– А что это такое, дядя? – подозрительно спросил Гамиль. – Лекарство?

– Ты не думай об этом, а просто выпей. Смотри, какая хорошая девочка. Видишь, твоя сестренка уже пьет.

Хиро посмотрела на брата поверх ободка кружки и улыбнулась, обнажая маленькие белые зубки, словно хитрая лисичка.

– Восхитительный напиток, – похвалила она.

Гамиль взял свою кружку, заглянул в нее и тоже заулыбался.

– Пахнет гоголем-моголем, – произнес он и сделал глоток. – М-м-м, очень вкусно. А из чего он делается, дядюшка Медведь?

Амори порой ворчал, когда Гамиль называл его так, но на сей раз он только удивленно проговорил:

– Ты, разумеется, знаешь, как делается гоголь-моголь, да? Мякоть яблока, молоко, яичные белки, сахар…

– Да, но что еще, кроме этого? – настаивал Гамиль. – Дома у гоголя-моголя никогда не бывает такого вкуса, когда мама велит сделать его для нас. Что ты еще туда положил?

– Да ничего, ничего… ну, совсем капельку легкого вина, только и всего, чтобы согреть вас.

– Ага! Что ж, если это лекарство, то я ничего не имею против него. А, рад видеть тебя, кузен Энтони, – добавил он, когда мальчик вышел из большого зала. Энтони застенчиво улыбнулся, а потом протянул руку к кружке. – О, нет, прежде чем получить хоть глоток этого лекарства, ты должен сначала промокнуть до нитки. К тому же я все уже выпил.

Когда Энтони повернулся к Хиро, чтобы посмотреть, не осталось ли у нее чего-нибудь в кружке, Амори вновь вспомнил, что они промокли.

– Я удивляюсь, как это ваша тетка позволила вам выйти из дома в дождь, – сказал он. – Меня удивляешь и ты, Гамиль. Почему ты плохо заботишься о своей сестре, даешь ей вот так до ниточки промокнуть?

– О, тетушка Мэри была только рада избавиться от нас, – отозвался Гамиль. Мэри-Эстер вообще-то не была его тетей, но такое обращение было вполне уместным. – Там так много дел, что мы только путались под ногами, и когда дождь почти прекратился, мы быстренько спросили у нее разрешения и сбежали, прежде чем она смогла подумать, достаточно ли долгим будет этот перерыв.

– Нам бы хватило времени, – добавила Хиро, – если бы мы не поехали длинным кружным путем, через Хэрвуд-Уин: хотели посмотреть там барсучью семью. Я мечтаю съездить туда как-нибудь ночью и понаблюдать за ними. Днем ведь барсуков не увидишь. Только тетушка Мэри нам бы не разрешила.

– Да уж точно, не разрешила бы, – подтвердил Амори. – А в лесу вы почему не укрылись от дождя?

– Мы укрылись, – ответила Хиро, – только дождь все никак не переставал, а Гамиль подумал, что я замерзаю. Вот мы и поскакали во весь опор в Уотермилл. Так что, видишь, он очень даже обо мне заботится, – она с нежностью взглянула на брата. – Больше всех.

Гамиль посмотрел на нее в ответ, но совсем без одобрения. Хиро всегда старалась убедить его, что тот несчастный случай произошел не по его вине, а он никогда не принимал утешений.

– Нравится вам теперь дом, когда он закончен? – спросил Амори.

– Он очень красивый, – ответил Гамиль. – Особенно эта лестница с грифонами, крылатыми драконами и большими львами, что вырезаны на стойках перил.

– А мне по такой лестнице куда легче подниматься, чем по винтовой, – добавила Хиро, – только вот жаль, что исчезла галерея в часовне. Я любила сидеть там, наверху.

– А сам Эдмунд доволен? Получилось так, как он замышлял?

– Ну, ты же знаешь дядюшку Эдмунда: он никогда много не говорит, только я видел, как он стоял сегодня утром в этом новом зале, и на лице у него, похоже, промелькнула улыбка, – ответил Гамиль с иронией. Амори нахмурился от такой дерзости, но по-настоящему, конечно, не рассердился: ему нравилась задорность близнецов, и приходилось только сожалеть, что его собственный сын был столь печальной противоположностью им. – А тетушка Мэри очень довольна новой столовой, – продолжал между тем Гамиль, – потому что она ближе к кухням, так что еда теперь будет попадать на стол горячей, а не остывшей. Ну, а уж если тетушка Мэри довольна, то и остальные довольны. Во всяком случае будут довольны, когда все вещи снова окажутся на своих местах.

Амори выглянул из окна на промокшие ивы, склонившиеся над прудом. Даже утки попрятались.

– Что ж, похоже, вам придется здесь на некоторое время задержаться, – весело объявил он. – Пойду-ка я распоряжусь насчет обеда. Вам, может быть, даже придется остаться на ночь, – добавил он, еще больше просияв.

Хиро и Гамиль быстро переглянулись, и девочка схватила руку проходившего мимо дядюшки и улыбнулась ему.

– Дядюшка Медведь, а можно мне поиграть на твоем спинете и спеть новую песенку? Я уже несколько дней не могу поупражняться, ведь всю мебель перенесли.

Амори сжал ее руку, а другой погладил ее блестящие золотистые локоны.

– Конечно, моя дорогая… только подожди, пока я вернусь, хорошо? Мне бы хотелось тебя послушать.

Когда он направился в зал, его походка приобрела даже некоторую легкость, и Хиро с довольной улыбкой наблюдала за ним, пока не почувствовала прикосновение робкой руки к своим волосам. Это был Энтони. Он гладил ее локоны, неуклюже подражая отцу, и глаза его едва не вылезали из орбит от сосредоточенности.

Им и в самом деле пришлось остаться на ночь. Но на следующее утро дождь прекратился, и все они отправились прогуляться под переменчивым бледно-серым небом. Вернее, прогуливались мужчины: Амори, Гамиль и Энтони. А Хиро тихонько ехала рядом на своем пони Они спустились вниз, в сторону мельницы, чтобы посмотреть, как выглядит река.

– Как она сильно вздулась от дождей, – заметил Гамиль.

В этом месте река Уз пробороздила себе глубокое русло, и в обычном состоянии берега были низкие. Но теперь река поднялась настолько высоко, что почти заливала идущую вдоль берега тропу.

– Дядюшка, а твое поместье когда-нибудь страдало от наводнения? – спросил Гамиль.

– Вот это поле затопляло, но дом стоит выше, так что до сих пор мы в такую беду не попадали.

– А как насчет пруда? Амори покачал головой.

– Он снабжается водой и осушается через маленький подземный ручеек, и я не помню, чтобы его уровень когда-либо менялся, даже в засуху. Это тот же самый ручеек, который питает и наш колодец – вот почему вода там у нас такая вкусная. Мой отец вырыл его, чтобы посмотреть, что получится. Тогда в этих краях был один лозоход, умеющий находить воду, так вот он-то и проследил, чтобы русло ручья проходило прямо мимо этого колодца.

Они все шли и шли по прибрежной тропе, которая была достаточно твердой даже после дождей.

– В мои обязанности входит поддержание этой тропы в порядке, – объяснил им Амори, – вот я и делаю, что могу, с помощью шлака и гравия. На ней бывает очень оживленное движение, хотя вообще-то она не считается дорогой.

Хиро на своем пони плелась позади Амори и Гамиля, и лошадка то и дело быстро наклоняла голову, чтобы ухватить полный рот сочной травы с заливных лугов. Энтони рассеянно брел рядом с Хиро, постоянно украдкой поглядывая на нее. Он был просто заворожен мерцанием ее золотистых локонов из-под небольшого капюшона из черной материи. Мальчик шел между Хиро и рекой, не спуская глаз с девочки. Неожиданно он оказался слишком близко к краю, и как раз в тот момент, когда Хиро потянула голову пони вверх, понукая его идти дальше, нога Энтони поскользнулась на мокрой тропе. Небольшой кусок берега под его ногами пополз вниз, и Энтони, издав крик, вцепился в ближайшую опору, которой оказалась нога Хиро.

Он почти сволок девочку с седла, но спустя мгновение она перехватила руку, вцепившуюся в нее, своей рукой и громко позвала на помощь. Ее пони испуганно метнулся в сторону, ноги его заскользили, и пока он пытался выбраться с ненадежной почвы, новый кусок берега стал осыпаться, и лошадка наполовину съехала в реку. А Хиро вместе с повисшим на ней всем своим весом Энтони оказалась стянутой с седла и упала в воду.

Амори и Гамиль обернулись как раз вовремя и успели заметить исчезающих Хиро и Энтони. Пони, неистово зарываясь в землю копытами, сумел выбраться на берег и поднялся, дрожа от испуга. Его поводья волочились по земле. Но времени перехватить их не было. Гамиль с отчаянным криком бросился в воду следом за сестрой, а Амори упал на землю, простирая к реке беспомощные руки.

После первого потрясения от холодной воды Хиро пришла в себя, вынырнула и поплыла. Поток подхватил ее и понес вниз по реке. Впрочем, на ее счастье, он был не бурным, и Хиро удавалось удерживаться на поверхности, правда, это потребовало немало усилий. И тут она вспомнила об Энтони и огляделась, ища его глазами. Он вынырнул ниже по течению, испустил ужасающий булькающий звук и снова ушел под воду.

Хиро никогда прежде не купалась в реке, однако она не испугалась. Она знала, что Гамиль выплыл бы, и была уверена, что и ей это под силу. Девочка не пыталась больше плыть, а просто била по воде руками и ногами, стараясь не пойти ко дну. Это показалось ей на удивление легким делом. Она заметила, что Энтони снова вынырнул, теперь уже ближе, и неожиданно обнаружила, что вполне может передвигаться в его сторону. Вода попадала ей в рот, и Хиро захлебывалась и кашляла. «Гамиль, – думала она, – ну где же ты?» В ее сознании, казалось, отзывался его голос: «Я иду. Держись».

Она добралась до того места, где в последний раз исчез Энтони, и пока течение относило ее все дальше, она заметила, как под грязной водой что-то слабо засветилось красноватым светом. А на Энтони как раз был красный камзол. Хиро направилась туда – и тут ее что-то схватило и потянуло под воду. Шум реки оглушительно загудел в ее ушах, рот и нос наполнились водой. При первом же вздохе Хиро сразу захлебнулась, и вода полилась в нее, словно в ней было полным-полно дыр, как в решете. Девочка отчаянно боролась с Энтони – это, конечно, он вцепился в нее под водой – и пыталась, бешено молотя ногами, пробиться наверх. Но хотя мальчик был слаб разумом, тело его было сильным, и он вцепился в Хиро, словно пиявка, всем своим весом таща девочку вниз. На какое-то краткое мгновение ее голова показалась на поверхности – она поняла это из-за перемены давления, – но прежде чем Хиро смогла глотнуть воздуха, она снова ушла под воду, погружаясь все ниже, ниже, ниже… Голова ее, казалось, сплющивалась от сильного давления и отсутствия воздуха, она впала в отчаяние, понимая, что тонет.

Боль в легких стала такой непереносимой, что Хиро молила Господа дать ей поскорее умереть, только бы избавиться от мучений. Ее ноги коснулись чего-то – она успела предположить, что это было дно, – а потом внезапно тяжесть спала с нее. Энтони потерял сознание. Хиро открыла глаза и увидела под собой все то же красноватое свечение. Именно это помогло ей сообразить, что она медленно поднималась вверх. «Река помогает мне», – подумала Хиро, и в тот же самый миг в ее голове снова прозвучал голос Гамиля, который сказал ей: «Плыви». Ее рука коснулась камзола Энтони, Хиро крепко ухватила его и, колотя ногами, принялась понемногу пробиваться к поверхности воды.

Как долго продолжается кошмар? Это могут быть всего лишь какие-то мгновения, однако они кажутся вечностью. Гамилю, плывшему к тому месту, где скрылась под водой его сестра, почудилось, что в беспомощном отчаянии протекла целая жизнь. Второй раз он не успевает прийти ей на помощь. Второй раз! Он трижды нырял, набрав побольше воздуха в легкие, в поисках хоть какого-нибудь признака Хиро. Про Энтони Гамиль уже и думать забыл, но именно красный камзол мальчика и привел его к сестре. Он снова нырнул и увидел Хиро, вцепившуюся в этот камзол. Она пыталась вытащить своего кузена со дна реки. Гамиль положил руку ей на талию и с силой толкнул сестру вверх. И они вместе вынырнули на поверхность.

– Дыши! – приказал Гамиль. – Кашляй! Дыши! Хиро, задыхаясь, хватала ртом воздух, и Гамилю удалось разобрать слова: «Больно». Она не хотела дышать, потому что это причиняло ей нестерпимую боль. Колотя по воде ногами и пытаясь приподнять Хиро повыше, держа ее за подмышки, Гамиль сумел немного встряхнуть ее.

– Хиро, дыши! Еще! Все время дыши. – Гамиль видел, что она слушается его. Тяжесть двух тел изнуряла мальчика, тянула его вниз. – Да отпусти ты Энтони! – крикнул он сестре и тут же увидел, что ее глаза расширились.

– Нет! Мы должны спасти его!

Значит, так тому и быть. Хиро, освобожденная от тяжести Энтони и поддерживаемая Гамилем, теперь могла с помощью ног медленно продвигаться к берегу. Гамиль же принял на себя вес Энтони и понемногу толкал его вперед, хотя считал, что мальчик, вероятно, уже мертв, поскольку тот совершенно не подавал признаков жизни. Их снесло довольно далеко вниз по течению, но как раз в этом месте река делала изгиб, замедлявший движение потока, так что дела у них сразу пошли получше. Им казалось, что пролетели долгие часы, но вот они, наконец, достигли берега, где над водой росло крепкое старое дерево. Вот с его-то помощью они и выбрались наверх.

Амори нигде не было видно. У Гамиля возникла смутная догадка, что он отправился за помощью. Пока Хиро держалась за ветку, Гамилю удалось затащить обмякшее тело Энтони на идущую горизонтально часть ствола дерева. В итоге тот устойчиво висел: ноги его были в воде, а голова свешивалась как раз над самой ее поверхностью. Потом Гамиль выкарабкался из реки и вытащил на берег Хиро, где оба, обессиленные, рухнули на землю. Дети были в полном изнеможении, их руки и ноги болели, а легкие так и жгло от невероятных усилий.

Возможно, они даже на некоторое время погрузились в дремоту. Во всяком случае, услышав, что Энтони застонал, Гамиль почувствовал, будто и сам он возвратился издалека. Значит, Энтони не умер. Превозмогая усталость, Гамиль поднялся на ноги и потащил малышка по стволу к берегу. Затем он приволок его к тому месту, где лежала Хиро. Энтони закашлялся, его стошнило, а потом мальчик снова застонал.

– Мы должны отнести его домой, – слабо выговорила Хиро.

Повернувшись к сестре, Гамиль опустился подле нее на колени.

– У тебя-то самой как дела?

– Со мной все в порядке. Устала до смерти, но все нормально, – она посмотрела в измученные страданием глаза брата. – Ты ни в чем не виноват.

Не в силах вымолвить ни слова, он крепко сжал ее руку.

– Гамиль, ты ни в чем не виноват.

– Если бы с тобой что-нибудь случилось… – договорить он не смог.

Хиро сжала руку брата, пытаясь отвлечь его внимание.

– А как же нам дотащить Энтони до дома? И где же дядюшка Амори?

– Не знаю. Думаю, он пошел за подмогой.

– А где наш Златогривый? Если бы ты поймал пони, мы бы как-нибудь затащили Энтони ему на спину.

– Пойду поищу его, – сказал Гамиль.

Он встал и двинулся вдоль берега. У него было такое ощущение, словно его жестоко избили, все тело страшно болело и в то же время почти онемело от изнеможения. Он никогда еще так не уставал. Затуманенным взором он увидел, что их Златогривый бредет к нему. Лошадка следовала за ними вниз по течению, попутно пощипывая траву. Она даже не попыталась убежать от Гамиля. Он привел пони к Хиро и с ее помощью кое-как сумел взвалить неподвижное тело Энтони поперек седла. Златогривый во время этой процедуры стоял на удивление спокойно, как скала. Он даже не заартачился, когда ему пришлось принять двойную ношу, поскольку после всех испытаний Хиро не могла со своим поврежденным бедром тащиться по трудной дороге.

Между тем пелена, застилавшая глаза Гамиля, становилась все гуще, превращаясь в настоящий туман. Спотыкаясь, он брел к дому, не столько ведя пони, сколько сам опираясь на животное. Неподалеку от Уотермилла, заметив их приближение, скорбную процессию встретили несколько слуг. Никакой тревоги, оказывается, поднято не было, поскольку Амори дома не появлялся. До Гамиля словно издалека доносились их встревоженные голоса, будто щебетание птиц: он куда-то уплывал, все дальше и дальше… И вот этот умиротворяющий туман сомкнулся вокруг него, и мальчик беззвучно осел на землю и потерял сознание.

Смерть Амори так и осталась загадкой. Его тело на следующий день извлекли из реки, но было невозможно определить, упал ли он туда, соскользнув с берега, или же прыгнул в воду сам, чтобы попытаться спасти детей, а может быть, с ним случилось еще что-то… Больше всего последствия его гибели ощутили в Шоузе. Шоуз был домом этой ветви семьи, прозванной Библейскими Морлэндами. Сестра Амори, Алетея, вышла замуж за Неемию Морлэнда, хозяина Шоуза и капитана торгового судна, принадлежавшего Ост-Индской компании. Неемия был убит во время резни на Амбойне[4] в 1623 году, а Алетея ненадолго пережила его, умерев, как говорили, от разорвавшегося сердца.

От Алетей остались сыновья-близнецы, Зафания и Захария, и две дочери, Руфь и Мэри-Элеонора. Зафания женился на девушке из Йорка, которая скончалась, подарив ему сына, Малахию. А Захария женился на Сабине, дочери Амори, и детей у них не было до сих пор. Оба брата-близнеца пошли по стопам отца и служили в Ост-Индской компании. Они надолго уходили в море и дома появлялись редко. Сабине никогда не нравился Шоуз с его старым, темным, неудобным домом, поэтому после смерти Амори она решила вернуться в Уотермилл, чтобы заботиться о своем брате Энтони.

Сложность заключалась в том, что в Шоузе совсем не осталось взрослых, а Руфь, которой было пятнадцать лет, равно как и двенадцатилетняя Мэри-Элеонора и четырнадцатилетний Малахия, разумеется, не могли жить без должного надзора.

– Вам придется пожить в Морлэнде, пока не вернутся домой ваши братья, – холодно сказала Сабина девочкам. – Если, конечно, они вообще когда-нибудь вернутся.

– Но что же будет с Шоузом? – озабоченно спросил Малахия.

Шоуз должен был перейти к нему по наследству.

– Оставим его на попечение управляющего, пока ты не подрастешь, – ответила Сабина. – Кажется, ясно, что сейчас ты не можешь возложить на себя ответственность за поместье.

– Управляющий! – воскликнул Малахия, но Руфь рассерженно оборвала его:

– Я не желаю уезжать в Морлэнд! Мой дом здесь.

– Ничего, придется уехать. Ты же не можешь здесь оставаться, когда уеду я.

– А с какой стати ты должна уезжать? Ты никогда раньше об этом не говорила.

– Я должна ехать, чтобы присматривать за своим братом.

– Так пускай он приедет сюда! – закричала Руфь, и ее лицо покраснело от волнения – Не поеду я в Морлэнд!

– Придется, – повторила Сабина. Из всех тяжелых испытаний, которые ей пришлось претерпеть за время пребывания в Шоузе, старшая золовка казалась Сабине самым худшим. – Ты забыла, что Уотермилл – это мой дом, и могу тебя заверить, что я испытываю к нему такие же горячие чувства, как ты – к Шоузу. Более того, Шоуз, по сути дела, никогда не будет тебе принадлежать, тогда как Уотермилл уже мой.

Ее, полностью ее. Вполне понятно, что Энтони, будучи слабоумным, не может получить наследство, а если еще и Захария погиб, то ничто не помешает Сабине наследовать его. Если же муж все-таки вернется домой… что ж, тогда она и побеспокоится об этом. Теперь, уезжая, она может говорить все, что душе угодно.

– Мне никогда не нравилось жить здесь, в этом отвратительном старом доме. А теперь я намерена уехать в Уотермилл, в свое собственное имение, и сюда я никогда больше не вернусь.

– Но что же будет с нами? – спросила Мэри-Элеонора, едва не плача.

– Я этого не знаю и не хочу знать! Вы отправитесь в Морлэнд и будете там до тех пор, пока не вернутся ваши братья или вы сами не станете достаточно взрослыми, чтобы позаботиться о себе. Слава Богу, я больше за вас ответственности не несу.

Мэри-Элеонора разразилась рыданиями, и Руфь ласково обняла ее, хотя у нее никогда не находилось времени для младшей сестры.

– Мы поедем в Морлэнд, раз уж так вышло. Но как только я стану взрослой, я вернусь в Шоуз, и тогда никто и никогда больше не прогонит меня отсюда! Не плачь, Нелл[5], все будет хорошо, вот увидишь.

– А кроме того, мой папа непременно вернется домой, – добавил Малахия.

Но это было сказано больше из вызова, поскольку его отец отсутствовал уже так долго, что даже сам Малахия не надеялся увидеть его вновь.