Глава 15

Рождество в Уайтхолле прошло более чем скромно, ибо принцесса Мэри накануне умерла от оспы. В живых осталось только трое детей Карла I – Карл, Джеймс и Генриетта – а вскоре королю пришлось распрощаться и с любимой сестрой: королева сократила свой визит и уехала сразу после Рождества, боясь оставаться дольше в Англии с принцессой Генриеттой, поскольку она всегда была слабой здоровьем, а в Лондоне свирепствовали болезни. Приготовления к браку принцессы с Филиппом Орлеанским завершились, несмотря на протесты принца Руперта, как и предсказывал Хьюго. Хотя саму принцессу, казалось, ничуть не огорчало предстоящее замужество, сознание того, что она уезжает к такому неприятному человеку повергало короля еще в большую печаль, чем мысль о разлуке.

Аннунсиата тоже жалела об отъезде принцессы: живя теперь при дворе, она много времени проводила в обществе Генриетты, и между ними оказалось много общего. Кроме того, это сблизило Аннунсиату с королем, который всячески поощрял их дружбу, и придворные часто видели, как король прогуливался под руку со своими «двумя сестренками», как он называл девушек. Проводив мать и сестру в дорогу, король сказал Аннунсиате достаточно громко, чтобы его смогли услышать все, кто находился поблизости в этот момент:

– Вы должны утешить меня, каждый день напоминая мне Минетту, мисс Морлэнд. Вы должны стать моей Английской Минеттой.

Те, кто недолюбливал Барбару Палмер – а таких людей было великое множество – радостно повторяли эти слова, предсказывая конец правления прежней фаворитки и быстрое продвижение прекрасной йоркширской наследницы. Слухи доходили и до Аннунсиаты, и она наслаждалась ими, несмотря на всю их двусмысленность. Досужие языки перемывали сплетни о незаконном рождении Аннунсиаты и гадали, кто был ее отцом; немало споров шло о привязанности к ней короля и сходстве с принцессой Минеттой, подмеченном многими людьми. За несколько недель эти слухи порождали все более и более чудовищные догадки, венцом которых явилось предположение, что Аннунсиата – дочь короля-мученика; при этом забывался даже тот факт, что король покинул Йорк за три года до рождения Аннунсиаты.

Аннунсиата радовалась всем этим сплетням и ничего не предпринимала, чтобы прекратить их. Берч ворчала на нее и жаловалась горничной Люси; сама Люси осторожно пыталась образумить девушку, но та только смеялась в ответ.

– Разве я могу что-нибудь сделать? Как заставить всех перестать говорить обо мне? Кроме того, как только пройдет новый слух, все прежние будут забыты – вы же сами говорили мне, что в Уайтхолле сплетни не живут дольше недели.

Казалось, король не обращал внимания на разговоры, хотя, вероятно, ему пришлось ублажать свою любовницу: вскоре Роджеру Палмеру был дарован титул графа Каслмейнского за заслуги его жены, который впоследствии перейдет его детям. Как раз в это время Аннунсиата не часто показывалась при дворе, ибо Анна Гайд только что родила герцогу Йоркскому сына и еще не вставала с постели. Его окрестили Эдуардом, и, до женитьбы короля, он должен был считаться наследником престола. Вернувшись в общество из апартаментов своей хозяйки, Аннунсиата обнаружила, что ее отсутствие положило конец всем слухам и что ее место вновь заняла леди Каслмейн.

– Кажется, король в состоянии вернуть владения в Ирландии, – пожаловался Хьюго, когда однажды на маленькой интимной вечеринке у короля они играли в кости. – Если он смог отдать Роджеру Палмеру такой большой кусок, почему бы ему не вернуть мое маленькое поместье?

– Вы просите об этом недостаточно часто и настойчиво, – объяснила Аннунсиата. – Кроме того, вы ведь не хотите на самом деле получить свои земли. Что вы стали бы делать в Ирландии? Вы бы сразу зачахли там.

– Верно, – согласился Хьюго. – Однако иметь доходы довольно приятно – тогда моя жизнь перестала бы зависеть от игры в карты и кости.

– Вы хотите сказать – от мошенничества в игре, – уточнила Аннунсиата, опрокидывая чашу с костями и вновь выигрывая.

– Интересно, кто смошенничал на этот раз? – спросил Хьюго. В этот момент позади его кресла остановился король, и Хьюго обратился к нему: – Ваше Величество, не могли бы вы рассудить нас? Вы когда-нибудь видели, чтобы женщина выигрывала в кости так же часто, как мисс Морлэнд?

– Нет, если только она играет без посторонней помощи, – улыбнулся король. – Однако я твердо уверен, что мисс Морлэнд – сущий ангел. Какая еще помощь может ей понадобиться?

– Если она будет выигрывать так часто, опять пойдут слухи, – проворчал Хьюго.

Король легко опустил руки на плечи Аннунсиаты.

– Слухи о мисс Морлэнд? Это совершенно недопустимо, – он приблизил губы к ее уху и продолжал: – На самом деле самые шумные слухи могут возникнуть от того, что такая красавица до сих пор незамужем. Давно пора найти вам достойного супруга.

Его теплое дыхание на мгновение коснулось уха Аннунсиаты, а потом король выпрямился и отошел. Аннунсиата приняла все за удачную шутку и была удивлена, заметив, что лицо Хьюго потемнело от гнева. Поняв, что девушка смотрит на него, Хьюго поспешил улыбнуться, и она забыла об этом маленьком инциденте, радуясь игре, ужину и танцам. Однако когда Джейн Берч явилась, чтобы проводить Аннунсиату в ее комнату, Хьюго вышел вслед за ней к пустынной лестнице.

– Мне надо поговорить с вами, – произнес он, бросая косой взгляд в сторону Берч.

Джейн Берч продолжала стоять рядом, неодобрительно глядя на свою хозяйку, и Аннунсиате пришлось приказать:

– Отойди подальше и подожди меня. Горничная неохотно отступила на пару ярдов, а Аннунсиата повернулась к Хьюго и вполголоса спросила:

– О чем же вы хотите поговорить и почему вы не подождали до утра? Если мы станем разговаривать здесь наедине, пойдут очередные слухи.

Хьюго прищелкнул пальцами.

– Слухи! Какая чепуха! Если они и пойдут, то совсем по другому поводу. Я слышал, что говорил вам сегодня вечером король.

Лицо Аннунсиаты выразило неподдельное изумление.

– Он не сказал мне ничего такого, чего нельзя было бы слышать другим.

– Он заявил, что найдет вам мужа, – напомнил Хьюго.

– И что же в этом плохого? Хьюго возмущенно уставился на нее.

– Разве вы не знаете? Разве вам и в самом деле непонятно? Да, я вижу, что вы ничего не поняли. Король, дорогая моя мисс Морлэнд, получил французское воспитание и приобрел некоторые привычки французских королей, а французские короли никогда не делают своими любовницами незамужних девушек – это недостойно, по их мнению.

Аннунсиата приоткрыла рот, чтобы возразить, и вдруг густо покраснела. Хьюго заметил это даже в полутьме коридора и сказал:

– Наконец-то вы поняли меня. Вся эта невинность – всего лишь поза. Если вы еще не стали его любовницей, он сделает вас ею.

Аннунсиата не понимала, почему Хьюго так зол, и попыталась держаться с ним надменно.

– Король ведет себя по отношению ко мне по-братски, и ничего более, – сухо заметила она. – Но даже если бы я была его возлюбленной – что в этом плохого?

– Да как вы смеете говорить так! – вскричал Хьюго.

Аннунсиата оглянулась на горничную и торопливо перебила его:

– Тише! Она услышит. Хьюго, вы долго жили при дворе, были в других странах. Неужели вас настолько может потрясти мысль о том, что у короля есть возлюбленная?

– Пусть у короля будет хоть тысяча возлюбленных – я только позавидую ему. Но не вы!

– Почему бы и нет? – раздраженно отозвалась Аннунсиата. – Чем я не гожусь?

Хьюго обнажил зубы в полуусмешке.

– Есть две причины, леди, – во-первых, я люблю вас, – Аннунсиата в изумлении не сводила с него глаз – она никак не ожидала таких слов. Хьюго подошел поближе и поднес ее руку к губам. – А во-вторых, вы любите меня.

Аннунсиата попыталась сдержать улыбку.

– И что же вы предлагаете, милорд?

– Ровным счетом ничего. Я только заявляю вам, мадам, что вы должны выйти замуж за меня. Я не могу ждать, пока вы, наконец, поймете собственное сердце.

Она вскинула голову и взглянула на Хьюго из-под ресниц, как королева на простолюдина.

– Сэр, я очень богата, а вы остались без гроша. Разве это хорошая партия?

Хьюго хищно улыбнулся и притянул ее плененную руку к себе.

– Да, леди, – у вас есть деньги, у меня – титул, а это важное достоинство, можете сами спросить у короля.

Несмотря на возмущенный взгляд служанки, Хьюго поцеловал Аннунсиату, и она не стала противиться.

Ральф гонял по кругу Кингкапа, и громадный гнедой жеребец все с большей охотой подчинялся ему. Ральф считал, что даже племенного жеребца надо почаще муштровать, и само укрощение коня доставляло ему удовольствие. Кроме того, у Ральфа при этом появлялась возможность поразмыслить, и теперь он изумлялся своим мыслям все сильнее. Эдуард сидел на копне сена подальше от копыт Кингкапа и наслаждался созерцанием жеребца не менее чем Ральф наслаждался своей работой.

– Если она и в самом деле этого хочет, – заговорил Эдуард, – и ее никто не принуждает...

– Конечно, я и не собирался принуждать ее, – откликнулся Ральф, и ритм его слов был прерывистым, в такт ударам хлыста. – Но я не знаю, стоит ли переубеждать ее, надо ли возмутиться и просто запретить – совершенно не знаю. Что мне делать, Нед?

– Первое, что ты должен сделать, Ральф, – это понять самого себя, – слегка улыбаясь, ответил Эдуард. – Если ты считаешь, что должен вести себя как глава семьи и вмешаться в это дело, тогда тебе незачем спрашивать совета, чтобы поступить так, как ты считаешь нужным.

Ральф молча задумался над этими словами.

– Да, конечно, ты прав. – Он остановил жеребца и положил руку ему на холку, а Кингкап с любопытством оглянулся и прижал уши, не понимая, чем вызвано прекращение упоительной скачки.

– Подумай сам, Ральф, – наконец сказал Эдуард. – Кэти знает, что делает.

– Ты уверен? – спросил Ральф, вновь пуская жеребца по кругу. – Она еще слишком молода.

– Дорогой мой, ей уже семнадцать, она взрослая женщина. Она достаточно долго была твоей домоправительницей, чтобы ты мог понять, что она чрезвычайно практична. Несомненно, любовь и ухаживание для нее менее важны, чем прочное положение в обществе. Она уравновешенна и достаточно умна, чтобы оценить ситуацию и выбрать самый лучший для себя выход.

– Но такой человек... человек, которого она не любит?..

Эдуард пожал плечами.

– Охотно могу поверить, что он относится к ней совсем по-другому, нежели к нам. Ты уверен, что твои колебания не вызваны нежеланием принимать этого человека в семью?

– А, ты об этом, – откликнулся Ральф. – Думаю, он не достигнет своей цели в этой сделке: люди не станут уважать его, даже если он женится на моей сестре.

– Если только твоя сестра не сделает его более респектабельным, – поправил Эдуард.

Ральф подошел к жеребцу и хлопнул его по крупу, направляя к конюшне.

– Я не думал об этом, – растерянно проговорил он.

Свадьбу отложили до мая, чтобы дать Кэти возможность подыскать и обучить новую домоправительницу – сложная задача, в которой Ральф настойчиво предлагал Кэти свою помощь. Руфь одна из всей семьи понимала, чего хочет Кэти, но обычно не только не вмешивалась, но даже не высказывала своего мнения. Мнения слуг разделились: одни считали этот брак удачным, так как Макторп богат, а другие – неравным, поскольку жених не был джентльменом. Макторп поступил довольно мудро, сделав несколько формальных визитов в замок Морлэндов, где было отмечено, что его внешность изменилась к лучшему, а манеры стали менее развязными, чем раньше.

Проблема с домоправительницей неожиданно разрешилась сама собой, когда Фрэнсис прибыл в Шоуз, чтобы обсудить с Китом план похода в Берни. Всю зиму Фрэнсис переписывался со своей матерью и очень беспокоился о ее одиночестве в Тодс-Нов.

– Я бы хотел, чтобы она пожила здесь, – заметил он. – Надеюсь, Руфь будет не против принять ее в Шоузе.

Узнав обо всем, Руфь сразу же предложила выход – Арабелла идеально подходила для должности домоправительницы Морлэндов. Все решилось на удивление быстро, и Фрэнсис с Китом в сопровождении эскорта отправились в Нортумберленд, чтобы привезти Арабеллу. Также было решено, что Сабина, которая становилась все более необузданной из-за недостатка надзора, поедет в Кокетдейл к Анне и Сэму на несколько лет. Поскольку старшие сыновья Ральфа были отправлены в школу, Элизабет приходилось следить только за Мартином и Дэйзи, что значительно облегчало ее задачу.

Новость о помолвке Аннунсиаты с лордом Баллинкри и шум, вызванный приближением дня отъезда Кита, заставили семью окончательно забыть о помолвке Кэти, и только Кит продолжал испытывать некоторое раздражение. Вечером, накануне его отъезда, он отправился в замок Морлэндов, чтобы попрощаться, а когда Кэти подошла пожелать ему удачи, Кит отвел ее в сторону и пробормотал:

– Думаю, к тому времени, как я вернусь, вы уже будете замужем за этим человеком.

– Да, если только... – начала Кэти и остановилась.

– Если – что? – почти гневно переспросил Кит. – Если только вы вернетесь не слишком скоро, – заключила Кэти.

Кит чувствовал, что она имела в виду совсем не то, но и представить не мог возможность какого-либо другого выхода.

– Послушайте, Кэти, – начал он, и девушка быстро подняла на него глаза. Кит долго не мог найти нужные слова. – Вы в самом деле хотите выйти за него замуж?

– Разве у меня есть выбор? – спокойно спросила она.

Кит нахмурился. Конечно, она могла бы не выходить замуж за Макторпа, но Кит знал, что Кэти говорит совсем о другом выборе. Наконец он пробормотал:

– Но вы ведь не любите его.

– Очень мало женщин бывают по-настоящему счастливы, выходя замуж по любви, – возразила Кэти. Она помедлила, глядя на Кита, и когда стало ясно, что он не собирается продолжать разговор, сказала: – Счастливого пути вам, Кит. Надеюсь, что вам удастся выполнить все, что вы задумали.

Она резко отвернулась, вызвав у Кита сознание раздражения и неудовлетворенности. Однако когда Кэти вновь повернулась к нему, ее лицо было таким замкнутым, что Кит не решился продолжить разговор. Немного спустя он ехал в Шоуз, утешаясь мыслью, что Кэти не решится на подобный брак. Кит не мог представить себе, что, вернувшись в Шоуз, он найдет Кэти в качестве жены Макторпа, поэтому продолжал убеждать себя, что это не может и не должно произойти.

Король дал разрешение на ее брак с лордом Баллинкри весьма охотно, и Аннунсиата исполнилась твердой уверенностью, что привязанность короля к ней носила братский характер и была вызвана только ее сходством с принцессой Генриеттой. Аннунсиата попросила разрешения на брак у Руфи, и, посоветовавшись с Ричардом, Люси и Эдуардом и хорошенько расспросив о том, что за человек Хьюго Мак-Нейл, Руфь дала согласие и даже, к неудовольствию Эллин, позволила, чтобы свадьба состоялась в Уайтхолле.

– Неужели моя молодая мисс будет венчаться не дома?! – причитала Эллин.

Руфь осталась непоколебимой.

– Там ей будет лучше, чем здесь. А Шоуз всегда останется ждать свою хозяйку.

Еще больше заинтриговало Эллин то, что Руфь не захотела даже поехать в Лондон на свадьбу, но Аннунсиата не нуждалась в объяснениях по этому поводу. Шоуз и ее мать остались в другой жизни, как на другой планете. Она так же не могла представить себе Хьюго в Йоркшире, как свою мать – в Уайтхолле.

Изъявления доброты короля по отношению к Аннунсиате на этом не закончились: он предложил быть посаженым отцом девушки ввиду отсутствия близкого родственника-мужчины, позволил ей венчаться в Королевской капелле и пригласил совершить обряд епископа Лондонского; приказал приготовить новые апартаменты для Хьюго и Аннунсиаты, пообещал ей место фрейлины королевы после того, как состоялся свадебный сговор самого короля, продолжавшийся с февраля. Кроме того, король назначил Хьюго членом тайной палаты и хранителем королевской шкатулки, а также даровал ему почетный титул полковника охраны, приносящий маленький, но желанный доход; Аннунсиате был приготовлен великолепный свадебный подарок – жемчужное ожерелье, которое она надела в день свадьбы, и шесть золотых блюд.

Король назначил двоих сыновей Ричарда хористами Королевской капеллы – назначение, которое предполагало получение более почетных должностей в капелле, когда мальчики станут постарше, – и пообещал Ричарду рыцарский титул во время коронационных церемоний, ожидающихся в апреле.