«И таящиеся глаза».
Движение у широкой уличной двери справа от нее! Единственная фигура в белом с золотом и пурпурным жреческом облачении появилась во дворе. Она внимательно разглядывала, ища признаков тлейлаксанской подмены еще одним Лицевым Танцором. Но этот человек — жрец, которого она узнала — Альберту с, глава Дар-эс-Балата.
«Именно так, как мы ожидали».
Альбсртус прошел через широкий атриум и внутренний двор, направляясь к ней с бережливым достоинством. «Не таит ли он угрозы? Не подаст ли сигнал своим наемным убийцам?» Одраде обежала глазами ярусы балконов: слабые помаргивающие движения на верхних этажах. Приближавшийся жрец был не одинок.
«Но и я не одна!»
Альбертус остановился в двух шагах от Одраде, подняв на нее глаза, которые до этого он держал устремленными на сложные переплетения узоров золота и пурпура на изразцовом полу внутреннего двора.
«Он слаб в костях», — подумала Одраде.
Она никак его не приветствовала. Альбертус один из тех, кто знал, что Верховный Жрец замещен Лицевым Танцором.
Альбертус откашлялся и сделал дрожащий вдох.
«Слабая кость! Слабая плоть!»
Хоть эта мысль и позабавила Одраде, но осторожность ее не уменьшилась. Привычно отмечая изъяны наследственности, которые Орден мог бы устранить в случае необходимости в потомках, Одраде постаралась запомнить Альбертуса. Несмотря на плохое образование — ракианскос жречество сильно деградировало по сравнению с прежними днями Рыбословш, и Альбертуса смогла бы побить любая послушница первого года обучения — он так тихо и уверенно взошел к верхним ступеням власти, что могло потребоваться дополнительное исследование ценности его генетического материала.
— Почему ты здесь? — спросила Одраде, вложив в этот вопрос как можно больше обвинительной интонации.
Альбертус затрепетал.
— У меня послание от твоих людей, Преподобная Мать.
— Тогда говори!
— Возникла небольшая задержка: слишком многим известен маршрут.
Это, по крайней мере, та история, которую они собирались подкинуть жрецам. Но на лице Альбертуса легко читалось и другое выражение. Секреты, разделенные с ним, опасно близки к разоблачению.
— Я почти хочу приказать тебя убить, — сказала Одраде.
Альбертус отпрянул на пару шагов. Глаза его стали пустыми, словно он уже умер, прямо здесь, перед ней. Ей знакома такая реакция. Альбертус вошел в ту стадию полного разоблачения, когда страх стискивает мошонку. Он знал, что эта жуткая Преподобная Мать Одраде могла бы совершенно небрежно вынести ему смертный приговор или убить его собственными руками. Ничего из сделанного или сказанного им не избежит ее кошмарно пристального внимания.
— У тебя в голове, как бы убить меня, и как разрушить наш Оплот в Кине, — обвинила Одраде.
Альбертус отчаянно боялся.
— Почему ты говоришь такое. Преподобная Мать? — в его голосе слышалось разоблачительное хныкание.
— Не пытайся это отрицать, — проговорила Одраде. — Я просто диву даюсь, как легко мне и многим другим читать твои мысли. Ты по должности должен быть хранителем тайн, и уж никак не расхаживать со всеми секретами, написанными у тебя на лице!
Альбертус упал на колени, пресмыкаясь перед ней.
— Но меня послали твои собственные люди!
— И ты был только счастлив прибыть сюда и решить, возможно ли меня убить.
— С чего бы нам…
— Тихо! Тебе не нравится, что мы контролируем Шиэну. Ты боишься Тлейлакса. Все дела могут быть забраны из ваших жреческих рук и то, что сейчас запущено в действие, вас ужасает.
— Преподобная Мать! Что же нам делать? Что нам делать?
— Вы будете нам повиноваться! Более того, вы будете повиноваться Шиэне! Вы боитесь того, что мы затеваем сегодня? У вас есть более великие цели для того, чтобы бояться!
Она покачала головой в насмешливом отчаянии, зная, какой эффект это произведет на бедного Альбертуса. Он скорчился под весом ее гнева.
— Встань на ноги! — приказала Одраде. — И помни, что ты — жрец, и от тебя требуется правда!
Альбертус, опустив голову, с трудом поднялся на ноги. Она заметила, как он сник, приняв решение отбросить все увертки. Какое же это должно быть для него испытание! Обязанный блюсти себя перед Преподобной Матерью, которая насквозь его видела, он должен еще и должным образом быть почтителен к ее религии. Он должен предстоять перед высшим парадоксом всех религий: «Бог знает!»
— Ты ничего не спрячешь от меня, ничего — от Шиэны, ничего — от Бога, — грозно сказала Одраде.
— Прости меня. Преподобная Мать.
— Простить тебя? Не в моей власти прощать тебя, и не у меня ты должен просить прощения. Ты — жрец!
Он поднял взгляд на гневное лицо Одраде.
Парадокс полностью завладел сознанием Альбертуса. Бог наверняка есть! Но Бог обычно бывал очень далеко — и столкновения можно было избежать. Завтра — это еще один день жизни. Только и всего. И вполне можно было допустить несколько небольших грешков, может быть, одну-другую ложь. Просто на нынешний момент. Или большой грех, если искушения слишком велики. Предполагалось, что Боги более внимательны с великими грешниками. И всегла оставалось время принести покаяние.
Одраде всмотрелась в Альбертуса сверлящим взглядом Защитной Миссионерии.
«Ах, Альбертус, — подумала она. — Теперь ты стоишь перед таким представителем рода человеческого, для которого не существует секретов между тобой и твоим Богом».
Для Альбертуса его нынешнее положение мало чем отличалось от смерти — та же невозможность избежать высшего и окончательного приговора своего Бога. Это отняло его силы, отняло волю. Все его религиозные страхи пробудились и сфокусировались на Преподобной Матери.
Самым сухим тоном, не прибегая даже к Голосу, Одраде сказала:
— Я хочу, чтобы этот фарс немедленно закончился.
Альбертус попытался сглотнуть. Он понял всю безнадежность лжи, хотя у него и промелькнула шкодливая мыслишка — а не соврать ли? Он покорно поглядел на лоб Одраде, где край головного убора ее стилсьюта туго впился в кожу и проговорил голосом, немногим превышавшим шепот:
— Преподобная Мать, это только потому, что мы чувствуем себя обездоленными. Ты и тлейлаксанец отправляетесь в пустыню с нашей Шиэной. Вы оба научитесь от нее и… — его плечи поникли. — Почему ты берешь тлейлаксанца?
— Этого хочет Шиэна, — солгала Одраде.
Альбертус открыл и закрыл рот, ничего не сказав. Она увидела, как его затопляет принимание того, что есть.
— Ты вернешься к своим товарищам с моим предупреждением, — сказала Одраде. — Само выживание Ракиса и вашего жречества зависит только от того, как хорошо вы будете мне повиноваться. Вы не будете ни в чем нам препятствовать! Что до этих пустых измышлений против нас — Шиэна открывает нам все ваши злые замыслы!
Тогда Альбертус ее удивил! Он покачал головой и испустил глухой смешок. Одраде уже успела заметить, что многие из жрецов находят удовольствие в поражении, но она не подозревала, что они могут саркастически улыбаться даже над своими собственными неудачами.
— Я нахожу твой смех надуманным, — проговорила она.
Альбертус пожал плечами и постарался вернуть прежнее выражение своего лица, прежнюю маску. Одраде различала на нем уже несколько таких масок. Фасады. Он носил их слоями. И, глубоко под всеми этими защитными слоями — осторожный себялюбец, истинный лик которого сумела разглядеть Одраде.
«Я должна усилить его себялюбие», — подумала Одраде и резко оборвала его, когда он попытался заговорить.
— Ни слова больше! Ты будешь ждать моего возвращения из пустыни. Пока что ты мой посланник. Доставь мое послание в точности, и ты получишь награду, даже большую, чем можешь вообразить. Не сумеешь этого сделать — переживешь муки Шайтана!
Одраде наблюдала, как Альбертус поспешно покидал двор: плечи сникли, голова склонилась вперед, словно ему не терпелось преодолеть расстояние, после которого его слова станут слышны родне. Одраде подумала, что в целом это сделано хорошо: рассчитанный риск и очень опасно для нее лично. Она была уверена, что убийцы на балконах наверху ждут сигнала от Альбертуса. А теперь страх, уносимый им с собой, так же опасно заразен, как любая чума, с чем Бене Джессерит отлично знаком за тысячелетия своих манипуляций. Учение Ордена называло это «направленной истерией». И сейчас Одраде нацелила ее прямо в сердце ракианского жречества. На страх можно положиться, особенно сейчас. Жрецы покорятся. Осталось страшиться только нескольких еретиков, не боящихся заразиться страхом.
~ ~ ~
Нам известно, что на предметы нашего осязаемого чувственного опыта можно повлиять по выбору — и по сознательному выбору, и по бессознательному. Это является доказанным фактом, не требующим от нас веры в то, будто некая сила внутри нас протягивает руку и касается мироздания. Я обращаюсь к прагматическим взаимосвязям между верой и тем, что мы определяем как «реальности». Все наши суждения несут тяжелый груз древних верований, перед которым мы, Бене Джессерит, склонны быть уязвимей большинства людей. Не достаточно то, что мы осознает это и настораживаем себя против этого. Альтернативные интерпретации всегда должны удостаиваться нашего внимания.
Верховная Преподобная Мать Тараза. Довод на Совете
— То, что ты делаешь — слишком опасно, — сказал Тег. — Мне приказали защитить тебя и укрепить. Я не могу позволить этому продолжаться.
Тег и Данкан стояли в длинном, отделанном деревянными панелями, холле на входе в гимнастический зал не-глоуба. Была вторая половина дня по их условному времени, с которым они сжились. Лусилла только что удалилась в гневе после яростной перепалки.
Последнее время почти каждая встреча Данкана и Лусиллы приобретала характер битвы. В этот раз она стояла в дверях гимнастического зала, — плотная фигура, плавные формы делали ее стройнее, обоим мужчинам очевидна соблазнительность движений.
— Как долго, по-твоему, я буду ждать, чтобы выполнить то, что приказано мне?
— До тех пор, пока ты или кто-нибудь еще не скажет мне, что я…
— Таразе требуется от тебя такое, чего никто из нас, находящихся здесь, не знает! — сказала Лусилла.
Тег постарался унять накапливающуюся с обеих сторон злость:
— Пожалуйста. Разве не достаточно того, что Данкан продолжает совершенствовать свое боевое мастерство? Через несколько дней я начну нести постоянное дежурство снаружи. Мы сможем…
— Ты можешь перестать вмешиваться в мои дела, чтоб тебя! — огрызнулась Лусилла. Она повернулась всем телом и зашагала прочь.
Теперь, увидев жесткую решимость на лице Данкана, Тег почувствовал, как яростно сопротивляется его мозг — мозг ментата — вынужденному бездействию. Если бы только он мог все спокойно обдумать, все бы встало на свои места!
— Почему ты сдерживаешь дыхание, башар?
Голос Данкана словно пронзил Тега, ему потребовалась вся сила воли, чтобы вернуться к нормальному дыханию. Он ощущал чувства Данкана и Лусиллы в этом не-глоубе, как приливы и отливы, временно огражденные от других сил.
«ДРУГИЕ СИЛЫ».
Даже ментат может показаться идиотом в присутствии других сил, несущихся через мироздание. В мироздании могут существовать люди, чьи жизни сплавлены с такими силами, которые он не способен вообразить. Перед такими силами он будет соломинкой, плывущей в пене диких потоков.
Кто способен кинуться в такое смятение и невредимым выбраться из его волн?
— Что может, по всей вероятности, сделать Лусилла, если я продолжу ей сопротивляться? — спросил Данкан.
— Пробовала ли она на тебе Голос? — спросил Тег. Его собственный голос показался ему чужим.
— Однажды.
— Ты устоял? — отдаленное удивление где-то внутри него.
— Я научился этому от самого Пола Муад Диба.
— Она способна парализовать тебя и…
— Я так понимаю, ей запретили насилие.
— Что есть насилие, Данкан?
— Я иду в душ, башар. Ты идешь?
— Через несколько минут, — Тег сделал глубокий вдох, ощутив как близок он к истощению. Этот день в гимнастическом зале и все последующее, выжало его, как тряпку. Он смотрел, как уходит Данкан. Где же Лусилла? Что она планирует? Как долго сможет она ждать? Вот главный вопрос, еще более усиленный их отрезанностью от времени.
И опять он ощутил эти приливы и отливы, влиявшие на три их жизни.
«Я должен поговорить с Лусиллой! Куда она пошла? В библиотеку? Нет! Но прежде я должен еще кое-что сделать».
Лусилла была в комнате, которую она выбрала под свои личные покои: небольшое помещение с резной кроватью, занимавшей нишу в одной из стен, пастельно-голубые тона с более темными оттенками синего. Непристойные, с грубыми намеками, узоры вокруг нее говорили о том, что это была комната любимой гетеры Харконненов. Она легла на кровать и закрыла глаза, чтобы не видеть сексуально непристойные фигуры на потолке алькова.
«С Тегом надо будет разобраться».
Это надо будет сделать так, чтобы не оскорбить Таразу и не ослабить гхолу. Тег — трудная проблема, особенно его способность мыслить категориями, почти такими же, какими пользуются Бене Джессерит.
«Преподобная Мать, родившая его, разумеется!»
Что-то передалось от такой матери такому ребенку. Это началось в утробе и, вероятно, не кончилось даже тогда, когда они окончательно разделились. Он никогда не подвергался этой всепожирающей трансмутации, производящей богомерзости… Нет, не то. Но он обладал тонкими и истинными силами. Рожденные от Преподобных Матерей, заучивают вещи, невозможные для других.
Тег отлично знал, как Лусилла смотрит на любовь во всех ее проявлениях. Она заметила это однажды на его лице в апартаментах Оплота.
«Расчетливая ведьма!»
Он с не меньшим успехом мог бы произнести это вслух.
Она припомнила, как наградила его благосклонной, с выражением превосходства, усмешкой. Это было ошибкой, унижавшей их обоих. Она ощутила в таких мыслях зачаток симпатии к Тегу. Где-то внутри ее брони были трещинки, несмотря на всю тщательную подготовку Бене Джессерит. Учителя не раз предупреждали ее об этом.
— Для того, чтобы внушить настоящую любовь, ты тоже должна ее ощущать, но только временно. И одного раза вполне достаточно!
Отношение Тега к гхоле Данкана Айдахо было очень красноречиво. Тега и притягивал, и отталкивал его юный воспитанник. «Как и меня».
Может быть, было ошибкой не соблазнить Тега.
Во время сексуального обучения Лусиллы, учителя делали упор на исторические сопоставления, анализируя Иные Памяти Преподобных Матерей, позволявшие черпать из полового сношения новые силы, не теряясь и не расслабляясь в нем.
Лусилла сконцентрировала свои мысли на мужском в Теге, ощутив при этом отклик ее женского «я», ее плоть пожелала, чтобы Тег был рядом с ней, доведенный до сексуального пика — готовый для момента тайны.
Легкая шаловливость пробудилась в сознании Лусиллы. Не оргазм. Не научные ярлыки! Это был чистейшей воды жаргон Бене Джессерит — «момент тайны» — высшая специализация Геноносительницы. Погружение в длинную непрерывность Бене Джессерит требовало этой концепции. Лусилла была выучена глубоко верить в одновременность действия научных знаний, под руководством Разрешающих Скрещивание и «момента тайны», превосходящего любое знание. История и наука Бене Джессерит гласили о неизменном присутствии инстинкта продления рода в психике. Лишение биологического рода этого инстинкта грозит его гибелью.
«Сеть безопасности».
Лусилла собирала сейчас свои сексуальные силы так, как может делать только Геноносительница Бене Джессерит. Она сфокусировала свои мысли на Данкане. Сейчас он пойдет под душ и будет думать о вечерней тренировке со своей учительницей, Преподобной Матерью.
«Я скоро пойду к моему ученику, — подумала она. — Важный урок должен быть им выучен, или он не будет полностью подготовлен для Ракиса».
Таковы были инструкции Таразы.
Лусилла полностью сосредоточила свои мысли на Данкане. Она уже почти видела стоящим его обнаженным под душем.
Как же мало он понимает, чему он может научиться!
Данкан одиноко сидел в раздевалке рядом с душевыми, примыкавшими к гимнастическому залу. Он был погружен в глубокую печаль, вновь переживая памятную боль тех старых ран, которую никогда не ведала его нынешняя молодая плоть.
Кое-что никогда не меняется! Орден снова играет в свои старые-престарые игры.
Он оглядел это место Харконненов, отдела иное темными панелями. Арабески, вырезанные в стенах и на потолке, странные узоры мозаики пола. Чудовища и восхительные человеческие тела, переплетенные вдоль одних и тех же определяющих линий, которые невозможно отделить взглядом, не приглядевшись.
Данкан поглядел на свое тело, изготовленное для него тлейлаксанцами с их асклольтными чанами. Он до сих пор по временам чувствовал себя странно. В смертный миг своей исходной жизни, который он так хорошо помнил — он сражался с полчищами сардукаров, предоставляя своему юному герцогу шанс спастись — он был зрелым человеком, давно возмужавшим во множестве испытаний.
Его герцог! Пол был тогда не старше, чем эта плоть Данкана. Воспитанный, впрочем, так, как всегда были воспитаны Атридесы: верность и честь — превыше всего остального.
«После спасения от Харконненов, они и меня воспитали таким».
Что-то внутреннее не позволяло ему отклониться от этого древнего долга. Он знал источник этого, знал, каким образом это было в него заложено.
И это оставалось.
Данкан поглядел на кафельный пол. Слова были выложены в кафеле вдоль бортика, ограждавшего коробочку душа. И это была надпись, в которой одна часть его «я» узнавала древность со времен старых Харконненов, а другая часть видела надпись на слишком хорошо знакомом галахе.
МОЙСЯ ВСЛАСТЬ, МОЙСЯ ДО БЛЕСКА, МОЙСЯ ДОЧИСТА, МОЙСЯ.
Древняя надпись повторялась по всему периметру помещения, словно эти слова могли сами по себе изменить что-то в Харконненах, которых Данкан вспомнил.
Над дверью в душ еще одна надпись:
ИСПОВЕДАЙ СВОЕ СЕРДЦЕ И ОБРЕТИ ЧИСТОТУ.
Религиозные увещевания в крепости Харконненов? Изменились ли Харконнены за столетия, прошедшие после его смерти? Данкану трудно было в это поверить. Эти слова были тем, что, вероятно, строители просто нашли подходящим.
Он скорее ощутил, чем услышал Лусиллу, входившую в комнату позади него. Данкан встал и застегнул застежки своей туники, которую подобрал себе в нуллентропных ларях (Но только после того, как спорол все харконненовские знаки отличия!).
Не оборачиваясь, он сказал:
— Ну, что еще, Лусилла?
Она погладила ткань туники вдоль его левой руки.
— У Харконненов были богатые вкусы.
Данкан спокойно проговорил:
— Лусилла, если ты еще раз коснешься меня без моего разрешения, я постараюсь убить тебя. Я так сильно постараюсь, что тебе, очень вероятно, придется убить меня.
Она отпрянула.
Он поглядел ей в глаза.
— Я не какой-нибудь чертов племенной жеребец!
— По-твоему, именно этого мы от тебя хотим?
— Никто мне до сих пор так и не сказал, чего же вы от меня хотите, но твои действия очевидны!
Он покачался на пальцах ног. Что-то непробуженное внутри него шевельнулось, и заставило его пульс участиться.
Лусилла внимательно его разглядывала. «Проклятие Майлзу Тегу!» Она не ожидала, что сопротивление примет такую форму. Не было сомнения в искренности Данкана. Словами тут ничего не добиться, и он не уязвим для Голоса.
ПРАВДА.
Это была единственная возможность, оставшаяся у нее.
— Данкан, я не знаю в точности, что Тараза ожидает от тебя на Ракисе. Я могу предположить, но моя догадка может оказаться неправильной.
— Предположи тогда.
— На Ракисе есть юная девушка, едва перевалившая за десять лет. Ее зовут Шиэна. Ей подчиняются черви Ракиса. Каким-то образом Орден должен заполучить ее талант в свое собственное хранилище способностей.
— Да, что я только могу…
— Если бы я знала, я бы наверняка это сейчас тебе сказала.
Он расслышал ее искренность под неприкрытой отчаянностью.
— А что ее талант может иметь общего с этим? — осведомился он.
— Это знает только Тараза и ее советницы.
— Они хотят создать что-то удерживающее меня, иго-то, от чего я не смогу убежать!
Лусилла уже пришла к такому же заключению, но не ожидала, что и он так быстро это разглядит. Юношеское лицо Данкана скрывало ум, который работал по путям, неведомым ей. Мысли Лусиллы быстро понеслись в ее уме.
— Контролируй червей, и ты сможешь оживить старую религию, — это был голос Тега от двери, позади Лусиллы.
«Я не слышала, как он появился!»
Она повернулась всем телом. Тег стоял там с одним из древних лазерных пистолетов Харконненов, небрежно держа его пристроенным на левой руке, сопло пистолета наведено на нее.
— Это гарантия того, что ты будешь меня слушать, — сказал он.
— Как долго ты уже слушаешь здесь?
Его гневный взгляд не изменился.
— С того момента, как ты призналась, что не знаешь, чего Тараза ожидает от Данкана, — сказал Тег. — Не знаю и я. Но я могу сделать несколько предположений ментата — ничего определенного, но весьма возможное. Скажи мне, если я не прав.
— О чем?
Он взглянул на Данкана.
— Одно из того, что тебе было ведено сделать с ним — это сделать его неотразимым для большинства женщин.
Лусилла постаралась скрыть свое глубокое разочарование. Тараза предостерегала ее, чтобы она скрывала это от Тега возможно дольше, теперь скрывать это стало бесполезно. Тег прочитал ее поведение с помощью своих чертовых способностей, заложенных в него его чертовой матерью!
— Накапливается большое количество энергии, нацеленной на Ракис, — сказал Тег. Он прямо поглядел на Данкана. — Неважно, что тлейлаксанцы в него заложили, он несет отпечаток древнего человечества в своих генах. Это то, в чем нуждаются Разрешающие Скрещивание?
— Чертов племенной жеребец Бене Джессерит! — сказал Данкан.
— Что ты собираешься делать с этим оружием? — спросила Лусилла. Она кивнула на древний лазерный пистолет в руках Тега.
— С этим? Я даже не вставил в него зарядную обойму, — он опустил лазерный пистолет и отложил его в угол, рядом с собой.
— Майлз Тег, ты будешь наказан! — проскрежетала Лусилла.
— С этим придется подождать, — сказал он. — Снаружи почти ночь. Я был на поверхности под прикрытием жизнеутаивающего поля. Бурзмали здесь побывал. Он оставил мне знак, что прочел мое послание, которое я оставил ему под видом следов животных на стволах деревьев.
В глазах Данкана появились искры бодрости.
— Что ты будешь делать? — спросила Лусилла.
— Я оставил новые отметины, назначающие свидание. А сейчас, мы все отправимся в библиотеку. Мы как следует изучим карты. Мы запечатлим их в нашей памяти. По крайней мере, нам хоть следует знать, где будем находиться, когда побежим.
Она соблаговолила коротко кивнуть.
Данкан наблюдал за ее движением лишь одной частью своего сознания. Его ум уже переметнулся на древнюю экипировку в библиотеке Харконненов. Он — тот самый, кто способен показать Лусилле и Тегу как правильно пользоваться ей, как вызывать древние карты Гиди Прайм, датированные тем временем, когда строился этот не-глоуб.
С исходной памятью Данкана как путеводителем, и своими собственными современными знаниями об этой планете, Тег постарался привести карту в современный вид.
«Станция лесной охраны» стала «Оплотом Бене Джессерит».
— Сперва это была часть харконненовских охотничьих угодий, — сказал Данкан. — Они охотились на человека, как на дичь, которую выращивали и готовили специально для этой цели.
Под осовременивающей рукой Тега исчезли города. Некоторые города оставались, но они сменили названия. Ясай, самый близкий из больших городов, на древней карте был обозначен прежним названием Барони.
У Данкана от воспоминаний взгляд стал жестким.
— Вот там они меня и пытали.
Припомнив о планете все возможное, Тег отметил на карте неизвестное, и, символическими обозначениями Бене Джессерит, места, где, по уверению людей Таразы, они могли бы найти временное убежище.
Эти самые места Тег и хотел доверить только памяти.
Еще уводя их в библиотеку, Тег сказал:
— Я сотру карту, когда мы ее заучим. Неизвестно, кто может найти это место и изучить ее.
Лусилла рванулась мимо него.
— Это на твоей ответственности, Майлз! — заявила она.
Тег проговорил в ее удалявшуюся спину:
— Ментат говорит тебе, что я сделал все, что от меня требовалось.
Она проговорила, не оборачиваясь:
— До чего же логично!
~ ~ ~
В этом зале воспроизводится кусочек пустыни Дюны. Песчаный краулер, прямо перед вами, датируется временами Атридесов. Вокруг него, по часовой стрелке налево от вас, небольшой харвестер, карриялл, примитивная фабрика спайса и другое оборудование обеспечения Все объяснено на каждой стадии. Обратите внимание на светящуюся над экспонатами цитату: «Поскольку высосут они изобилие морей и сокровище песка». Эта древняя религиозная цитата часто повторялась знаменитым Гурни Хэллеком.
Экскурсовод в Музее Дар-эс-балата
Червь не замедлял своего неустанного движения вплоть до самых сумерек. К тому времени Одраде перебрала в уме все свои вопросы и до сих пор не имела на них ответов. Как же Шиэна контролирует червей? Шиэна говорила, что не направляла своего Шайтана в этом направлении. Каков же этот потайной язык, на который откликается чудовище пустыни? Одраде знала, что ее Сестры-охранницы в топтерах, следовавшие за ними, будут до одури задаваться теми же самыми вопросами и плюс еще одним: почему Одраде позволяет продолжаться этой езде?
Они могут даже предложить наугад несколько ответов: «Она не призывает нас спуститься, потому что мы можем потревожить зверя. Она не доверяет нам забрать своих спутников с его спины».
Правда была намного проще — любопытство.
Шипящее движение червя казалось вздымающимся судном, пересекавшим моря. Сухие кремниевые запахи перегретого песка, доносившиеся до них попутным ветерком, говорили об обратном. Только открытая пустыня простиралась сейчас вокруг них. Как на китовой спине, километр за километром, они поглощали расстояние, перебираясь с дюны на дюну, чередовавшихся в пространстве с правильностью океанских волн.
Вафф уже долгое время безмолвствовал. Он скорчился, воспроизводя в миниатюре позу Одраде, его взгляд был устремлен вперед, с безразличным выражением на лице. Последним его заявлением было такое:
— Бог охраняет верных в час испытания!
Одраде воспринимала его, как живое доказательство возможности сохранения на целые века достаточно сильного фанатизма. Дзенсунни и прежние суфи сохранились в тлейлаксанцах. Это было как смертоносный микроб, который тысячелетия пробыл в спячке, дожидаясь подходящего хозяина, чтобы начать развиваться.
«Что произойдет с тем, что я посеяла в ракианском жречестве? — задумалась она. — То, что появится святая Шиэна, это наверняка».
Шиэна сидела на кольце своего Шайтана, ее одеяние развевалось, обнажая худые голени. Она обеими руками вцепилась в кольцо между своих ног.
Она рассказывала, что первый червь довез ее прямо до города Кина. Почему туда? Вез ли червь ее просто к ее собственному роду?
Тот червь, что нес их сейчас, определенно имел другую цель. Шиэна не стала задавать вопросов, когда Одраде велела ей погрузиться в молчание и практиковаться в тихом трансе. Это, по крайней мере, обеспечит возможность легко извлечь из ее памяти каждую подробность их испытания. Если существует скрытый язык между Шиэной и червями, это выяснится позже.
Одраде поглядела на горизонт. Основа древней стены, окружавшей Сарьеру виднелась в нескольких километрах впереди. Длинные тени от нее ложились на дюны, говоря Одаре, что остатки стены выше, чем она думала сначала. Это была разбитая и изломанная линия с огромными валунами, раскатившимися вокруг нее. Место, где Тиран сорвался с моста в реку Айдахо, лежало от них сильно справа, по меньшей мере в трех километрах от направления их движения. Никакой реки там теперь не было.
Рядом с ней пошевелился Вафф.
— Я внемлю призыву Твоему, Господи, — сказал он. — Это Вафф Энтийский, тот, кто молится в Твоем святом месте.
Одраде перевела на него взгляд, не поворачивая головы. ЭНТИЙСКИЙ? Ее иные памяти знали Энтио, вождя племени в Великом странствии дзенсунни задолго до Дюны. Был ли он тем самым? Какие древние воспоминания сохранялись живыми у этих тлейлаксанцев?
Шиэна нарушила молчание:
— Шайтан замедляет ход.
Остатки древней стены загораживали их путь. Она возвышалась, по меньшей мере, на пятьдесят метров над самыми высокими дюнами. Червь слегка повернул вправо и двинулся между двумя огромными валунами, возвышавшимися над ними. Затем он остановился. Его длинная рубчатая спина лежала параллельно к сохранившемуся в неприкосновенности основанию стены.
Шиэна встала и поглядела на препятствие.
— Что это за место? — спросил Вафф. Он возвысил голос, чтобы перекрыть звук топтеров, круживших над их головами.
Одраде ослабила свою утомительно жесткую хватку за червя и размяла пальцы. Она продолжала стоять на коленях, оглядывая то, что их окружало. Тени от раскатившихся валунов отбрасывали жесткие линии на песчаные насыпи и на скалы поменьше. Поглядев вверх, не больше чем на двадцать метров вперед, она увидела обнажившиеся в стене трещинки и выемки, темные отверстия в древнем основании.
Вафф встал и помассировал свои руки.
— Почему мы сюда завезены? — спросил он слегка жалобным голосом.
Червь дернулся.
— Шайтан хочет, чтобы мы слезли, — сказала Шиэна.
