Фурунео покачал головой.
      – Мы можем забрать ее с яхты и перенести вас обоих в такое место, где Бюро никогда в жизни не найдет вас, – произнесла Эбнис. – Что вы на это ответите, Фурунео?
      Фурунео вытер слезы со щек. Он чувствовал запах тропических цветов, который смешивался с соленым запахом океана. Но это должна быть демонстрация старой записи.
      – Если это происходит сейчас, то почему же она нас до сих пор не увидела? – спросил он.
      – По моему приказу Фанни Мей скрыла нас от ее глаз. Но звуки не замаскируешь. Говорите тише.
      – Вы лжете! – прошипел он.
      Словно в ответ на это, молодая девушка поднялась, подошла к лееру и стала любоваться цветущими фламбоковыми деревьями. Она напевала песенку, хорошо знакомую Фурунео, но теперь уже позабытую им.
      – Я думаю, вы наконец поняли, что я не лгу, – сказала Эбнис. – Это наша тайна, Фурунео. Это наше открытие, сделанное с помощью калебана.
      – Но… как можно?..
      – Если есть подходящие связи, возможно все, даже открыть прошлое. Из всех калебанов осталась только одна Фанни Мей, чтобы связать нас с прошлым. Ни тапризиот, ни Бюро, никто не сможет настигнуть нас там. Мы можем отправиться туда и освободиться от всего.
      – Ловкий трюк, – сказал он.
      – Вы же сами видите, что это не так. Вы чувствуете запах цветов и моря?
      – Но зачем… Чем вы хотите?
      – Вашей поддержки в небольшом дельце, Фурунео.
      – Каком?
      – Мы опасаемся, что кто-то наткнется на нашу тайну, прежде чем мы будем готовы. Но если здесь будет кто-то, пользующийся доверием Бюро, и передаст им фальшивую информацию…
      – Что за фальшивая информация?
      – Что тут больше не происходит никаких бичеваний, что Фанни Мей счастлива, что…
      – Почему это должен буду сделать именно я?
      – Когда Фанни Мей достигнет своего… окончательного исчезновения, мы будем далеко и в безопасном месте. Я, вы и ваша любимая женщина. Это так, Фанни Мей?
      – Констатация верна, – ответил калебан.
      Фурунео уставился на прыжковую дверь. Мада! Она была там, перед его глазами. Она больше не напевала, а втирала в тело крем против загара. Что-то до боли стеснило грудь Фурунео. Если калебан еще немного приблизит свою прыжковую дверь, он сможет протянутой рукой коснуться Мады. Прошлого!
      – Я… где-то там, внизу? – спросил он.
      – Да, – ответила Эбнис.
      – И я вернусь обратно на яхту?
      – Вы сделаете то же, что и раньше.
      – И что я там найду?
      – Что вашей невесты там нет. Она исчезла.
      – Но…
      – Вы подумаете, что она утонула или убита в джунглях дикими зверями. Может быть, она пошла поплавать и…
      – Она проживет после этого еще тридцать один год, – прошептал Фурунео.
      – И у вас будет еще тридцать один год, – сказала Эбнис.
      – Я… я буду уже не тот. Она станет…
      – Ваша невеста узнает вас.
      «В самом деле? – подумал он. – Может быть, да. Да, она его узнает. Может быть, она даже поймет необходимость такого решения». Но он все яснее видел, что она ему не простит этого. Никогда. Ведь это же Мада.
      – Благодаря вмешательству наших лучших врачей она не умрет еще тридцать один год, – сказала Эбнис.
      Фурунео кивнул, но этот жест предназначался только ему самому.
      Она не простила бы ему так же, как не смог бы простить ей молодой человек, вернувшись к пустой яхте. И этот юноша не умер.
      «Я сам не смог бы простить, – думал он. – Юноша, которым был я, никогда не смог бы простить все эти потерянные прекрасные годы».
      – Если вы опасаетесь, – сказала Эбнис, – что ваше вмешательство в прошлое изменит Вселенную или ход истории, можете не беспокоиться. Этого не произойдет. Вы измените только одну изолированную ситуацию, не более. Новая ситуация займет место старой, а все остальное останется таким, каким было.
      – Понимаю.
      – Вы согласны на мое предложение? – спросила Эбнис.
      – Что?
      – Сказать Фанни Мей, чтобы она доставила вашу невесту к вам?
      – К чему хлопоты? – сказал он. – Я не могу на это согласиться.
      – Вы шутите?
      Он обернулся и взглянул на нее. Она говорила из маленькой прыжковой двери у него над головой. В отверстии было видно только ее лицо.
      – Я не шучу. Вы мне ничего не предлагали.
      – Но это же на самом деле! Все, что я вам сказала – правда!
      – Вы наивны, – сказал Фурунео, – если не смогли увидеть разницы между тем, что предлагаете, и там, что уже было у нас с Мадой. Я сожалею…
      Что-то яростно схватило его за горло, и начав душить, оборвало его слова. Он почувствовал, как голова преодолевает сопротивление прыжковой двери. Когда шея оказалась на створе двери, та закрылась. Его тело упало назад, в шар калебана.
 
      – Ты идиотка, Млисс! – с яростью воскликнул Чео. – Ты слабоумная дура! Если бы я своевременно не вернулся!..
      – Ты его убил! – задыхаясь, проговорила она, отступая от окровавленной головы, лежащей на полу се жилой комнаты. – Ты его убил! И именно тогда, когда я уже почти достигла…
      – Когда ты уже почти все уничтожила! – буркнул Чео. Он придвинул свое лицо шрамом к ее лицу. – Что теперь его люди будут делать с этим безголовым телом, а?
      – Но он уже…
      – Он уже был готов вызвать помощников и рассказать им все, что ты успела выболтать!
      – Я не потерплю, чтобы ты так со мной говорил!
      – Когда моя голова ложится на плаху, я говорю с тобой так, как считаю необходимым!
      – Ты заставил его страдать! – жалобно сказала она.
      – Он вообще ничего не почувствовал. Не жалей таких как он!
      – Как ты можешь так говорить? – она отпрянула от пан спехи.
      – Ты все время ревешь. Ты не можешь без сожаления смотреть на других,
      – прогромыхал он. – Но на самом деле ты поступаешь с ними еще более безжалостно. Ты знаешь, что Фурунео не принял твоего наивного предложения, но оно сильно мучило его. Ты продемонстрировала ему то, что он безвозвратно потерян. Это ты не называешь страданием?
      – Послушай, Чео, если ты…
      – Он страдал до того мгновения, когда я положил его страданиям конец,
      – сказал пан спехи. – Ты знаешь это!
      – Перестань! – прокричала она. – Я не делала этого! Он не страдал!
      – Он страдал, и ты знаешь это! Ты знала это все время.
      Она бросилась на Чео, молотя его кулаками по груди.
      – Ты лжешь! Ты лжешь!
      Он схватил ее за запястья и заставил опуститься на колени. Она склонила голову. Слезы бежали по ее щекам.
      – Лжешь, лжешь, лжешь! – рыдала она.
      Он сказал ей нежным и успокаивающим тоном:
      – Послушай меня, Млисс. Мы не знаем, как долго еще выдержит калебан. Это было разумно. Время у нас ограничено, есть определенный период, в течение которого мы можем использовать прыжковую дверь, и мы должны ее использовать как можно лучше. Ты бессмысленно расточаешь один из этих периодов. Мы не можем допускать таких ошибок, Млисс.
      Она опустила глаза.
      – Ты знаешь, мне совсем не хочется быть с тобой строгим, Млисс, – продолжал он. – Но мои методы лучше, как ты сама часто мне говорила. Мы должны сохранить нашу безопасность.
      Она, не глядя на него, кивнула.
      – Теперь перейдем к другому, – сказал он. – Плаути выдумал новую игру.
      – Спаси Мак-Кея, – сказала она. – Он может рассказать нам много интересного.
      – Нет.
      – Чем он может нам повредить? Он может оказаться даже полезен. Я имею в виду, без поддержки Бюро и без других…
      – Нет! Да и поздно, наверное. Я уже вызвал паленку… ну, ты понимаешь.
      Он отпустил ее запястья.
      Эбнис встала. Она тяжело дышала, крылья носа трепетали. Она взглянула сквозь ресницы. Внезапно ее правая нога метнулась вперед и твердым носком туфли ударила Чео по голени.
      Он заплясал на месте, схватившись рукой за место ушиба. Несмотря на боль, он улыбнулся.
      – Вот видишь, – сказал он, – тебе нравится, когда страдают другие.
      В следующий миг она уже бросилась к нему, целуя, бормоча извинения и лаская. Они больше не говорили о новой игре Плаути.
 
      Когда монитор жизни Фурунео сообщил о его смерти, тапризиоты обыскали окрестности шара калебана. Но обнаружили только самого калебана и двоих людей Фурунео, летевших на ранцевых вертолетах. Рассуждение о действиях, мотивах или долге находились вне сферы тапризиотов. Они сообщали только о факте смерти, месте, где произошла эта смерть и лицах, доступных для контакта. Людей Фурунео можно было подвергнуть любому допросу, но калебан
      – совсем другое дело. Для того, чтобы обсудить, как благоразумнее поступить в сложившейся ситуации было необходимо совещание на высшем уровне Бюро. Смерть Фурунео произошла при чрезвычайно загадочных обстоятельствах – отсутствие головы, непонятные ответы калебана.
      Когда Хулук вошел в конференц-зал – после того, как его грубо разбудили и вызвали в Централь – Гайчел Сайкер ударил хватательным пальцем по столу, что доказывало крайнюю степень его возбуждения и было неуместно при обычном поведении лаклака.
      – Мы ничего не должны предпринимать, не посоветовавшись с Мак-Кеем, – сказал Сайкер. – Это очень деликатное дело.
      Тулук занял свое место и коротко сказал:
      – Вы еще не говорили с Мак-Кеем? Фурунео было приказано, чтобы тот связался с калебаном и отдал тому распоряжение…
      Больше он ничего не сказал. Объяснения и данные поступали от всех присутствующих одновременно.
      Когда Тулук смог продолжить, он спросил:
      – Где тело Фурунео?
      – Око уже доставлено в лабораторию.
      – Полиция подключена?
      – Конечно.
      – Что-нибудь известка о пропавшей голове?
      – Ничего.
      – Это, должно быть, результат действия прыжковой двери, – сказал Тулук. – За это дело взялась полиция?
      – Об этом не может быть и речи. Этим занимаются наши люди.
      Тулук кивнул.
      – Тогда я согласен с Сайкером. Мы ничего не будем предпринимать без консультации с Мак-Кеем. Он в этом разбирается лучше, и он все еще наш уполномоченный. Фурунео мертв, а он должен был некоторое время назад отдать распоряжение о возвращении Мак-Кея. Это наша исходная позиция, – он выжидающе взглянул на Бильдуна.
      Бильдун, пан спехи, шеф Бюро, сказал только четыре слова:
      – Возьмите одного из тапризиотов.
      Кто-то метнулся к двери.
      – Кто, в конце концов, войдет в контакт с Мак-Кеем? – спросил Бильдун.
      – Надеюсь, что я, – ответил Тулук.
      – Для вас это будет несложно, – сказал Бильдун. – Сделайте это побыстрее.
      Тапризиота ввели в конференц-зал и водрузили на стол. Он сетовал на грубые действия, на то, что его схватили, задев при этом коммуникационные иглы, и не дали времени сконцентрировать энергию. Но как только Бильдун напомнил об условиях договора с Бюро, тапризиот сказал, что готов выполнить заказ. Он расположился перед Тулуком и сказал:
      – Данные, время и место.
      Тулук сообщил местные координаты.
      – Закройте лицо, – приказал тапризиот.
      Тулук беспрекословно повиновался.
      – Думайте о связи, – сказал тапризиот.
      Тулук интенсивно думал о Мак-Кее.
      Шло время, но контакта не было. Тулук приоткрыл щелку и посмотрел наружу.
      – Закройте лицо! – приказал тапризиот.
      Бильдун спросил:
      – Что-то не в порядке?
      – Тише, – сказал тапризиот. – Ответ придет, когда разрешит калебан.
      – Контакт через калебана? – пробормотал Бильдун.
      – Иначе не может быть, – сказал тапризиот. – Мак-Кей изолирован от связей с другими существами.
      – Мне все равно, как вы с ним свяжетесь, главное – свяжитесь, – сказал Бильдун.
      Внезапно по телу Тулука прошли дрожь, лицо его открылось. Он был в трансе.
      – Мак-Кей? – спросил он, странно измененным голосом. – Говорит Тулук,
      – его полуквохчущие, полубормочущие слова были едва слышны собравшимся за столом и в конференц-зале.
      Мак-Кей тихо сказал:
      – Мак-Кея приблизительно через тридцать секунд не станет, а чтобы этого не произошло, вызовите Фурунео и пусть он прикажет калебану немедленно забрать меня отсюда.
      – Что случилось? – спросил Тулук.
      – Я закован, и паленка на пути сюда, чтобы убить меня. Я вижу его в свете факелов. Он несет с собой что-то, похожее на топор. Он разрубит меня на куски. Вы знаете, как паленки…
      – Я не могу вызвать Фурунео. Он…
      – Тогда вызовите калебана!
      – Вы же знаете, что калебана вызвать невозможно.
      – Сделайте это, вы, идиот!
      Тулук прервал контакт и обратился к тапризиоту с просьбой. Это было бессмысленно. Все известные данные свидетельствовали, что тапризиоты не могли посредничать при таких контактах.
      Остальные присутствующие заметили, что бормотание и квохтанье врайвера в трансе прекратилось, потом снова возобновилось, потом опять смолкло. Бильдун в нетерпении хотел задать вопрос, но не стал этого делать. Цилиндрическое тело врайвера было таким спокойным и таким неподвижным.
      – Вы знаете, – прошептал Сайкер, – я могу поклясться, что тапризиот получил приказ вызвать калебана.
      – Это бессмысленно, – сказал Бильдун.
      – Тулук в трансе или нет? – спросил Сайкер. – Его поведение мне не нравится.
      Все за столом молча замерли. Они знали, что имел в виду Сайкер. Неужели врайвер потерян во время дальней связи? Пропал, исчез в странных измерениях, откуда еще не возвращалось ни одно «я»?
      – Есть! – вскричал кто-то.
      Собравшиеся за столом испугались, когда Мак-Кей в клубах пыли и в комьях земли возник из ничего. Он плашмя упал на спину в середине стола, едва ли в метре от Бильдуна, который чуть не слетел со стула. Запястья Мак-Кея были ободраны и окровавлены, глаза остекленели, рыжие волосы испачканы и всклокочены.
      – Наконец-то, – прошептал Мак-Кей. Он перекатился на край стола и, словно это все объясняло, добавил: – Топор уже опускался.
      – Что за топор? – спросил Бильдун, снова прочно усаживаясь на стуле.
      – Топор, которым паленка хотел изрубить меня на куски.
      – Что?
      Мак-Кей сел, выпрямился и осмотрел запястья, потом лодыжки.
      – Мак-Кей, объясните, что здесь происходит, – приказал Бильдун.
      – Я… ага, ну, помощь чуть было не опоздала, – сказал Мак-Кей. – Почему Фурунео так долго выжидал? Я же сказал, чтобы он ждал только шесть часов, не больше, – он взглянул на Тулука, который сидел в своем откидном кресле тихо и прямо, словно обрубок серой трубы.
      – Фурунео мертв, – сказал Бильдун.
      – А, проклятье! – пробормотал Мак-Кей. – Как это произошло?
      Бильдун немного помедлил, потом спросил:
      – Где вы были? Что за история с паленкой и топором?
      Мак-Кей, все еще сидя на столе, сделал короткий, но подробный отчет. Казалось, что он говорит с кем-то третьим. В заключение он сказал:
      – Я не имею совершенно никакого понятия, где я был.
      Сайкер откашлялся и сказал:
      – С Тулуком определенно что-то не то.
      Все повернулись к врайверу. Тулук все также сидел в кресле, закрыв лицевую щель.
      – Он… потерян, – сказал Бильдун хриплым голосом.
      – Тулук установил контакт с калебаном, – сказал Мак-Кей. – Я велел ему. Это была единственная возможность спасти меня после того, как Фурунео потерял возможность сделать это, – он вытер лоб. Руки его дрожали.
      Когда паленка занес над ним топор, Мак-Кей уже распростился с жизнью. Он знал, что наступили последние мгновения. И у него оставалось ощущение, что ка самом деле он еще не вернулся, а делает нетерпеливые жесты и произносит слова какое-то существо, которое овладело ем телом. В тот момент, когда он уже поверил в свою смерть, он понял, что есть бесчисленное множество вещей, о которых ему хотелось узнать, и событий, которые ему хотелось пережить. Это помещение и его обязанности агента Бюро не относились к его желаниям. Но все же он продолжал жить и работать в Бюро. Это была тянущаяся десятилетиями рутина.
      Мак-Кей, охая, поднялся и подошел к тапризиоту.
      – Мы можем вернуть сюда Тулука?
      – Ахзида дай-дай, – сказал тапризиот. – Кого вы хотите вызвать?
      – Тулука же, вы, беглец с лесопильни! – проревел Мак-Кей и указал на неподвижную фигуру врайвера. – Вы можете установить с ним контакт?
      – Он склеился с калебаном, – сказал тапризиот.
      – Что ты имеешь в виду под словом «склеился»? – спросил Мак-Кей.
      – Продолжайте, – предложил тапризиот.
      – Вы не можете его вызвать? – спросил Мак-Кей.
      – Сначала нужно определить, потом уже вызвать, – ответил тапризиот.
      – Посмотрите, Мак-Кей! – произнес Сайкер.
      Мак-Кей обернулся.
      Лицевая щель Тулука зашевелилась. Маленькая клешня на одном из щупальцев высунулась наружу, потом опять исчезла. Потом лицо Тулука открылось целиком и он сказал:
      – Захватывающе!
      – Тулук! – воскликнул Мак-Кей.
      Глаза врайвера открылись и уставились на него.
      – Да? – и чуть погодя: – А, Мак-Кей. Вы с этим справились.
      – Что с вами было? – спросил Мак-Кей.
      – Это трудно объяснить, – ответил врайвер.
      – Хотя бы попытайтесь.
      – Я был введен в курс дела, – пробормотал Тулук. – Это что-то связанное с планетными союзами, взаимодействующими друг с другом через огромное пространство. С этим взаимодействием связана какая-то проблема, может быть, даже разрушение звездных скоплений. И все это – контакт с калебаном… мне не хватает подходящих слов.
      – Вы сами понимаете, что с вами произошло?
      – Я думаю, да. Вы знаете, я не имею никакого понятия о том, где я был.
      Мак-Кей озадаченно уставился на него.
      – Что?
      – Я жил в месте – ага – населенном минонимическими жителями.
      – О чем вы говорите? – спросил Мак-Кей.
      – Я, во время моей связи с вами, фактически был в контакте с калебаном, – сказал Тулук. – Это очень странное существо, могу вам сказать. Мне понравилось, что мой вызов прошел через булавочное отверстие в черном занавесе, и этим булавочным отверстием и был калебан. Тоже, конечно, на мой взгляд.
      – Вы понимаете, Мак-Кей? – спросил Бильдун.
      – Мне кажется, он говорит как калебан, – ответил Мак-Кей. Он почувствовал, что почти смог понять, что хотел сказать Тулук. Значение всего этого находилось на грани его понимания.
      – Как вам удалось установить контакт с калебаном? – спросил он. – До сих пор считалось, что это невозможно.
      – Частично дело, может быть, в том, что калебан посредничал во время моей связи с вами, – сказал Тулук. – Я… это был… – он на мгновение закрыл глаза, потом продолжил. – Представьте себе две паутины. Представьте себе определенную согласованность между ними… как прикус.
      – Как прикус зубов? – спросил Мак-Кей.
      – Может быть. Во всяком случае, необходимость такого согласования является условием для контакта нужной формы связи.
      – Что это, к дьяволу, за связи и в каком смысле? – спросил Мак-Кей.
      – Теперь я пойду? – спросил тапризиот.
      – Да, – сказал Мак-Кей. – Мы забыли о вас. Унесите его.
      Подошли два охранника и увели тапризиота.
      – Тулук, что это за связи? – спросил Мак-Кей.
      – Мммм, – произнес Тулук. – Можете вы себе представить, что искусственность может совершенствоваться до того момента, когда она практически неотличима от первоначальной реальности?
      – Что здесь общего со всеми связями такого вида?
      – Именно в этот момент проявляется единственная отличительная черта этих связей, – объяснил Тулук.
      – Да? – сказал Мак-Кей.
      – Посмотрите на меня, – сказал Тулук.
      – Смотрю.
      – Представьте себе, что вы взяли контейнер, полный синтетического мяса, и изготовили из этого мяса точный дубликат моей персоны. Точнейший дубликат. До последней цепочки ДНК, РНК и комбинации генов в каждой отдельной клетке тела. Этот дубликат снабжается всеми моими воспоминаниями и моей манерой поведения. Задайте ему вопрос, и он, по-моему, ответит так же, как ответил бы я. Ближайшие друзья не смогут определить, где я, а где мой дубликат.
      – И что же из этого следует? – спросил Мак-Кей.
      – Будет ли какая-нибудь разница между нами? – к свою очередь спросил Тулук.
      – Но вы же сказали…
      – Есть одно различие, не так ли?
      – Может быть, элемент времени?
      – Нечто большее, – сказал Тулук. – Нужно знать, что один из них – дубликат. Синтетический Тулук будет серийной цепочкой протеинов. Я же выращен из плоти, которая до последней клетки была создана для исполнения своей функции как живого существа. Разница заключается в связях.
      – Мак-Кей, вы понимаете эту чепуху? – поинтересовался Бильдун.
      Мак-Кей сглотнул. Он начинал понимать, что хотел сказать Тулук.
      – Вы думаете, что калебан видит только эту… эту утонченную разницу?
      – спросил он.
      – И ничего больше, – ответил Тулук.
      – Тогда он видит нас не как фигуры или измерения или…
      – Нечто вроде протяженности во времени, так как мы понимаем время, – сказал Тулук. – Для него мы, может быть, ничто иное, как модуляция неизменных волн пространства. Для него время как бы выдавливается из тюбика. Оно не больше, чем линии, которые перекрещиваются в нашем сознании.
      – О-о-ох! – выдохнул Мак-Кей.
      – Я не вижу, каким образом это мажет помочь нам, – сказал Бильдун. – Наша глазная задача – разыскать Эбнис. Вы, Мак-Кей, имеете представление о том, куда забросил вас калебан?
      – У меня в памяти запечатлелось, как я лежу на полу, привязанный к колышкам, – ответил Мак-Кей. – Прежде, чем я уйду, мы должны сделать запись моих воспоминаний и дать компьютеру для проверки узор звезд на небе этой планеты.
      – Предположим, что узор звезд имеется в памяти компьютера, – сказал Бильдун.
      – Кто теперь охраняет калебана после того, как убили Фурунео? – спросил Мак-Кей.
      – Двое наших людей внутри шара и четверо снаружи, – ответил Бильдун.
      Мак-Кей вздохнул.
      – Тогда, боюсь, для меня вы сможете сделать только одно: вы отзовете охранников, или я это должен сделать сам?
      – Один момент, – сказал Бильдун. – Я знаю, что вы должны вернуться в этот шар, но…
      – Один, – сказал Мак-Кей.
      – Почему?
      – Юридически будет правильно, если я перед свидетелями потребую обратно голову Фурунео, – сказал Мак-Кей. – Я также попробую вызвать калебана на дискуссию. Но самое главное, что она будет искать меня. Я улизнул от нее, и она не знает, сколько или как много я знаю об ее уловках и планах. Она должна быть в ярости и попытается снова поймать меня.
      – Итак, вы будете приманкой?
      – Я не сказал бы этого, – ответил Мак-Кей. – Но если я снова буду один, она может попытаться сторговаться со мной.
      – Она может даже попытаться оторвать вам голову, – пробурчал Бильдун.
      – Единственная ваша охрана будет заключаться в том, что один из тапризиотов будет все время наблюдать за вами.
      – Мак-Кей станет беспомощной жертвой, если он войдет в транс, находясь в шаре калебана, – сказал Тулук.
      – Ничего опасного, если контакт через тапризиота будет длиться пять или десять секунд, а по мере надобности и до одной минуты. По продолжительности это будет как повторяющийся звонок телефона, не больше. Но пока я не позову на помощь, тапризиот не должен отвлекать меня, – сказал Мак-Кей. – Хорошо?
      – Мне это не нравится, – сказал Сайкер. – Что если…
      – Вы думаете, что Эбнис и ее помощники будут говорить со мной открыто, если увидят в шаре столько охранников? – спросил Мак-Кей.
      – Верно, – сказал Тулук. – Мы должны позволить контакт между Эбнис и Мак-Кеем, если хотим ее найти.
      – Хороший аргумент, – сказал Мак-Кей. – Только через контакт с ней можно определить ее местопребывание. Шар калебана – прочная позиция на Сердечности. С другой стороны, местоположение этой планеты известно. В момент непосредственного контакта шар укажет местоположение в пространстве
      – линию наименьшего сопротивления контакту. Дальнейший контакт укажет на признаки, по которым…
      – Где нужно искать Эбнис, – добавил Бильдун. – Предположим, вы верно поняли ситуацию.
      – Мы должны попытаться установить связи через открытое пространство,
      – объяснил Тулук. – Между точками контакта не должно быть ни больших звездных масс, ни водородных облаков…
      – Я достаточно знаю теорию, чтобы представить себе, что она может сделать с Мак-Кеем. Ей потребуется не больше двух секунд, чтобы сделать прыжковую дверь над его головой, а потом… – Он чиркнул указательным пальцем по горлу.
      – Тогда позаботьтесь о том, чтобы тапризиоты установили со мной контакт в эти две секунды, – сказал Мак-Кей.
      – А что вы будете делать, если Эбнис не станет с вами говорить? – спросил Бильдун.
      – Тогда мы будем действовать как саботажники, – ответил Мак-Кей.
 
      «Непредубежденный наблюдатель, который находился бы внутри шара калебана, не смог бы отрицать некоторого уюта», – подумал Мак-Кей. Здесь было жарко, но эта жара необходима его жителю. Существовали разные существа, некоторые из них жили в зонах с жарким климатом. Гигантский «половник», в котором в настоящее время находился калебан, можно было сравнить с удобной постелью. Потолок был низок, но низкорослый человек, каким был Мак-Кей, мог стоять выпрямившись, не втягивая голову в плечи. Красноватый свет был не более странным, чем любой другой, и был приятен для глаз только что проснувшегося человека. И настил пола был мягким, как мех. Правда, Мак-Кей на мгновение почувствовал запах освежающих и дезинфицирующих средств, который появился в воздухе.
      Мак-Кей сидел спиной к стене, все время прихлебывая из кружки с холодной водой, которую захватил с собой. Через две секунды после того, как он проснулся, он почувствовал сигнал тапризиота – слабое жужжание, сопровождаемое подергиванием в голове. Это было очень похоже на слабый удар электрического тока. Он начал уже привыкать к этому.
      – Тапризиоты посылают вам свои сообщения через пространство таким же образом, как это делают калебаны? – спросил он. – Я имею в виду, видят ли они это сообщение?
      – Тапризиоты очень слабы, – ответил калебан. – Тапризиоты не обладают энергией калебанов. Собственной энергией калебанов. Собственной энергией, вы понимаете?
      – Не знаю. Может быть, понимаю.
      – Тапризиоты видят очень слабо, очень слабо, очень коротко, – сказал калебан. – Иногда тапризиоты просят о… об усилении? Калебан дает усиление. Тапризиоты платят, мы платим, вы платите. Все платят энергией. Вы называете потребность в энергии голодом, не так ли?
      – Верно, – сказал Мак-Кей. – Но как…
      Толстая рука паленки, держащая бич, просунулась в отверстие за «половником». Бич щелкнул, вызвав в красноватой полутьме фонтан зеленых искр. Рука с бичом убралась прежде, чем Мак-Кей успел среагировать.
      – Фанни Мей? – прошептал он. – Вы все еще здесь?
      Молчание. Потом:
      – Вы называете это неожиданностью. Внезапность этого удара бичом.
      Мак-Кей медленно выдохнул. Он отметил время происшедшего и сообщил об этом по радио людям Фурунео в местном отделении Бюро, чтобы они там установили координаты.
      – Можете вы еще раз попытаться локализовать планету Эбнис? – спросил он у калебана.
      – Договор запрещает это.
      – И вы должны уважать договор, так? До самой смерти, если это будет нужно?
      – Уважать до окончательного исчезновения, да.
      – И это произойдет довольно скоро, не так ли?
      – Позиция окончательного исчезновения будет видна всем, – сказал калебан. – Может быть, это понятие можно будет отождествить с чем-нибудь.
      Снова высунулась рука с бичом, вызвав в воздухе фонтан зеленых искр, и так же быстро втянулась обратно.
      Мак-Кей прыгнул вперед и остановился возле «половника». Поздно. Он никогда не отваживался так близко подойти к калебану. Жара здесь была еще сильнее, и он почувствовал, как зудит рука. Рой искр не оставлял после себя ничего. Мак-Кей чувствовал вблизи «половника» возрастающее беспокойство – признак силы. Ладони стали мокрыми. «Чего я опасаюсь?» – смущенно думал он.
      – Эти два нападения последовали очень быстро друг за другом, – ошарашенно сказал он.
      – Соседство позиций заметно, – сказал калебан. – Следующая позиция очень удалена.
      – Следующее бичевание будет для вас последним?
      – Эта персона не знает этого, – ответил калебан. – Ваше присутствие снижает интенсивность бичевания. Вы… отражаете?
      – Я позабочусь об этом, – сказал Мак-Кей. – Я хочу узнать, почему ваш конец означает конец для всех остальных разумных существ?
      – Вы сами транспортировали свое «я» с помощью зейе, – сказал калебан.
      – Это же делает каждый!
      – Зачем? Вы можете дать этому объяснение?
      – Это идеальный способ личного перемещения по всей Вселенной. Каждая планета имеет специализацию – есть планеты-санатории, планеты для занятия зимними видами спорта, планеты обучения, планеты-университеты, планеты для стариков, планеты для молодоженов – само Бюро Саботажа имеет в своем распоряжении чуть ли не целую планету. Есть очень мало разумных существ, которые не пользовались никогда этой транспортной системой, очень мало. Насколько я знаю, только очень малый процент населения никогда не пользовался зейе-системой.
      – Верно. Такое использование создает связи, Мак-Кей. Вы должны это понять. Эти связи должны распасться с моим окончательным исчезновением. Распад связей вызовет окончательное исчезновение всех, кто пользовался зейе-дверьми.
      – Хотя вы это и утверждаете, но я еще не понимаю.
      – Это произойдет потому, Мак-Кей, что наше общество калебанов выбрало… координатора. Понятие неточно. Может быть, обслуживающего. Нет, тоже не точно. Ах! Мое «я». Я – зейе!
      Мак-Кей пошатнулся от нахлынувшей на него волны такой сильной печали, что едва мог устоять. Слезы хлынули из глаз, рыдания душили его. Печаль! Его тело реагировало на это, но эмоции не выходили изнутри, а затопляли его снаружи.
      Эмоция печали медленно отхлынула.
      Мак-Кей глубоко вздохнул. Он все еще дрожал от воздействия эмоции. Он понял, что она исходила от калебана и, как волна тепла, наполнила это помещение и захлестнула все сенсорные окончания.
      Печаль.
      Несомненно, чувство ответственности за все эти предстоящие случаи смерти и сумасшествия.