Кит положил остатки хлеба на тарелку. Той Хиро он мог сказать: «Я люблю тебя». Но вместо этого он произнес:
– С Гамилем все в порядке.
– Я рада, – отозвалась она на удивление спокойным голосом.
– Гамиль единственный из нас, кто ни разу не был ранен. Он словно заколдован.
– Он счастлив? – спросила Хиро. Кит задумался. Вопрос казался неуместным, и он не знал, что ответить.
– Он хороший офицер, его высоко ценят, – Кит подумал, что бы еще сказать. – Я рад, что Руфь приютила вас у себя. Я слышал, что вы с ней устояли против Ферфакса.
– Он был весьма учтив. Нам повезло, что это оказался он, а не шотландцы. Мы вчера видели, как они промаршировали мимо, и поэтому предположили, что пришел принц Руперт. Осада снята?
– Да, они все ушли.
– Значит, завтра мы сможем вернуться домой.
Кит в удивлении поднял на нее взгляд. Ну, разумеется, у нее ведь не было никакой возможности узнать о судьбе Уотермилла.
– Дом разрушен. Сожжен. Ты должна остаться здесь.
Хиро была потрясена.
– Сожжен? – прошептала она. Их глаза встретились, и Кит понял, что теперь война стала реальностью, реальностью и в ее понимании. – Кит… наш дом?
– А кто сжег его, отец? – спросил маленький Кит.
– «Круглоголовые», – машинально ответил он.
– Я ненавижу этих «круглоголовых»! – воскликнул маленький Кит. – Когда я стану взрослым, я вступлю в армию и буду драться с ними, как ты.
– К тому времени война уже закончится, – ответил Кит, едва воспринимая слова ребенка.
– А скоро она закончится? – поинтересовалась Хиро.
– А Бог ее знает, – ответил Кит, но потом встряхнулся – ради нее, ради ребенка. – Надеюсь, что скоро.
– А после войны мы построим новый дом? – спросила Хиро. – Уотермилл и В самом деле был слишком мал.
– Да, – пообещал Кит.
Что ж, она не знала этой войны, война шла в другом месте, где жил он, месте, которое сделало его призраком в ее мире. Он не мог поделиться с ней ни своими переживаниями, ни опасениями… и не М01 даже представить, где, наконец-то, закончится эта бойня, и он сможет спокойно отправиться домой. И не имело никакого значения, что он скажет: это было для нее игрой, чтобы утешить себя.
– Да, – повторил Кит, – мы построим дом, больше и лучше прежнего.
– Господский дом, который унаследует маленький Кит, – сказала Хиро.
И тут открылась дверь, и вошла Руфь все еще с мушкетом в руках.
– Я накормила Оберона, хотя зерна для него у меня не нашлось. Я дала ему бобов. Ты, похоже, переутомил его. Нос у него очень горячий. Он так у тебя захромает, если ты завтра не дашь ему отдых.
Кит взглянул на кузину.
– Завтра у нас сражение.
Раздался крик Хиро, быстро подавленный. А Кит обратился к Руфи: он чувствовал, что не может говорить с женой. Каким-то странным образом мушкет делал Руфь более реальной, словно она была неким связующим звеном между этими двумя мирами, его и миром Хиро.
– Неприятель сосредоточил силы на Марстонской пустоши. Мы выступаем завтра до рассвета, чтобы вступить с ними в бой. Принцу отдан приказ… они должны быть разбиты, и тогда мы сможем вернуться к королю.
Глаза Руфи смотрели ясно и с пониманием.
– Нелегко вам придется. Шотландцы – отличные воины. И, как мы слышали, кавалерия «Восточной ассоциации» теперь не хуже, чем у Руперта, когда во главе их встал Кромвель.[46]
– У нас нет иного выбора, – отозвался Кит. – Пока что мы еще ни разу не были биты. Пуритане считают принца дьяволом, а его пуделя – злым духом. Это тоже идет нам на пользу.
Руфь прочла в его глазах безысходность и горькое разочарование, поняла одиночество этого человека, навсегда отгородившегося даже от собственных чувств. Она хорошо понимала, что это такое, ибо точно так же закрыла дверцу в собственной душе, когда покинула Морлэнд и вернулась домой, в Шоуз. Ей страстно хотелось утешить его, сказать ему: «Я понимаю», хотелось попрощаться с ним, но и это было невозможно, ибо тот Кит исчез давным-давно. Нет-нет, это был не Кит, сидевший здесь, у ее холодного камина, высокий, ссутулившийся мужчина с усталым лицом. Когда он пошевелил головой, Руфь заметила мимолетный слабый проблеск россыпи седых волос среди темных кудрей и глубоко опечалилась. Все это казалось таким несправедливым: она любила веселого и жизнерадостного молодого человека, смеющегося, красивого – вечно молодого. О, как же нелепа человеческая любовь! Все они любили его, она и Хиро, все любили того прекрасного рыцаря. И только маленький Кит, никогда не знавший отца другим, восхищался этим воином без тени разочарования.
– Может быть, тебе хотелось бы отдохнуть? – резко спросила Руфь. – Хиро, ты можешь показать ему свою комнату… он мог бы прилечь там.
Она видела, как супруги обменялись быстрыми вопросительными взглядами, и оба молча ответили утвердительно. Это было единственное, что они по-прежнему могли дать друг другу, и каждый из них надеялся, что таким способом им, возможно, удастся установить хоть какой-то контакт. Для Руфи это было своего рода извращенным удовольствием, подобным «удовольствию» от ощупывания незаживающей язвы – вызвать признательность Хиро за то, что она помогает им. Хиро захромала к двери, и Кит последовал за ней, метнув назад, в сторону Руфи, взгляд соучастника, понимающего ее. Маленький Кит хотел было направиться за ними, но Руфь, поймав его за плечо, остановила твердым взглядом. Когда они ушли, мальчик спросил:
– А почему я тоже не могу пойти?
– Им нужно некоторое время побыть вдвоем, – объяснила Руфь.
– Почему?
– Им надо поговорить наедине, – отрывисто сказала Руфь. Она научилась не пускать Кита в свое сердце, но все это время ей приходилось защищаться от его ребенка, который мог бы быть ее сыном. – Они хотят попрощаться.
– А, – протянул маленький Кит, и Руфь ощутила, как его плечо расслабилось под ее рукой: он смирился с тем, что ему нельзя побыть с родителями, хотя и не понял сути запрета. – Завтра он будет сражаться в новой битве, – сказал мальчик, и лицо его засияло. – А он на самом деле мой отец?
Нет, это не было вопросом, малыш произнес это просто из любопытства, но Руфь, вспомнив Кита, в которого когда-то влюбилась, с мрачной улыбкой ответила:
– О да, это на самом деле твой отец.
В темноте спальни, в объятиях друг друга они смогли, наконец, немного расслабиться. Закрыв глаза, Хиро делала вид, что в ее объятиях лежал именно ее муж, которого она помнила. Для Кита она была просто женщиной, теплой и страстной, на удивление мягкой и нежно пахнущей для мужчины, который так долго прожил среди солдат. По крайней мере тела их понимали друг друга. Спустя некоторое время они почувствовали успокоение, и сознание доведенного до конца дела приободрило их.
В темноте они даже немного поговорили. Кит рассказал ей кое-что о своей жизни, о битвах, в которых они сражались, о доблестных атаках, о принце Руперте и его мужестве, о своей дружбе с другими воинами, о приятных ночах, проведенных у походного костра… Он был похож сейчас на солдата, болтавшего с возлюбленной. Устроившись у него на руке, маленькая и теплая, Хиро тоже напоминала девушку, прислушивающуюся к голосу своего любовника, первого любовника, которого она еще толком не знала, но уже обожала. И на какой-то краткий миг они почувствовали себя почти счастливыми. Но немного погодя Кит забеспокоился.
– Пора ехать. Я не могу вернуться поздно. Генерал оказал мне доверие. Зажги свечу, чтобы я мог одеться.
Хиро села, протянула руку к кремню, и спустя минуту свеча разгорелась желтым пламенем, и явь вновь заторопилась наружу из темных уголков. Она посмотрела на мужа и в смущении отвернулась. Кит выбрался из постели и принялся натягивать на себя брюки быстрыми, нетерпеливыми движениями. Хиро молча соскользнула с другой стороны кровати и тоже стала одеваться, двигаясь неспешно и экономно, словно не желая привлекать к себе внимания. Когда Кит собрался, она уже ждала его у двери. Он поднял свечу, и Хиро, останавливая его, протянула руку, сложенную в кулак.
– Кит, – начала она и, называя мужа по имени, снова почувствовала робость, словно молоденькая девушка. – Не возьмешь ли ты это?
– Что это? – спросил он резко и нетерпеливо. Хиро снова ткнула в него своим сложенным кулачком.
– Пожалуйста, возьми это.
Он протянул ладонь, и она положила на нее талисман из чернильного орешка. Кит внимательно смотрел на него в свете свечи, наблюдая, как кожаный ремешок, на который она повесила свое сокровище, раскручивался медленно-медленно, словно живое существо.
– Мне хотелось бы, чтобы ты носил его… Он будет хранить тебя.
Кит вдруг подумал о мерцании золотого креста на шее Даниела, и ему показался нелепым этот контраст: золотой крест и грубые очертания кусочка никчемного дерева. Но чернильный орешек был неким мостом, мостом из ее мира в его. Талисман… да, это понятно солдату. Он насмешливо посмотрел на жену, и она увидела в нем перемену, увидела, что ее поступок озадачил его, но он, наконец-то, был здесь, в самый последний момент и всего на мгновение, однако Хиро и за это была ему благодарна.
– Да, спасибо.
Хиро посмотрела в глаза Кита и улыбнулась. Ей хотелось коснуться его, проститься, сказать ему, что она любит его и так рада, что сумела пробиться к нему… Но она понимала, что не может этого сделать. Время уже ушло, и Кит снова собирался уходить от нее, он ведь был солдатом, а она… она уже отдалилась от него, став помехой, задерживавшей его отбытие. Без единого слова Хиро отвернулась от мужа, и когда Кит приподнял свечу, чтобы осветить путь, Хиро захромала вниз по лестнице впереди него.
Когда он вышел на двор – один: он не позволил Хиро и сыну провожать его, – там стояла Руфь, державшая Оберона. Она была проворной и деловой, и Кит был признателен ей за это.
– Я тут тебе уложила в мешок немного хлеба и мяса. У тебя, возможно, не будет времени раздобыть до рассвета еще что-то.
– Спасибо, – сказал он, взяв мешочек и привязав его ремешок к седлу.
Руфь все еще держала поводья, и Кит воспользовался моментом, чтобы надеть через голову амулет и спрятать его под рубашкой. Подняв глаза, он перехватил веселый, ироничный взгляд Руфи. «Что ж, пускай это хранит тебя, если что-то способно тебя сохранить», – как бы говорил ее взгляд.
– Хиро это будет приятно, – пояснил он.
– О да, разумеется, – ответила она, и губы ее изогнулись в язвительной улыбке.
И внезапно, неожиданно для себя Кит страстно захотел ее, и это его разозлило. Ухватив Руфь за подбородок, он начал неистово целовать ее, языком заставляя ее губы раскрыться. Она не сопротивлялась и не отвечала, а просто терпела это, ни на миг не переставая улыбаться своей язвительной улыбкой… рот у кузины, однако, оказался весьма сладким. Наконец Кит отпустил ее, и Руфь пошатнулась, удерживая равновесие. Выражение ее глаз оставалось непостижимым.
– Присмотри за Хиро и мальчиком. – Вынести эту понимающую улыбку он был не в силах. – Пока я не приеду снова.
– Пока ты не вернешься.
Кит вдел ногу в стремя и взлетел в седло. Руфь выпустила поводья, и он подхватил их. Киту вдруг пришло в голову, что она даже не спросила его о Малахии… что ж, это делало ей честь. Чем-то она была похожа на солдата. Мертвые были мертвы, пускай себе почивают с миром. Он поднял руку, салютуя ей на прощание, слегка поднял Оберона на дыбы и, развернув его, поскакал через ворота.
Руфь пошла закрыть за ним ворота, считая ниже своего достоинства смотреть ему вслед. Рот ее горел от отпечатка его яростных губ, в сознании сводящим с ума эхом отдавались последние слова Кита. Он возложил на нее ношу, которая, как и сам он понимал, была непосильной. Но Кит знал, и Руфь тоже знала, и он понимал, что она это знает, – он никогда не вернется. Печать смерти уже лежала на нем, печать безысходного отчаяния, которому не уйти никуда, не получив добычи. В следующем сражении или в том, что будет после него, или еще в одном – какая разница, когда? Только он уже не вернется…
Глава 16
Солдаты Руперта собрались на дороге, ведущей к Марстонской пустоши, серым утром второго июля, однако Ньюкасл со своими людьми еще не подошел. Как обычно, последовал приказ выслать дозорных. Гамиль подъехал к Киту и отозвал его в сторону.
– Я хочу взять твоих парней, а тебя оставить здесь, вместо себя.
Выглядел он обеспокоенным, что было необычно для Гамиля, и Кит поднял брови в безмолвном вопросе. Он, конечно, не имел права обсуждать приказ командира, но это был несколько странный поступок. Светлячок рыл копытом землю, и Гамиль резко одернул его, а потом осмотрелся вокруг, словно предчувствуя опасность.
– Я не в состоянии просто так ждать здесь, – отрывисто произнес он. – Мы на земле Морлэндов и… – он посмотрел в сторону Шоуза, а потом снова повернулся к Киту, впервые взглянув ему в глаза. – Ты ее видел? Как она там? Принц мне рассказывал, что сообщил курьер. Они там не пострадали? Шоуз был атакован? Бога ради, ну скажи мне, что с ней все в порядке.
– И она, и ребенок в безопасности. Хиро уехала в Шоуз, когда пришли шотландцы, и они там с Руфью подготовились к осаде. Но Шоуз оказался в районе, оккупированном Ферфаксом, и он не стал беспокоить их, когда узнал, что там всего-навсего две женщины. Так что с ними все в порядке.
– Слава Богу, – промолвил Гамиль, а потом с трудом добавил: – Она… она не спрашивала обо мне?
– Я не стал причинять ей лишнего беспокойства, – холодно ответил Кит. – Я сказал ей, что ты цел и невредим.
Гамиль криво усмехнулся.
– Не сомневаюсь, даже если бы меня всего изрубили на куски.
Кит вспыхнул.
– Я не желаю, чтобы она волновалась о тебе еще больше, поскольку сам ты о ней так мало печешься, что не послал ей ни весточки почти за десять лет.
Гамиль побелел от ярости, и на какое-то мгновение Киту показалось, что он ударит его. Однако Гамиль был солдатом и, подавив свой гнев, он кусал губы, пока не смог овладеть голосом, а потом спокойным тоном негромко сказал:.
– Я тебе обещаю: ты еще пожалеешь, что навсегда отобрал ее у меня. Ты остаешься здесь за старшего до моего возвращения. Я забираю твоих дозорных.
В восемь часов утра они по-прежнему дожидались прибытия гарнизона из Йорка, когда дозор во главе с Гамилем поспешно примчался обратно, и тут же разнеслась весть, что они догнали арьергард парламентской пехоты, двигавшейся маршем в направлении Тэдкастера. Некоторое время все пребывали в крайнем возбуждении, ожидая приказа седлать коней и ринуться вдогонку за ними, но ничего так и не произошло. Гамиль вернулся к своему отряду, и его рассказ произвел тягостное впечатление.
– Я сообщил принцу, что они пришли в полное смятение, пытались развернуться и ринуться обратно, к пустоши, со всем остальным войском. Я понял, что ему хотелось бы отдать приказ напасть на них. Но он вынужден дожидаться милорда Ньюкасла, который, несомненно, до сих пор красуется перед зеркалом, пока ему укладывают волосы. А противник к этому времени уже, должно быть, восстановил порядок, и шанс упущен.
И только к девяти утра, по прошествии пяти часов, Ньюкасл явился к месту встречи, и тут же обнаружилось, что он привел с собой не весь гарнизон Йорка, а всего лишь пару тысяч всадников. Объяснялось это тем, что ночью вспыхнули волнения, и основная часть гарнизона отказалась выстроиться и выступить в поход, пока им не выплатят жалованье. Прошел слух, что Руперт настойчиво призывал немедленно атаковать неприятеля имеющимися в наличии силами, а Ньюкасл будто бы отказался выступить без остальной части своей армии, которая, мол, уже подходила во главе с замещавшим его лордом Эйтином.
– Ньюкасл и с места не сдвинется без своих барашков, – с горечью заметил Гамиль. – А стало быть, нам всем придется ждать.
И они прождали целый день, поначалу возбужденные, потом заскучавшие и, наконец, впавшие в апатию. Мысли Кита снова и снова возвращались к событиям предшествующей ночи, но теперь они казались ему такими отдаленными, что только протянув руку под рубашку и коснувшись чернильного орешка, он мог убедиться, что все это не было сном. Оставшиеся в живых трое воинов из Морлэнда, поставив рядом с Китом своих лошадей, толковали о прежнем житье-бытье. Для всех них было своего рода изощренной пыткой находиться на родной земле и не иметь возможности заехать домой. Один даже зашел настолько далеко, что попросил у Кита разрешения быстренько слетать и посмотреть, все ли в порядке с его женой и ребенком. Но Кит еще не успел сформулировать свой отказ, как голос спрашивавшего стих, и он пробормотал:
– Нет-нет, сэр, я, конечно, понимаю, что это невозможно. Прошу прощения, сэр.
Именно в этот момент другой закричал:
– Смотрите, сэр, вон там, у деревьев… это же три дамы, сэр, верхом. Да уж не госпожа ли это, сэр?
Они находились слишком далеко, чтобы разглядеть лица, но когда Кит повернулся и внимательно посмотрел на три фигуры в плащах с капюшонами, он безошибочно признал эффектную поступь Психеи.
– По-моему, Дик, ты прав. Я поеду и посмотрю.
Вонзив шпоры в бока Оберона, он легким галопом понесся на встречу всадницам, и заметив его приближение, они остановились и стали ждать в стороне от основной части армии. Да, это была Психея, она беспокойно мотала головой вверх-вниз, и ее коралловые с золотом украшения тряслись и звенели. Мэри-Эстер сняла капюшон, чтобы он мог узнать ее. Кит невольно замедлил бег Оберона, окидывая мачеху жадным взором и замечая следы возраста и печали, которых не было, когда он уезжал. Остановившись рядом с Мэри-Эстер, он долго-долго смотрел на нее, не в силах вымолвить ни слова.
– Матушка, как я рад снова видеть вас. Как вы там?
– Ох, Кит, – воскликнула Мэри-Эстер и замолчала.
Она протянула ему руку, и он крепко сжал ее. Слова им были не нужны.
– Гетта, Анна, вы отлично выглядите, – с трудом выговорил Кит.
– Мы прослышали, что сюда стягивается армия, – начала Гетта. – Мальчик-пастушок заходил и рассказал нам. Вот мы и решили попытаться повидать тебя. С тобой все в порядке, Кит? Ты не ранен?
– Нет-нет, не ранен. А как отец?
Он заметил, что Мэри-Эстер бросила в сторону девушек быстрый взгляд, призывая их к молчанию, и вопросительно посмотрел на нее. Что же такое она скрывала от него.
– Он болен?
– Нет-нет, он совершенно здоров, уверяю тебя, Кит. Только сильно встревожен. А что вы здесь делаете? Уж не собираетесь ли здесь сражаться?
– Мы поджидаем оставшуюся часть гарнизона Йорка, а потом двинемся к Марстону: неприятель уже стягивает туда войска, на пустошь.
– Так, значит, гарнизона Йорка еще здесь нет? – в волнении воскликнула Анна. – Но вы их ждете?
– С часу на час, – ответил Кит, с любопытством глядя на нее. – А почему…
– Ты разве не знаешь, что с ними Фрэнсис? – спросила Мэри-Эстер. – Он вступил в отряд лорда Ньюкасла.
– Это я слышал. Только пока его не видел.
– А я так надеялась хоть взглянуть на него. И Анне с Геттой очень хочется снова его повидать. Он у них стал прямо любимцем, с тех пор, как армия вошла в Йорк.
Кит посмотрел на розовые щечки и встревоженные глаза Анны и заинтересовался.
– Ты что же, часто виделась с Фрэнсисом… и с другими офицерами? – спросил он, слегка поддразнивая.
Но тут, защищая сестру, быстро заговорила Гетта:
– Да-да, мы много раз встречались с Фрэнсисом и его друзьями. Вот мы и надеялись, что, быть может, сумеем повидаться с ними, пока не… – поток ее слов вдруг иссяк, она опустила взгляд и очень тихо спросила: – А ты тоже будешь сражаться на пустоши?
Кит бросил в ее сторону короткий сочувственный взгляд. Гетта выглядела встревоженной, полной мрачных предчувствий.
– Не волнуйся, малышка, мы их разобьем. Мы пока еще никогда не проигрывали. Ты только посмотри, как они кинулись улепетывать из города, когда узнали, что мы на подходе.
Гетта подняла взгляд, и на мгновение Кит увидел в ее глазах, красноречивых от замешательства, протест, какие-то мысли, которые столь же быстро девушка пресекла.
– Мы привезли немного еды, – сказала она. – Яйца вкрутую и пироги. Джекоб их испек специально для тебя. Мы ведь не знали, хорошо ли ты тут питаешься. Джекоб просил передать их тебе вместе с его наилучшими пожеланиями, а еще просил сказать, что когда ты вернешься домой, он испечет для тебя пирожки с устрицами, которые ты так любишь.
Они потянулись к своим седельным мешкам с провизией, а Кит заметил:
– Мне придется поделиться вашими гостинцами с остальными: не могу же я есть, а они – нет. Матушка, не поговорите ли вы с Диком, Джеком и Коном? Они будут рады засвидетельствовать вам свое почтение.
– Разумеется, – с готовностью отозвалась Мэри-Эстер, глядя мимо него в ту сторону, где на почтительном расстоянии сидели на своих лошадях трое мужчин, не сводивших с нее глаз, словно полные надежд псы под дверьми кухни. – Но, Кит… а где же…
В глазах Кита появилось страдание.
– Это все, что осталось, мама, – вымолвил он. Мэри-Эстер открыла было рот и тут же закрыла: силы покинули ее. Кит поманил рукой эту троицу, и они с нетерпением примчались, сорвав с себя шляпы и не сводя со своей госпожи преданных взоров. Если для них что-либо и могло воплощать сущность домашнего очага и нормальной жизни, то это была их очаровательная, улыбающаяся и изящная маленькая госпожа на своей приплясывающей златогривой лошади, такая обходительная, великодушная, веселая… Мэри-Эстер приветствовала всех троих и сообщила им самые последние новости, которые ей были известны об их семьях, а потом спросила, как дела у них самих.
– С нами все хорошо, госпожа, – ответил Джек. – Вот только мы уж так хотим поскорее вернуться домой.
– Ну, разумеется, хотите. И мы хотим, чтобы вы поскорее вернулись. Будем молить Господа, чтобы эта война побыстрее окончилась. Но, Дик… ты что, ранен?
– О, госпожа, это пустяки, – смущенно ответил Дик, опуская взгляд на тряпки, неуклюже обмотанные вокруг предплечья.
– Дай мне взглянуть, – сказала Мэри-Эстер, собираясь подойти к Дику.
Кит, уже видевший его рану, считал, что матери не следует на это смотреть, и потому поспешил вмешаться.
– Нам пора возвращаться в отряд. Мы уже слишком долго отсутствуем. Мама, благословите нас, а потом скачите домой и будьте поосторожнее. Как только прибудет гарнизон из Йорка, мы снимемся с места.
– Когда же мы увидим тебя снова? – спросила Мэри-Эстер. Кит уклонился от ее взгляда. Это, конечно, был неуместный вопрос, и она мгновенно поняла свою ошибку. – Храни тебя Господь, – сказала Мэри-Эстер, – и всех вас, и да вернет Он вас поскорее обратно, к нам. А до тех пор все наши помыслы будут с вами. Поехали, девочки, мы не должны мешать им исполнять свой долг.
Четверо мужчин следили, как они удаляются, очень внимательно, с солдатским томлением по этим формам и плоти, по звукам и запахам нормального повседневного мира, во имя которого они и рисковали своими жизнями. Когда всадницы добрались до деревьев, Мэри-Эстер разок обернулась и на прощание подняла руку, а потом три лошади скрылись в гуще деревьев.
Пошел уже пятый час дня, когда в прекрасном боевом порядке подошел гарнизон Йорка с лордом Эйтином во главе. Знаменитые «барашки» Ньюкасла шли эффектными шеренгами, и к тому времени, когда они расположились на позициях у Марстонской пустоши, минуло уже шесть часов. Дорога и ров отделяли их от неприятеля, которому был подарен целый день на укрепление своих позиций и разработку планов сражения. Парламентская армия расположилась на более возвышенной местности, к югу от дороги, роялисты стояли севернее нее, а позади них простирался Уилстропский лес и небольшой участок огороженной общинной земли, известный под названием Уайт-Сайк-Клоз. Кит вместе с кавалерийским полком Руперта находился на правом крыле, которым командовал лорд Байрон А сам принц решил остаться в центре во главе пехоты, которая была выстроена в три ряда вместе с гарнизоном Йорка, причем «барашки» Ньюкасла в белых мундирах разместились во втором ряду. Позицию справа от кавалерии Руперта заняли остальные войска лорда Байрона общим числом почти в две с половиной тысячи человек. Кавалерия примерно такой же численности стояла и на левом крыле, ею командовал лорд Горинг. Вскоре прилетела весть, что как раз напротив Кита выстроился недавно сформированный, но уже ставший знаменитым конный полк Кромвеля. Один из дозоров Руперта захватил пленного, и принц задал ему именно этот вопрос. А позади конницы Кромвеля расположилась резервная шотландская кавалерия, возглавляемая Дэвидом Лесли. В общей сложности на левом фланге неприятеля насчитывалось около четырех тысяч человек.
– Итак, – сказал Даниел, который и доставил эти новости, – мы будет иметь удовольствие лично задать порку вундеркиндам господина Кромвеля… то есть если, – сухо добавил он, – мы вообще когда-нибудь соберемся драться. Пока что нет никаких признаков приближающегося боя. Что бы ни предложил наш принц – Эйтин пускается в спор. Очень уж не любят они друг друга: Руперт до сих пор не может простить Эйтину, что тот позволил взять его в плен при Лемго. Это, Гамиль, случилось уже после того, как ты оставил нас у Бреды.
– А Эйтин считает нашего принца пустым местом, этаким пылким мальчишкой, – добавил Мортон. – Я бы не удивился, если бы он проторчал в Йорке целый день, лишь бы выказать ему свое пренебрежение.
– В любом случае, – продолжил Даниел, – ясно, что сегодня вечером никакой атаки не будет. До заката всего час.
– Два часа, – поправил Гамиль озираясь. – Это из-за туч стало так темно. Скоро пойдет дождь.
– Не имеет значения, – отмахнулся Даниел. – Принц уже приказал подогнать повозки с провизией, так что скоро мы получим ужин. Вообще-то мы могли бы заодно и спешиться и дать, наконец, отдых конским спинкам. Хочется надеяться, что поесть нам привезут что-нибудь приличное. У меня от безделья, да еще целый день, такой голод.
Когда Мэри-Эстер с дочерьми возвратились домой, Анне удалось подкупить одного из молодых конюхов и поручить ему наблюдение за Йоркским гарнизоном, который должен был пройти мимо их дома к месту сбора войск.
– Как только они подойдут, сообщишь мне, но смотри, сделай это тайком, ни одна душа не должна знать, кроме тебя и меня, ты понял?
Парень все отлично понял.
– Только вот как же я подойду к вам, мисс? – спросил он. – У меня ведь нет никаких дел в доме.
– Я найду какой-нибудь способ встретиться с тобой. Может быть, я смогу помочь своей сестре восстановить ее сад, а ты ко мне можешь придти. Станешь в сторонке и тихонько позовешь меня – я и подойду. Сделаешь это, и я с тобой щедро рассчитаюсь.
Парень с сочувствием посмотрел на нее. Он частенько бывал среди слуг, помогавших на охоте, и знал о ее любовных интрижках больше, чем она могла представить.
– В этом нет нужды, мисс. Я бы в любом случае помог вам.
Но Анне не повезло: как раз когда гарнизон Йорка промаршировал мимо, вся семья находилась в доме за обедом, и только в седьмом часу ей удалось снова выскользнуть на двор. К ней тут же приблизился молодой конюх, Саймон. Приложив палец к губам, он направился в конюшни. А там он сообщил ей:
– Они ушли, мисс. Я не мог передать это вам. Они вот уже два часа как ушли.
Анна побледнела.
– Ушли?! Саймон кивнул.
– Они теперь уж там, у Марстона, мисс.
– Но я должна поговорить с ним! – закричала она. – Я должна увидеть его, пока не…
– У меня есть одна идея. Провиантские повозки должны отвезти ужин в армию. Я легко могу нагнать их верхом. Если вы напишите письмо и отдадите мне или записочку какую, где будет то, что сможет понять только он, я упрошу кого-нибудь из возниц взять это с собой.
– Только он?! – резко переспросила Анна. Саймон добродушно посмотрел на нее.
– Ну да, младший лейтенант Саймондс, мисс. Да не тревожьтесь вы так, мисс, уж я-то знаю, как держать язык за зубами. Я вот только видел, как вы с ним вместе ускакали с охоты, а когда вернулись, спины-то у лошадей были едва теплыми.
Анна прикусила губу.
– Я должна его видеть, – сказала она, решив больше не притворяться.
Саймон покачал головой.
– Записочка нужна, мисс.
– Нет! – закричала Анна. – Мне нужно его увидеть.
– Это слишком опасно, мисс. А что, если дома обнаружат, что вас нет?
– Теперь уж об этом слишком поздно беспокоиться. Если я поскачу следом за ними, может быть, я смогу поехать вместе с этими провиантскими повозками.
– Там в повозках есть женщины, – отозвался Саймон, – только совсем не такие, как вы.
Анна поняла его.
– И тем не менее, я должна поехать. Ты мне поможешь?
– Вам бы плащ нужно, чтобы платье прикрыть.
– Я не могу возвращаться в дом. Если меня увидят, то не отпустят.
– Я мог бы дать вам свой, только он не особенно чистый.
– Неважно. Сходи за ним и приготовь мне лошадь.
– Двух лошадей, – твердо сказал Саймон. – Я поеду с вами.
– Но…
Саймону такой поступок мог стоить его места, если бы дело раскрылось. Но он твердо смотрел на девушку.
– Вы ведь не можете ехать одна. Кое-кто из этих молодых людей – народ грубый.
Анна вздохнула, слегка задрожав.
– Спасибо. И да благословит тебя Господь. Саймон принес Анне свой плащ из клетчатой материи пурпурного цвета, сильно запачканный и дурно пахнущий, а потом привел двух лошадей. Затем перед ними встала новая проблема: как пробраться мимо сторожа у ворот. Это был преданный и неподкупный слуга, и проскользнуть мимо него незамеченными было просто немыслимо. Поэтому они решили, что Анне придется вести себя рискованно и дерзко. Саймон забрал у нее свой плащ, и они спешились.