Очнувшись во тьме, Майзл Тег понял, что его тащат в парящем на суспензорах гамаке — он заметил слабое излучение окружавших его крохотных шариков.
      Во рту у него был кляп, руки надежно связаны за спиной, но глаза оставались свободными.
      «Значит, их не волнует, что я увижу».
      Кто они такие, он сказать не мог. Подпрыгивающие движения темных теней вокруг него заставляли предположить, что они спускались по неровной поверхности. След? Подвесные носилки мягко покачивались на своих суспензорах. Он расслышал их слабое жужжание, когда отряд остановился, чтобы обсудить, как миновать трудный проход.
      То и дело он видел помаргивающий свет над головой. А вскоре они подошли к освещенному месту и остановились. Он увидел единственный глоуглоб приблизительно в трех метрах над землей, подвешенный на шесте и слабо покачивавшийся под холодным ветерком. В его желтом свете он различил хижину в центре грязной вырубки, множество следов на истоптанном снегу. Он разглядел кусты и редкие деревья вокруг вырубки. Кто-то прошел мимо с более ярким ручным фонариком, свет которого скользнул по его лицу. Ни слова не говорилось, но Тег заметил руку, указывавшую на хижину. Ему редко доводилось видеть такую развалюху. Она выглядела так, словно готова рухнуть от малейшего толчка. Он спорить был готов, что крыша протекала.
      И опять вся группа пришла в движение. Его понесли к хижине. В тусклом свете он разглядывал своих сопровождающих — лица, закутанные до самых глаз, рты и подбородки закрыты. Капюшоны скрывали волосы. Под безразмерными одеждами видны только самые общие движения рук и ног.
      Подвешенный на шесте глоуглоб потемнел. Открылась дверь в хижину, на вырубку брызнул яркий свет. Его сопровождение заторопилось внутрь и оставило его перед дверью. Он услышал, как позади них закрылась дверь.
      Внутри после тьмы было ослепительно светло. Тег поморгал, пока его глаза не привыкли к этой перемене. Со странным чувством неуместности он огляделся вокруг. Он ожидал, что интерьер хижины будет соответствовать ее внешности, но здесь была опрятная комнатка, почти свободная от мебели — только три кресла, небольшой столик и… он резко вздохнул: Икшианекая Проба! Разве они не учуяли запах шиэра в его дыхании?
      Если они не осведомлены об этом, то пусть используют свою Пробу. Для него это будет мучительно, но они ничего не извлекут из его ума.
      Что-то щелкнуло позади него, и он услышал движение. В поле его зрения вошли трое, встали вокруг изножия его носилок. Они молча на него уставились. Тег провел взглядом по всем трем. Тот, что слева — мужчина в темном стилсьюте с открытыми лацканами. Квадратное лицо, которое Тег видел у некоторых уроженцев Гамму — небольшие глаза-бусинки, глядевшие прямо на Тега. Это было лицо палача, того, кого не тронет никакая мука. Харконнены завезли много таких сюда в свое время: типы, сосредоточенные на одном, причиняющие боль, ни капли не изменяясь в лице.
      Стоявший прямо в ногах Тега был в бесформенном одеянии черных и серых тонов, сходном с тем, что были на доставившем Тега отряде, но капюшон был откинут и открывал невыразительное лицо под короткострижеными седыми волосами. Лицо ничего не выдавало, да и одежда мало о чем говорила. Не скажешь даже, мужчина это или женщина. Тег зафиксировал в памяти лицо: широкий лоб, квадратный подбородок, большие зеленые глаза над острым носом, крохотный рот, поджатый в гримасе недовольства.
      Третий член этой группы дольше всего задержал внимание Тега: высокий, хорошо скроенный черный стилсьют с грубой черной курткой поверх него, сидит идеально. Дорогая одежда. Никаких орденов или знаков отличия. Явно мужчина. Казался он скучающим, и это позволило Тегу сразу же его определить. Узкое надменное лицо, карие глаза, тонкогубый рот. Скучающий, скучающий, скучающий! Все, что здесь происходило, было ненужной тратой его весьма ценного времени. У него были жизненно важные дела, и эти двое, эти мелкие сошки, должны это понять.
      «Этот — официальный наблюдатель», — подумал Тег.
      Скучающий послан владельцами этого места, чтобы наблюдать и докладывать об увиденном. Где же его фактограф? А, вон он, прислонен к стене. Эти чемоданчики для сбора данных — отличительный признак таких чиновников. В своих инспекционных поездках Тег видел таких людей, расхаживавших по улицам Ясая и других городов Гамму. Небольшие тонкие чемоданчики. Чем важнее чиновник, тем меньше его чемоданчик. В этот как раз войдет несколько записывающих катушек и крохотный телеглаз. Он никогда не расстанется с телеглазом, связывающим его с начальством. Тонкий чемоданчик: значит, это важный чиновник.
      Тег стал гадать, что скажет этот чиновник, если Тег спросит его:
      «Что ты им доложишь о моем спокойствии?»
      Выражение скучающего лица было достаточно наглядным: он даже не ответит; он здесь не для того, чтобы отвечать. Когда ему придет время уходить, он удалится размашистой поступью, весь охваченный тайным знанием о тех могучих силах, к которым лежит его путь. Он будет похлопывать чемоданчиком по ноге, напоминая себе о своей важности и привлекая внимание других к этому свидетельству своего высокого положения.
      Крупная фигура в ногах Тега заговорила. Властный голос, судя по вибрирующим интонациям, явно женский.
      — Видите, как он держится и наблюдает за нами? Его молчание не сломить. Я говорила вам об этом до того, как мы вошли. Вы теряете наше время, а у нас не так уж его много на подобную чушь.
      Тег поглядел на нее. Что-то смутно знакомое в ее голосе. Подобная властность может быть у Преподобной Матери. Возможно ли это?
      Тяжелолицый уроженец Гамму кивнул.
      — Ты права, Инокесса. Но не я здесь распоряжаюсь.
      «Инокесса? — задумался Тег. — Имя или звание?»
      Все поглядели на чиновника. Он отвернулся и наклонился за своим фактографом. Вынул из него небольшой телеглаз и встал за экраном, загораживавшим его и от странной парочки, кот Тега. Телеглаз засветился зеленым свечением, отбрасывавшим болезненный отсвет на лицо чиновника. Его самодовольная улыбка исчезла. Он беззвучно шевелил губами, слова формировались только для того, кто наблюдал через этот телеглаз.
      Тег скрыл свою способность читать по губам. Всякий тренированный Бене Джессерит, умел читать по губам почти с любого угла, откуда они видны. Этот человек говорил на одной из разновидностей старого галаха.
      — Это доподлинно башар Тег, — сказал он. — Я произвел опознание.
      Зеленый свет затанцевал на лице чиновника, когда он всматривался в экран. Кто бы там ни связывался с ним, но этот собеседник был в возбужденном состоянии, если этот дрыгающийся свет хоть что-нибудь означал.
      И опять губы чиновника беззвучно зашевелились:
      — Никто из нас не сомневается, что он закален против боли, и я чувствую запах шиэра от него. Он будет…
      Он вновь умолк, когда зеленый огонек опять заплясал на его лице.
      — Это не отговорки, — его губы с осторожностью складывали слова старого галаха. — Вы знаете, что мы испробуем все, что только можем, но я рекомендую, чтобы мы использовали со всей возможной энергией все другое способы перехвата гхолы.
      Зеленый огонек мигнул и погас.
      Чиновник пристегнул телеглаз к поясу, повернулся к своим напарникам и один раз кивнул.
      — Т-Проба, — сказала женщина.
      Они надели Пробу на голову Тега.
      «Она назвала это Т-Пробой», — подумал Тег. Он поглядел на капюшон, который они на него надели. На нем не было символа Икса.
      У Тега появилось странное чувство ложной памяти, такое, будто он не раз прежде оказывался в точно таком же плену. Не единичное ложное воспоминание, а навязчиво знакомое: пленник и его тюремщики — эти трое… Проба. Он почувствовал себя опустошенным. Откуда он мог знать об этом моменте? Он никогда лично не задействовал Пробу, но изучил ее действие полностью. Да, Бене Джессерит часто использовал боль, но больше всего полагался на Видящих Правду. И более того, Орден явно считал, что слишком активное использование механического оборудования может поставить его в слишком сильную зависимость от Икса, станет знаком слабости, признанием, что Сестры не могут обойтись без презренных приспособлений. Тег даже подозревал, что в этом отношении было нечто вроде похмелья Бутлерианского Джихада, мятежа против машин, которые могут воспроизводить самую суть человеческих мыслей и воспоминаний.
      Ложная память!
      Логика ментата поставила вопрос: откуда мне известен этот момент? Он знал, что никогда прежде не был пленником. Это была такая смехотворная перемена ролей. Великий башар Тег — пленник? Он почти улыбался. Но все равно, оставалось глубокое чувство повторения происходившего раньше.
      Его тюремщики поместили колпак прямо над его головой и начали высвобождать медузообразные контакты, один за другим, прикрепляя их к его голове. Чиновник наблюдал, как работают его подручные, проявляя легкие признаки нетерпения на почти бесстрастном лице.
      Тег провел взглядом по трем лицам. Кто из них будет выполнять роль «друга»? Ага, понятно, та, что называется Инокессой. Прекрасненько. Тип ли это Преподобной Черницы? Но никто из других не проявлял к ней того уважения, какое, как слышал Тег, проявляют к этим возвращавшимся Затерянным.
      Однако же, это люди из Рассеяния — кроме, может быть, вот этого квадратнолицего мужчины в коричневом стилсьюте. Тег старательно разглядывал женщину — глянец седых волос, тихое спокойствие в широко расставленных зеленых глазах, чуть выдающийся подбородок, навевавший ощущение солидности и надежности. Она правильно выбрана на роль «друга». Лицо Инокессы было самим воплощением респектабельности — лицом того, кому можно доверять. Тег видел, однако, что за этим скрывается. Она из тех, кто будет тщательно наблюдать, улавливая момент, когда нужно будет вступить в действие. Наверняка она подготовлена, по крайней мере, Бене Джессерит.
      «Или Преподобными Черницами».
      Они закончили прикреплять контакты. Похожий на уроженца Гамму повернул пульт управления Пробой в нужное положение, откуда все трое могли наблюдать за дисплеем. Экран дисплея был закрыт от Тега.
      Женщина вынула кляп изо рта Тега, подтвердив его суждение. Она будет источником утешения. Он пошевелил языком во рту, восстанавливая ощущения. Его лицо и грудь до сих пор были чуть онемелыми от того станнера, который поверг его наземь. Как же давно это было? Но если верить безмолвным словам, произнесенным чиновником, Данкан ускользнул. Уроженец Гамму поглядел на чиновника.
      — Можешь начинать, Яр, — сказал чиновник.
      «Яр? — подивился Тег. — Занятное имя». Звучит почти по-тлейлаксански. Но Яр не Лицевой Танцор и не тлейлаксанский Господин. Слишком велик для одного и нет признаков другого. Как всякий, подготовленный Орденом, Тег был в этом абсолютно уверен.
      Яр коснулся пульта управления под дисплеем Пробы.
      Тег услышал свой собственный возглас боли. Ничто не приготовило его к столь огромной боли. Они, должно быть, включили эту дьявольскую машинку на максимум для первого воздействия. В этом и сомневаться не приходится! Они знали, что он ментат. Ментат умел освобождать себя от некоторых требований плоти. Но это было сущей пыткой! Он не мог от этого улизнуть. Агония сотрясала все его тело, угрожая опустошить и его сознание. Поможет ли от этого прикрытие шиэра?
      Боль понемногу уменьшилась и растаяла, оставив только трепещущее воспоминание.
      И опять!
      Он внезапно подумал, что, должно быть, похожие муки вызывает Спайсовая Агония у Преподобной Матери. Наверняка более великой боли быть не может. Он боролся, чтобы сохранить молчание, но слышал, как хрипит и стонет. Все способности, которым он когда-либо учился как ментат и Бене Джессерит, были запущены в действие, удерживая его от слов о пощаде, обещания рассказать все, что угодно, если они только прекратят.
      И опять мука сначала уменьшилась, а затем вернулась.
      — Достаточно! — это женщина.
      Тег шарил в памяти, вспоминая ее имя. Инокесса!
      Яр брюзгливо проговорил:
      — Он напичкан шиэром, которого ему хватит, по меньшей мере, на год, — он указал на экран дисплея. — Пусто.
      Тег дышал мелкими судорожными вздохами. Ну и мука! Она продолжала нарастать, несмотря на требование Инокессы.
      — Я сказала — довольно! — обрубила Инокесса.
      «Какая же искренность», — подумал Тег. Он почувствовал, как боль уменьшалась, покидая его, словно каждый нерв удаляли из тела, вытаскивали прочь, словно нити вспоминаемой муки.
      — То, что мы делаем — неправильно, — сказала Инокесса.
      — Этот человек…
      — Он такой же, как и любой другой, — возразил Яр. — Не следует ли мне установить особый контакт к его пенису?
      — Нет, пока я здесь! — сказала Инокесса.
      Тег почувствовал, что почти купился на ее искренность. Последние нити агонии покинули его тело, и он лежал с таким ощущением, словно растекся по поверхности, его поддерживавшей. Чувство нереальности происходившего оставалось. Он был сейчас и здесь, и не здесь. Он и раньше бывал здесь, и не бывал.
      — Им не понравится, если мы потерпим неудачу, — сказал Яр. — Ты готова предстать перед ними, потерпев еще одну неудачу?
      Инокесса резко встряхнула головой. Она наклонилась так, чтобы ее лицо оказалось в поле зрения Тега между медузообразными переплетениями контактов Пробы.
      — Башар, я сожалею о том, что мы делаем. Поверь мне. Это не моя затея. Умоляю тебя. Я полна отвращения. Скажи нам теперь то, что знаешь, и позволь мне утешить тебя.
      Тег улыбнулся ей. Она хороша! Он поднял взгляд на наблюдавшего чиновника.
      — Передай от меня своим хозяевам: она отлично справляется.
      Лицо чиновника потемнело от прихлынувшей крови. Он угрюмо насупился.
      — Задай ему максимум, Яр, — проговорил он обрывистым тенорком, не знавшим голосовой тренировки, столь явной у Инокессы.
      — Пожалуйста! — сказала Инокесса. Она выпрямилась, но продолжала смотреть в глаза Тега.
      Учителя Бене Джессерит учили Тега этому:
      «Наблюдай за глазами! Наблюдай, как изменяется их фокус. Когда фокус устремляется наружу, сознание уходит внутрь».
      Он умышленно сосредоточился на ее носе. У нее не безобразное лицо. Весьма приметное. Он погадал, что за фигура может скрываться за такими бесформенными одеждами.
      — Яр! — это голос чиновника.
      Яр отрегулировал что-то на своем пульте управления и нажал кнопку. Агония, хлынувшая в тело Тега, показала, что предыдущий уровень, конечно, был меньше. С этой новой болью пришла странная ясность. Тег обнаружил, что почти способен отстранить свое сознание от этого вторжения. Вся эта боль причинялась кому-то еще. Он нашел спокойную гавань, где мало что его трогало. Вот есть боль. Даже мука.
      Он принимал отчеты об этих ощущениях. Это, конечно, частично воздействие шиэра. Он понимал это и был благодарен.
      Вмешался голос Инокессы:
      — По-моему, мы его теряем. Лучше облегчить.
      Ответил другой голос, но звук растаял в тишине до того, как Тег смог разобрать слова. Он обнаружил внезапно, что у него нет якоря, чтобы зацепить свое сознание. Безмолвие! Ему подумалось, что он слышит, как бешено колотится от страха его сердце, но не был уверен. Все вокруг было безмолвным и неподвижным, полное спокойствие, позади которого ничего нет.
      «Жив ли я еще?»
      Затем он различил стук сердца, но не был уверен, что это его собственное сердце. Бум-бум! Бум-бум! Было ощущение движения, но никакого звука. Он не мог определить источник.
      «Что со мной происходит?»
      Сквозь тьму, на оболочке его глаз заиграли великолепием белого сияния слова: «Я очнулся на одну треть».
      — Оставь на том. Посмотрим, не сможем ли мы считать его через физические реакции.
      — Может ли он еще нас слышать?
      — Не сознательно.
      Ни в одном из руководств Тега не говорилось, что Проба может совершать свою дьявольскую работу в присутствии шиэра. Но они называют это Т-Пробой. Возможно ли, чтобы телесные реакции давали ключ к подавленным мыслям? Существует ли такое, что можно выведать через снятие физиологических данных?
      И опять в уме перед глазами Тега заплясали слова: «Он до сих пор в отключке?»
      — В полной.
      — Убедись в этом. Погрузи его немного глубже.
      Тег постарался возвысить свое сознание над страхами.
      «Я должен сохранять контроль над собой!»
      Что может открыть его тело, если нет контакта с ним? Он не мог представить, что они делают, и его мозг зарегистрировал панику, но плоть этого не ощущала.
      «Изолировать подопытного. Погрузить в никуда, чтобы зарегистрировать его личность».
      Кто сказал это? Кто-то. Ощущение «это было» вернулось с полной силой.
      «Я — ментат, — напомнил он себе. — Мой центр — это мой мозг и его работа». Он обладал опытом и воспоминаниями, на которые центр способен надежно опереться.
      Боль вернулась. Звуки. Громкие! Слишком громкие!
      — Он опять слышит, — это голос Яра.
      — Как такое может быть? — тенорок чиновника.
      — Может быть, вы погрузили его слишком низко, — это голос Инокессы.
      Тег постарался открыть глаза. Веки не повиновались. Тогда он припомнил. Они называли это Т-Пробой. Это не икшианское изобретение. Это что-то из Рассеяния. Он мог определить, где оно проникло в его мускулы и чувства. Похоже на то, словно посторонний человек внедряется в его плоть, завладевая преимущественным правом на его собственные реакции. Он позволил себе проследить за работой этого машинного вторжения. Дьявольское устройство! Оно могло приказать ему моргнуть, пукнуть, поперхнуться, облегчиться, помочиться — все, что угодно. Оно могло командовать его телом, словно его мышление в управлении им ничего не значило. Ему была отведена роль наблюдателя.
      Его преследовали запахи — отвратительные запахи. Он не мог приказать себе нахмуриться, но думал о том, чтобы нахмуриться. Этого было достаточно. Эти запахи источались Пробой. Они играли на его чувствах, изучали их.
      — Ты достаточно получил, чтобы считать его? — тенорок чиновника.
      — Он все еще нас слышит! — это Яр.
      — Черт подери всех ментатов! — это голос Инокессы.
      — Дит, Дет и Дот, — сказал Тег, припоминая марионеток из зимнего шоу его детства на давнем-предавнем Лернаусе.
      — Он разговаривает! — голос чиновника.
      Яр возился с чем-то за пультом. Тег почувствовал, что его собственно сознание заблокировано машиной. Но неподвластная машине логика ментата сообщила ему существенно важное: эти трое всего лишь марионетки. Только кукловоды важны. Движение кукол — дело рук кукловодов!
      Проба продолжала вторжение в него. Но, несмотря на всю силу, задействованную в этом вторжении, Тег почувствовал, что его сознание на равных борется с ней. Она его изучала, но и он тоже ее изучал.
      Теперь он понял. Весь спектр его чувств мог быть скопирован в эту Т-Пробу и идентифицирован, разобран по косточкам, чтобы быть вызванным, когда необходимо. Машина могла проследить органическую цепочку реакций, которая существовала внутри Тега, словно бы создавая его дубликат. Шиэр и его сопротивление ментата препятствовали проникновению в область воспоминаний, все остальное могло быть скопировано.
      «Это не будет думать, как я», — успокоил он себя.
      Машина не будет тем же самым, что его нервы и плоть. У нее не будет воспоминаний Тега и жизненного опыта Тега. Она не будет рождена женщиной. Она никогда не совершала путешествия по каналу рождения и не вторгалась в изумляющий космос.
      Часть сознания Тега приложилась в вехам памяти, открывая ему кое-что о гхоле.
      «Данкан был извлечен из акслольтного чана». Это соображение пришло к Тегу с внезапным резким укусом кислоты на языке.
      «Опять Т-Проба!»
      Тег позволил себе поплыть через множественные параллельные сознания. Он следил за работой Т-Пробы и продолжал развивать свои наблюдения насчет гхолы, все время прислушиваясь к действиям Дита, Дата и Дота. Три марионетки были странно молчаливы. Да, ожидают, пока их Т-Проба выполнит свою задачу.
      Гхола: Данкан является продуктом развития клеток, которые были выношены женщиной, оплодотворенной мужчиной.
      Машина и гхола!
      Наблюдение: Машина не способна быть полноценной роженицей — она способна лишь воспроизвести процесс и опыт родов отдаленно напоминающим способом, при котором теряются важные личностные нюансы.
      Точно так, как она прямо сейчас упускает подробности его жизни и сознания.
      Т-Проба проигрывала запахи.
      С каждым навязчивым запахом, на Тега наваливались воспоминания. Он ощущал огромную скорость Т-Пробы, но его собственное сознание жило отдельно от этого стремительно мчащегося вперед поиска. Оно было способно обволакивать его сетью призываемых в данный момент воспоминаний столь долго, сколько ему было угодно.
      «Вот оно!»
      Горячий воск, который он капнул себе на левую руку, когда ему было только четырнадцать лет, и он был учеником школы Бене Джессерит. Он припомнил школу и лабораторию, как будто это было его единственным жизненным опытом на данный момент. Эта школа находилась на Доме Соборов. Но, будучи допущенным туда, Тег узнал, что в его жилах течет кровь Сионы — ни один ясновидец не мог его выследить.
      Он увидел лабораторию, ощутил запах воска — сложную смесь искусственных эфиров и натурального пчелиного продукта тех пчел, которых содержали неудавшиеся Сестры и их помощницы. Он обратил память к моменту, когда наблюдал за пчелами и людьми в лаборатории и за их работой в яблоневых садах. Работа социальной структуры Бене Джессерит представлялась очень сложной, пока взгляд не различал за ней основополагающих посылов: еда, одежда, тепло, связь, обучение, защита от врагов (подраздел инстинкта самосохранения).