– Я несколько раз повторил текст, чтобы исключить всякие сомнения, – сказал Тулук. – Хотя лак и шнур указывают, что возраст меча – самое большее восемьдесят лет, стальной клинок был изготовлен за много тысячелетий до этого, мастером Канемурой. Я могу дать индекс хранилища информации, если вы хотите убедиться лично.
      Сообщение о родовых знаках паленки ожидало Мак-Кея, когда он вернулся со стратегического совещания из офиса Бильдуна. Он вернулся в полночь, ко в Централи все еще находились служащие, занимающиеся своей работой. Особенно много было охранников.
      Кресло-робот Бильдуна подняло подножку и легкими движениями манипуляторов массировало спину директора, когда вошел Мак-Кей. Бильдун открыл свои зеленые фасетчатые глаза и сказал:
      – У нас информация о паленке. Раскраска, которую вы видели. Эта информация находится здесь, на моем столе, – он закрыл глаза и вздохнул.
      Мак-Кей опустился в одно из кресел-роботов и сказал:
      – Я устал от чтения. Что в нем?
      – Это знаки зипзонга, – сказал Бильдун. – Идентификация безукоризненна. – Он снова вздохнул. – Я тоже устал, оказались бы вы на моем месте!
      – Верю, – зевнул Мак-Кей. Он чуть было не дал своему креслу-роботу знак начать массаж. Наблюдать за тем, как обрабатывался Бильдун, было очень соблазнительно. Но Мак-Кей знал, что может заснуть, если предоставит своему телу это удобство. Охранник, неслышно двигающийся по комнате, должно бить, тоже устал, как и он сам. Они, несомненно, рассердятся на него, если он позволит себе задремать.
      – Мы отдали приказ об аресте и арестовали главу рода зипзонгов, – сказал Бильдун. – Он утверждает, что никто из его рода не пропадал.
      – Это так?
      – Мы попытались проверить, но это очень сложно. У них нет никаких письменных подтверждений – только заверения одного из паленков, а чего они могут стоить?
      – Вероятно, он поклялся своей рукой, а?
      – Конечно. Но знаки его рода могли быть использованы и незаконно. Итак, мы можем его считать лжецом до получения доказательств.
      – Потребуется три-четыре недели, пока паленка отрастит себе новую руку, – сказал Мак-Кей.
      – Что ты имеешь в виду?
      – У нее в резерве, должно быть, несколько дюжин паленков.
      – Она может иметь пару сотен паленков.
      – Высказывает ли глава рода досаду или смущение поводу того, что знаки его рода используются неуполномоченными на это паленками?
      – Мы не заметили ничего подобного.
      – Он лжет, – сказал Мак-Кей.
      – Откуда вы знаете?
      – По юрисдикции жителей планеты Говахин фальсификация родовых знаков относится к восьми самым тяжким преступлениям, которые могут совершить паленки. И говахинцы должны об этом знать, потому что они первыми провозгласили неписаные законы паленков. Кроме того, они в течение тысячелетий являются защитниками паленков.
      – Что вы предлагаете? – спросил Бильдун.
      – Я хочу, чтобы мне разрешили допросить главу рода паленков.
      – Не возражаю. Но что вы хотите у него узнать?
      – Я хочу оказать на него грубое давление и в случае необходимости выжать из него показания.
      – Как?
      – Вы имеете представление о том, как важно сокровенное значение руки для паленки?
      – Да, представляю. Почему вы спрашиваете?
      – В прежние времена товарищи по виду вынуждали преступника-паленку съедать собственную руку. Сразу же после этого рану прижигали, чтобы воспрепятствовать росту новой руки. Это самая большая потеря для паленки, несмываемый позор для остальных.
      – Не предлагаете ли вы всерьез…
      – Конечно, нет.
      Бильдун ужаснулся.
      – Вы, люди, кровожадная натура. Иногда я сомневаюсь, что понимаю людей так же, как и вы.
      – Где находится паленка? – спросил Мак-Кей.
      – Что вы хотите с ним сделать?
      – Допросить от! Что еще по-вашему?
      – После того, что вы только что сказали, я вам не верю.
      – Не бойтесь. Эй, вы, двое, – Мак-Кей сделал знак двум охранникам, которые стояли у двери. – Приведите сюда паленку!
      Охранники вопросительно взглянули на Бильдуна.
      – Выполняйте, – сказал Бильдун.
      Десятью минутами позже глава рода паленков был доставлен в офис Бильдуна. Мак-Кей узнал рисунок на блестящем панцире и кивнул сам себе: тот был идентичен рисункам на панцирях, которые он видел.
      Паленка остановился в двух метрах от Мак-Кея. Бронированное жабье лицо выжидающе глядело на него.
      – Вы действительно хотите заставить меня съесть мою руку? – спросил он.
      Мак-Кей бросил на конвоира укоризненный взгляд.
      – Он спросил меня, какой тип людей вы представляете, – объяснил охранник, врайвер с нашивками лейтенанта.
      – Я рад, что вы дали точное описание, – мрачно сказал Мак-Кей. Потом повернулся к паленке. – Что вы думаете об этом?
      – Я думаю, что это невозможно. Такое варварство больше не позволяется совершать. – Существо с бронированной жабьей головой произнесло эти слова совершенно равнодушным тоном, однако свисающая с шейного сустава рука слабо, но нервно покачивалась из стороны в сторону.
      – Я могу доставить вам кое-какие неприятности, – сказал Мак-Кей.
      – Что за неприятности? – спросил паленка.
      – Хотите узнать? Вы сказали, что можете поручиться за каждого члена вашего рода. Это так?
      – Верно.
      – Вы лжете, – сказал Мак-Кей. – Ваше родовое имя?
      – Оно только для моих братьев по роду и соплеменников.
      – И для говахинцев, – сказал Мак-Кей.
      – Вы не говахинец.
      Скрипучими и хрюкающими звуками говахинского языка Мак-Кей начал ругать предков паленки, описывать его вредные привычки и расписал возможное наказание за его поведение. Он закончил идентификационным сигналом говахинцев, эмоциональным всхлипыванием о том, что он сделает и о чем переговорит с говахинским начальством.
      После наступившей паузы паленка сказал:
      – Вы один из тех, кто пользуется гражданскими правами говахинцев.
      – Ваше родовое имя? – настаивал Мак-Кей.
      – Ладно. Меня зовут Байредх из Анка, – сказал паленка; в его голосе, казалось, появились нотки отчаяния.
      – Байредх из Анка, вы лжец, – твердо сказал Мак-Кей.
      – Нет! – рука вздрогнула.
      – Вы повинны в тяжелейших преступлениях.
      – Нет! Нет! – запротестовал паленка, но он потерял уверенность и был напуган.
      Мак-Кей заметил, что охранники теперь подошли ближе и образовали кольцо вокруг него и паленки, заинтересованные этим допросом.
      – Эй, вы! – обратился он к лейтенанту. – Приделайте вашим людям ноги!
      – Ноги?
      – Да! Вы должны наблюдать за каждым углом этой комнаты и быть готовыми к нападению. Вы хотите, чтобы Эбнис устранила нашего свидетеля?
      Пристыженный лейтенант откупил на шаг назад и отдал приказ своим людям, но это было излишне: охранники уже снова стали наблюдать за помещением. Лейтенант-врайвер гневно подвигал челюстями и умолк.
      Мак-Кей сказал:
      – Что ж, Байредх из Анка, я задам вам пару вопросов. На некоторые из них я уже знаю ответы. Если вы солжете хоть раз, я вынужден буду возродить методы варваров. На карту поставлено слишком многое. Вы меня поняли?
      – Мой господин, вы не поверите, что…
      – Скольких из вашего рода вы продали в рабство к Млисс Эбнис?
      – Рабство – тяжелейшее преступление! – прохрипел паленка.
      – Я же сказал, что вы виновны в тягчайших преступлениях, – сказал Мак-Кей. – Отвечайте на вопрос.
      – Вы требуете, чтобы я осудил сам себя?
      – Сколько она вам заплатила?
      – Кто мне должен заплатить?
      – Сколько вам заплатила Эбнис?
      – За что?
      – За ваших братьев по роду?
      – Каких братьев по роду?
      – Это вопрос, – сказал Мак-Кей. – Я хочу знать, сколько паленков вы продали, сколько денег вы получили и куда Эбнис дела проданных.
      – Этого не может быть!
      – Наша беседа протоколируется, – сказал Мак-Кей. – Я воспроизведу эту запись Совету Объединенных Племен, и ваши люди решат, как с вами поступить.
      – Вы смеетесь! Какие доказательства вы можете представить?
      – У меня есть запись вашего собственного виноватого голоса, – сказал Мак-Кей. – Мы проделали анализы тона вашего голоса и вместе со снимками отошлем Совету Племен.
      – Анализы тона? Что это такое?
      – Это метод анализа тонких различий в интонациях и произношении, используемый для того, чтобы определить, какие слова истинны, а какие лживы.
      – Я никогда не слышал о таком методе!
      – Только немногие знают все инструменты, используемые Бюро, – сказал Мак-Кей. – Я дам вам еще один шанс. Сколько членов вашего рода вы продлили.
      – Почему вы давите на меня? Что в Эбнис такого важного, что вы пренебрегаете всеми правилами интернациональной вежливости, угрожаете мне и отказываете в праве, которое мне…
      – Я пытаюсь спасти вам жизнь, – сказал Мак-Кей.
      – Кто же теперь лжет?
      – Если мы не найдем Эбнис, не обезвредим ее, – сказал Мак-Кей, – то большинство разумных существ в нашей Вселенной в самом скором времени погибнет. Точнее говоря, все, кто хоть раз пользовался прыжковой дверью. Я клянусь вам, что это правда.
      – Это торжественная клятва?
      – Клянусь Яйцом моей руки, – сказал Мак-Кей.
      Паленка фыркнул.
      – Вы даже что-то знаете о Яйце?
      – Так как я произнес ваше имя, вы должны дать торжественную клятву, – сказал Мак-Кей.
      – Я клянусь моей рукой!
      – Нет, клянитесь Яйцом вашей руки.
      Паленка опустил голову, его рука извивалась.
      – Сколько своих сородичей вы продали? – снова спросил Мак-Кей.
      – Только сорок пять.
      – Только сорок пять?
      – Это все! Я клянусь вам! – маслянистая жидкость, признак страха, брызнула из глаз паленки. – Она предложила мне много дающего свободный выбор. Эбнис обещала неограниченное откладывание яиц!
      – Неограниченное размножение? – спросил Мак-Кей. – Как это возможно?
      Паленка бросил опасливый взгляд на Бильдуна, который, нахмурясь, сидел за письменным столом.
      – Она не объяснила, – наконец сказал паленка. – Она только сказала, что нашла новые миры вне сферы влияния Объединения Разумных.
      – Где эти миры? – спросил Мак-Кей.
      – Не знаю! Я клянусь Яйцом моей руки!
      – Как велась продажа?
      – Посредником был один пан спехи.
      – Каковы были его действия?
      – Он предложил нам несколько уютных миров за службу в течение десяти нормальных лет.
      Кто-то позади Мак-Кея свистнул.
      – Когда и где проходила эта транспортировка? – спросил Мак-Кей.
      – Несколько лет назад, на родине моих яиц.
      – Выигрыш в десять лет! – пробормотал Мак-Кей. – Щедрое предложение и одновременно великолепная торговая операция. У вас и вашего рода едва ли останется время на то, чтобы воспользоваться приобретенным, если план Эбнис исполнится.
      – Я этого не знал! Что она планирует?
      Мак-Кей игнорировал его вопрос. Он сказал:
      – Есть ли у вас хотя бы одно предположение, где находятся ее миры?
      – Нет. Проделайте анализ моих интонаций. Вы убедитесь, что я говорю правду.
      – С представителями вашей расы такой анализ невозможен.
      Паленка на мгновение уставился на него, потом сказал:
      – Да протухнет ваше Яйцо!
      – Опишите пан спехи, который заключал с вами сделку, – сказал Мак-Кей.
      – Я отказываюсь от всякого дальнейшего сотрудничества!
      – Вы уже глубоко увязли, – сказал Мак-Кей, – и мое предложение – единственное, что у вас осталось.
      – Предложение?
      – Если вы будете с нами сотрудничать, каждый из присутствующих здесь забудет о вашей вине.
      – Грандиозный обман! – проворчал паленка. – Чудовищный обман!
      Мак-Кей взглянул на Бильдуна и сказал:
      – Думаю, лучше созвать родовой Совет Племен и дать им полную информацию.
      – Я тоже так думаю, – сказал Бильдун.
      Паленка фыркнул.
      – Как я могу знать, можно ли вам доверять?
      – Никак, – сказал Мак-Кей.
      – Но у меня нет выбора, вы это хотите сказать?
      – Да, я хочу сказать именно это.
      – Да протухнет ваше Яйцо, если вы меня обманете!
      – Ну, ладно, – согласился Мак-Кей. – Опишите пан спехи.
      – У него удален эго-орган. Я видел его шрам, но он убедил меня, что я могу ему доверять.
      – У него было имя?
      – Он называл себя Чео.
      Мак-Кей взглянул на Бильдуна.
      Бильдун сказал:
      – Это имя придает новое значение старой идее. Это сокращение одного древнего диалекта. Очевидно, псевдоним.
      Мак-Кей снова сосредоточился на паленке. Он спросил:
      – Заключил ли этот Чео с вами договор дал ли он вам гарантии? Как он обязался расплатиться с вами?
      – Он назначил двух членов моего рода по моему выбору губернаторами двух вышеуказанных миров.
      – Очень умно, – сказал Мак-Кей, нахмурив брови. – Кто может возразить против такой сделки или что-то доказать?
      Мак-Кей спроектировал голограмму, которую сделал охранник через прыжковую дверь. Лицо пан спехи появилось в воздухе перед паленкой.
      – Это Чео? – спросил Мак-Кей.
      – Шрам на месте, – ответил паленка. – Да, это он самый.
      – Идентификация сделана по закону, – сказал Мак-Кей, бросив взгляд на Бильдуна.
      – Чем это может нам помочь? – спросил Бильдун.
      – Кажется, я знаю, чем, – ответил Мак-Кей.
 
      Мак-Кей и Тулук аргументировали теорию регенерации времени, так они окрестили свое открытие, не обращая внимания на толпу охранников, которые, со своей стороны, проявляли мало интереса к разговору своих подопечных.
      Между тем, примерно через шесть часов после допроса паленки эта теория стуча предметом разговоров во всех отделах Централи Бюро. У нее было примерно столько же противников, сколько и сторонников.
      По настоянию Мак-Кея они для оценки данных перешли в рабочий кабинет и попытались перевести теорию Тулука в математическую модель, с помощью которой Мак-Кей хотел попытаться обнаружить убежище Эбнис.
      – Это должно дать какой-нибудь вектор в нашем измерении, – сказал Тулук. – Вопрос только в том, достаточно ли у нас данных для верных выводов?
      – Даже если выводы будут верными, как мы сможем их использовать? – спросил Мак-Кей. – Она не в нашем измерении. Мы должны снова отправиться к калебану…
      – Вы же слышали Бильдуна. Вы никуда не пойдете. Предоставим шар калебана нашим охранникам и постараемся найти теоретическое решение проблемы. Только так мы действительно сможем ее разрешить.
      – Но калебан – единственный источник новых данных.
      Бильдун вышел вперед и освободил Тулука от ответа.
      – Снаружи полно репортеров, – прогремел он. – Я не знаю, кто им рассказал обо всем, но нам подложили огромную свинью. Они могут сделать заключение: «Калебан хочет вызвать конец Вселенной». Мак-Кей, можете вы что-нибудь сделать?
      – Я – нет, но Эбнис может, – сказал Мак-Кей, бросив взгляд на замысловатые каракули, которые машинально выводил.
      – Но она же сумасшедшая!
      – Я никогда не говорил, что она нормальная. Вы же знаете, сколько она контролирует телеграфных пунктов, радио и телестанций и других средств массовой информации.
      – Ну… знаю, но…
      – Кто-то сообщил им об угрозе?
      – Нет, но…
      – Вы не находите это странным?
      – Мы знаем, что эти люди…
      – Как вы хотите скрыть от них планы Эбнис относительно калебана? – снова спросил Мак-Кей. Он встал и пошел к двери.
      – Подождите, – остановил его Бильдун. – Куда вы направляетесь?
      – Я хочу рассказать этим людям об Эбнис.
      – Вы сошли с ума? Чтобы ее юристы заткнули нам рот, только этого не хватало – клеветы и вульгарных сплетен!
      – Мы сможем потребовать от нее личной явки в суд, если она выступит против нас, – сказал Мак-Кей. – Мы должны были подумать об этом раньше. Истинность наших обвинений – превосходная защита.
      Бильдун догнал его, и они направились к двери, со всех сторон окруженные охранниками. Тулук пристроился сзади.
      – Мак-Кей, – крикнул Тулук. – Вы заметили, что мыслительные процессы затруднены?
      – Погодите, пока я не обсужу вашу идею с математическим отделом, – сказал Бильдун. – Мак-Кей, может быть, ваше предложение верно, но…
      – Мак-Кей, – повторил Тулук. – Вы…
      – Подождите, – гневно прервал их Мак-Кей. Он остановился и повернулся к Бильдуну. – Сколько времени, по-вашему, на это потребуется?
      – Кто знает?
      – Пять минут? – спросил Мак-Кей.
      – Наверно, больше.
      – Но ведь вы не знаете…
      – Наши люди охраняют калебана. Мы свели к минимуму возможность нападения Эбнис.
      – Я прав, полагая, что вы ничего не хотите предоставить на волю случая? – спросил Мак-Кей.
      – Конечно! Нет, я наотрез отвергаю вашу идею…
      – Ну, я только расскажу репортерам снаружи всю правду…
      – Мак-Кей, у этой женщины всюду есть свои люди, – напомнил Бильдун. – Друзья и покровители ее сидят в таких эшелонах власти, где бы вы никогда не смогли этого ожидать… Вы не имеете никакого представления о том, что мы знаем по опыту…
      – И в Верховном правительстве тоже?
      – В этом нет никакого сомнения. Мы у нее под колпаком.
      – И поэтому теперь самое время убрать этот колпак.
      – Вы вызовете панику.
      – Нам необходима паника. Паника вызовет активизацию всевозможных людей. Они будут пытаться найти Эбнис – друзья, деловые партнеры, враги, сумасшедшие. Нас захлестнет информация. А нам необходимо получить новую информацию!
      – Что, если репортеры нам не поверят? Если они будут над нами смеяться?
      Мак-Кей заколебался. Он еще никогда не испытывал такой робости перед несущим чепуху Бильдуном. При всем этом Бильдун был знаменит своим быстрым, острым и аналитическим умом. Нерешительность и медлительность никогда не были его недостатком. Может быть, директор относился к числу подкупленных Эбнис? Это казалось немыслимым. Но присутствие в этом деле пан спехи с удаленным эго-органом должно было вызвать у его товарищей по виду травматический шок. И у Бильдуна к тому же скоро должен был наступить распад эго. Что на самом деле происходило в психике пан спехи, в момент когда он должен был перейти в фазу безмозглого существовании? Эмоциональный кризис, вызванный ожиданием? Отчаянное сопротивление? Паралич мыслительных способностей?
      Вполголоса, чтобы слышал только Бильдун, Мак-Кей спросил:
      – Вы готовы уйти с поста шефа бюро?
      – Конечно, нет!
      – Мы знаем друг друга уже долгое время, – сказал Мак-Кей. – Я верю, что мы понимаем и уважаем друг друга. Если я одержу победу, вы больше не будете занимать это кресло. Вы знаете это. Ну, между нами, сможете вы в кризисном состоянии исполнять свои обязанности так же хорошо, как и прежде?
      Искаженное злостью лицо Бильдуна смягчилось, на лбу его появились морщины задумчивости.
      Мак-Кей ждал. Если она теперь явится, изменение эго-индивидуальности Бильдуна будет нарушено и из его «я» выступит нечто новое. И всем известно, в том числе и ему самому, что по эмоциональной структуре он будет полностью отличаться от прежнего Бильдуна. Можно ли было устранять шок этого момента? Мак-Кей надеялся, что нет. Он испытывал к Бильдуну дружеские чувства, но было бы глупо оказывать ему особое внимание.
      – Что все это значит? – пробормотал Бильдун сдавленным голосом. – Чего вы добиваетесь?
      – Не хочу вас ни скомпрометировать, ни выставить на посмешище, ни даже… естественный процесс ускоряется, – сказал Мак-Кей. – Но наша теперешняя ситуация надежна. Я, очевидно, буду настаивать на вашей отставке и вызову недовольство в организации, если вы будете упорствовать.
      – Разве я плохо работаю? – задумчиво сказал Бильдун. Потом покачал головой. – На вы тоже должны ответить за пару ошибок.
      – Разве я ошибся? – спросил Мак-Кей.
      – Да! – сказал Тулук, глядя то на одного из спорщиков, то на другого.
      – Я не желаю больше выслушивать ваши пререкания. Я должен их прокомментировать. Широкая волна, как вы ее назвали, сопровождающая исчезновение калебана, оставляет после себя столько смертей и случаев сумасшествия, что мы вынуждены защищаться с помощью пилюль гнева и других фармацевтических препаратов.
      – И это помогает сохранить наши мыслительные способности, – сказал Бильдун.
      – И даже более того, – сказал Тулук. – Это чудовищное событие оставит после себя всеобщее чувство неуверенности. Мак-Кей не высмеивает сообщения медиумов-связных. Все разумные существа пытаются найти объяснения странной тревоги, которую они испытывают, где бы ни находились…
      – Мы напрасно тратим время, – сказал Мак-Кей.
      – Что вы предлагаете? – спросил Бильдун.
      – Необходимо принять срочные меры, – ответил Мак-Кей. – Во-первых, установить карантин на Стедионе, чтобы никто из косметологов не мог попасть на планету, и воспрепятствовать перемещению людей с планеты на планету.
      – Это бессмысленно! Какие основания у нас для этого?
      – С каких это пор Бюро Саботажа должно предъявлять основания? – спросил Мак-Кей. – У нас есть право воспрепятствовать действиям любого правительства.
      – Подобные меры можно применять далеко не всякому правительству, Мак-Кей. Вы же знаете, как щекотлива наша позиции.
      – Во-вторых, – продолжил Мак-Кей непоколебимо. – В случае бедственного положения должно вступить в силу наше соглашение с тапризиотами. Они должны ставить нас в известность о содержании всех разговоров, которые будут вести предполагаемые друзья, покровители и деловые партнеры Эбнис.
      – Это сработало бы в том случае, если бы мы попытались захватить власть, – возразил Бильдун. – Если об этом станет известно, мы непременно натолкнемся на противодействие властей. Что, как вы думаете, скажут члены любого правительства, когда узнают, что мы подслушиваем их дальнюю связь? Кроме того, мы договаривались об условиях бедственного положения не для таких целей. Это будет вопиющим злоупотреблением с нашей стороны!
      – Если мы этого не сделаем, мы погибнем, и тапризиоты погибнут вместе с нами, – сказал Мак-Кей. – Надо им это объяснить. Нам необходимо их добровольное сотрудничество.
      – Не знаю, смогу ли я их убедить, – запротестовал Бильдун.
      – Вы должны попытаться.
      – Но какую пользу принесет эта акция?
      – Тапризиоты и косметологи действуют таким же образом, как и калебан, но обладают меньшей энергией, – сказал Мак-Кей. – Я убежден в этом. Мы засечем все подобные источники энергии.
      – И что, по вашему мнению, произойдет, если мы изолируем косметологов от обычного пространства?
      – Без них Эбнис не сможет прожить очень долго.
      – У нее, вероятно, есть свои косметологи!
      – Но Стедион – их пробный камень. Как только мы объявим на планете карантин, активность косметологов сразу же везде сильно понизится.
      Бильдун с сомнением взглянул на Тулука.
      – Тапризиоты разбираются в переплетении связей лучше, чем она считает, – сказал Тулук. – Я думаю, они послушаются нас, если вы сошлетесь на то, что наш последний оставшийся калебан находится на грани полного исчезновения. Я верю, что они поймут значение этого факта.
      – Объясните мне только одно, – сказал Бильдун. – Если тапризиоты могут использовать это… эти связи и черпать свою энергию связи из того же источника, что и калебан, тогда они сами должны знать, в какую их втянули историю.
      – Хороший вопрос, – сказал Мак-Кей. – Сообщал ли кто-нибудь об этом тапризиотам?
      – Косметологи… тапризиоты… – угрюмо пробормотал Бильдун. – Чего вы хотите добиться, Мак-Кей?
      – Я должен вернуться в шар калебана, – сказал Мак-Кей.
      – Мы не сможем вас там надежно защитить.
      – Не знаю.
      – Внутренне пространство шара мало. Если калебан обратится к нам и…
      – Он не сделает этого. Я его спрашивал.
      Бильдун вздохнул – чисто человеческое движение. Пан спехи принимали не только человеческую внешность, когда хотели уподобиться людям. Однако различия между человеком и пан спехи были коренными, и это тотчас же всплывало в памяти Мак-Кея. Люди были знакомы с внутренним миром пан спехи только поверхностно. Так вот, предстоящие события должны были дать возможность понять мысли Бильдуна. Скоро в теле Бильдуна появится новая личность со всеми знаниями, которые прежний Бильдун накопил в течение прошедших тысячелетий, со всеми…
      Мак-Кей сжал губы и почти со свистом выдохнул воздух.
      Как переносят пан спехи весь этот груз данных из одного «я» в другие? Они говорят, что все время связаны друг с другом, обладатели эго-органа, товарищи по воспитанию, мыслящие эстеты и пускающие слюни плотоядные, спят ли они или бодрствуют. Каким образом они связаны между собой?
      – Вы понимаете, что калебан подразумевает под «связями»? – спросил Мак-Кей и уставился в фасетчатые глаза Бильдуна.
      Бильдун пожал плечами.
      – Я вижу путь, по которому идут ваши мысли, – сказал он.
      – Ну и…
      – Может быть, и мы, пан спехи, используем частичку этой энергии, – сказал Бильдун, – но если и так, то мы используем этот процесс совершенно бессознательно. Больше я ничего не могу сказать. Ваши вопросы являются проникновением в интимную сферу нашей жизни.
      Мак-Кей кивнул. Секретная сфера жизни была последней защитной линией, последней цитаделью существования пан спехи. Ни логика, ни разум не могли повлиять на генетически запрограммированные реакции, когда те возникали. Бильдун выказал истинное свидетельство своей дружбы, предупредив его.
      – Положение отчаянное, – сказал Мак-Кей.
      – Согласен, – ответил Бильдун. – Поступайте, как хотите.
      – Спасибо, – сказал Мак-Кей.
      – Все это вы берете на свою ответственность, Мак-Кей, – добавил Бильдун.
      – Пока моя голова находится на плечах, я всегда оказываюсь прав, – ответил Мак-Кей и открыл дверь приемной, где сдала гудящая толпа репортеров, сдерживаемая горсткой охранников.
 
      С помощью прыжковой двери Мак-Кей добрался до штаб-квартиры Фурунео и вылетел оттуда на одной из машин Бюро. Когда он прибыл на побережье, вокруг шара калебана уже стала собираться толпа зевак.
      «Новости распространяются очень быстро», – подумал он.
      Усиленное отделение охраны, вызванное специально из-за возможности появления толпы, сдерживало любопытных, которые пытались прорваться на лавовый блок. Отряд военных флиттеров удерживал на определенной дистанции разнообразные личные летательные аппараты.
      Прежде чем забраться в шар калебана, вход в который был открыт, Мак-Кей поставил на лавовый блок двух охранников и велел им наблюдать за суматохой вокруг. Свежий утренний ветер осыпал людей мелким дождем и клочьями пены.
      Он подошел к отверстию, вполз внутрь и какое-то время привыкал к интимному красноватому полумраку. Здесь было значительно теплее, но не так жарко, как раньше. Вероятно, вход был все время открыт.
      – Калебан что-нибудь говорил? – спросил он лаклака, несшего охрану.
      – Я не заговаривал с ним, – ответил охранник, – и он тоже все время молчит.
      – Фанни Мей, – сказал Мак-Кей.
      Тишина.
      – Вы все еще тут, Фанни Мей? – спросил Мак-Кей.
      – Мак-Кей? Это вы вызываете меня, Мак-Кей?
      Мак-Кею показалось, что эти слова приняли его глазные яблоки и передали их слуху. Излучение калебана, несомненно, ослабло.
      – Его много раз хлестали, пока меня не было? – спросил Мак-Кей лаклака. – То есть, за два последних дня?
      – Локального времени? – спросил лаклак.
      – Какая разница?
      – Я думал, вам нужны точные данные, – обиженно сказал лаклак.
      – Я пытаюсь у вас узнать, подвергался ли калебан нападениям, пока я находился в Централи, – раздраженно сказал Мак-Кей. – Кроме того, я хочу знать, как много было этих нападений и насколько они были успешны. Может быть, вы в состоянии ответить мне на эти вопросы? Связь с калебаном стала заметно слабее, чем в то время, когда я последний раз разговаривал с ним,
      – он отвел взгляд от гигантского «половника» калебана и уставился на охранника с убийственным вниманием.
      – Эти… эти нападения были единичными и не очень успешными, – испуганно ответил охранник. – Я думаю, всего их было десять или двенадцать… Мы собрали множество бичей и рук паленков, но, как я слышал, они не были доставлены к вам в лабораторию.
      – И это вы называете точными данными? – прогромыхал. Мак-Кей. – Я должен вас за это…
      – Мак-Кей кричит на присутствующую здесь личность? – спросил калебан и спас лаклака от угрозы неминуемого наказания.
      – Приветствую вас, Фанни Мей, – сказал Мак-Кей.
      – Вы обладаете новыми линиями связей, – сказал калебан, – и их узор допускает опознание. Добро пожаловать, Мак-Кей.
      – Ваш договор все еще ведет вас и нас к окончательному исчезновению?
      – спросил Мак-Кей.
      – Интенсивность возрастает, – ответил калебан. – Млисс Эбнис хочет с вами поговорить.
      – Что? Эбнис хочет поговорить со мной?
      – Верно.
      – Она могла вызвать меня в любое время, – сказал Мак-Кей.
      – Эбнис передала свой вопрос через меня, – сказал калебан. – Она хочет вести разговор вдоль ожидаемых связей. Она обозначает эти связи понятием «теперь». Вы понимаете это, Мак-Кей?
      – Я понял, – ответил Мак-Кей. – Пусть говорит.
      – Эбнис требует, чтобы ваши спутники были удалены отсюда.
      – Она хочет, чтобы я остался один? – спросил Мак-Кей. – Как ей могло прийти в голову, что я пойду на это?
      В шаре калебана стало теплее, он вытер пот со лба.
      – Эбнис назвала этот мотив любопытством.
      – У меня свои условия для такого разговора, – сказал Мак-Кей. – Скажите ей, что я соглашусь только в том случае, если она гарантирует мне, что во время нашего разговора не будет предпринято никакого нападения ни на вас, ни на меня.
      – Я даю вам свои гарантии.
      – Вы?
      – Вероятность гарантий Эбнис кажется… несовершенной. Приблизительное описание гарантий моего «я»… сильно непосредственно? Может быть.
      – Почему вы даете гарантии?
      – Эбнис очень настойчиво требует разговора. Договор предусматривает такое посредничество. Очень точное обозначение. Посредничество.
      – Вы гарантируете нашу безопасность, так?
      – Я даю вам свои заверения, не больше.