Сестра Роза бережно водворила на стол дрожащего песика, помесь мелких терьеров. Он уставился на меня глазами, полными страха.
      - Бедняжка! - сказал я. - Неудивительно, что он так напуган. Это ведь его подобрали у шоссе в Хелвингтоне?
      Сестра Роза кивнула.
      - Да. Бегал кругами, искал хозяев. Вы же все это видели много раз. Если бы не видел! Песик отчаянно ищет людей, которых любил и дарил бесконечным доверием. А они бросили его и уехали. Высунув язык от усталости, он подбегает к кому-то похожему и отворачивается в тягостном недоумении. Невыносимое зрелище. Меня душили гнев и жалость.
      - Ничего, малыш! - Я погладил лохматую голову. - Все будет хорошо.
      И действительно, в маленьком приюте сестры Розы для брошенных собак будущее ее подопечным обычно улыбалось. Поразительно, как быстро ласковая заботливость преображала тоскующие запуганные существа в бойких веселых собак. Вот и теперь в открытую дверь смотровой я видел за сеткой вольеров виляющие хвосты и ухмыляющиеся пасти, а воздух оглашало заливчатое тявканье.
      Я заехал провести профилактический осмотр. Проверить здоровье вновь поступивших, сделать им прививки против чумы, гепатита и лептоспироза, снять швы (все суки сразу же по поступлении в приют подвергались стерилизации) и приступить к лечению, если обнаружу какое-нибудь заболевание.
      - Он поджимает заднюю ногу, - сказал я.
      - Да. Он как будто вообще на нее не наступает, и мне хотелось бы, чтобы вы ее посмотрели. Надеюсь, просто легкая травма.
      Я проверил лапу и когти. Все в норме. Но, продолжая ощупывать ногу выше, я скоро нашел причину и обернулся к сестре Розе.
      - У него был перелом бедра, и кость не вправили. Образовалась мозоль, но по-настоящему кость так и не срослась.
      - То есть малыш ломает ногу, а его хозяева не сочли нужным посоветоваться с ветеринаром?
      - Вот именно. - Я провел ладонью по худому тельцу, по торчащим позвонкам и ребрам, прикрытым только кожей. - И он истощен. Просто живой скелет. Видимо, всегда жил в забросе.
      - И, держу пари, никогда не знал ласки, - пробормотала сестра Роза. - Посмотрите, как он вздрагивает, когда слышит наши голоса. Словно боится людей. - Она глубоко вздохнула. - Ну что же, сделаем что можем. А как с ногой?
      - Придется сделать рентген, и тогда посмотрим. - Я кончил прививки, и сестра Роза унесла его в отдельный маленький вольер.
      - Да, кстати, - спросил я, когда она вернулась, - как вы его назвали?
      - Путик. - Она улыбнулась. - Не слишком звучное имя, но он же такой крохотный.
      - Вы правы. Очень ему подходит. - И в который раз подумал, что подборка кличек все новых и новых спасенных собак - еще наименьшая из ее трудностей. Сестра Роза работала рентгенологом в большой больнице, но умудрялась выкраивать время, и чтобы ухаживать за своей постоянно меняющейся собачьей семьей, и чтобы изыскивать деньги для нее, устраивая всякие благотворительные мероприятия, а недостающие пополняя из собственного кармана.
      Я перевязывал загноившуюся лапу другой собаки, когда заметил, что вдоль вольеров прохаживается какой-то человек. Заложив руки за спину, он внимательно вглядывался в оживленные морды за сеткой.
      - А, так у вас есть заказчик? - заметил я.
      - Надеюсь. Он мне нравится. Приехал незадолго до вас и не торопится с выбором. Такой дотошный!
      В этот момент человек полуповернул голову в нашу сторону, и я лучше рассмотрел его коренастую фигуру.
      - Так это же Руп Неллист! - воскликнул я. - Мой старый знакомый. Он держал в Дарроуби большой бакалейный магазин, и его дела шли так хорошо, что он открыл еще один в Харгрове, процветающем городе в тридцати милях от нас, и переехал туда. Однако клиентом оказался верным и регулярно привозил на осмотр свою собаку, пока она не умерла от старости. Случилось это -всего неделю назад.
      Я кончил бинтовать, и мы с сестрой Розой вышли во двор.
      - Добрый день, Руп! - окликнул я его. Он с удивлением оглянулся.
      - А, мистер Хэрриот! Не ждал вас здесь встретить. - Его грубоватое лицо выглядело воинственным, но, когда он улыбался, оно становилось очень симпатичным. - Без собаки мне тоскливо, вот и вспомнил ваш совет. Подыскиваю себе новую.
      - Правильно сделали, Руп, и приехали куда следует. Здесь есть просто чудесные собаки.
      - Правда ваша. - Он снял фетровую шляпу и пригладил волосы. - Да только, черт дери, никак выбрать не могу. Чувство такое дурацкое: возьму одного, а их вон сколько тут бедняг мается, так почему его? Меня совесть замучает.
      Сестра Роза засмеялась.
      - Не вы первый, мистер Неллист! Многие чувствуют то же. Но пусть совесть вас не тревожит: все мои собаки находят хороших хозяев. И держу я их тут столько, сколько требуется. Мы никого не усыпляем. За исключением совсем уж одряхлевших и неизлечимо больных.
      - Дело! Ну так я пройдусь еще разок.
      И он вновь принялся разглядывать обитателей вольеров, заметно припадая на правую ногу - память о перенесенном в детстве полиомиелите.
      Сестра Роза не преувеличивала, назвав его дотошным. Он переходил от вольера к вольеру, разговаривал с их обитателями, просовывал палец сквозь сетку и поглаживал их по носу. Среди этих собак было немало прекрасных образчиков своей породы, чистейших кровей, если судить по их виду: благородные лабрадоры, величавьге золотистые ретриверы, немецкая овчарка - настоящий чемпион по экстерьеру. И, глядя, как они виляют хвостами и ластятся к Рупу, я вновь отказывался понять их бывших хозяев. Бросить на произвол судьбы таких чудесных псов! Всякий раз, когда Руп проходил мимо вольера Путика, песик скакал на трех лапах рядом с ним по ту сторону сетки и заглядывал ему в лицо.
      Руп остановился и долгое время смотрел на малыша.
      - Знаете, мне вот этот пришелся, - сказал он.
      - Неужели? - Сестра Роза искренне удивилась. - Он здесь первый день. Мы еще, не успели ничего для него сделать. А он в жутком состоянии. И совсем хромой.
      - Оно заметно. Дайте-ка посмотреть на него поближе. - Сестра Роза отперла дверцу, Руп Неллист протянул руку, ухватил песика и поднес к самому своему лицу. - Вот что, кроха, - сказал он ласково, - хочешь поехать со мной?
      Испуганные глаза несколько секунд поглядывали на него из зарослей косматой шерсти, потом хвостик дернулся, и розовый язык лизнул ему щеку. Руп засмеялся.
      - Какие нежности! Ну, пожалуй, мы поладим.
      - Вы хотите забрать его прямо сейчас? - с удивлением спросила сестра Роза, уставившись на него широко открытыми глазами.
      - Вот-вот. Прямо сейчас.
      - Но я бы предпочла, чтобы мы прежде привели его в божеский вид.
      - Не беспокойтесь. Я сделаю все что требуется. - Он поставил песика на землю и опустил банкноту в ящик для пожертвований. - Спасибо, сестра, что позволили мне отнять у вас столько времени. А как вы назвали кроху?
      - Боюсь, что Путик. Наверное, вы подберете что-нибудь позвучнее. Руп Неллист засмеялся.
      - И не подумаю. Идем, Путик! - Он захромал к своей машине, и его новая собака захромала рядом с ним. Через десяток шагов Руп с улыбкой обернулся. - А ходит он, прямо как я, верно? Даже на ту же самую ногу хромает.
 
      Увидел я их снова через две недели, когда они явились ко мне в приемную для тонизирующей инъекции. Путик волшебно преобразился. Позвонки и ребра больше не торчали, но, главное, он не дрожал и в глазах у него не было страха.
      - Его не узнать, Руп, - сказал я. - Сразу видно, что он наконец-то получает хороший корм и, самое важное, он счастлив.
      - Да уж, в первые дни он прямо-таки обжирался и к дому сразу привык. А моя хозяйка на него не надышится.
      Все время, пока хозяин говорил, Путик преданно смотрел на него. Моток шерсти с неясной родословной, но косматая мордочка дышала обаянием, а глаза светились любовью. Песик нашел, кому отдать эту любовь, и я знал, что теперь его доверие обмануто не будет. Руп Неллист умел держать свои чувства при себе, но то, как он смотрел на Путика и поглаживал его по голове, не оставляло сомнений, что песик успел завоевать его сердце.
      Я воспользовался случаем, сделал рентгеновский снимок перелома и увидел то, что ожидал увидеть.
      - Накладывать гипс, Руп, уже поздно, - сказал я. - Можно только попытаться точно соединить концы кости и скрепить их на несколько недель металлической пластинкой. Но и в этом случае нельзя гарантировать, что хромота исчезнет. Другое дело, будь перелом свежим.
      - Понятно. Да только я бы дорого дал, чтобы увидеть, как кроха разгуливает на всех четырех ногах. На больную он же совсем не опирается, даже земли не касается. Вы подумайте, а потом мы сделаем, как вы посоветуете.
      Соединение кости пластинками в мой опыт ортопедической хирургии не входило, но две причины побуждали попробовать. Во-первых, доверие, с каким относился ко мне Руп Неллист, а во-вторых, Колем Бьюканан все время с жаром уговаривал меня быть посовременнее и расширить работу с мелкими животными.
      И еще одно. От своих знакомых в Харгрове я постоянно слышал о поразительной привязанности Рупа к новой собаке. Он брал Путика с собой повсюду - ив гости, и в контору, с гордостью всем его показывал, словно песик был чистокровным представителем какой-то редчайшей породы, а не маленькой дворняжкой, как его назвал бы любой беспристрастный человек. Руп пользовался в городе большим весом - он открыл еще один магазин, активно участвовал в деятельности муниципального совета и других местных властей. Но когда он взял да и привел Путика на заседание совета, это вызвало общее недоумение и сошло ему с рук лишь потому, что он пользовался большим влиянием и умел настоять на своем.
      Нет, все толкало меня заняться ногой Путика.
      Вновь я был вынужден взяться за операцию, которой не только никогда еще не делал, но даже не видел. Ветеринарный колледж давал по тем временам основательное научное образование, но окончил я его как раз перед появлением множества принципиально новых медикаментов и методик. Я изо всех сил старался идти в ногу со временем, но следить за развитием нашей профессии я мог практически только по ветеринарным журналам. Однако из них я почерпнул достаточно сведений о полостных операциях вроде кесарева сечения и удаления рубца у рогатого скота, которые в наших краях еще никто не делал, так что тут я оказался скромным первопроходцем.
      Но к этому вынуждали обстоятельства: я же специализировался на крупных животных. И всегда было так просто не оперировать мелких животных, а перепоручать их заботам блистательного Гранвилла Беннета. Но подошло время признать, что работа с кошками и собаками будет занимать все больше нашего времени. Еще одна революция в ветеринарии!
      Колем был ярым пропагандистом новых идей. С беззаветным мужеством он брался за любые операции, и возможность заняться переломом Путика привела его в восторг. В отличие от меня он таких ортопедических операций видел немало. У современных ветеринарных колледжей есть собственные клиники, где применяют новейшие методики. В мое время ни о чем подобном мы и не мечтали.
      Нам пришлось приобрести кое-какие инструменты и оборудование, и в следующее воскресенье утром все было готово.
      Как всегда в подобных случаях, я не замедлил убедиться, что действительность в десять раз сложнее того, что изложено в руководстве.
      Мне чудилось, что мы с Колемом наклоняемся над спящим Путиком голова к голове целую вечность. Добраться через мышцы к месту перелома, убрать мозоль и бесконечные массы фиброзной ткани, перевязать рассеченные сосуды, обработать обломанные концы кости, просверлить их и закрепить пластинки, чтобы они сохраняли требуемое положение, - когда, наконец, был положен последний стежок и виден остался только аккуратный шов, я был мокр от пота и полностью вымотан. А представив себе, что прячет этот шов, я мысленно помолился.
      Несколько недель Руп Неллист привозил Путика для осмотра. Рана зажила без осложнений, но песик не пробовал наступать на эту ногу.
      Через два месяца мы убрали пластинки. Кость срослась образцово, но Путик так и остался трехногой собакой.
      - Неужели он вовсе не прикасается этой ногой к земле? - спросил я. Руп покачал головой.
      - Да нет, он все время так. И никакой перемены. Может, у него привычка такая выработалась, ногу поджимать? Вон он сколько времени хромал!
      - Не исключено. И, признаюсь, огорчительно.
      - Это вы напрасно, мистер Хэрриот. Оба вы сделали что возможно, и я вам очень благодарен. А кроха в остальном настоящий молодец.
      Когда он попрощался и ушел, прихрамывая, в сопровождении прихрамывающего песика, Колем посмотрел на меня с кривой улыбкой:
      - Что уж тут! С некоторыми терпишь неудачу.
 
      Несколько месяцев спустя Колем прочел мне заметку в "Дарроуби энд Холтон таймс".
      - Вы послушайте: "В субботу состоится прием в честь Руперта Неллиста, новоизбранного мэра Харгрова, и торжественный выход из ратуши".
      - Рад за старину Рупа, - отозвался я. - Он вполне это заслужил: столько сделал для города! И вообще он мне нравится.
      - Мне тоже, - кивнул Колем. - И я бы хотел посмотреть на него в торжественный момент. Не могли бы мы ускользнуть в Харгров на полчасика?
      Я задумчиво посмотрел на молодого коллегу.
      - Неплохо бы. И на субботу почти ничего не назначено. Поговорю с Зигфридом. Думаю, он согласится подежурить за нас.
      Утром в субботу мы с Колемом стояли в залитой ярким солнцем толпе перед Харгровской ратушей. На широкой верхней ступени по сторонам массивных дверей были установлены большие вазоны, и пышные цветы в них гармонировали с праздничной атмосферой и ощущением приятного предвкушения. Телевизионщики уже нацелили свои камеры.
      Ждать пришлось недолго. Двери распахнулись, и появился Руп с цепью мэра на шее и супругой рядом. Толпа встретила их громкими приветственными возгласами. Улыбающиеся лица и машущие руки повсюду вокруг нас наглядно свидетельствовали о его популярности. Внезапно крики стали совсем оглушительными - позади своего хозяина шествовал Путик. А кто не знал об отношении Рупа к своей собаке?
      И тут по площади раскатился совсем уже громовой хохот: Путик небрежно направился к ближайшему вазону, задрал ножку и облегчился на цветы, в мгновение ока завоевав сердца миллионов телезрителей по всей стране.
      Смех еще не смолк, когда маленькая процессия спустилась по ступенькам и направилась к толпе, которая расступалась, давая дорогу мэру, его супруге и Путику, семенившему за ними.
      Зрелище было очень приятное, но мы с Колемом видели только одно.
      - Вы заметили? - Колем ткнул меня локтем в бок.
      - Еще бы! - прошептал я. - Еще бы!
      - Он наступает на все четыре ноги! И не хромает ничуточки!
      - Да... чудесно... просто замечательно! - Меня охватила такая гордая радость, что даже солнце словно засияло еще ярче.
      Но надо было торопиться. В машине Колем обернулся ко мне.
      - И еще. Когда Путик поливал цветы, вы что-нибудь заметили?
      - Да. Задрал он здоровую ногу, всем весом опираясь на сломанную.
      - А это значит... - начал Колем, ухмыляясь до ушей.
      - Что больше он никогда хромать не будет.
      - Верно! - Колем включил мотор и удовлетворенно вздохнул. - Что уж тут! С некоторыми удается все.

      Боб Стокдейл был единственным, кто уцелел после прискорбной метаморфозы, постигшей старинный трактир "Лорд Нельсон". В резиновых сапогах и кепке блином он восседал у стойки на крайнем табурете, словно не замечая ни визгливой музыки, ни гвалта, который поднимала толкающаяся орда модно одетой молодёжи.
      Я пробился к стойке, взял кружку портера и, пристроившись у стены, с грустью поглядывал по сторонам, а мои мысли воскрешали былое. Еще год назад "Лорд Нельсон" был типичным йоркширским деревенским трактиром. Вспомнился вечер, когда я завернул в него со старинным приятелем из Глазго, города моей юности. Тогда помещение сводилось к одной обширной комнате, смахивавшей на большую кухню. В черной печи с духовкой пылали поленья, а на дубовых скамьях с высокими спинками солидно располагались работники с окрестных ферм перед пинтовыми кружками на старых деревянных столах. Массивные спинки надежно укрывали их от холодного ветра, который свистел снаружи, проносясь по улицам деревушки и по пастбищам на холмах, где эти люди трудились весь день.
      Разговаривали они вполголоса, и тиканье настенных часов, щелканье костяшек домино усиливали ощущение мирного покоя.
      - Черт, какая тут приятная тишина, - сказал мой друг, завороженно наблюдая, как хозяин без пиджака и в подтяжках неторопливо спустился в погреб и вновь появился с высоким эмалированным кувшином, из которого принялся наполнять кружки, умело регулируя струю, чтобы получить пышную шапку пены.
      - Да, пожалуй, не похоже на Уэст-Найл-стрит, - согласился я. Он засмеялся.
      - Безусловно. Просто поверить не могу! Но какой доход приносит это заведение? Горстка посетителей, и те пьют не торопясь.
      - По-моему, доход и в самом деле невелик - несколько фунтов в неделю, но у хозяина есть небольшая ферма - вон за той стеной обитают коровы, телята и свиньи, - а трактир просто приятный приработок.
      Мой друг припал к кружке, вытянул ноги и блаженно сощурил глаза.
      - Вообще-то мне тут нравится. Отдыхаешь душой и телом. Чудное местечко!
      Да, чудное. И многие трактиры в окрестностях Дарроуби еще хранили ту же привлекательность. Но надолго ли, спросил я себя, оглядывая модернизированный "Лорд Нельсон".
      Новый владелец не стал мешкать с преобразованиями. Он был не фермер, а опытный трактирщик и сразу оценил возможности старинной харчевни в хорошенькой деревушке Уэлсби, уютно расположившейся среди холмов. Кухонную печь сменила нарядная стойка с задником из зеркал и сверкающих бутылок. Старые дубовые скамьи и столы исчезли, стены украсились бляхами с конской сбруи, охотничьими гравюрами и егерьскими рожками. Внутреннюю стену снесли, И посетители обедали в элегантном зале, там, где годы и годы я принимал телят и лечил свиней.
      И сразу же в Уэлсби зачастили на машинах молодые люди из больших городов, а прежние завсегдатаи его покинули. Я так и не узнал, где обрели скромный приют эти труженики - наверное, в трактире одной из соседних деревень. Остался один Боб Стокдейл. О причине я мог только гадать, но он был тихим, замкнутым человеком, держался особняком и, видимо, не захотел расставаться с залом, в котором на протяжении многих лет проводил по нескольку вечеров в неделю. Как бы то ни было, всякий раз, когда я заглядывал в "Лорда Нельсона", Боб сидел на крайнем табурете, под которым, свернувшись калачиком, лежала Мег, его старая собака. Уэлсби протянулась вдоль длинной дороги, уводившей в холмы, по которой я ездил тысячи раз, и после вечернего вызова иногда останавливался у трактира выпить пивка. На этот раз я без особого труда вправил корове матку и, прихлебывая из кружки, все еще испытывал теплую радость после удачной операции.
      Тут я заметил, что толпа возле стойки чуть поредела, и протолкался к Бобу.
      - Привет, Боб, - сказал я. - Можно подлить вам в кружку? А то в ней почти ничего не осталось.
      - Спасибо, мистер Хэрриот. И правда, донышко видно. - Он залпом допил кружку и толкнул ее к бармену.
      Говорил он медленно и раздельно. Близилось время закрытия, и, значит, он просидел тут уже очень долго, поглощая не спеша пинту за пинтой, и достиг той отрешенности, какую я не раз наблюдал прежде.
      Я посмотрел вниз на нос Мег, высунутый между ножками, нагнулся и погладил седую морду верной старенькой помощницы Боба. Днем она пригоняла ему коров, рьяно бегая вокруг них и покусывая за ноги тех, что отбивались в сторону, а вечером человек и собака отдыхали вместе.
      Я заглянул в добрые глаза. С прошлого раза они заметно помутнели.
      - Дряхлеет она, Боб.
      - На Пасху ей десять сравняется, только силы у нее еще хоть отбавляй.
      - Да, я видел, как она работает. Пороха у нее еще надолго хватит.
      Мы продолжали беседовать. Люди вроде Боба вызывали у меня товарищеское чувство - эти сельские труженики стали неотъемлемой частью моей жизни. Они ловили и держали для меня могучих быков, потели бок о бок со мной при трудных отелах и окотах. Я любил посидеть с ними за кружкой пива, да и Боб был явно расположен поболтать. Мы предавались воспоминаниям, и на губах у него играла мягкая улыбка, хотя язык не очень слушался, а глаза то и дело закрывались.
      Я допил кружку и посмотрел на часы.
      - Ну мне пора, Боб. Будьте здоровы, и до нашей новой встречи. Вместо ответа он встал.
      - Я тоже домой, - пробурчал он и, осторожно ступая, пошел к двери в сопровождении Мег.
      Снаружи сгущались летние сумерки. Боб направился туда, где к стене был прислонен его велосипед, и я замер возле своей машины. Мне уже доводилось наблюдать этот ритуал, и он просто завораживал.
      Боб откатил велосипед от стены и некоторое время устанавливал его поудобнее, а затем вскинул ногу в резиновом сапоге, пытаясь взгромоздиться на седло. Первая попытка оказалась неудачной, и он постоял несколько секунд, видимо переводя дух. Потом с величайшим тщанием вновь установил велосипед в нужную позицию и вскинул ногу. Снова промах, и я уже подумал, что сейчас Боб окажется на земле под велосипедом. Однако он удержался на ногах и постоял, задумчиво опустив голову. Затем решительно расправил плечи, посмотрел вдоль перекладины на руль и судорожным прыжком вскочил-таки на седло.
      Несколько напряженнейших секунд он продвигался вперед по дюйму, крутя педали и вертя рулем, чтобы удержать равновесие. Но вот велосипед медленно выехал на шоссе. Через несколько ярдов Боб остановился и замер, однако велосипед каким-то чудом сохранял вертикальное положение. Не в первый раз я подумал, что ему следовало бы участвовать в медленных велосипедных гонках на ежегодном городском празднике. Первое место он занял бы без малейшего труда.
      Прислонясь к машине, я следил за его маневрами. Старушка Мег, давно привыкшая к этой процедуре, терпеливо плелась рядом с ним и ложилась, едва он замирал, выдерживая несравненную паузу. До дома Бобу предстояло проехать около мили, и я прикинул, сколько времени это у него займет. Былые его собутыльники в старом "Лорде Нельсоне" категорически утверждали, что он никогда не падает, и я, во всяком случае, ни разу не видел, чтобы он потерял единожды обретенное равновесие. Наконец человек и собака скрылись в сгущающейся мгле, я забрался в машину и поехал домой.
      Через Уэлсби я, как уже упоминал, должен был проезжать чуть ли не каждый день, и следующие два-три месяца я заходил в "Лорда Нельсона" довольно часто. И неизменно кепка Боба маячила среди модных курток и платьев. Но наступил вечер, когда, вглядываясь в толпу, я заметил нечто необычное и поспешил протолкаться к дальнему концу стойки.
      - Привет, Боб. Что-то вы сегодня без Мег.
      Он покосился на ножки своего табурета, отхлебнул глоток и горестно посмотрел на меня.
      - Да вот... - пробормотал он. - Пришлось ее дома оставить.
      - Что так?
      Он помолчал, а потом ответил хриплым, еле слышным голосом:
      - Рак у нее.
      - Что-что?
      - Рак. У Мег рак.
      - С чего вы взяли?
      - Так у нее опухоль. Все растет и растет.
      - Почему вы мне раньше не сказали?
      - Да вы бы ее усыпили. А я не хочу. Пусть еще поживет.
      - Но... но вы торопитесь с выводами, Боб. Не всякая опухоль бывает злокачественной.
      - Эта уж наверняка. Большущая такая чертова штука. С крикетный мяч.
      - А где?
      - Под брюхом. Болтается, чуть землю не задевает. Жуть такая! - Он протер глаза, словно стараясь стереть воспоминание. Лицо у него было полно страдания. Я вцепился ему в плечо.