Даже не верилось, что с моей легкой руки этот мальчик самостоятельно отправится в джунгли ветеринарной практики. Юный Джон Крукс, ставший таким своим в течение нескольких месяцев, пока наблюдал за нашей работой, набирался практических сведений и теоретических знаний, а иной раз и сам лечил, но под нашим наблюдением, теперь стоял перед моим столом, как всегда веселый и улыбающийся, и такой, такой юный! На вид ему можно было дать лет семнадцать, не больше. И казалось нечестным, что он отправляется в эти дебри без всякой защиты.
      Однако, вне всяких сомнений, передо мной стоял Дж. Л. Крукс, эсквайр, дипломированный ветеринар с чемоданом у ног, оживленный, сгорающий от нетерпения, и мне оставалось только освоиться с этим фактом.
      Я откашлялся.
      - Ну что же, Джон, - сказал я улыбаясь, - поздравляю с дипломом. Теперь вы заправский ветеринар, экзамены позади, и видеть вас здесь очень приятно. Знаете, это же знаменательное событие. Вы - самый первый официальный помощник Фарнона и Хэрриота.
      - Неужели? - Он засмеялся. - Как важно звучит! Но ведь, когда я проходил у вас практику, вам всегда кто-то помогал.
      - Совершенно верно. В первую очередь Тристан. Но он член семьи, и формально мы никогда его помощником не считали. Иногда приходилось брать временных, но официально и формально первый вы.
      - Мне очень приятно. И раз уж я тут, пора отрабатывать свой хлеб.
      - Отлично. Мы оснастим вашу машину всем необходимым, а потом вам следует явиться на свою квартиру. Вы ведь поселились у миссис Барри?
      Молодой человек принялся укладывать в багажник машины медикаменты и инструменты, которые могли понадобиться. Ему явно не терпелось шагнуть в непредсказуемый мир практической ветеринарии. Но неужели, спрашивал я себя, его совсем не пугает перспектива иметь дело в одиночку с суровыми йоркширскими фермерами? Справится ли он? Иной раз у новичков дело не идет, и я подержался за дерево, когда он укатил в своем "Форде-8" с набором всего необходимого в багажнике.
      Во мне, как подтвердят жена и дети, спрятана старая наседка, и до конца дня я только что рук не заламывал. Как там бедный мальчик? Мы были так заняты, что и поговорить с ним не удалось. Оставалось лишь уповать, что он не попадет в неприятную историю. Хотя в большинстве наши клиенты при всей своей суровости были людьми доброжелательными, среди них все-таки встречались очень странные личности.
      Мне вспомнилась моя стычка с майором Сайксом пару дней назад. Яростный коротышка рычал на меня, пока я занимался его лошадью: "Хэрриот, черт вас побери! Неужто ничего лучше вы придумать не могли? По-моему, вы понятия не имеете, как лечить эту проклятую скотину, - и тут же завопил на конюха: - Не туда ведро ставишь, олух царя небесного!". Угодить ему не было никакой возможности, он словесно прокатывался по людям, как паровой каток, вгоняя их в землю, и обходился со всеми, и в первую очередь с ветеринарами - так мне по крайней мере казалось, - точно с самыми тупыми новобранцами своего полка. Я нередко ловил себя на том, что начинал вытягивать большие пальцы по швам брюк, переносясь в те дни, когда обучался на военного летчика.
      В приемную я вернулся только под вечер, заглянул в книгу вызовов, и меня как током ударило: "Майор Сайке, охотничья лошадь, ламинит". Записал Джон, и, значит, он сейчас там.
      У меня глаза на лоб полезли. Кто-то из обожаемых и дорогостоящих гунтеров! И ламинит с его непредсказуемыми осложнениями. Случай меньше всего подходящий для начинающего ветеринара. Майор съест его живьем! Нет, надо самому посмотреть! И я помчался в Рувей-Грейндж.
      Еще вылезая из машины, я услышал воинственный голос майора, доносящийся из конюшни, и с тоской подумал, что Джон уже угодил под каток.
      Я заглянул в дверь стойла. Гнедая красавица кобыла болезненно пригибалась в типичной для ламинита позе, подтянув задние ноги под брюхо. К ней жался жеребенок, явно родившийся совсем недавно. Майор, упершись руками в бедра, буквально кричал в лицо Джону:
      - Нет, послушайте... э... э... как вас там? Крукс! Так вот, черт подери, Крукс, вы говорите, что у этой кобылы острый ламинит. Чертовская температура, еле на ногах держится, а вы мне говорите, что она выздоровеет и никаких следов не останется. Так вот: я купил ее жеребой, и купил как здоровую, а с ней теперь, значит, всегда так будет? Я слышал про лошадей" которые только и делали, что снова заболевали. Так мне, по-вашему, кота в мешке подсунули? Хоть сколько-то вы разбираетесь, чтобы на вопрос ответить, а? А?
      Но молодого человека такая атака как будто ничуть не смутила.
      - Послушайте, майор Сайке, - произнес он спокойно убедительным тоном, - я же объяснил вам причину. У вашей кобылы не вышел послед, а потому развился метрит. Ламинит - обычное осложнение в подобных случаях, и хроническим он стать не может. Я ввел ей антибиотик, и через день-два сделаю еще инъекцию. Этого достаточно, чтобы убрать метрит.
      Все еще кипятясь, низенький майор выставил подбородок:
      - А чертов ламинит? Как вы с ним справитесь?
      - Но вы же видели, я сделал ей укол и против него. - Джон озарил майора безмятежной улыбкой. - А если вы подержите ее несколько дней на отрубях и будете водить в пруд, чтобы охлаждать копыта, о чем я вам уже говорил, то она очень скоро совсем поправится.
      - А по-вашему, это у нее уже бывало?
      - Нет-нет.
      - Откуда вы знаете, черт подери?
      - Ну, на ее копытах никаких следов ламинита нет. И поглядите сами! - Он поднял переднюю ногу кобылы. - Прелестная вогнутая подошва. Никогда прежде ламинита у нее не было.
      - И он не повторится? А? А?
      - Рецидив мало вероятен.
      - Ну, будем надеяться, что вы не ошиблись.
      - Я в этом уверен. Вот увидите. Напрасно вы так волнуетесь.
      Я содрогнулся и закрыл глаза - Джон протянул руку и успокаивающе погладил низенького майора по плечу. Я ждал, что майор выйдет из себя, но, к моему изумлению, на его лице появилось подобие застенчивой улыбки.
      - Вы так считаете?
      - Я в этом убежден. Вам не следует принимать все так близко к сердцу. К такому низенький майор не привык: несколько секунд он вглядывался в лицо Джона, потом снял кепку и поскреб в затылке.
      - Ну, может, вы и правы, молодой человек, может, и правы. Хе-хе! Я не поверил своим ушам. Майор смеялся! Джон откинул голову и тоже засмеялся. Ну просто встреча двух былых сокурсников! И внезапно до меня дошло, что разговаривает с майором вовсе не малыш Джон Крукс, наш студент, а высокий, красивый, уверенный в себе ветеринар, чей приятный звучный голос придает убедительность всем его словам. Я тихонько улизнул к машине и уехал, успев принять твердое решение: больше за Джона я волноваться не буду.
 
      Несколько недель спустя я взял телефонную трубку.
      - Алло! Мистер Хэрриот? - осведомился бодрый голос, и я узнал одного из наших клиентов среди фермеров.
      - Да, мистер Гейтс, - ответил я. - Чем могу служить?
      - Да я не за этим. Мне бы поговорить с молодым.
      Меня словно молнией поразило. Как же так? Это же я "молодой" и всегда был им. Молодой человек - так всегда меня называли клиенты, хотя я моложе Зигфрида всего на шесть лет. Какая-то ошибка!
      - Извините, кто вам нужен?
      - Да молодой человек, ну, мистер Крукс.
      Вот так. Прежде я не замечал, как дорог мне стал мой титул, и, шагая по коридору за Джоном, я испытывал странную грусть, смиряясь с тем, что я, хотя мне только тридцать с небольшим, уже больше не "молодой человек".
      С этого момента мне пришлось терпеть все учащающиеся требования услуг молодого человека, которым уже был не я. Впрочем, угнетало это меня недолго - слишком велики были плюсы. Когда Джон вошел в колею, то жизнь чудодейственно облегчилась. Нет, просто замечательно иметь помощника, особенно такого хорошего, как он. Мне Джон всегда был симпатичен, но когда в три часа ночи меня вызывали к впервые телящейся корове, а я мог перепоручить вызов, перевернуться на другой бок и снова уснуть - в такие минуты симпатия перерастает в теплейшую привязанность.
      У Джона были свои идеи о методах лечения, и он не боялся их отстаивать. Как-то Зигфрид застал нас в операционной вдвоем и с места в карьер объявил:
      - Я как раз прочел статью об индуктотермии. Новое революционное лечение растяжения суставов у лошадей. Ногу ежедневно обматывают особым электропроводом, и тепло убирает растяжение!
      Я буркнул что-то неопределенное. Меня редко посещали новые идеи - собственно говоря, мне присуще органическое отвращение к любым переменам и нововведениям. Эта моя черта всегда чрезвычайно раздражала моего партнера, а потому я промолчал.
      Однако Джон невозмутимо заявил:
      - Я тоже читал про этот способ. По-моему, ерунда.
      - Это почему же! - Брови Зигфрида взлетели вверх.
      - Отдает знахарством, по-моему.
      - Глупости! - Зигфрид нахмурился. - А по-моему, все очень логично.
      Во всяком случае, я заказал аппарат, и, держу пари, он будет нам очень полезен.
      Зигфрид - специалист по лошадям, и я не стал спорить, однако было очень любопытно посмотреть, как эта штука работает, и вскоре представился случай это выяснить. Владелец поместья Дарроуби, которого обычно именовали просто "сквайр", держал своих лошадей в конюшне в конце нашей улицы, в каких-то ста шагах от Скелдейл-Хауса, и чувствовался явный перст судьбы в том, как он вскоре обратился к нам по поводу растяжения сустава у его лошади. Зигфрид только руки потирал.
      - Именно то, что нам требовалось. Мне надо ехать к Уитби осмотреть жеребца, а потому растяжением займитесь вы, Джон. У меня есть предчувствие, что вы убедитесь в прогрессивности этого метода.
      Я понимал, что мой партнер уже предвкушает, как он скажет молодому человеку: "Я же говорил!". Однако после недели лечения Джон не утратил своего скептицизма.
      - Я обматывал эту штуку вокруг ее ноги и стоял рядом указанное время, но никаких сдвигов не замечаю. Сегодня устрою еще один сеанс, но, если улучшения не появится, предложу вернуться к прежним методам.
      Возвращаясь около пяти домой под проливным дождем, я затормозил у крыльца и вдруг окаменел. По улице приближались работники сквайра, неся чье-то тело. Джон! Я выскочил из машины, а они внесли его в дом и уложили у лестницы. Он, казалось, был без сознания.
      - Что случилось? - охнул я, в ужасе глядя на бесчувственное тело моего коллеги, прислоненное к нижним ступенькам.
      - Да молодой человек себя электричеством вдарил, - ответил один.
      - Что-о!
      - Ну да. Он промок на дожде, и когда пошел подключить машинку, так, наверное, ухватился за голый провод. Кричит, а пальцы не разжимаются. Он все кричит, а я лошадь держу и помочь-то ему не могу. А его вроде зашатало, он споткнулся о ее заднюю ногу, ну и оторвался от провода-то, а не то, думается, его убило бы.
      - Господи! Что нам делать? - Я обернулся к Хелен, которая прибежала из кухни. - Позвони доктору! Нет, погоди... Он, кажется, приходит в себя.
      Распростертый на ступеньках Джон зашевелился, его глаза прищурились на нас, и он разразился потоком на редкость цветистых слов. Хелен уставилась на меня, разинув рот.
      - Нет, ты только послушай! И ведь такой милый молодой человек! Мне было понятно ее изумление: Джон, очень благовоспитанный, очень корректный юноша в отличие от большинства ветеринаров, никогда не матерился. Однако оказалось, что он владеет огромным запасом таких слов - кое-какие я даже не знал, что удивительно, поскольку рос я в Глазго.
      Затем бурный поток иссяк, сменился невнятным бормотанием, и только что вошедший Зигфрид начал отпаивать его чистым джином, что, если не ошибаюсь, в подобных случаях противопоказано.
      Без сомнения, Джон мог погибнуть, но мало-помалу он отошел и уселся на нижней ступеньке. Затем, пока мы уговаривали его не напрягаться и посидеть так еще, он встряхнулся, встал, выпрямился во весь свой недюжинный рост и шагнул к Зигфриду.
      - Мистер Фарнон, - произнес он с невыразимым достоинством, - если вы настаиваете, чтобы я применял этот... аппарат, то прошу принять мое заявление об уходе.
      И краткому царству индуктотермии пришел конец.
 
      Миновало несколько дней. Как всегда, у меня слегка екнуло сердце, когда я увидел, что по коридору Скелдейл-Хауса на меня надвигается грозная фигура Сепа Краггза.
      - Эй, Хэрриот, - рявкнул он, - давай-ка поговорим.
      Он был грубым человеком, но я привык к его манере обращаться.
      Клиент он был ценный - владелец большой фермы, которую поддерживал в цветущем состоянии с помощью четырех взрослых сыновей, беспощадно их шпыняя и терроризируя.
      - Так в чем дело, мистер Краггз? - осведомился я мирно.
      Он свирепо уставился на меня с высоты шести с четвертью футов своего роста и, сгорбив могучие плечи, приблизил свое лицо к моему.
      - Я те скажу, что случилось! Зря мое время переводишь, вот что!
      - Неужели? Каким образом?
      - А порошки от мастита, которые ты мне обещал оставить, где? Господи! Сульфаниламидные порошки. Совсем из головы вылетело...
      - Я страшно сожалею, что...
      - Забыл, да? "Приезжайте днем, они будут лежать в ящике у дверей". Приезжаю в три, а ящик пустой, и никто про них ничего не знает! Поневоле взбесишься.
      - Я же говорю, мистер Краггз, что очень сожалею...
      - Сожалею! Сожалею! Мне-то что толку! Тащись в такую чертову даль, а у меня сенокос! И все зазря. Я человек занятой, знаешь ли, и времени терять понапрасну не могу!
      О черт, никак не уймется! Но я и проштрафился, что ни говори. Я кинулся в аптеку и принес порошки. Однако фермер не утихомиривался.
      - Чтоб больше такого не случалось, заруби себе на носу. Попросишь за чем приехать, так потрудись, чтоб готово было!
      Я молча кивнул, но он еще не кончил.
      - Тебе самому порошки нужны, - буркнул он. - Чтоб мозги прочистить! - И бросив последний свирепый взгляд, удалился.
      Я с трудом перевел дух и лихорадочно вознес молитву о том, чтобы, имея дело с Краггзом, больше не грешить.
 
      Воспоминание об этой сцене было еще свежо, когда на следующей неделе, вернувшись с утреннего объезда, я вновь увидел, что в приемной меня поджидает Сеп Краггз.
      Лицо его было непроницаемым, но меня кольнуло дурное предчувствие, едва он снова навис надо мной.
      - Я заехал утром за банкой мази, а ее в ящике не было, - пробурчал он.
      Нет! Только не это! Я что - совсем память потерял? Мои ногти впились в ладонь.
      - Я очень сожалею... но я... я просто не помню, что...
      Однако на этот раз взрыва не последовало. Краггз как-то странно притих.
      - Да не ты, а молодой человек!
      Так, значит, выволочка ждет беднягу Джона! Как его оградить? Я испустил дребезжащий смешок.
      - Кхе... понимаю... Мистер Крукс - отличный специалист, но память его иной раз подводит.
      - Да нечего к нему придираться! У него забот хватает поважнее, чем задурять себе голову банкой мази.
      - А?
      - Вот-вот, нечего его ругать. Даже слышать не желаю! - Он бросил на меня уничтожающий взгляд. - Ему о стольком думать приходится, что всякую малость не упомнишь.
      Рот у меня открылся, но выяснилось, что я онемел. Я ни разу не видел, чтобы мистер Краггз улыбался, но сейчас его каменные черты смягчились, а в глазах появилось почти ласковое выражение.
      - Черт дери, а парнишка чего только не знает! В жизни не встречал такой учености. Значит, вот что, Хэрриот. Приехал он посмотреть бычка с копытной гнилью и не стал, как ты, возиться с дегтем да солью. Даже не прикоснулся к чертовой ноге, и у бычка на второй день все как рукой сняло. А? Что скажешь? - И он ткнул меня пальцем в грудь.