Эмбрион Дюранов мог бы начать новую расу - подобную вечножителям Централа, но драматически не похожую на них. Потомство этого эмбриона могло бы войти в ритмы естественного отбора... совершенно не зависящего от контроля оптименов.
      Это был шаблонный образец, от которого не мог бы отклониться слишком далеко ни один человек, и все же это была единственная вещь, которую больше всего боялись в Централе.
      Каждому генному инженеру вбивали это в голову в течение всего курса обучения: "Естественный отбор - это сумасшествие, которое заставляет свои жертвы вслепую пробиваться в пустой жизни".
      Разум оптименов и логика оптименов должны делать селекцию.
      Время как будто остановилось, Поттер чувствовал глубокую уверенность, что эмбрион Дюранов, если он доживет до зрелости, встретит жену, дающую потомство. Этот эмбрион получил свой дар свыше - богатство спермоаргинина, ключ к плодоносному образцу. В потоке мутагена, который открыл активные центры ДНА, генные образцы этого эмбриона привели к такой стабильной форме, о которой ни один человек не осмелился бы мечтать.
      "Почему я ввел мутагены именно тогда? - раздумывал Поттер, - Я знал, что это необходимая вещь. Почему я знал это? Неужели я был инструментом какой-то другой силы?"
      - Цикл Кребса пятьдесят восемь и постоянно поднимается, - сказал Свенгаард.
      Поттеру нужна была свобода, чтобы обсудить эту проблему со Свенгаардом... но здесь были проклятые родители и люди Безопасности... тоже наблюдатели. "Возможно ли, что среди них был кто-то другой, кто видел и был достаточно знаком с этим образцом, чтобы понять, что здесь произошло? размышлял он, - Почему я ввел мутагены?"
      - Вы уже видите образец? - спросил Свенгаард.
      - Нет еще, - солгал Поттер.
      Сейчас эмбрион быстро рос. Поттер изучал пролиферацию стабильных клеток. Это было красиво.
      - Цикл Кребса шестьдесят четыре и семь, - сказал Свенгаард.
      "Я слишком долго ждал, - думал Поттер, - Шишки Централа спросят, почему я ждал так долго, чтобы убить этого эмбриона. Я не могу убить его. Он слишком красив".
      Централ сохранял власть, держа остальной мир в неведении по праву сильного, заполняя жизненное время предписаниями драгоценных ферментов своим полуживым рабам.
      У народа была пословица: "В этом мире существует два мира - один, который не работает и живет вечно, и второй, который не живет, а работает вечно".
      Здесь, в этом хрустальном чане лежал крошечный шарик клеток, живое существо, менее шести десятых миллиметра диаметром, и оно несло в себе реальную силу прожить свою жизнь вне контроля Централа.
      Эта морула должна была умереть.
      "Они прикажут, чтобы ее убили, - думал Поттер, - А я буду подозреваемым... конченым. А если это существо вырвется в жизнь, что тогда? Что тогда случится с генной инженерией? Может мы вернемся снова к исправлению мелких дефектов... так как было до того, как мы начали формировать суперменов".
      Супермены?
      Мысленно он делал то, что не мог делать ни один голос: он проклинал оптименов. Они были огромной властью, мгновенной жизнью или смертью. Многие были гениями. Но они также зависели от рациона ферментов, как и группы бесплодных и улучшателей породы. Среди бесплодных и улучшателей породы... среди хирургов также были блестящие умы.
      Но никто из них не мог жить вечно, безопасно при этой конечной жестокой власти.
      - Цикл Кребса ровно сто, - сказал Свенгаард.
      - Мы уже перешли крайний высший рубеж, - сказал Поттер. Он рискнул взглянуть на компьютерную сестру, но она стояла к нему спиной, занятая своим табло. Без той компьютерной записи можно было бы скрыть то, что здесь произошло. Если эту запись изучат Безопасность и оптимены, ничего нельзя будет скрыть. Свенгаард видел недостаточно, чтобы понять. Линзы на его лбу давали лишь приблизительную картину полного поля видения микроскопа. Сестры, отвечающие за чан, не могли даже догадаться об этом. Только компьютерная сестра с ее крошечным экраном монитора могла бы знать... а полная запись лежала сейчас в ее машине - рисунок магнетических волн на полосах ленты.
      - Это был самый низкий уровень, какой я когда-нибудь видел у эмбрионов, которых не убили, - сказал Свенгаард.
      - Насколько низок? - спросил Поттер.
      - Двадцать один и девять, - сказал Свенгаард, - Двадцать, конечно, это нижняя граница, но я никогда раньше не слышал, чтобы эмбрион выживал, опускавшийся ниже двадцати пяти, а вы, доктор?
      - Нет, - сказал Поттер.
      - Это тот образец, который мы хотим? - спросил Свенгаард.
      - Пока я не хочу слишком влезать в это, - сказал Поттер.
      - Конечно, - сказал Свенгаард - Что бы ни произошло, это была вдохновенная операция.
      "Вдохновенная операция! - подумал Поттер, - Что бы сказал этот олух, если бы я ему сказал, что у нас здесь? Полностью жизнеспособный эмбрион! Полностью. Он бы сказал, убейте его. Ему не нужно будет предписаний ферментов, и он может дать потомство. У него нет дефектов... ни одного. Он бы сказал, убейте его. Он преданный раб. Всю печальную историю генной инженерии можно было бы противопоставить одному только эмбриону. Но в ту же минуту, когда они увидят эту ленту в Централе, эмбрион будет уничтожен".
      Они сказали бы... уничтожьте его... потому что им не нравится употреблять слова убить или умертвить.
      Поттер склонился над микроскопом. Как прекрасен этот эмбрион в своем устрашающем виде.
      Он рискнул бросить еще один взгляд на компьютерную сестру. Она повернулась, маска ее опущена, встретилась с ним взглядом, улыбнулась. Это была знающая, таинственная улыбка, улыбка конспиратора. Сейчас она вытянула руку, чтобы вытереть с лица пот. Ее рукав задел выключатель. Хриплый визгливый вскрик послышался от компьютерного табло. Она быстро повернулась на него, вскрикнула:
      - О боже мой! - Руки ее заметались по доске, но лента продолжала шипеть через катушку импульсного повторителя. Она повернулась, попыталась открыть крышку записывающей консоли. Большой вихрь с сумасшедшей скоростью крутился под крышкой катушки.
      - Она несется со страшной скоростью, - закричала она.
      - Она замкнута на стирание, - выпалил Свенгаард. Он подскочил к ней с боку, попытался снять крышку катушки. Она застряла на его дорожках.
      Поттер следил, как человек во сне, когда последний отрезок ленты не промелькнул через головки, начал наматываться в ненужную кипу.
      - О, доктор, мы лишились записи, - завыла компьютерная сестра.
      Поттер сосредоточил внимание на маленьком экране монитора на пульте компьютерной сестры. "Пристально ли она следила за операцией? - спросил он себя, - Иногда они следят за каждым срезом, за каждым движением... а компьютерные сестры - кумекающее племя. Если она следила, то у нее прекрасное представление о том, что произошло. И в самом лучшем случае, она может подозревать. А случайно ли была стерта эта лента? Могу ли я надеяться?"
      Она повернулась, встретилась с ним взглядом:
      - О, док-тор, мне очень жаль, - сказала она.
      - Ничего, бывает, сестра, - сказал Поттер, - Ничего особенного в этом эмбрионе нет, кроме того факта, что он будет жить.
      - Мы упустили его, да? - спросил Свенгаард, - Это все, должно быть, мутагены.
      - Да, - сказал Поттер, - Но без них он бы умер. Поттер пристально посмотрел на сестру. Он не мог быть уверен, но подумал, что увидел, как глубокое облегчение размыло ее черты, - Я дам словесную ленту операции, сказал Поттер, - Для этого эмбриона этого будет достаточно.
      А сам подумал: "Когда начинается конспирация? Это начало ее!"
      Но этой конспирации следовало сделать еще так много. Ни один понимающий глаз не должен еще раз посмотреть на этот эмбрион в микроскоп, если это не будет частью конспирации... либо разоблачение.
      - У нас еще есть лента синтеза белков, - сказал Свенгаард, - Она даст нам косвенные химические факторы и распределение по времени.
      Поттер подумал о ленте синтеза белков. Есть ли в ней опасность? Нет, она является лишь ссылкой на то, что была операция... а не то, как что-то использовалось.
      - Да, конечно, - сказал Поттер, - Да, конечно, - Он указал на экран монитора, - Операция закончена. Вы можете выключить внутреннее телевидение и провести родителей в приемную комнату. Мне очень жаль, что не удалось сделать большего, чем мы сделали, но это будет здоровый человек.
      - Бесплодный? - спросил Свенгаард.
      - Слишком рано говорить об этом, - сказал Поттер. Он посмотрел на компьютерную сестру. Ей удалось наконец достать крышку, и она остановила ленту, - Есть какие-либо предположения, как это случилось?
      - Вероятно, подвел соленоид, - сказал Свенгаард.
      - Это оборудование довольно старое, - сказала сестра, - Я несколько раз просила заменить части, но, кажется, мы не справляемся с первостепенными нуждами вовремя.
      "А в Централе неохотно признают, что что-то может износиться", подумал Поттер.
      - Да, - сказал Поттер, - Осмелюсь сказать, что сейчас мы получим замену.
      "Кто-нибудь еще мог увидеть, как она зацепила выключатель?" размышлял Поттер. Он попытался вспомнить, где находился каждый в комнате и куда они смотрели; обеспокоенный тем, что за ней мог наблюдать какой-нибудь второстепенный агент Безопасности. "Если бюро Безопасности видело это, ей не жить, - подумал Поттер, - И мне тоже".
      - Частью доклада об этом случае будет сообщение техника о ремонте, сказал Свенгаард, - Я полагаю, что вы... - Я лично прослежу за этим, доктор, - сказала она.
      Отвернувшись, Поттер подумал, что у них с компьютерной сестрой сейчас состоялся молчаливый разговор. Он заметил, что большой экран уже зияет серой пустотой, Дюраны уже не наблюдают больше. "Следует мне самому встретиться с ними? - размышлял он, - Если они входят в подпольный Центр, они смогли бы помочь. Что-то необходимо предпринять с этим эмбрионом. Самым безопасным было бы совсем убрать его отсюда... но как?"
      - Я позабочусь о дальнейших контактных связях, - сказал Свенгаард. Он начал проверять герметичность чана, дубликаты жизненных систем, разборку мезонного генератора.
      "Кто-то должен встретиться с родителями", - подумал Поттер.
      - Родители будут разочарованы, - сказал Свенгаард, - Они обычно знают, почему вызывают специалиста... и, вероятно, надеются.
      Дверь из комнаты готовности открылась, и появился человек, в котором Поттер признал агента Безопасности из Централа. Это был круглолицый блондин с такими чертами лица, которые обычно забываются через пять минут после того, как человек ушел. Человек прошел через комнату и направился к Поттеру.
      "Это конец мне?" - размышлял Поттер. Он заставил голос звучать как обычно и спросил:
      - Как насчет родителей?
      - Они чисты, - сказал агент, - Никаких недозволенных приборов разговор нормальный... разный мелкий разговор, но нормальный.
      - Никаких намеков на другое? - спросил Поттер, - Какие-нибудь способы, с помощью которых они могли бы проникнуть в отдел Безопасности без инструментов?
      - Невозможно, - пропыхтел человек.
      - Доктор Свенгаард полагает, что у отца излишнее чувство мужского покровительства, а у матери чрезмерный инстинкт материнства, - сказал Поттер.
      - Записи показывают, что это вы их формировали, - сказал агент.
      - Возможно, - сказал Поттер, - Иногда приходиться сосредоточить внимание на главных моментах формирования, чтобы спасти эмбрион. Мелкие детали ускользают.
      - Что-нибудь ускользнуло сегодня? - спросил агент, - Я понимаю, была стерта лента... случайность.
      "Он подозревает?" - спросил себя Поттер. Степень собственного участия и личной опасности угрожала заполнить все его существо Поттера. Ему требовалось величайшее усилие, чтобы поддерживать обычный тон.
      - Конечно, всякое бывает, - сказал Поттер. Он пожал плечами, - Но не думаю, что здесь есть что-то необычное. Мы потеряли оптиформу, спасая эмбрион, но это случается. Мы не можем всегда одерживать победы.
      - Нам следует восстановить запись эмбриона? - спросил агент.
      "Он продолжал закидывать удочку", - сказал себе Поттер. А сам сказал:
      - Как вас устроит. Я составлю словесную ленту операции довольно скоро - почти так же, как обычную. Вы можете подождать и проанализировать ее прежде, чем решите.
      - Я так и сделаю, - сказал агент.
      Свенгаард уже убрал микроскоп с чана. Поттер слегка расслабился. Никто не собирается бросить случайный и опасный взгляд на эмбрион.
      - Я полагаю, что мы устроили вам ложный вызов на охоту на диких гусей, - сказал Поттер, - Сожалею, но они действительно настаивали на наблюдении.
      - Лучше десять охот на диких гусей, чем один случай с родителями, которые слишком много знают, - сказал агент, - Как была стерта лента?
      - Случайно, - сказал Поттер, - Изношенное оборудование. Мы скоро представим вам технический отчет.
      - Опустите в отчете изношенное оборудование, - сказал агент, - Я приму это как устное сообщение. Олгуд должен показывать сейчас каждое сообщение в Туере.
      Поттер понимающе кивнул:
      - Конечно, - Люди, которые работали вне Централа, знали о таких вещах. Мелкие, пусть и тревожные, проблемы скрывали от оптименов.
      Агент осмотрел хирургический кабинет оценивающим взглядом и сказал:
      - Когда-нибудь нам не нужно будет соблюдать всю эту секретность. Но это будет очень не скоро, - Он отвернулся.
      Поттер проследил, как тот удалился, думая о том, как четко агент вник в нужды его профессии. Прекрасная операция, только с одной ошибкой слишком все гладко, слишком много холодной логики, недостаточно творческого любопытства и готовности исследовать пути случайности.
      "Если бы он нажал на меня, он бы достал меня, - подумал Поттер, - Ему следовало бы побольше проявить любопытства относительно этого случая. Но все мы стремимся подражать нашим хозяевам - даже в их слепоте".
      У Поттера начало появляться больше уверенности в успехе опаснейшего предприятия. Он вернулся, чтобы помочь Свенгаарду с окончательными деталями, удивляясь:"Откуда мне знать, что агент удовлетворен моим объяснением".Никакого чувства беспокойства не присутствовало в вопросе. "Я знаю, что он удовлетворен, но откуда я это знаю?" - спрашивал себя Поттер.
      Затем он понял, что мозг его занят корреляцией генной информации внутренней работой клеток, их внешними проявлениями - он занимался этим столько лет, что вес данных перешел в новый уровень понимания. Он уже мог читать мельчайшие детали, выдающие реакции генного типа.
      Я уже читаю по лицам людей!
      Это было поразительное открытие. Он осмотрел комнату, бросив взгляд на сестер, помогающих закончить разборку. Когда он встретился взглядом с компьютерной сестрой, он понял, что она преднамеренно уничтожила ленту записи. Он знал это.
      Глава 4
      Лизбет и Гарви Дюран шли из больницы после беседы с докторами Поттером и Свенгаардом, взявшись за руки. Они улыбались и размахивали сомкнутыми руками, как дети на пикнике - кем по существу они и были.
      Утренний дождь закончился, и тучи уносились на восток к высоким вершинам, которые выходили на сеатский Мегаполис. Высокое небо светилось чистой ясной голубизной, а в нем высоко царило солнце.
      Толпа людей в порядке свободного движения проходила через парк поперек дороги, очевидно, это было время упражнений на воздухе для команды какой-нибудь фабрики или рабочей группы. Однообразие их рабочей формы прерывалось всплесками красок - оранжевый шарф на женской голове, желтый шнур на груди мужчины, ярко-красный талисман плодородия свисающий на золотой петле из уха женщины. Один мужчина надел на себя яркие зеленые туфли.
      Трогательные попытки проявить индивидуальность в мире генетически штампованной однородности проникали уколами сквозь защитные реакции Лизбет. Она отвернулась, чтобы эта сцена не сняла улыбку с ее губ, и спросила:
      - Куда мы пойдем?
      - Хм-м-м? - Гарви держал ее за спину, ожидая, когда перейдет дорожку группа.
      Некоторые из марширующих поворачивались, с завистью глядя на Гарви и Лизбет. Все понимали, почему Дюраны ходили туда. Больница, огромная глыба пласмелда позади них, тот факт, что они были мужчиной и женщиной и шли вместе, особая одежда, улыбки - все говорило о том, что Дюраны получили отпуск по случаю их потомства, и поэтому свободны от своих повседневных трудов.
      Каждый индивидуум в этой толпе надеялся с затаенным отчаянием на такой побег от рутины, которая связывала их всех. Жизнеспособные половые клетки, отпуск для посещения селекционера - это было всеобщей мечтой. Даже известные стерри надеялись и оказывали покровительство шаманам, улучшателям породы и производителям заветных талисманов.
      "У них нет прошлого, - думала Лизбет, вдруг вспомнив давние наблюдения народных философов, - Они все люди без прошлого, и только надежда на будущее еще держится в них. Наше прошлое потерялось где-то в океане темноты. Оптимены и генные хирурги уничтожили наше прошлое".
      Перед лицом этого даже их собственный отпуск на посещение улучшателя породы терял свое особое сияние. Дюраны могли не напрягаться и не вскакивать по звонку, чтобы спешить в разные стороны на работу, но все же они до сих пор были людьми без прошлого... да и будущее их могло потеряться в одно мгновение. Ребенок, который формируется в больничном чане... каким-то малым образом он мог быть их частью, но хирурги изменили его. Они резко отрезали его от прошлого.
      Лизбет вспомнила своих родителей, чувство отчуждения от них, различия, которые были глубже, чем кровь.
      "Они только частично были моими родителями, - думала она, - Они это знали... и я это знала".
      Она почувствовала начало отчуждения от своего собственного, не сформированного еще сына - эмоция, которая высветила необходимость их поступка. "В чем здесь польза?" - размышляла она. Но она знала, в чем эта польза - навсегда покончить с этой ампутацией прошлого.
      Последний с завистью на лице прошел. Толпа превратилась в движущиеся спины, кусочки цвета. Они повернули за угол и ушли, из ниоткуда в никуда.
      "Это мы повернули за угол, и нет пути назад?" - размышляла Лизбет.
      - Давай пойдем к подземке, проходящей через весь город, - сказал Гарви.
      - Через парк? - спросила она.
      - Да, - сказал Гарви, - Подумай только - десять месяцев.
      - И мы сможем взять сына домой. Нам очень повезло.
      - Кажется, это так долго - десять месяцев, - сказал Гарви.
      Лизбет ответила, когда они перешли улицу и вошли в парк, - Да, но мы можем приходить навещать его каждую неделю, когда они перенесут его в большой чан - а это уже через три месяца.
      - Ты права, - сказал Гарви, - Не успеем опомниться, и они уже пройдут. И слава всемогущим, что он не специалист или что-нибудь еще. Мы можем воспитывать его дома. Время работы нам сократят.
      - Этот доктор Поттер чудесный, - сказала она. Когда они разговаривали, их соединенные руки двигались легкими пожатиями и движениями пальцев в тайном разговоре - ручной код, - несказанное слово, - который говорил о их отношении к группе подпольного Центра родителей.
      - Они до сих пор следят за нами, - просигналил Гарви.
      - Я знаю.
      - Свенгаард не в счет - раб структуры власти.
      - Очевидно. Знаешь, я понятия не имела, что компьютерная сестра - одна из нас.
      - Ты тоже это заметила?
      - Поттер глядел на нее, когда она зацепила выключатель.
      - Ты думаешь агенты Безопасности видели ее?
      - Несомненно нет. Они все были заняты нами.
      - Может быть, она и не одна из нас, - просигналил Гарви. А вслух сказал:
      - Не правда ли, сегодня прекрасный день. Давай пойдем по тропинке, где трава.
      Пальцы Лизбет дали ответ:
      - Ты думаешь, что у сестры это вышло случайно?
      - Могло быть. Вероятно, она поняла, что сотворил Поттер и поняла, что это единственный способ спасти эмбрион.
      - Тогда кто-то должен связаться с ней немедленно.
      - Осторожно. Может быть, она не стабильна, эмоциональна селекционер-неврастеник.
      - А как насчет Поттера?
      - Мы должны сразу же послать к нему людей. Нам понадобится его помощь, чтобы вызволить оттуда эмбрион.
      - Тогда об этом узнают девять хирургов Централа, - сказала она.
      - Если он только согласится, - просигналил Гарви. Она посмотрела на него с улыбкой, которая полностью скрыла внезапную озабоченность:
      - У тебя сомнения?
      - Только потому, что он видел меня насквозь в то время, когда я читал по лицу его мысли.
      - Да, ты прав, - сказала она, - Но он делал это так медленно и неуверенно, по сравнению с нами.
      - Вот так я и прочитал его мысли. Похоже, что он читал мысли впервые, как любитель самоучка, спотыкаясь, набираясь уверенности по мере того, как у него получалось.
      - Он не подготовленный, - сказала она, - Это очевидно. Я беспокоилась, что ты прочитал то, что не увидела я.
      - Думаю, ты права.
      По всему парку пыль заслоняла солнечный свет, поднимаясь столбами, которые стояли в лесном питомнике. Лизбет пристально всматривалась в эту картину и сказала:
      - В этом нет сомнения, дорогой. У него природный дар, он наткнулся на свой талант случайно. Ты же знаешь, что такие люди встречаются - они должны быть. Ничто не может нам помешать общаться с ними.
      - Но ОНИ, конечно, попытаются.
      - Да, - просигналила она, - Сегодня ОНИ внимательно за этим следили, сканировали и проверяли нас в этой комнате отдыха. Но люди, которые мыслят механически, никогда не догадаются - я имею в виду, что наше оружие - люди, а не вещи.
      - Это их самое уязвимое, смертельное место, - согласился он, - Они сейчас так глубоко увязли, что не могут смотреть через край и в сторону, ОНИ озабочены лишь сохранением своей власти.
      - А эта широкая, широкая вселенная зовет нас, - просигналила она.
      Глава 5
      Шеф Тахи-Безопасности Централа Макс Олгуд шел вверх по пластмассовым ступеням отдела Администрации немного впереди сопровождающих его двух хирургов, как приличествует директору быстрой и ужасной руки власти оптименов.
      Утреннее солнце позади троицы посылало их мелькающие тени на белые углы и панели здания.
      Их допустили до серебряных теней входного портика, где опускался барьер для неизбежной задержки. Карантинные сканеры прощупывали и проверяли их вплоть до мельчайших микробов.
      Олгуд повернулся в терпеливой позе давно привыкшего к этой процедуре, он изучал своих спутников Бумура и Игана. Его забавляло, что здесь они перестают быть хирургами. В эту часть не допускали никаких врачей. Здесь они должны быть фармацевтами. Титул "доктор" нес в себе что-то, что вызывало беспокойство среди оптименов. ОНИ знали о врачах, но только так, как знают министры о простых людях. Слово доктор здесь стало эвфемизмом, точно так же здесь не говорили смерть или убить, и даже применительно к машинам или каким-то структурам ОНИ говорили изнашивается. Только новые оптимены в самом начале их ученичества или простые смертные молодой наружности работали в Централе, хотя некоторых из этих простых смертных хозяева держали довольно продолжительное время.
      Бумур и Иган оба прошли проверку на молодой возраст, хотя лицо Бумура было измученное, похожее на эльфа, которое позволяло говорить о возрасте прежде времени. Это был большой, широкоплечий, мощный человек. Иган выглядел тонким и хрупким рядом с ним. И лицо у него было остроконечное с длинной челюстью и маленьким плотно сжатым ртом. Глаза обоих мужчин были такого же цвета, как у оптименов - синие, пронизывающие. Оба они, вероятно, были почти оптами. Такими были большинство хирургов-фармацевтов Централа.
      Эти двое беспокойно двигались под взглядом Олгуда, избегая смотреть ему в глаза. Бумур начал говорить что-то Игану, положив ему руку на плечо, нервно двигаясь и как бы массируя плечо. Движение руки Бумура на плече Игана носило оттенок странной фамильярности и напомнило Олгуду, что он уже видел что-то подобное раньше. Но он не мог припомнить, где это было.
      Испытательное карантинное сканирование продолжалось. Олгуду показалось, что оно длилось дольше, чем обычно. Он обратил внимание на то, что происходило перед зданием на той стороне дороги. Обстановка была мирная, никак не вяжущаяся с настроением Централа, какое знал Олгуд.
      Олгуд понимал, что доступ к секретным записям и даже к старым книгам давал ему ранее не доступные сведения о Централе. Владения оптименов простирались через лиги, которые когда-то были политическими реалиями Канады и се-верных Соединенных Штатов. Оно занимало круг, приблизительно в семьсот километров диаметром, а под землей было двести уровней. Это был район с многочисленными видами контроля - контроля погоды, генный контроль, бактериологический контроль, ферментный контроль... человеческий контроль... В этом маленьком уголке, сердце Администрации, землям был придан вид итальянского ландшафта - черное и серое с оттенком пастели. Оптимены были людьми, которые в мгновение ока могли подстричь гору согласно своей прихоти: "Немного снять с макушки и оставить бачки". По всему Централу природа была сглажена, лишена своей опасной остроты. Даже когда оптимены устраивали какую-нибудь естественную выставку, она была лишена элемента драмы, которая вообще не присутствовала как таковая в их жизни.
      Олгуд часто удивлялся этому. Он смотрел фильмы периода до оптименов и видел различия. Все эти отманикюренные прелести оптименов казались ему связанными с вездесущими красными треугольниками, обозначающими фармацевтические пункты, где оптимены могли бы проверить свои предписания ферментов.
      - Они всегда это так долго проделывают или дело здесь просто во мне? спросил Бумур. В голосе его слышался ропот.
      - Спокойствие, - сказал Иган. В его голосе слышалась мягкость тенора.
      - Да, - сказал Олгуд, - терпение - лучший союзник человека.
      Бумур взглянул на шефа Безопасности, изучая его и раздумывая. Олгуд говорил редко, за исключением тех случаев, когда играл на эффект. Он, а не оптимены, был величайшей угрозой Конспирации. Он душой и телом служил хозяевам, супермарионетка. "Почему он приказал нам сопровождать его сегодня? - размышлял Бумур, - Он знает? Он хочет разоблачить нас?"
      В Олгуде была какая-то особая безобразность, которая завораживала Бумура. Шеф Безопасности был приземистым маленьким простым смертным из народа с круглым лицом и бегающими миндалевидными глазами и темной щеткой волос, низко опущенных на лоб - по облику его генных инженеров соответствовал типу шанга.
      Олгуд повернулся к карантинному барьеру, и с неожиданной остротой Бумур понял, что безобразность исходит изнутри этого человека. Эта безобразность была от страха, созданного страха, личного страха. Это открытие принесло Бумуру резкое ощущение облегчения, которое он просигналил Игану нажатием пальцев на его плечо.
      Иган перевел взгляд и пристально посмотрел на улицу через дорогу перед зданием, где они стояли. "Конечно, Макс Олгуд боится, - думал он, - Он живет в окружении страхов, имеющих название и не имеющих таковых... точно так же, как и оптимены... несчастные".
      Вид напротив Централа начал проникать в ощущения Игана. Здесь в этот момент был день абсолютной Весны, спланированный в самом могучем центре Контроля Погоды. Лестница Администрации выходила на озеро, круглое и совершенное, как эмалированные синие музыкальные тарелки. На низком холме у узора пласмелдовые плинтусы выступали, как белые камни: шапки лифтов, уходящих замкнутой цепью с большой быстротой вниз во владения оптименов (внизу - двести уровней).
      Далеко за холмами небо становилось темно-синим и маслянистым. Неожиданно его прорезали красные, зеленые и пурпурные огни довольно плоского рисунка. Вскоре послышался отдаленный раскат грома. Какой-то из Высших оптименов за пределами Централа устраивал для развлечения прирученную грозу.
      Она поразила Игана своей никчемностью, лишенная опасности или драмы, эти два слова, по его мнению, обозначали одно и то же.
      Гроза была первым, что увидел в этот день Олгуд, что совпало с его пониманием внутренних ритмов Централа. Явления всемогущей природы представили образец его видения Централа. Люди исчезали внутри его, чтобы никогда не появиться вновь, и только он, Олгуд, шеф Тахи-Безопасности, или несколько агентов, кому он доверял, знали об их судьбе. Олгуд чувствовал, что раскат грома гармонирует с его настроением, звук этот предполагал абсолютную власть. Под грозовым небом, превращающимся сейчас в ядовито-желтое, уничтожающим вид весны, плинтусы на холме над озером стали языческими погребальными памятниками, выступающими на фоне земли как пурпурно-зеленые ромашки.
      - Пора, - сказал Бумур.
      Олгуд повернулся и увидел, что барьер поднят. Он направился в Зал Совета со сверкающими алмазными стенами, над рядами пустых пласмелдовых скамеек. Все трое двигались сквозь языки пахучих испарений, которые отходили в сторону, когда они касались их грудью.
      Помощники оптименов, в зеленых накидках, прикрепленных на плечах бриллиантовыми пряжками, вышли из боковых теней, чтобы сопровождать их. Под цвет их зеленых накидок были платановые трубки, и они размахивали золотыми кадилами, которые испускали облачка антисептического розового дыма вокруг.
      Олгуд не спускал глаз с конца зала. Там висел огромный шар, красный, как стебель мандрагора, в перекрещивающихся лучах. Он был около сорока метров диаметром, а одна секция его отходила назад, как долька апельсина, и открывала внутренности. Это был контрольный центр Туера, инструмент незнакомых возможностей и ощущений, с помощью которого они наблюдали и управляли своими подчиненными. В нем вспыхивали огни, фосфорно-зеленые с синими арками разводов. Огромные круглые приборы выписывали послания буквами, а красные огни мигали и выдавали ответы. Цифры летели по воздуху на лучах, а в лентах света плясали запутанные символы.
      Сверху через середину, как сердцевина фрукта, тянулась белая колонна, поддерживающая треугольную платформу в центре шара. На краях треугольника, на золотистых пласмелдовых тронах сидели три оптимена, известные как Туеры - друзья, компаньоны, избранные правители этой страны, которым оставалось править еще семьдесят восемь лет. В их жизни это было лишь мгновение, раздражающая вещь, часто беспокойная, потому что они должны встречаться с реальностью, которая для других оптименов была лишь эвфемизмом.