Глава 2

Обратно возвращались длинной дорогой – солнце так припекало, что все предпочли обогнуть лес вместо того, чтобы продираться через него. Пока кавалькада объезжала лес с восточной стороны, две большие пестрые борзые Ральфа, Брен и Ферн, внезапно насторожили уши и заворчали, и спустя несколько минут впереди раздался шум. По мере приближения он становился более отчетливым, ясно слышались голоса. Брен и Ферн залаяли и бросились вперед, Ральф и Эдуард пустили лошадей галопом, когда из леса донесся чей-то вопль.

Как только они свернули за поворот тропы, им пришлось туго натянуть поводья: лошади внезапно влетели в самую середину стада свиней, мечущихся возле тропы и упорно не желающих идти туда, куда их гнали двое коренастых мужчин. Ральф и Эдуард с радостью поняли, что именно свиньи издавали те душераздирающие вопли. Однако неподалеку находилось четверо вооруженных мужчин, двое из которых не обращали внимания на свиней, а стояли рядом со стариком и крошечной девочкой. Старик казался испуганным, но яростно спорил с ними, а девочка плакала, и даже издалека Ральф увидел, что слезы промыли светлые дорожки на ее неимоверно грязном лице.

– Эй, вы! Что происходит? – крикнул Ральф. Мужчины оглянулись на его крик, но не сдвинулись с места, а свиньи, движимые новым испугом, шарахнулись в сторону от лошадей. Услышав пронзительный визг, Рыжий Лис раздул ноздри и поднялся на дыбы, но Ральф сумел удержать его, натянув поводья и покрепче сжав шпоры. Лошади ненавидят свиней: вскоре оба коня бешено завертелись на месте, фыркая и брыкаясь, пока черные свиньи разбегались подальше от их копыт, вопя как резаные. Шум и суматоха достигли пика – мужчины изрыгали проклятия, ребенок плакал, старик почти кричал, что-то доказывая, собаки лаяли, а Ральф громко приказывал кавалькаде повернуть назад, пока не взбесились все лошади. Он обливался потом и чертыхался, пытаясь удержать своего буйного жеребца, с ужасом представляя себе, как Мэри падает с лошади.

Наконец Ральфу удалось отвести Лиса подальше и спешиться, передав поводья подоспевшему Варнаве. Лис вращал глазами и рыл копытом землю, тряс головой и фыркал, как будто неосторожно наступил на муравейник. Эдуард тоже передал поводья своего коня Варнаве, и оба мужчины пошли вперед, окликая Брена и Ферн. Собаки подбежали и встали рядом, угрожающе рыча.

– Что здесь происходит? – спросил Ральф, пробиваясь среди свиней, которые немного успокоились и принялись рыть землю в поисках корешков. Старик повернулся на звук его властного голоса. Ральф узнал старика – это был крестьянин из Раффорта, ближайшей деревушки.

– Хозяин, слава Богу, вы здесь! Рассудите по справедливости, скажите им все. Уже шестьдесят лет я пасу здесь свиней, а до меня стадо пригонял сюда мой дед. Никогда еще такого не слышал! Скажите им, хозяин, вы же знаете!

– Знаю что? – терпеливо переспросил Ральф, а потом обратился к мужчинам: – Чьи вы люди?

– Мы – слуги Макторпа, – ответил один из них коротко, как будто его слова объясняли все.

– Да, мастер Макторп послал их, – сердито проговорил старик. – Он здесь чужак, и думает, что может приказывать нам, а в этом лесу все пасли скот всегда, испокон веку, вы же знаете, хозяин.

– Конечно, – подтвердил Ральф. – В этом лесу всем разрешено пасти скот, крестьяне всегда пригоняли сюда свиней. Так в чем же дело?

– Они говорят, чтобы я убирался вместе со своими свиньями! – пожаловался старик.

– Верно, – заявил один мужчина. – Это земля хозяина Макторпа, он купил ее, а ты нарушил границу, старик, вместе со своими чертовыми свиньями. А вам, хозяин, лучше убраться вместе со своими людьми и не совать нос в дела, которые вас не касаются.

– Постойте, о чем разговор? – изумленно уставился на него Ральф. – Макторп не покупал этот лес.

– Нет, покупал, – упрямо повторил мужчина. – Этот лес и все земли до самого торфяника – так сказано в купчей. А лес находится по эту сторону торфяников.

– Но даже если он купил эту землю, существуют еще права общины, и Макторп не может нарушать их.

– Вот как? – усмехнулся другой мужчина, пнув носком сапога свинью, попавшуюся ему под ноги. – Лучше уведи свой скот отсюда, старик. Я люблю жареную свининку на ужин.

– Нельзя запретить крестьянам пасти скот в этом лесу, – твердо повторил Ральф. – Права общины остаются неизменными, даже если эта земля продана.

– Мы можем запретить и сделаем это, – заявил второй. – А кто нас остановит – вы, хозяин, или, может быть, ваш брат? Вместе с двумя псами?

К говорящему подошли другие мужчины и без страха посмотрели на Морлэндов. Эдуард осторожно тронул Ральфа за локоть. Что могли они сделать вдвоем против четырех вооруженных мужчин?

– Я найду на вас управу, – жестко проговорил Ральф.

Второй мужчина почти дружелюбно улыбнулся.

– Здесь закон и управа – сам хозяин Макторп, – сказал он, а потом повернулся к старику: – Ступай отсюда, дед. Забирай своих свиней и девчонку и иди домой. И передай всем, чтобы впредь держались подальше от леса, а то всякое бывает, понимаешь? Иди, иди отсюда.

Ральф и Эдуард отправились к ждущей вдали кавалькаде. Ральф в ярости сжимал кулаки.

– Будь он проклят! Хотел бы я проучить его! Он не смеет поступать так с моими людьми!

– Ты знаешь, что он смеет, – напомнил Эдуард, и его голос вновь наполнился горечью. – Вот об этом я и говорил тебе – любой человек, у которого есть вооруженный отряд, может делать все, что ему захочется. И это только начало, Ральф. Верно сказал тот парень – Макторп здесь закон и управа. Кто же станет сочувствовать тебе? Кто встанет на твою сторону и на сторону бедняков? Не Макторп – это ясно. Ему нет дела ни до людей, ни до справедливости – для него все это пустой звук. Он знать не желает о долге хозяина. Наступают совсем иные времена.

Ральф приостановился, глядя в землю и пытаясь обдумать ситуацию. Он не часто задумывался и, благодаря неспокойным временам, вырос, так и не получив должного образования, но твердо запомнил принципы Мэри Эстер, заменившей ему мать.

– Так что нам делать, Эдуард? Не можем же мы оставить людей этому зверю.

– Сейчас нам нечего делать. Вероятно, времена переменятся, но теперь у нас нет выхода. Вот если дело дойдет до войны, тогда мы можем выступить в поход.

– Но такое бездействие отвратительно! – проговорил Ральф сквозь зубы.

Эдуард рассмеялся.

– Понимаю, мой старый вояка. В тебе жив дух моей матери. Помнишь, как она защищала церковь от Фэрфакса и всего его войска?

– Мама не допустила бы этого, – произнес Ральф, хорошо помня, о чем говорит Эдуард.

– Тогда были другие времена – еще был жив король, за которого надо сражаться, да и Фэрфакс был джентльменом. Боже, как я рад тому, что мама не видит, до чего мы дошли! Ее бы хватил удар. Вспомни, погибли все мужчины рода – Кит, Малахий, Фрэнк и Гамиль! – в молчании они смотрели друг на друга, вспоминая умерших. Затем Эдуард мягко проговорил: – Мы с тобой родились слишком поздно. Мы должны были тоже сражаться и погибнуть – по крайней мере, не пришлось бы терпеть нынешнего позора!

Ральф выпрямился. Предаваясь размышлениям меньше, чем Эдуард, он жил настоящим, и его спокойный темперамент не позволял ему отчаиваться. Кроме того, он любил жизнь.

– Нет, не говори так, – возразил он. – Все еще переменится к лучшему. А пока наши женщины ждут и, вероятно, уже беспокоятся. Мы что-нибудь придумаем, мы найдем способ справиться с этим. Ну же, Эдуард, взбодрись! Я не хочу волновать Мэри.

Они вернулись домой как раз к обеду. Мэри и Элизабет унесли корзину с листьями в кладовую, а остальные направились в дом. В это время у детей закончились утренние уроки, и они помчались вниз по лестницам. Они разбегались от лестничной площадки, подобно реке с пятью притоками, детские голоса звенели от вынужденного молчания все утро, а Брен и Ферн прыгали вокруг них, стараясь лизнуть разрумянившиеся детские личики.

Четверо старших детей были похожи друг на друга, как горошины из одного стручка, особенно потому, что всех их одевали одинаково – в коричневые шерстяные платьица, передники и белые льняные шапочки. Из-под шапочек спадали светлые волосы, прямые и блестящие, как брызги воды; четыре одинаковых личика с медовым оттенком кожи сияли от улыбок; четыре пары больших серых глаз над широкими скулами смотрели на мир с искренней живостью. Только по возрасту дети немного отличались, хотя разница в возрасте между Недом и Эдмундом была так мала, что родственники часто говорили, что этим мальчикам следовало явиться в мир близнецами. Ральф, отставший от них на одиннадцать месяцев, старался нагнать упущенное, подрастая быстрее, чем остальные.

Заметив, что отец смотрит на них, дети притихли, как по мановению волшебной палочки. В этот день они в первый раз видели отца, поэтому почтительно подошли к нему и опустились на колени. Ральф по очереди возложил руки на головки детей и благословил их. Молчание продолжалось еще минуту, а затем ребятишки поднялись и снова защебетали, пытаясь рассказать отцу, чем занимались утром. Ральф посмеивался, не пытаясь различить голоса. Все дети брали уроки у Ламберта, причем с одинаковым нежеланием.

– Бедные мои дети, – насмешливо проговорил Ральф. – Боюсь, вам в наследство достались мозги вашего отца. Вы будете такими же невежами!

Сквозь голоса мальчиков настойчиво пробился голос Сабины:

– Папа, почему я должна учиться вместе с мальчиками? Женщины не обязаны уметь читать и писать. Когда я вырасту, то выйду замуж, и мне уже никогда не придется читать. Можно, я брошу учиться, папа?

Ральф погладил девочку по голове.

– Хорошо, что Лия не слышит твоих слов, милочка. Нет, тебе нельзя бросить уроки. Разве ты не хочешь стать настоящей леди?

– Нет. Я хочу быть богатой и иметь много лошадей, как у тебя.

Эдуард рассмеялся:

– Она поддела тебя, Ральф. Ральф усмехнулся.

– Малышка, чтобы быть богатой, надо выйти замуж за богатого человека, а он захочет, чтобы ты была умна и образована, и могла бы управлять его домом. Женщины Морлэндов всегда были образованными. Как ты собираешься быть знатной леди, если не умеешь даже читать и писать?

– Мама тоже не умеет ни читать, ни писать, – рассудительно заметила Сабина. – Но разве она не настоящая леди?

Чтобы ответить на такой прямой вопрос, требовалось подумать. К счастью, в этот момент Ральф обратил внимание на своего последнего отпрыска, стоящего чуть в стороне от остальных детей, держась за руку наставника и спокойно наблюдая за происходящим.

– А, вот и мой младшенький! – с облегчением воскликнул Ральф. – Иди сюда, Мартин, я благословлю тебя.

Мартин отпустил руку Ламберта и прошел мимо детей и собак к отцу, рядом с которым встал на колени. Даже в своей мешковатой детской одежде этот хрупкий малыш держался прямо и с достоинством, живо напомнив Ральфу манеры матери Мартина. Мэри обладала гордой осанкой жителей равнин, всегда держала голову, как королева, двигаясь так легко и грациозно, что казалось, будто она не касается земли. Ральф понял, что Мартин, когда подрастет, станет держать себя так же. Он осторожно положил ладони на маленькую головку. Волосы Мартина под белой льняной шапочкой были темно-каштановыми, на вид почти черными, вьющимися мягкими кудрями, в которые погрузились пальцы отца. Ральф благословил мальчика, и Мартин поднял лицо, оглядев отца глубокими синими глазами.

– Ты – настоящий сын своей матери, – пробормотал Ральф, нагнулся и взял мальчика на руки, так что их лица оказались на одном уровне. Мартин смотрел на отца серьезно, без улыбки. – Сегодня утром ты хорошо поработал? Выучил уроки?

– Да, сэр, – ответил Мартин. Ральф усмехнулся.

– Тогда я не понимаю, в кого ты уродился – оба твоих родителя невозможные тупицы. Должно быть, тебя и в самом деле подменили эльфы, – Мартин, не понимая этих слов, но, чувствуя, что отец шутит, вдруг улыбнулся своей очаровательной, способной растрогать любое сердце, улыбкой. Ральф поцеловал ребенка в щечку и опустил его на пол, а потом обратился к наставнику: – Все ли дети хорошо занимались сегодня, Ламберт?

– В целом – да, сэр. Сегодня мне не пришлось никого наказывать.

Ламберт был темноволосым уроженцем Уэльса с бледной кожей. Он выглядел таким изможденным и тощим, что казалось, будто он способен умереть в любую минуту. Он был католиком, утратил свой приход из-за ужесточившихся законов, и с тех пор бродил по стране, переходя из дома в дом, чудом умудряясь не попасть в тюрьму. Страх и лишения подорвали его здоровье; ему постоянно приходилось скрываться и спасаться бегством. Только благодаря уговорам Мэри ему удалось занять его теперешнее положение, ибо он пришел в дом Морлэндов однажды ночью с рекомендательным письмом от семейства, живущего в Редесдейле. Мэри, как и большинство жителей приграничных равнин, была католичкой, и она умолила Ральфа принять Ламберта в дом. Ральф опасался за свою семью, но в дальнейшем было решено, что Ламберт станет наставником, и его прошлое католического священника скрывали даже от слуг. Поскольку в доме не было никого из тех мест, тайна не раскрылась, хотя, должно быть, у многих новый наставник вызывал подозрения.

– Не пришлось наказывать? – полушутя переспросил Ральф. – Но как же они будут учиться, если их не наказывают? – говоря, он, как хрупкую вещицу, осторожно отстранил от себя Мартина. В этот момент в зале появилась Мэри, и Ральф преисполнился такой любовью к ней, матери своих детей, что решил чем-нибудь обрадовать жену.

– Дорогая, – произнес он, внезапно загоревшись только что пришедшей в голову идеей, – посмотри, как выросли наши старшие сыновья! Как думаешь, не пора ли одевать их по-взрослому?

Нед и Эдмунд уставились на него круглыми от восторга глазами.

– Правда, папа?

– Папа, ты в самом деле так думаешь?

– А почему бы и нет? Тебе уже шесть лет, Нед, а Эдмунд достаточно рослый для своего возраста. Думаю, самое время сменить ваши платьица на одежду, достойную мужчин. Мэри, любимая, что ты думаешь об этом?

– Как вам угодно, – ответила Мэри, но Ральф заметил, что идея ей понравилась.

– Тогда сегодня днем пошли за портным, – распорядился Ральф и улыбнулся, видя, как его старшие сыновья скачут от радости, выкрикивая слова благодарности. – А теперь не пойти ли нам обедать? Думаю, уже пора.

После обеда Клем отправился в город и вернулся обратно с портным, которому предстояло снять с мальчиков мерки для первых в их жизни костюмов, состоящих из длинных брюк и сюртучков. Слуга привез также свежие новости и отвел Ральфа в сторону, чтобы сообщить их.

– Все в городе только и говорят, что мастер Макторп недоволен вами, хозяин. Он оскорблен вашим вмешательством и поклялся отомстить вам. Прошу прощения, сэр, но я подумал, что вы должны знать об этом.

– Да, конечно, – произнес изумленный Ральф, – но ведь я ничего не имею против него!

– Вы встали на сторону бедняков против него, хозяин, – этого достаточно, – пояснил Клем. – Мастер Макторп знает, что все мы считаем его чужаком. Из его амбаров постоянно крадут зерно, поджигают стога. Он предполагает, что все это делается по вашему приказу.

Час спустя на дворе послышался стук копыт, возвещающий приезд самого Макторпа.

– Он назвался лордом Пэрси, приехал с вооруженной охраной, – раздраженно сообщил Эдуард. – Ты примешь его?

– Конечно, – ответил Ральф. – Придется принять.

Ральф устроил гостю официальный прием в зале. Рядом с ним стояли Эдуард и Кит, вокруг толпилась вся мужская часть прислуги. Последние шагнули вперед, как только в зал вошли сопровождающие Макторпа.

– Будьте добры, попросите своих людей оставить оружие во дворе, – спокойно произнес Ральф.

– Что? Что такое? – угрожающе вскинулся Макторп. – Разоружить моих людей? Что это вы затеяли, хозяин?

– В дом Морлэндов никто не входил и не войдет с оружием, если только не врывается силой, – тем же спокойным тоном ответил Ральф. Макторп минуту разозленно смотрел на него, а затем подал своим людям знак выйти.

– Они могут подождать у дверей, – раздраженно заявил он. Они с Ральфом стояли лицом к лицу, представляя собой достойных противников. Макторп был крупным, рыжим мужчиной, которого можно было бы назвать толстым, если бы не выступающие на теле сильные мускулы. На его голове была круглая лысина, кожа на которой потемнела от загара и приобрела отвратительный бурый оттенок. Он носил обычную черно-коричневую одежду пуритан, его белые льняные воротник и манжеты были запачканы и измяты. Под ногтями набилась грязь, он распространял вокруг сальную вонь немытого тела.

– Итак, хозяин, я приехал поговорить с вами, – объявил Макторп, испытующе глядя на своего собеседника.

– Говорите.

– Я буду говорить с вами наедине. Мои слова предназначены только для ваших ушей, – ответил Макторп, обводя зал многозначительным взглядом. – Пойдемте куда-нибудь.

Ральф быстро взглянул на Эдуарда.

– У меня нет секретов от Эдуарда, – произнес он, придвигаясь к нему. Макторп рассмеялся.

– Есть у тебя секреты или нет – мне на это наплевать. Я буду говорить только с тобой, хозяин, там, где нас не услышат, или уеду.

Эта неожиданная фамильярность, не имеющая ничего общего с дружеским обращением, и грубость Макторпа имели целью показать его силу и безразличие к тому, что подумает о нем Ральф. В таких обстоятельствах это звучало оскорблением, но Ральф, отлично сознавая свое слабое положение, остался спокоен и, молча кивнув Эдуарду, провел Макторпа в прилегающую к залу комнату. Как только они остались одни, Макторп заговорил.

– Значит, хозяин, вы задели моих парней сегодня утром, как я слышал? – он стоял, расставив ноги и положив руки на бедра, громадный и неповоротливый, и такая дерзость в чужом доме рассердила Ральфа.

– Ваши люди запрещали крестьянину делать то, что установлено правами общины. Харвуд-Вин всегда был и является...

– Харвуд-Вин мой, – резко оборвал объяснения Ральфа Макторп.

– Но нельзя же нарушать права общины. Это одно из основных прав людей, закрепленное еще в...

– Я могу делать все, что пожелаю, – вновь перебил Макторп, – Хорошенько запомните, Морлэнд, – для вас будет лучше, если вы поймете это раз и навсегда. Я – мировой судья и могу делать все, что мне заблагорассудится. У меня есть влиятельные друзья в Парламенте, а у вас никого. Вы объявлены вне закона, вы преступник-роялист, выплачивающий пени, Ральф Морлэнд из дома Морлэндов. Чем скорее вы забудете свою гордость и поймете, кто здесь главный, тем будет лучше для вас. Я не люблю, когда мне перечат – тем более, когда это делает кто-нибудь из Морлэндов. Не смейте мешать моим людям, нарушать мои приказы или вторгаться на мои земли, понятно?

– Я должен защищать своих людей, – невозмутимо заметил Ральф.

Лицо Макторпа побагровело от внезапно нахлынувшей ярости, и он взревел:

– Ваших людей? Ваших?! Да вы говорите, как тот проклятый король!.. – Его ярость угасла так же внезапно, как и появилась, и он продолжал уже спокойнее: – Конечно, чего еще я мог ожидать от Морлэнда? Нет, хозяин, ваше время кончилось: я уже владею землями Морлэндов и хочу иметь их целиком. Попробуйте только помещать, и вам не поздоровится. – Он прошел к окну и неожиданно сменил тему разговора: – У вас в доме живет некто Ламберт, наставник ваших детей?

– Да, И я не делаю из этого тайны.

Макторп повернулся со стремительностью, неожиданной для такого грузного мужчины, и прищурился.

– Конечно, и ни для кого не секрет, что этот человек – католический священник. Не пытайтесь отрицать это, Ральф Морлэнд, – все уже знают его историю. Более того, не секрет, что ваша жена католичка.

Ральф побледнел, но взял себя в руки и решительно заявил:

– Быть католиком – не преступление.

– Понимаю, что вы хотите сказать. Приверженность к католицизму – не преступление, но проведение католических служб нарушает закон. Преступен любой священник, проводящий эти службы, и каждые мужчина или женщина, присутствующие на этих службах, – преступники.

Ральф был искренне удивлен.

– Не понимаю, что вы имеете в виду. С тех пор как умер Эдмунд, в доме Морлэндов не проводились церковные службы.

– Не прикидывайтесь невинным, – перебил Макторп. – Об этом знают все. Не все ваши слуги снисходительны к католицизму. Многие ненавидят его не меньше, чем я. А теперь я уезжаю, но если вы посмеете доставить мне неприятности, я сделаю так, что у вас неприятностей будет еще больше. Вам известно, какое наказание ждет того, кто нарушает законы, так ведь? Подумайте об этом.

С этими словами он повернулся на каблуках и вышел, оставив Ральфа ошеломленным и потрясенным. Неужели Макторп сказал правду? Неужели Мэри и Ламберт тайком служат католические обедни? Так вот почему она упросила оставить Ламберта в доме! Ральф сразу же отбросил эту мысль: Мэри не смогла бы так обманывать его, подвергая опасности всех родных. Он вышел в зал и молча проследил, как уезжают Макторп и его люди.

– Чего ему понадобилось? – не выдержав, спросил Эдуард. Ральф быстро взглянул на него, собрался было что-то сказать, но передумал.

– Он пытался запугать меня.

Эдуард улыбнулся, но это была безрадостная улыбка.

– И ты испугался? Ральф промолчал.

Этой ночью, когда они с Мэри остались наедине, Ральф наблюдал за ней с удвоенным вниманием. Он давно уже привык ложиться в постель первым, и, облокотившись на подушки, выпивать последний за день стакан вина, разбавленного водой, глядя, как жена ходит по комнате, расчесывает волосы, что-то напевая вполголоса, раздеваясь и складывая одежду. Волосы Мэри были длинными и темными; распущенные, они окутывали ее до колен. Однажды, когда она была беременна и чувствовала постоянный жар, Мэри попробовала заплести волосы в длинную косу и уложить ее короной вокруг головы. Эта странная, старомодная и нехитрая прическа очень шла ей и очень нравилась Ральфу, поэтому Мэри стала постоянно носить ее. Ральф любил смотреть, как блестящая, витая коса спадает с головы, распускается и превращается в обильный поток волос.

Но сегодня, хотя глаза Ральфа по привычке наблюдали за женой, на его лице застыло отстраненное выражение, а в голове царил полный хаос. Ральфа потрясло открытие, что он слишком мало знает собственную жену, но еще более ошеломительны были порывы ревности, овладевшие им. Он любил Мэри и, следовательно, должен был доверять ей, однако ему не удалось сразу же отбросить, как нелепость, мысль о том, что Мэри действительно служит вместе с Ламбертом католические обедни, таким образом подвергая страшной опасности и своего мужа, и всю семью. Его мозг продолжал лихорадочную работу: если Мэри обманывает его в одном, может быть, она обманывает его еще в чем-то? Ральф хотел избавиться от ужасающих мыслей, но не знал, как это сделать.

Наконец Мэри, искоса взглянув на него, заметила странное выражение на лице мужа, но не поняла, что оно может означать, и спросила:

– Что случилось? Вы хотите о чем-то поговорить?

– Да, Мэри.

– О чем же?

– Мэри, мне надо... – Ральф остановился, а Мэри терпеливо ждала, не сводя с него глаз.

Она выглядела такой юной, похожей на ребенка в своей белой, обшитой кружевом ночной рубашке, с распущенными волосами, плащом укрывающими ее. Заведя руку под массу волос, Мэри перекинула ее через плечо бессознательным жестом, от которого сердце Ральфа переполнилось любовью. Она была его женой, ее живот уже начинал округляться, в нем росло будущее дитя. Ральф любил ее. Внезапно он решил, что неприятности касаются только его одного, и не следует перекладывать их на жену. Такая молчаливая, смуглая и замкнутая, Мэри была чужой в доме Морлэндов. Она походила на пленницу и безропотно переносила тяготы плена, поэтому Ральф не мог заставить ее нести еще и ношу победителя.

– Нет, ничего. Ложись в постель, дорогая.

Она еще минуту смотрела на Ральфа, а затем послушалась его, тут же забыв о странном эпизоде. Обняв жену в темноте, Ральф думал: «Даже если это правда, я не хочу ничего знать, а если ложь – не желаю стыдиться. Во всяком случае, я не могу сказать ей об этом. Она заслуживает снисходительности».

На следующее утро он надолго закрылся в кабинете с Эдуардом.

Четыре дня спустя портной принес, новые костюмы для детей. Морлэнды устроили нечто вроде семейного праздника, созвав своих друзей на ужин, после которого предполагались танцы. Двое старших мальчиков были торжественно освобождены от старой одежды, причем желающих сделать это вызвалось так много, что они скорее мешали, нежели помогали. Мальчики облачились в мужскую одежду. Портной потрудился на совесть, не забыв ничего, от широкополых шляп до меховых муфточек. Затем Ральф преподнес детям свой особый сюрприз – две заранее заказанные шпаги, довольно короткие и тщательно уравновешенные; опоясав мальчиков перевязями, Ральф приказал им пройтись вокруг зала, чтобы все могли полюбоваться их великолепием.

– Они кажутся такими высокими, – проговорила Мэри, и голос ее заметно дрожал, ибо сейчас мальчики уже не были похожи на ее детей.

– И гораздо более симпатичными, чем в своих платьицах, – добавил Ральф. – Думаю, надо сжечь эту безобразную старую одежду – как считаете, мальчики?

– Да, да, сожжем ее! – закричали дети. Этот крик стал сигналом ко всеобщему ликованию, и вскоре дети уже маршировали под предводительством Ральфа, несущего отвергнутые платьица на кончике шпаги и потряхивающего ими, как знаменами побежденных врагов. Дети шагали за ним, Нед и Эдмунд горделиво задирали подбородки и не спускали ручонок с эфесов своих шпаг, подобно маленьким полководцам, а остальные пристроились на ними, исполняя на своих детских дудочках импровизированный марш. Даже серьезный малыш Мартин топал позади, отбивая такт тамбурином.

Гости и слуги тоже присоединились к нм, и вся процессия направилась на двор, где уже стояла жаровня, в которой сожгли платьица под аккомпанемент насмешливой речи Ральфа.