаруживает, буквально перед самым началом рейда, что Блэкберн все еще находится в баре, потому что человек с товаром на встречу не явился. Он предупреждает Блэкберна об опасности и советует, как можно покинуть здание через заднюю дверь. Бэррингтон, который должен был блокировать вход со двора, в последнюю минуту получает новое задание. Но Диксон им все испортил. Только тем, что не стал действовать в точном соответствии с данной ему инструкцией. И именно его Кейт впоследствии обвинял в смерти Филда, говоря, что если бы Диксон выполнил приказ и остался на своем месте, ничего бы не случилось.
      Атертон сокрушенно покачал головой.
      – Если ты подозреваешь Кейта, тогда ответь на вопрос, почему он стрелял в полицейских?
      – Известно, что когда началась облава, Кейт находился в той группе полицейских, которая ворвалась в бар через главный вход. Оказавшись в помещении, он вероятнее всего встретился там с Бэррингтоном, вошедшим с противоположной стороны, и решил удостовериться, удалось ли скрыться его подопечным. Ведь ему, чтобы все было чисто, предстояло отдать команду тщательно обыскать все помещения. Возможно, он надеялся увидеть их уже на крыше гаража, чтобы поднять тревогу, когда догонять беглецов было поздно. Не знаю, каков был конкретно ход его мысли, но одно ясно: то, что он увидел, оказавшись в коридоре, означало для него полную катастрофу. Блэкберн и Коул не успели покинуть здание и путь к выходу им преграждали двое полицейских. Тогда Кейт в отчаянии выстрелил несколько раз, желая, по-видимому, напугать Филда и Уилсона, чтобы Блэкберн и Коул, воспользовавшись замешательством, смогли проскочить мимо них к раскрытой двери, но две пули угодили прямо в сотрудников. Сам он при этом ничем не рисковал, потому что, как это и было им проделано на следующий день, подложив Блэкберну пистолет в ящик его комода – а Кейт, если ты помнишь, лично проводил обыск, – можно было повесить дело на молодого правонарушителя и упрятать его туда, где он не мог бы причинять никакого беспокойства. И впоследствии, когда Блэкберн стал открыто выражать свое недовольство, человеку с широкими связями в преступном мире не составило труда расправиться в тюрьме с опасным свидетелем, тем более, если это был свирепый громила с вонючей пастью.
      Как только Слайдер закончил свой монолог, в комнате наступила тишина, которая была бы полной, если бы не тиканье часов и урчание кота. Немного помолчав, Атертон сказал:
      – Шеф, по-моему, все это высосано из пальца. Никто этому не поверит. Я, по крайней мере, не верю. Ты не располагаешь ни малейшим свидетельством того, что Кейт хоть однажды в жизни совершил какой-нибудь бесчестный поступок, не говоря уже о его мнимой вовлеченности в преступную деятельность. Сейчас это уважаемый всеми бизнесмен... хорошо, я знаю про твое негативное отношение к бизнесменам, но он-то действительно пользуется авторитетом не только в полиции, но и в кругах, близких к правительству. Единственным обстоятельством, способным вызвать подозрение, является его решение изменить задачу Бэррингтона, отмеченное совпадением с той подсказкой, которую получил Блэкберн перед началом рейда. Но ведь вполне могло быть и так, что кто-то подслушал их разговор и тут же побежал звонить.
      – Этим человеком мог быть только кто-то из сотрудников. Никто из посторонних лиц не имел возможности находиться достаточно близко, чтобы слышать распоряжение, отдаваемое Кейтом. Но как ему удалось на глазах у всех удалиться, чтобы предупредить по телефону своих сообщников?
      – А как удалось Кейту?
      – Он был руководителем, мог по собственному усмотрению покинуть группу и люди бы подумали, что он пошел в другую. А ему-то и требовалось единственно что за угол завернуть. Когда мы встречались с Кейтом в гольф-клубе, у него был переносной телефон. Точно таким же он мог воспользоваться и в тот вечер.
      Но даже после этого объяснения у Атертона нашлось, что возразить, и он сделал очередную попытку:
      – Если бы все было так, как ты говоришь, у кого-нибудь обязательно возникли подозрения. У Бэррингтона, в конце концов, или у Диксона.
      – Думаю, так и случилось. Причем Бэррингтон стал подозревать Кейта, как мне кажется, сильнее даже, чем Диксон. Именно поэтому он его теперь всячески выгораживает и так преклоняется перед ним. Чем больше он преклоняется перед Кейтом, тем меньше оснований остается, чтобы его подозревать. Кейт для него личность совершенно неприкосновенная. Диксон же, вероятнее всего, потерял к нему доверие еще до инцидента, потому что считал, что сбор информации был не единственной целью его тесных контактов с преступным миром. Возможно, он поделился своими сомнениями с Бэррингтоном, отчего тот его так откровенно невзлюбил. Этим же, на мой взгляд, объясняется и недоверие Диксона по отношению к начальству, а также то... – Слайдер остановился.
      – То, почему начальство всегда было недовольно Диксоном? – догадался сообразительный Атертон. – Но так ведь, Билл, можно зайти слишком далеко. Ты, по-моему, готов уже заявить, что обнаружил какой-то тайный сговор, в котором участвуют люди, занимающие самое разное положение.
      – Не сговор... а просто желание сбиться поплотнее в кучу, когда подул холодный ветер. – Он остановил взгляд на своей левой руке и, задумавшись, стал машинально потирать ее правой. – Бывает, усомнишься в порядочности человека, которого толком-то и не знаешь, а потом перед самим собой стыдно, что без всякой на то причины относился к нему с недоверием. Кейт всегда был обаятельным человеком и всеобщим любимцем, чего никак не скажешь о Диксоне. И когда возникла необходимость сделать выбор в пользу одного из них...
      Атертон проглотил остаток своего сандвича и, поднявшись с места, потянулся к пустому стакану Слайдера:
      – Хочешь еще? – Потом подошел к столу, налил виски обоим и вернулся в прежнее положение. – Ну хорошо, что же ты в конце концов решил? – спросил он, усевшись поудобнее.
      – А ничего, – ответил Слайдер. – Я долго ломал голову, но мне так и не удалось придумать, что можно сделать в этой ситуации. Из всех свидетелей у нас остался только Коул, но он знает совсем немного, да ему никто и не поверит. К тому же, как ты правильно сказал, мы не располагаем какими-либо доказательствами, и если мне до сих пор не удалось убедить тебя в справедливости моих подозрений, то тем более не удастся убедить других.
      – Значит, все твои усилия были напрасными?
      – Все равно я должен был это сделать, – сказал Слайдер. – Раз уж заинтересовался...
      – Понимаю.
      – И еще потому, что считал своим долгом перед Диксоном узнать правду о случившемся.
      В этом Атертон как раз и не был согласен со своим другом. Покойник есть покойник. И нужна ли вообще Диксону восстановленная после его смерти справедливость?
      – Но и кое-какая практическая польза все же есть, – продолжал Слайдер. – Ведь то, что мы узнали, существенно дополняет портрет Кейта. Он был хитрой бестией, когда носил форму полицейского, и остался ею, уйдя из полиции в бизнес. А сейчас, я уверен, он занят тем, что проворачивает какое-то масштабное дело, о край которого мы случайно споткнулись. Я бы не удивился, если б узнал, что Кейт не захотел тогда окончательно потопить Диксона только потому, что меньше всего ждал от него своего публичного разоблачения. Так же, впрочем, как и от Бэррингтона. И вот смотри, что получается. Умирает Диксон и на его место тут же сажают Бэррингтона. Чем объяснить такое быстрое назначение? А ты представь, что кто-то замолвил за него словечко, кто-то, имеющий выход на самого Комиссара, обладающий весом и авторитетом в высоких кругах. Ну, что ты об этом думаешь?
      Атертон тяжело вздохнул.
      – По правде?
      – Разумеется.
      – Я думаю, ты сошел с ума. Нет, вернее, переутомился. Думаю, тебе сейчас самое время допить свой виски и лечь в постель. Если хочешь, можешь воспользоваться моей кроватью, а я устроюсь на софе. Ты больше меня нуждаешься в глубоком, продолжительном сне. А завтра...
      – Завтра я, вероятно, буду уже иметь ответ из Америки, – сказал Слайдер. – А потом мне надо будет встретиться с одним человеком, которому наверняка есть что рассказать о мистере Кейте. Но и тебе придется кое-чем заняться.
      – Ты неисправим, – сказал Атертон. – Ну ладно, что я должен сделать?
      – Ты спросишь у своего друга Кима, можно ли получить определенную информацию из китайского посольства, не обращаясь туда с запросом через Министерство иностранных дел? Мне нужно знать, приезжал ли к нам некто Чжоу Хьянь Ху – официально или неофициально, – какую должность занимал и, если возможно, где находится сейчас.
      – Ясно. Что еще?
      – Покажи миссис Стивенс фотографию Кейта. Сдается мне, что она приняла седые волосы за белокурые, ведь уличные фонари светят желтым светом.
      Последняя фраза Слайдера заставила Атертона встрепенуться.
      – Похоже на то... – протянул он задумчиво. – И если на мужчине было пальто из верблюжьей шерсти, то это – судя по тому, что ты говорил о его вкусе – был Кейт.
      – Ты читаешь мои мысли, – сказал Слайдер.

* * *

      Слайдер дождался Питера Линга у дверей его магазина в половине девятого утра, сидя в своем автомобиле, припаркованном напротив. В тот самый момент, когда Линг сунул ключ в замочную скважину и собирался его повернуть, Слайдер вышел из машины и хотел было направиться к нему, но заметив выражение испуга, пробежавшее по лицу хозяина; резко остановился и достал из кармана свое удостоверение.
      – Питер Линг, если не ошибаюсь? А я инспектор Слайдер из Департамента уголовной полиции Шеферд-Буша.
      Линг слегка улыбнулся, но выражение испуга так и не исчезло с его лица.
      – Мне показалось, что вы собираетесь меня ограбить, – сказал он.
      – В таком случае прошу извинить меня за те неприятные ощущения, которые вам пришлось испытать по моей вине, – сказал Слайдер.
      – Вы хороший психолог, – сказал Линг. – А ко мне решили обратиться, наверно, из-за скидки?
      – Нет, я совсем по другому делу. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
      – О, – произнес Линг неуверенно, – тогда нам лучше зайти внутрь.
      Во всей его внешности не было никаких характерных азиатских черт, за исключением, быть может, очень толстых и совсем черных волос, красивыми волнами зачесанных назад, и черных глаз, которые, хотя и не имели эпикантических складок, выглядели так, как будто были полностью лишены век. Войдя вслед за гостем в магазин, Линг прикрыл наружную дверь и сказал:
      – Предлагаю пройти в служебное помещение, потому что если меня кто-нибудь увидит с улицы, то непременно подумает, что магазин открыт, и захочет войти. – И затем, ведя за собой Слайдера в глубь в магазина, обернулся к нему и добавил: – Вы даже представить себе не можете, сколько полицейских побывало у меня в последнее время. Похоже, вас всех охватила компьютерная лихорадка.
      – Я понял из разговора с ребятами из Фулхэма, что вы предоставляете им какую-то особую скидку?
      – Простейший способ самозащиты, – ответил Линг с легкой улыбкой. – Чем больше они у меня тут толкутся, тем меньше вероятность, что меня ограбят.
      Войдя наконец вместе с гостем в кабинет, Линг предложил Слайдеру стул, потом взял себе другой и уселся напротив.
      – Итак, чем могу быть вам полезен? – спросил он.
      – Расскажите мне все, что вы знаете о Колине Кейте.
      Какое-то совсем необычное выражение появилось на лице Линга. Чем оно было вызвано – страхом, подозрением, а может быть, неприязнью? Слайдер попытался предугадать, какой будет первая реакция его собеседника. Решительный отказ или почти неизбежное: «Зачем вам это нужно?» Но Линг ничего не сказал, и после некоторой паузы Слайдеру стало ясно, что он вообще не собирается ничего говорить и что если не постараться исправить положение, то они так и будуг сидеть молча, до тех пор, пока мир не превратится в большой кусок каменного угля. Большинство людей не могут выдерживать длительного молчания и обязательно стараются его чем-нибудь нарушить. Это естественная человеческая черта, которой чаще всего и пользуется полиция. Но Линг представлял собой в этом смысле редкое исключение. Его самоконтролю можно было только позавидовать. Правда, это мог быть и не самоконтроль вовсе, а совсем нелишняя в его положении осторожность. Слайдер положил руки на колени, а раскрытые карты на стол.
      – Я забыл пояснить, что наша беседа носит неофициальный характер. Никому не известно, что я нахожусь сейчас здесь, и я не хочу, чтобы об этом кто-то узнал. Все, что я услышу от вас, я также обещаю сохранить в тайне. Дело в том, что, как мне кажется, Колин Кейт в настоящее время активно участвует в какой-то незаконной операции, и мне хочется вывести его на чистую воду. Кроме этого, он однажды подложил большую свинью одному моему другу, и я намерен восстановить справедливость. Видите, я от вас ничего не скрываю, и, будь вы на стороне этого человека, вы могли бы использовать это мне во вред.