"Теперь они меня подбадривают", - подумал Фейд-Раус. Он услышал в голосах ту дикость, которую предвещал ему Хават. Раньше ни одному семейному бойцу не доводилось получать такого одобрения, и он угрюмо повторил про себя фразу, сказанную Хаватом: "Врагу, которым восхищаешься, легче вселить в тебя ужас".
      Фейд-Раус быстро вернулся в центр арены, откуда все было ясно видно. Он вытащил кинжал с длинным клинком, пригнулся и стал ждать приближающегося раба. Тот потратил лишь мгновение на то, чтобы ударить по второму острию, плотно засевшему в руке, затем быстро заскользил вперед.
      "Пусть вся семья увидит, как я это сделаю, - подумал Фейд-Раус. - Я их враг, так пусть меня знают таким, каким видят сейчас!"
      Он выхватил кинжал с коротким лезвием.
      - Я не боюсь тебя, харконненская свинья! - крикнул гладиатор. - Твои пытки не причиняют боли мертвецу. Я умру от собственного клинка раньше, чем твои помощники дотронутся до меня. Но еще раньше я убью тебя!
      Фейд-Раус усмехнулся, работая теперь кинжалом с длинным лезвием тем, который был отравлен.
      - Попробуй теперь вот это, - сказал он и сделал выпад той рукой, в которой был зажат кинжал с коротким лезвием.
      Раб поменял положение ножей, отпарировал оба удара и сделал выпад против ножа с коротким лезвием, который держала рука в белой перчатке, ножа, который, согласно традиции, должен был быть отравлен.
      - Ты умрешь, Харконнен! - рявкнул гладиатор.
      Борясь, они кружили по песку. Там, где защитное поле Фейд-Рауса встречалось с полузащитным полем раба, вспыхивали голубые искры. Воздух вокруг них был насыщен озоном.
      - Умри от собственного яда! - крикнул гладиатор.
      Он пытался заставить руку в белой перчатке развернуть лезвие ножа в другую сторону, внутрь. "Пусть они это увидят", - подумал Фейд-Раус. Он послал вперед длинное лезвие и услышал, как оно беспомощно звякнуло о зубцы раба, торчащие в предплечье. На мгновение Фейд-Раус почувствовал отчаяние. Он не думал, что зубцы станут для раба преимуществом, однако они дали рабу подобие защитного поля. Что за сила в этом гладиаторе! Короткое лезвие меняло свое направление, заставив Фейд-Рауса вспомнить о том, что человек может умереть и не от отравленного клинка.
      - Мерзавец! - крикнул Фейд-Раус.
      Мускулы гладиатора отозвались на ключевое слово мгновенной расслабленностью. Фейд-Раусу этого было достаточно. Он открыл достаточное для проникновения длинного ножа пространство, его отравленное острие вспыхнуло, оставив на груди раба кровавый след. Яд был мгновенного действия. Раб пошатнулся и отступил назад.
      "Пусть теперь она полюбуется, моя драгоценная семейка! Пусть помнят о рабе, который пытался повернуть против меня нож, считая его отравленным. Пусть удивляются, как на эту арену мог проникнуть гладиатор, способный на такое. И пусть знают, что никогда не следует быть уверенным наверняка в том, какая из моих рук несет яд!"
      Фейд-Раус стоял молча и следил за замедленными действиями гладиатора. Они сделались теперь неуверенными, а лицо было отмечено печатью смерти. Раб понимал, что произошло и как это случилось: яд таился на другом клинке.
      - Ты!.. - выдохнул человек.
      Давая место смерти, Фейд-Раус отступил назад. Парализующее действие яда все еще не показало себя в полной мере, но замедленность движений человека говорила о его присутствии.
      Раб кинулся вперед медленными, неуверенными шагами, будто его тащила невидимая веревка. Казалось, земля уходит у него из-под ног. Он все еще сжимал в руке нож, но лезвие его смотрело в песок.
      - Придет день... один... из нас... тебя... настигнет! - выдохнул он.
      Печальный стон сорвался с его губ. Он сел и завалился на бок.
      Фейд-Раус прошел по затихшей арене, подсунул ногу под голову гладиатору и перевернул его на спину, давая возможность тем, кто сидел на галерее, видеть, как действие яда искажает черты. Но гладиатор успел вонзить себе в грудь свой нож, и, несмотря на обескураженность, Фейд-Раус почувствовал нечто вроде восхищения перед рабом за то усилие, которое он сделал над собой, чтобы преодолеть действие паралича. Вместе с восхищением к нему пришло понимание: "Вот что делает человека суперменом - ужас!"
      Сосредоточившись на этой мысли, Фейд-Раус начал воспринимать шум, доносившийся с галерей. Присутствующие радовались с показной непринужденностью. Фейд-Раус обернулся и посмотрел на них.
      Веселились все, исключая барона, который сидел, опустив голову на грудь, и графа с его леди. Они смотрели молча, на их лицах, словно маски, застыли улыбки.
      Граф Фенринг обернулся к жене и сказал:
      - М-да!.. Изобретательный молодой человек... Правда... м-мм... моя дорогая? Его... синтетические чувства очень остры.
      Барон посмотрел на нее, потом на графа, потом опять уставился на арену, думая: "Кто-то смог так близко подобраться к одному из нас!" Потом страх уступил место гневу. "Этой же ночью я заставлю начальника рабов умереть на медленном огне... И если граф и его жена замешаны в этом деле..."
      Фейд-Раус не слышал сказанного в ложе барона, ибо голоса, приветствующие его, окрепли и слились в едином вопле:
      - Голову!
      Барон нахмурился, у видя тот взгляд, который бросил на него Фейд-Раус. Медленно, с трудом сдерживая гнев, барон сделал знак молодому человеку, стоящему на арене над распростертым телом раба. "Дадим мальчику голову, он заработал ее, разоблачив начальника рабов".
      А Фейд-Раус подумал: "Они считают, что оказывают мне честь. Пусть узнают, что думаю я!"
      Он увидел своих помощников, приближающихся с ножами наготове, и махнул им рукой, приказывая удалиться. Видя их нерешительность, он махнул еще раз. "Они думают, что оказывают мне честь, отдав мне мертвую голову!" Нагнувшись, он скрестил руки раба вблизи того места, откуда торчала рукоятка ножа. Потом, вытащив нож, он вложил его в руки гладиатора. Проделав все это, он подозвал помощников.
      - Похороните его вот так, с ножом в руках, - приказал он. - Этот человек заработал такую честь.
      В золоченой ложе граф наклонился к барону и сказал:
      - Широкий жест, вызов традициям. Ваш племянник обладает не только смелостью, но и стилем.
      - Я боюсь, что он рассердит толпу.
      - Вовсе нет! - возразила леди Фенринг. Она обернулась и посмотрела вверх, на окружающие их трибуны.
      Барон отметил линию ее щек - великолепная цепочка девически упругих мускулов.
      - Им нравится то, что сделал ваш племянник.
      Наблюдая за тем, как поступок Фейд-Рауса становится известным на самых дальних ярусах, как помощники уносят мертвое тело гладиатора, барон начал сознавать, что женщина правильно оценила реакцию зрителей. Люди пришли в неистовство, хлопали друг друга по плечам, кричали и топали ногами. Барон рассеянно сказал:
      - Я должен распорядиться о чествовании. Нельзя посылать людей домой, когда их энергия не нашла выхода. Они должны видеть, что я разделяю их чувства. - Он сделал знак своей охране, и слуга над ними взмахнул оранжевым знаменем Харконненов. Раз, два, три - сигнал к празднеству.
      Фейд-Раус пересек арену и встал под золоченой ложей. Его оружие было спрятано в ножны, руки опущены по швам. Перекрывая непрекращающиеся крики толпы, он громко спросил:
      - Праздник, дядя?
      - В твою четь, Фейд! - крикнул сверху барон.
      Молодые люди устремились вниз и столпились вокруг Фейда.
      - Вы приказали убрать защитные поля? - удивился граф.
      - Никто не причинит вреда мальчику, - возразил барон. - Он - герой.
      Людская волна подхватила Фейд-Рауса, вознесла его вверх, и он, сидя на плечах людей, проделал почетный круг по арене.
      - Сегодня он смог бы пройти по беднейшим кварталам Харко безоружным и ничем не защищенным, - сказал барон. - Люди отдавали бы ему последнюю еду и питье - только ради того, чтобы он составил компанию.
      Барон поднялся, вручая свой вес суспензорам.
      - Прошу меня простить. Есть дела, требующие моего немедленного внимания. Охрана будет сопровождать вас.
      Граф встал и поклонился.
      - Конечно, барон. Мы с нетерпением... э-э... ждем праздника. Я... э-э... никогда не видел, как празднуют Харконнены.
      Барон повернулся и вышел.
      И в ту же минуту капитан охраны склонился перед графом Фенрингом.
      - Ваши приказания, сэр?
      - Мы... мм-м... подождем, пока схлынет толпа, - сказал граф.
      - Да, мой господин, - капитан отступил на два шага.
      Граф Фенринг посмотрел на жену и заговорил на их жужжащем кодовом языке:
      - Ты, конечно, все поняла?
      На том же языке она ответила:
      - Мальчик знал, что гладиатор не будет под наркозом. Был момент страха, но не удивления.
      - Так было задумано, - сказал он.
      - Без сомнения.
      - Тут пахнет Хаватом.
      - Конечно.
      - Я уже спрашивал барона, почему он выбрал Хавата.
      - Это было его ошибкой, мой дорогой.
      - Теперь я это понимаю.
      - Харконненам очень скоро понадобится новый барон.
      - Если это план Хавата...
      - Конечно, все это требует самого тщательного анализа.
      - Молодой будет лучше поддаваться нашему контролю.
      - Особенно после сегодняшнего вечера, - сказала она.
      - Тебе нетрудно его соблазнить, моя маленькая женушка?
      - Нет, любовь моя! Ты же видел, как он на меня смотрел.
      - Мы должны поддерживать эту линию.
      - Конечно же мы должны взять его под свой контроль. Чтобы покорить его, я введу необходимые слова прана-бинду в самые глубины его "Я".
      - Мы уедем так скоро, как это будет возможно... как только ты будешь уверена... - сказал он.
      Она пожала плечами.
      - Вне всяких сомнений. Я не хочу носить ребенка в этом ужасном месте.
      - Мы делаем это ради человечества, - сказал он.
      - Твоя часть самая легкая, - ответила она.
      - Мне пришлось преодолеть столько древних предрассудков. И знаешь, они весьма привязчивы.
      - Бедняжечка, мой дорогой, - она потрепала его по щеке. - Ты же знаешь, что это единственный путь для спасения родовой линии.
      Он сухо проговорил:
      - Наши действия мне достаточно понятны.
      - Нас ждет удача.
      - Союз начинает вести себя так, как будто боится неудачи.
      - Никакого Союза! - напомнила она. - Гипнолигация психики Фейд-Рауса и ребенок в моем чреве - потом мы уедем.
      - Этот дядя... - сказал он. - Видела ли ты когда-нибудь подобное извращение?
      - Он очень свиреп, - сказала она, - но племянник мог бы его превзойти.
      - Спасибо дяде! Подумать только, чего мог бы достичь этот паренек при соответствующем воспитании...
      - У Бене Гессерит есть поговорка, - сказала она.
      - У тебя на все есть поговорки.
      - Эта тебе понравится. "Не считай человека мертвым, пока не увидишь его тело. И даже тогда ты можешь ошибиться".
      * * *
      Муаддиб говорил нам во "Времени размышлений", что
      его первые столкновения с нуждами Арраки были
      началом истинного обучения. Он узнал тогда, как
      меняется песок в зависимости от погоды, как читать
      язык ветра, прислушиваясь к тем следам, которые он
      оставляет на твоей коже, как подавлять раздражающий
      зуд, вызываемый песком. И по мере того как его глаза
      вбирали в себя синеву ибада, он изучал законы
      чакобзы.
      Принцесса Ирулэн.
      Воспоминания Стилгара о Муаддибе.
      Отряд Стилгара, возвращающийся из пустыни в сьетч двумя группами, выбрался из долины в настороженном свете луны. Закутанные в плащи фигуры двигались торопливо: их манили запахи близкого дома.
      Сорванные ветром мертвые листья лежали у расщелины, где их подбирали дети сьетча. Звуки отряда, кроме тех случайных, что допускали Пол и его мать, невозможно было отличить от естественных шумов.
      Пол вытер со лба пыль, смешанную с потом, и почувствовал, как его дернули за руку. Он услышал шепот Чани:
      - Делай, как тебе сказано! Надвинь капюшон на лоб. Закрой все лицо, кроме глаз. Ты теряешь воду!
      Повелительный шепот заставил их замолчать.
      - Пустыня слышит вас!
      Высоко на скалах защебетала птица. Отряд остановился, и Пол ощутил острую тревогу.
      Со стороны скал до них донесся слабый шум, не громче того, что создает мышь.
      Снова защебетала птица. Все замерли. И снова шорох мышиных лапок по песку... И опять птичий щебет.
      Отряд возобновил подъем по расщелине, но теперь дыхание Свободных сделалось таким тихим, что это насторожило Пола. Он украдкой посмотрел на Чани, отметив, что она как будто отдалилась от него, уйдя в себя.
      Теперь под ногами у них был камень и их окружали серые стены скал. Пол чувствовал, что напряжение несколько отпустило людей, но все же они, как и Чани, оставались погруженными в себя. Он следовал за маячившей впереди тенью. Шаги наверх, поворот, еще шаги, вход в туннель, проход между двух дверей-влагоуловителей, вход в освещенный глоуглобом узкий проход с темными каменными стенами.
      Пол увидел, что Свободные вокруг него откидывают капюшоны, снимают носовые зажимы и дышат полной грудью.
      Кто-то рядом с ним глубоко вздохнул. Пол поискал глазами Чани и увидел, что она стоит слева от него. Он оказался зажатым между закутанными в плащи фигурами. Кто-то толкнул его и сказал:
      - Извини меня, Узул: такая теснота! Здесь всегда так.
      К Полу обернулось узкое бородатое лицо того, кого называли Фароком. Глазные впадины и синие без белков глаза казались сейчас еще темнее.
      - Сними капюшон, Узул, - сказал Фарок. - Ты дома.
      С его помощью Пол вытащил носовые зажимы и отодвинул заслонку ротового фильтра. В нос ему ударил специфический запах этого помещения: запах немытых тел, эфира - от регенерированных отбросов, кислые человеческие испарения, и над всем этим царил запах спайса и сопровождающих его веществ.
      - Чего мы ждем, Фарок?
      - Мы ждем Преподобную мать, так я думаю. Ты слышал новость?.. Бедная Чан и!
      Бедная Чани?! Пол оглянулся, ища глазами свою мать.
      Фарок глубоко вдохнул.
      - Запах дома... - сказал он.
      Пол увидел, что человек и в самом деле наслаждается запахом спертого воздуха - в его голосе не было и намека на иронию. Потом Пол услышал голос матери и ее кашель:
      - Как богат запахами ваш сьетч, Стилгар. Я чувствую, что вы успешно обрабатываете спайс... делаете бумагу, пластик, может быть, взрывчатые вещества?
      - Ты определила все это по запаху? - спросил кто-то.
      И Пол понял, что ее слова были обращены к нему: она хотела, чтобы он проверил это утверждение с помощью своего обоняния.
      Из передних рядов отряда послышались звуки какой-то возни, потом из груди Свободных вырвался единодушный вздох, и Пол услышал хриплый голос:
      - Так это правда - Льет умер...
      "Льет, - подумал Пол. - Чани дочь Льета". Обе эти части сложились в его сознании воедино. Льетом называли планетолога Свободные.
      Пол посмотрел на Фарока и спросил:
      - Этот Льет известен под именем Кайнз?
      - Есть только один Льет, - возразил Фарок.
      Пол посмотрел на спину закутанного в плащ Свободного, стоящего перед ним. "Значит, Льет Кайнз умер..." - подумал он.
      - Это предательство Харконненов, - прошептал кто-то. - Они представили все как несчастный случай... бросили одного в пустыне... катастрофа топтера...
      Пол почувствовал дикий приступ гнева. Человек, который отнесся к ним как друг, который помог им вырваться из лап ищеек Харконнена, человек, который послал отряды своих Свободных на поиски двух затерянных в пустыне соломинок... этот человек стал еще одной жертвой Харконненов.
      - Жаждет ли Узул мести? - спросил Фарок.
      Прежде чем Пол успел ответить, раздался чей-то громкий крик, и отряд устремился вперед, в более широкое помещение, увлекая за собой Пола. Он оказался на открытом месте, лицом к лицу со Стилгаром и странной женщиной, закутанной в блестящее оранжевое с зеленым покрывало. Руки ее были обнажены до плеч, и было видно, что на ней нет стилсьюта. Кожа бледно-оливкового цвета, черные волосы, волнистые, резко выступающие скулы, орлиный нос и темные непроницаемые глаза - такова была внешность незнакомки. Она обернулась, и Пол увидел в ее ушах золотые серьги в виде капель воды.
      - Этот победил Джемиза? - вызывающе спросила она.
      - Помолчи, Хара! - сказал Стилгар. - Джемиз сам все затеял. Он потребовал тахадди ал-бурхан.
      - Но он всего лишь мальчик! - Она резко повела головой туда-сюда, и капельки в ее ушах зазвенели. - Мои дети остались без отца - благодаря другому ребенку. Конечно же это был несчастный случай.
      - Сколько тебе лет, Узул? - спросил Стилгар.
      - Пятнадцать стандартных, - ответил Пол.
      Стилгар обвел взглядом отряд.
      - Есть ли среди вас кто-нибудь, кто хочет бросить мне вызов?
      Молчание.
      Стилгар посмотрел на женщину.
      - С тех пор как я узнал его сверхъестественный дар, я бы не стал вызывать его.
      Она тоже посмотрела на него.
      - Но...
      - Ты видела женщину, которая пошла с Чани к Преподобной матери? спросил Стилгар. - Она мать этого парня. Мать и сын знают сверхъестественные способы битвы.
      - Лизан ал-Гаиб, - прошептала женщина. Когда она повернулась к Полу, во взгляде ее было благоговение.
      "Снова легенда", - подумал Пол.
      - Возможно, - сказал Стилгар, - хотя испытания еще не было. - Он посмотрел на Пола. - Узул, по нашему обычаю ты теперь отвечаешь за женщину Джемиза и двух ее сыновей. Его яли... его жилище теперь твое, его хозяйство - твое... и она, его женщина...
      Пол изучал Хару, удивляясь: "Почему она не оплакивает своего мужа? Почему не выказывает ненависти ко мне?" Вдруг он заметил, что Свободные смотрят на него в ожидании.
      Кто-то прошептал:
      - Нужно приниматься за работу. Скажи, как ты ее принимаешь?
      Стилгар спросил:
      - Ты принимаешь Хару как женщину или как служанку?
      Хара подняла руки и медленно повернулась перед ним.
      - Я еще молода, Узул. Говорят, я так же молода, как тогда, когда была с Гоффом... прежде чем Джемиз одержал над ним победу.
      "Джемиз убил другого, чтобы завоевать ее..." - подумал Пол.
      Он спросил:
      - Если я приму ее как служанку, могу ли я потом принять другое решение?
      - Для перемены решения у тебя есть год, - сказал Стилгар. - После этого она - свободная женщина и может следовать своим желаниям. Ты можешь освободить ее и раньше, но все равно: один год ты за нее отвечаешь... и ты всегда будешь нести часть ответственности за ее сыновей.
      - Я принимаю ее как служанку, - сказал Пол.
      Хара топнула ногой, гневно передернув плечами:
      - Но я молода!
      Стилгар посмотрел на Пола.
      - Осторожность - важное качество для человека, который будет вождем.
      - Но я молода! - повторила Хара.
      - Молчи, - сказал Стилгар, - если кто достоин награды, он получит ее. Покажи Узулу его помещение, проследи, чтобы он получил свежую одежду и место для отдыха.
      Пол узнал на первый раз достаточно. Он чувствовал нетерпение отряда и понимал, что является причиной задержки. Он спросил себя, следует ли справиться о местопребывании матери и Чани, и по выражению лица Стилгара понял, что это было бы ошибкой.
      Посмотрев в лицо Хары, он настроил свой голос на такую интонацию, чтобы вызвать в ней страх и благоговение:
      - Покажи мне жилище, Хара! О твоей молодости мы поговорим в другое время.
      Она отпрянула на два шага, метнув испуганный взгляд на Стилгара.
      - У него сверхъестественный голос! - выдохнула она.
      - Стилгар, - сказал Пол, - я в огромном долгу перед отцом Чани. Если есть что-то...
      - Это будет решать Совет, - сказал Стилгар. - Тогда ты сможешь что-то сказать.
      Кивком головы он дал понять, что разговор окончен, повернулся и пошел прочь в сопровождении остальных членов отряда.
      Пол взял Хару за руку и почувствовал, что женщина вся дрожит.
      - Я тебя не обижу, Хара, - сказал он. - Покажи мне жилье. - На этот раз его голос прозвучал более мягко.
      - Ты не прогонишь меня, когда пройдет год? - спросила она. - На самом деле я знаю, что не так молода, как была раньше.
      - Пока я жив, у тебя будет место рядом со мной, - ответил он и выпустил ее руку. - Где наше жилье?
      Она повела его по коридору, повернула в широкий проход, освещенный светом глобов. Каменный пол был гладким, старательно очищенным от песка. Пол, идя рядом с ней, изучал ее орлиный профиль.
      - Ты меня ненавидишь, Хара?
      - Почему я должна тебя ненавидеть?
      Она кивнула куче детишек, смотревших из бокового прохода. Пол заметил маячившую за детьми фигуру взрослого человека.
      - Я... одолел Джемиза.
      - Стилгар сказал, что церемония совершилась по всем правилам и что ты - друг Джемиза. - Она искоса взглянула на него. - Стилгар сказал, что ты дал мертвому влагу. Это правда?
      - Да.
      - Это больше, чем сделаю я... больше, чем могу сделать.
      - Разве ты не будешь его оплакивать?
      - В час скорби я буду его оплакивать.
      Они прошли под сводчатой аркой. Пол увидел мужчин и женщин, работающих у большой машины в просторном, ярко освещенном зале. Они, по-видимому, очень торопились.
      - Что они делают? - спросил Пол.
      - Торопятся закончить свою часть работы до нашего побега. Нам нужно успеть сделать много сборщиков росы.
      - До побега?
      - Мы уйдем, и тогда эти палачи перестанут на нас охотиться.
      Пол поймал себя на том, что замедлил шаг, чувствуя важность временного момента, ощущая присутствие зрительной памяти. Однако совпадения не получилось - фрагменты, подсказанные ему памятью предвидения, были не совсем такими.
      - На нас охотятся сардукары.
      - Они найдут немного - два-три пустых сьетча, - сказала она, некоторые из них найдут в песках свою смерть.
      - Они найдут это место?
      - Вероятно.
      - И все же у нас будет время на то, чтобы... - он указал головой на свод, оставшийся далеко позади, - сделать... сборщики росы?
      - Посадки продолжаются.
      - Что такое сборщики росы? - спросил он.
      Взгляд, который она бросила на него, был полон удивления.
      - Неужели тебя ничему не учили там, откуда ты приехал?
      - Учили, но не тому, я не знаю, что такое сборщики росы.
      - Хай! - сказала она, и в этом слове заключалась целая фраза.
      - Ну так "что же это такое?
      - Каждый куст, каждая травинка, которую ты видел в эрге... Как ты думаешь, они выжили бы, если бы мы их оставили без присмотра? Каждая из них заботливо выращена в собственном углублении, которые заполнены одинаковыми шариками хромопластика. Свет делает их белыми. Если ты посмотришь на них на рассвете с высокого места, ты увидишь, как они блестят. Но когда уходит вечером Солнце-отец, хромопластик снова становится в темноте прозрачным. Они охлаждаются чрезвычайно быстро. Поверхность их собирает влагу из воздуха. Струйка влаги течет вниз и поддерживает растение, не давая ему погибнуть.
      - Сборщики росы... - пробормотал он, пораженный простотой и красотой подобного решения.
      - Я оплачу Джемиза, когда настанет для этого время, - сказала она, как будто мысль об этом не покидала ее. - Он был хороший человек, Джемиз, но только очень вспыльчивый. Хороший был добытчик, и с детьми просто удивительный. Он не делал никакой разницы между сыном Гоффа и своим собственным сыном. В его глазах они были равны. - Она вопросительно посмотрела на Пола. - Будет ли так и с тобой, Узул?
      - Такая проблема не встанет перед нами.
      - Но если...
      - Хара!
      Жесткость его интонации заставила ее умолкнуть.
      Они прошли мимо другой освещенной комнаты, видимой через арку с левой стороны от них.
      - Что там делают? - спросил он.
      - Чинят машины, - сказала она. - К ночи они должны быть исправлены. Она указала на туннель, уходящий влево. - Там и дальше занимаются приготовлением еды и починкой стилсьютов. - Она посмотрела на Пола. - Твой костюм выглядит, как новый, но если ему потребуется ремонт, то я сделаю все сама - один сезон я работала на этой фабрике.
      Ответвления в стенах туннеля встречались все чаще. Группа мужчин и женщин прошла мимо них, распространяя сильный запах спайса.
      - Они не получат нашей воды, - сказала Хара, - и нашего спайса тоже. Можешь не сомневаться в этом.
      Пол посмотрел на отверстия в стенах туннеля. Он видел тяжелые ковры на высоких ложах. Перед ним мелькали комнаты, увешанные тканями, с рядами подушек вдоль стен. Люди, находящиеся в этих углублениях, замолкали при их приближении, провожая Пола глазами.
      - Людям кажется странным, что ты одолел Джемиза, - сказала Хара. Возможно, когда мы устроимся в новом сьетче, тебе придется это доказать.
      - Я не люблю убивать, - сказал он.
      - Стилгар говорил нам об этом, - сказала она.
      Звуки говора внутри становились все громче. Они подошли еще к одному отверстию, которое было шире, чем все остальные. Там сидело много детей со скрещенными ногами.
      У доски на дальней стене стояла женщина в желтом покрывале с ручным проектором в руках. На доске было изображено много различных фигур: круги, треугольники и волнистые линии, квадраты и дуги. Женщина указывала то на один рисунок, то на другой, так быстро, как только могла оперировать проектором, а дети пели в одном ритме с ее движениями.
      Пол слушал голоса, которые становились все тише по мере того, как они с Харой удалялись.
      - Дерево, - пели дети, - дерево, трава, дюна, песок, ветер, гора, холм, огонь, свет, скалы, жара, растительность, связующее вещество...
      - У вас всегда так проходят занятия?
      Ее лицо потемнело, и голос стал скорбным:
      - Льет учил нас, что никогда не надо останавливаться. Льет мертв, но он никогда не будет забыт. Это закон чакобзы.
      Она перешла на другую сторону туннеля и шагнула в углубление, частично закрытое прозрачной оранжевой материей.
      - Твое яли готово принять тебя, Узул.
      Пол не сразу присоединился к ней. Внезапно он почувствовал нежелание оставаться наедине с этой женщиной. Ему пришло в голову, что жизнь, которая его окружает, и ценности этих людей могут быть приняты им только с экологических позиций. Он почувствовал, что мир Свободных охотится за ним, стараясь поймать в ловушку. И он знал, к чему ведет эта ловушка, - к дикому джихаду, религиозной войне, которой, он чувствовал это, нужно избежать любой ценой.
      - Это твое яли, - сказала Хара, - Почему ты колеблешься?
      Пол переступил через порог. Он отвел ткань, чувствуя на ощупь, что в ней есть металлические нити, прошел за Харой в короткий коридор, а потом в комнату побольше, квадратную, метров шести шириной. На ее полу лежал толстый голубой ковер, на стенах висели голубые и зеленые ткани. Свет глоуглобов казался темным от желтой материи, драпировавшей потолок. Жилище походило на пещеру древних.
      Хара стояла перед ним - левая рука на бедре - и изучала его лицо.
      - Дети играют с друзьями, - сказала она. - Они придут позже.
      Пол скрыл свою тревогу, сделав вид, что изучает комнату. За занавеской он разглядел комнату побольше, по стенам которой лежали подушки. Он почувствовал, как его лица коснулся мягкий ветерок, и увидел перед собой отверстие, частично скрытое хитроумно подвешенной тканью.
      - Ты не хочешь, чтобы я помогла тебе снять стилсьют?
      - Нет... спасибо.
      - Принести тебе поесть?
      - Да.
      - За той комнатой есть помещение для просушки и для удовлетворения своих нужд, когда ты без костюма.
      - Ты сказала, что нам придется оставить этот сьетч, - сказал Пол. Разве не надо заниматься упаковкой и так далее?
      - Все будет сделано в свое время. Убийцы еще не проникли в наш район.
      Она смотрела на него, не решаясь говорить.
      - В чем дело? - строго спросил он.
      - Твои глаза - не глаза ибада. Это непривычно, но и не совсем непривлекательно.
      - Давай еду, - сказал он.
      Она улыбнулась ему понимающей женской улыбкой.
      - Я - твоя служанка, - сказала она и, повернувшись, нырнула за плотно навешанные ткани, которые, качнувшись, обнаружили узкий проход.
      Сердясь на себя. Пол откинул занавески, прошел в большую комнату и неуверенно остановился у порога. "Интересно, - подумал он, - где же Чани... Чани, только что потерявшая отца, как и я сам..."
      Со стороны внутренних коридоров послышался протяжный крик, приглушенный тканями. Он повторился, уже более отдаленный... и еще раз... Пол понял, что кто-то сообщает время. Он сосредоточился на том факте, что ни разу не видел здесь часов.
      Слабый запах горящего креозота, перебивающий въедливую вонь сьетча, достиг его ноздрей. Пол отметил, что к основному запаху он уже привык.
      И он снова подумал о своей матери и о том, как движущиеся изображения будущего затрагивают ее... и ее нерожденную дочь. Перед ним плясали изменчивые блики времени. Он встряхнул головой и сосредоточился на тех свидетельствах, которые говорили о глубине и широте поглотившей их культуры - культуры Свободных, со всеми ее странностями.
      И в пещере, и в этой комнате он видел разительные отличия от всего, с чем ему когда-либо приходилось сталкиваться.
      Здесь не было видно ни малейшего указания на яд, никаких признаков того, что им когда-либо пользовались. И в то же время он чувствовал запах яда в воздухе сьетча - яда сильного и простого.
      Он услышал шелест занавесей и, подумав, что это Хара несет ему еду, обернулся. Вместо нее он увидел двух мальчишек, наблюдавших за ним с жадным любопытством. На боку у каждого висел криснож, и каждый держался за его рукоять.
      Пол вспомнил рассказы о том, что в поединках дети Свободных так же свирепы, как и взрослые.
      * * *
      В движениях рук, в движениях губ постоянный поток
      мысли. Глаза его горят! Он - остров собственного
      величия.
      Принцесса Ирулэн.
      Сведения о Муаддибе.
      Фосфоресцирующие трубки в дальних верхних углах пещеры оставляли переполненное помещение в полутьме, лишь намекая на огромные размеры этого окруженного скалами помещения. "Оно больше, чем даже зала собраний в школе Бене Гессерит", - подумала Джессика. Она подсчитала, что здесь, под возвышением, на котором они стояли со Стилгаром, собралось уже более пяти тысяч человек. И люди все подходили. В воздухе стоял негромкий говор.