Луцилла предостерегала себя, что не стоит полагаться на ощущение, что в этой ядовито-зеленой комнате и посещениях Великой Чтимой Матры, есть что-то знакомое и привычное. Это Узловая Станция, бастион тех, кто жаждет уничтожения Бене Джессерит. Это враг. День семнадцатый.
      Непогрешимые внутренние часы, запущенные в ней в момент Агонии, показали ей, что она уже приспособилась к приблизительному ритму планеты. Пробуждение на восходе. И никак не угадать, когда ее накормят. Чтимые Матры ограничивали ее одной трапезной в день.
      И всегда этот футар в своей клетке. Напоминание: Вы оба в клетках. Вот как мы обращаемся с опасными животными. Иногда ради удовольствия мы их выпускаем поразмять ноги, но потом — назад в клетку.
      Минимальное количество меланжа в еде. Не потому что бережливы, только не при их богатстве. Просто небрежный жест, призванный показать то, «что могло бы быть твоим, веди ты себя разумно».
      Когда она придет сегодня?
      В появлениях Великой Чтимой Матры не было никакого определенного порядка. Случайные визиты, чтобы вывести пленницу из равновесия? Возможно. А внимания командира требуют также и другие дела. Отправляйся навестить опасного зверька, как только появится окно в рутинном распорядке дня.
      Может быть, я и опасна. Паучья Королева, но я не твой домашний зверек.
      Луцилла ощущала присутствие сканирующих устройств. Эти хитрые машины вглядывались в плоть, выискивая спрятанное оружие, присматриваясь к работе органов. Нет ли у нее чужеродных имплантантов? А как на счет дополнительных органов хирургическим путем встроенных в это тело?
      Ничего подобного, Мадам Паук. Мы полагаемся на то, что дано нам от рождения.
      Луцилла понимала, что самая страшная сейчас для нее опасность заключается в том, что она станет чувствовать себя в подобном окружении не на месте. Те, кто схватили ее, поставили ее в ужасающее положение, но не могли отобрать ее способностей Бене Джессерит. Она могла заставить свое тело умереть еще до того, как шир в ее теле будет истощен до предательства. Она сохранила разум… и рой Воспоминаний с Лампадас.
      В задней стене отъехала желтоватая панель, и лента транспортера вывезла клетку с футаром. Так значит Паучья Королева уже в пути высылает вперед себя напоминание-угрозу. Все как обычно. Рановато сегодня. Раньше чем когда-либо.
      — Доброе утро, футар, — весело пропела Луцилла.
      Футар глянул на нее, но ничего не сказал.
      — Ты должно быть, ненавидишь эту клетку, — сказала Луцилла.
      — Не любить клетка.
      Луцилла успела уже определить, что эти существа до некоторой степени владеют способностью говорить, но насколько далеко простирается эта способность, попрежнему ускользало от нее.
      — Думаю, она тебя тоже морит голодом. Тебе хотелось бы съесть меня?
      — Есть, — отчетливый интерес в его взгляде.
      — Хотелось бы мне быть Водящим.
      — Ты, Водящий?
      — А если да, стал бы ты меня слушаться?
      Из пола поднялось тяжелое кресло Паучьей Королевы. По-прежнему ни малейшего признака ее присутствия, но стоит предположить, что она слушает эти беседы.
      Футар уставился на Луциллу со странным напряжением.
      — А Водящие тоже держат вас в клетках и впроголодь?
      — Водящий? — отчетливые вопросительные интонации в его голове.
      — Я хочу, чтобы ты убил Великую Чтимую Матру, — в этом для них не будет ничего удивительного.
      — Убить Дама!
      — И съесть ее.
      — Дама яд, — с унынием.
      О-о-о! разве это не интереснейшая информация!
      — Она — не яд. Ее мясо такое же как мое.
      Футар подошел к ней, насколько позволяла клетка. Левая рука оттянула нижнюю губу, показывая красный воспаленный шрам, похожий на ожог.
      — Видишь яд, — сказало существо, уронив руку.
      Интересно, как ей это удалось? От нее не пахнет никаким ядом. Пахнет человеческой плотью, основанным на адреналине наркотиком, который дает эти оранжевые глаза, реагируя на ярость… и некоторые другие эмоции, как открыла Луцилла. Например, чувство абсолютного превосходства.
      Насколько далеко простирается понятливость футара?
      — Это был горький яд?
      Футар скорчил гримасу и плюнул на пол. Действие быстрее и гораздо сильнее слов.
      — Ты ненавидишь Даму?
      Оскаленные клыки.
      — Ты ее боишься?
      Футар улыбнулся.
      — Тогда почему ты ее не убьешь?
      — Ты не Водящий.
      Так для убийства ему требуется приказ Водящего!
      В комнату вошла Великая Чтимая Матра и опустилась на кресло.
      — Доброе утро. Дама, — так же весело, как до этого Футару, пропела Луцилла.
      — Я не давала тебе позволения так меня называть, — тихим голосом, а в глазах уже загораются оранжевые огоньки.
      — Мы здесь болтали с футаром.
      — Я знаю, — огоньки стали ярче. — И если ты мне его избаловала…
      — Но Дама…
      — Не называй меня так!
      Паучья Королева так и вылетела из кресла, в глазах Сбилось оранжевое пламя.
      — Прошу, сядь пожалуйста, — улыбнулась Луцилла. — Так допрос не ведут, — сарказм — опасное оружие. Вчера ты сказала, что хотела бы продолжить наше обсуждение Политики.
      — Откуда ты знаешь, который час? — опустилась в кресло, но глаза по-прежнему полыхают.
      — У всех Бене Джессерит есть эта способность. Пробыв на ней всего лишь некоторое время, мы способны чувствовать ритм любой планеты.
      — Странный талант.
      — Это может делать каждый. Все дело в восприимчивости.
      — А я могла бы научиться?
      Оранжевый огонь в ее глазах угасал.
      — Я сказала каждый. Ты ведь все же человек, не так ли? Вопрос, на который пока еще нет полного ответа.
      — Почему ты говоришь, что у вас нет правительства?
      Хочет сменить тему. Наши способности тревожат ее.
      — Я говорила не совсем это. У нас нет формального правительства.
      — Нет даже общественного кодекса?
      — Нет такого свода законов, который отвечал бы всем потребностям. Преступление в одном обществе может казаться требованием морали в другом.
      — У людей всегда есть правительство.
      Оранжевые пятна почти полностью исчезли из ее глаз. Почему это ее так интересует?
      — У людей есть политика. Я вчера тебе это говорила. Политика — искусство казаться искренним и совершенно открытым, скрывая при этом как можно больше.
      — Так значит вы, ведьмы, скрываете.
      — Я этого не сказала. Когда мы говорим «политика», это предупреждение нашим Сестрам.
      — Я тебе не верю. Человеческие существа всегда создают ту или иную форму…
      — Соглашения?
      — Это слово ничем не хуже других!
      Почему-то оно приводит ее в ярость.
      Луцилла больше ничего не сказала, а потому Великая Чтимая Матра чуть наклонилась вперед.
      — Вы скрываете!
      — Разве я не в праве скрывать от тебя то, что может помочь тебе победить нас?
      Вот тебе вкусная наживка!
      — Я так и думала! — с явным удовлетворением она откинулась на спинку кресла.
      — Впрочем, почему бы не открыть это? Ты полагаешь, что ниши единоличной власти всегда под рукой и их можно заполнить, но не понимаешь того, что это означает в случае моей Общины.
      — О, скажи мне пожалуйста.
      Тяжеловато для сарказма.
      — Ты думаешь, что все можно свести к инстинктам, уходящим корнями в племенные времена и дальше. Вожди и старейшины. Таинственная мать и Совет. А до них Сильнейший (или Сильнейшая), кто заботится о том, чтобы все были сыты, что бы всех охранял огонь у входа в пещеру.
      — В этом есть смысл.
      Да, правда?
      — О, я согласна. Эволюция форм изложена достаточно ясно.
      — Эволюция, ведьма! Одно положенное на другое.
      Эволюция. Смотри-ка как она бросается на ключевые слова.
      — Это сила, которую можно взять под контроль, повернув ее на себя саму.
      Контроль! Смотри, какой ты вызвала интерес. Она любит это слово.
      — Так вы устанавливаете законы так же, как и все остальные!
      — Регуляции, может быть, но разве все не временно?
      — Конечно, — сказано с напряженным интересом.
      — Но твоим обществом управляют бюрократы, которые знают, что, чтобы они ни делали, они неспособны внести в это ни грана воображения.
      — Это важно?
      Неподдельно озадачена. Взгляни, как она хмурится.
      — Только для тебя, Чтимая матра.
      — Великая Чтимая Матра!
      Ага, она еще и обидчива!
      — Почему ты не позволяешь звать тебя Дама?
      — Мы не близки.
      — А футар тебе близок?
      — Перестань уходить от темы!
      — Хочу зубы чистить, — вмешался футар.
      — А ты заткнись!
      И впрямь гневается!
      Футар опустился на четвереньки, но явно не испугался.
      Великая Чтимая матра перевела горящий оранжевым огнем взгляд на Луциллу:
      — Что насчет бюрократов?
      — У них нет пространства для маневра, поскольку именно вследствие этого жиреют те, кому они подчиняются. Если не видишь разницы между регуляцией и законом, силу закона имеет и то, и другое.
      — Не вижу никакой разницы.
      Она даже не понимает, что она о себе выдала.
      — Законы выражают миф о навязанной перемене. Прекрасное новое будущее наступит, поскольку принят тот или иной закон. Законы навязывают будущее. А регуляции, как верят, придают силу прошлому.
      — Верят?
      Ей и это слово тоже не нравится.
      — В каждом случае действие иллюзорно. Как назначение комитета для изучения проблемы. Чем больше людей в комитете, тем больше предвзятых мнений по данной проблеме.
      Осторожно! Она действительно над этим задумалась, пытается приложить к самой себе.
      Луцилла попыталась придать своего голосу наибольшую убедительность:
      — Ты живешь в приумноженном прошлом и пытаешься понять некое неопознаваемое будущее.
      — Мы не верим в предвидение.
      Да нет, верит! Наконец-то. Вот почему она держит нас в живых.
      — Дама, пожалуйста. В самозаточении в тесном круге законов всегда есть нечто неуравновешенное.
      Будь осторожна! Ей не нравится, что ты зовешь ее Дама.
      Великая Чтимая Матра поерзала в своем кресле, скрипнуло дерево.
      — Но законы необходимы!
      — Необходимы? Это опасно.
      — Почему же?
      Помягче с ней. Она чувствует, что ей что-то угрожает.
      — Правит необходимость, а законы не дают адаптироваться. И неизбежно обрушивается вся система. Это как банки, владельцы которых думают, что покупают себе будущее. «Сила в моем времени! Плевать на потомков!»
      — А что могут сделать для меня потомки?
      Не говори ничего! Взгляни на нее. Она реагирует на основе общего сумасшествия. Подкинь ей что-нибудь другое.
      — Чтимые Матры начинали как террористы. Сначала бюрократы и террор как избранное оружие.
      — Если оно у тебя под рукой, используй его. Но мы подняли восстание. Терроризм? Слишком хаотично.
      Ей нравится слово «хаос». Оно включает все, что находится вне ее. Она даже не спросила, откуда ты знаешь о ее происхождении. Она принимает наши способности как мистические.
      — Не странно ли. Дама… — никакой реакции, продолжай — …как быстро восставшие подражают под власть того самого уклада, над которым одержали победу? Это не столько — яма на пути всех правительств, сколько заблуждение, поджидающее каждого, кто приходит к власти.
      — Ага! А я думала, ты скажешь мне что-нибудь новое.
      Это мы знаем: «Власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно».
      — Неверно, Дама. Здесь действует правило более тонкое и гораздо более всеобъемлющее: «Власть привлекает коррумпированных и развращенных».
      — Ты смеешь обвинять меня в коррупции?
      Следи за глазами!
      — Я? Обвиняю тебя? Единственный, кто способен на это — ты сама. Я лишь высказала тебе мнение Бене Джессерит.
      — И не сказала мне ничего!
      — И все же мы верим, что «над всяким законом существует мораль, которая как сторожевой пес должна следить за всеми нападками на неизменное регулирование».
      Ты употребила два слова в одной фразе, а она даже не заметила.
      — Власть срабатывает всегда, ведьма. Власть есть закон.
      — И правительства, которые увековечили себя на такой срок, что эта вера всегда становится спутницей коррупции.
      — Моральность!
      Ей плохо дается сарказм, особенно, когда она вынуждена защищаться.
      — Я действительно пыталась помочь тебе, Дама. Законы опасны для всех — виновных и невинных в равной мере. Не важно, считаешь ли ты себя могущественной или беспомощной. Законы не обладают человеческим пониманием ни людей, ни самих себя.
      — Нет такой вещи, как человеческое понимание!
      На наш вопрос получен ответ. Не человек. Обращайся к ее подсознанию. Оно скрыто нараспашку.
      — Законы всегда требуют интерпретации. Связанный законом не желает никакой терпимости к сочувствию. «Закон есть закон».
      — Так и есть!
      Ушла в защиту.
      — Это опасная мысль, особенно для невиновных. Люди инстинктивно это чувствуют и негодуют на подобные законы. Делаются какие-нибудь мелочи, зачастую бессознательно, чтобы подрезать крылья «закону» и тем, кто занимается этой чушью.
      — Как ты смеешь называть это чушью? — Паучья Королева поднялась было с кресла, но упала обратно.
      — О, да! И закон, персонифицированный во всех зависящих от него жизнях, возмущается, слыша слова, подобные моим!
      — И по праву, ведьма!
      Но она не приказывает тебе замолчать.
      — «Больше законности!», говорите вы, «больше законности!». Таким образом вы создаете все больше инструментов, закрывающих дорогу сочувствию, и по ходу дела новые ниши для тех, кто питается от этой системы.
      — Так было и так будет всегда!
      — И снова неверно. Это — рондо. Катится колечко и катится, пока не покалечит не того человека или не ту группу лиц. И тогда, вы получаете анархию. Хаос. — Видишь, как она вскочила? — Мятежники, террористы, усиление взрывов насилия. Джихад! И все из-за того, что вы создали нечто бесчеловечное.
      Взялась за подбородок. Следи внимательней!
      — Как мы забрели так далеко прочь от политики, ведьма? Таково было твое намерение?
      — Мы не ушли и на долю миллиметра!
      — Я полагаю, сейчас ты мне скажешь, что вы, ведьмы, практикуете некую форму демократии.
      — С бдительностью, какой ты себе не можешь даже представить.
      — Ну попытайся.
      Она думает, ты сейчас откроешь ей секрет. Расскажи ей кое-что.
      — Демократию легко сбить с истинного пути, демонстрируя выборщикам козлов отпущения. Бейте богатых, хапуг, преступников, глупых лидеров и так далее до бесконечности.
      — Ты веришь в то же, что и мы!
      Надо же! Как ей хочется быть похожей на нас!
      — Ты говорила, что вы были поднявшими восстание бюрократами. Ты знаешь недостаток. Верхушка бюрократии, которой не в силах коснуться избирательная система, всегда расширяется до пределов энергии системы. Крадет ее у старых, у тех, кто отошел от дел, у всех. Особенно у тех, кого мы когда-то называли средним классом, поскольку именно он является источником основной энергии.
      — Вы думаете о себе как… как о среднем классе?
      — Мы не воспринимаем себя как-то фиксирование. Но Иная Память указывает нам на недостатки бюрократии. Я полагаю, у вас есть нечто вроде гражданской службы для «низших слоев»?
      — Мы заботимся о своих.
      Прозвучало страшным эхом.
      — Тогда ты знаешь, как выхолащивается система выборов. Основной симптом: люди не приходят голосовать. Инстинкт говорит им, что это бесполезно.
      — Что там не говори, демократия — это идиотская идея.
      — Мы согласны. Она просто склонна к демагогии. Это заболевание, которому подвержена любая выборная система. И тем не менее демагогов нетрудно вычислить. Они оживленно жестикулируют и говорят, как будто с церковной кафедры, каждое их слово полно религиозного пыла и богобоязненной искренности.
      Она довольно усмехается!
      — Искренность, за которой ничего нет, требует немалой практики. Дама. А профессиональную выучку всегда возможно отследить.
      — Ясновидящим?
      Смотри, как она подалась вперед? Мы снова задели ее за живое.
      — Любым, кто научится распознавать признаки: Повторение. Значительные усилия, направленные на то, чтобы привлечь твое внимание к словам. Никогда не обращайте внимания на слова. Смотри, что делает этот человек. Так ты узнаешь мотивы.
      — Так у вас нет демократии.
      Рассказывай, выдавай мне еще секреты Бене Джессерит.
      — Да нет, есть.
      — Я думала, ты сказала…
      — Мы хорошо ее охраняем, отслеживая то, что я только что описывала. Опасность велика, но велика и награда.
      — Знаешь, что ты мне только что сказала? Что вы просто скопище дураков!
      — Милая госпожа! — вмешался футар.
      — Заткнись или я отправлю тебя назад в стаю!
      — Ты не милая, Дама.
      — Видишь, что ты наделала, ведьма? Ты испортила его!
      — Думаю, всегда есть какие-нибудь еще.
      ОООО. Погляди на эту улыбку.
      Луцилла в точности повторила улыбку Чтимой Матры, подстраивая свой пульс под ее. Видишь, насколько мы похожи? Конечно, я пыталась ранить тебя. Разве на моем месте ты не сделала бы того же?
      — Так значит, вы знаете, как заставить демократию делать то, что вам нужно, — жадно пожирая глазами.
      — Метод тонок, однако довольно прост. Необходимо создать систему, в которой большинство людей смутно или глубоко неудовлетворены.
      Вот так это ей и видится. Заметь, как она кивает на каждое твое слово.
      — Это нагнетает ощущение разлитого в обществе мстительного гнева, — Луцилла подстраивала фразы под ритм кивков. — Потом ты подсовываешь этому гневу необходимую мишень.
      — Отвлекающий маневр.
      — Но только не давай им времени на вопросы. Погреби собственные ошибки под все новыми законами. Ты движешься среди иллюзий. Тактика корриды.
      — О, да! Это прекрасно!
      Она чуть ли не ликует. Махни еще разок перед ней мулетой.
      — Помахай яркой тряпкой. Они набросятся и станут лишь недоумевать, когда за ней не окажется матадора. Это отупляет выборщиков точно так же, как отупляет быка. А в следующий раз разумно своим правом выбора воспользуется гораздо меньшее число людей.
      — Вот почему мы так и делаем!
      Мы делаем! Сама-то она слышит, что говорит?
      — Тогда набросься на апатичных избирателей. Заставь их почувствовать себя виноватыми. Не позволяй им думать. Корми их. Развлекай. Не перебарщивай!
      — О, нет! Никогда не перебарщивай!
      — Дай им знать, что их ожидает голод, если они откажутся идти в ногу со всеми. Дай им взглянуть на скуку, навязанную тем, кто раскачивает корабль. Благодарю тебя, Великая мать. Вполне подходящий образ.
      — И вы не позволяете иногда быку поддеть матадора?
      — Конечно. Бах! Хватайте того! А затем сидишь и ждешь, когда уляжется смех.
      — Я же знала, что вы не допускаете демократии!
      — Почему бы тебе мне не поверить? Ты искушаешь судьбу!
      — Потому что если бы вы разрешили открытое голосование, судей и жюри…
      — Мы называем их Прокторами. Нечто вроде Суда Всего.
      А теперь ты ее запутала.
      — И никаких законов… регуляций, или как там тебе нравится их называть?
      Разве я не сказала, что мы даем им разные определения. Регуляции — прошлое. Законы — будущее.
      — Но как-то же вы ограничиваете этих… этих Прокторов!
      — Они могут принять любое решение, какое пожелают, в точности так, как и должен функционировать суд. И да будут прокляты законы!
      — Внушающая беспокойство мысль.
      Она действительно обеспокоена. Взгляни, как потускнели ее глаза. — Первое правило нашей демократии гласит: «Никаких законов, сковывающих судей». Подобные законы глупы. Удивительно, как глупы могут быть люди, когда пребывают в мелких, обслуживающих самих себя группках.
      — Ты меня называешь глупой, не так ли!
      Бойся оранжевого огня.
      — Похоже, существует закон природы, который говорит, что для обслуживающих самих себя группировок почти невозможно вести себя как просвещенным людям.
      — Просвещенным! Я это знала!
      Эту улыбка опасна. Будь осторожна.
      — Это означает плыть в потоке жизни, приспосабливая свои действия так, чтобы жизнь могла течь и продолжаться.
      — Конечно, с величайшим счастьем для наибольшего числа.
      Быстро! Похоже мы перемудрили! Смени тему!
      — Это — тот элемент, что Тиран выпустил из своего учения о Золотой Тропе. Он рассматривал не счастье, а только выживание человечества.
      Мы сказали, смени тему! Посмотри на нее! Она в ярости!
      Рука Великой Чтимой Матры, оставив подбородок, упала ей на колено.
      — А я собиралась пригласить тебя в наш орден, сделать тебя одной из нас. Выпустить тебя.
      Отвлеки ее! Быстро!
      — Не говори ничего, — сказала Великая Чтимая Матра. — Даже рта не открывай.
      Ну вот доигралась!
      — Ты столкнулась бы с Лонго или с кем-нибудь еще, и на моем месте оказалась бы она! — Она глянула на скорчившегося футара. — Есть, милый?
      — Не есть милую женщину.
      — Тогда я брошу твой труп стае.
      — Великая Чтимая Матра.
      — Я сказала тебе, молчать! Ты посмела звать меня Дама.
      Неуловимым движением она вылетела из своего кресла. Дверь клетки Луциллы распахнулась и с мерзким скрежетом ударила в стену. Луцилла попыталась было увернуться, но ее удерживала шигапроволока. Она даже не видела удара, который разнес ей висок.
      В те несколько секунд, пока она умирала, сознание Луциллы заполняли крики ярости — рой с Лампадас дал волю эмоциям, которые сдерживал не одно поколение.

 
      Туда сюда, туда сюда. Весь день напролет Одрейд в нерешительности переводила взгляд с одного отчета ком-камер на другой, с дискомфортом что-то выискивая. Снова взглянуть на Скитейла, затем на маленького Тега с Дунканам и Мурбеллой, потом она надолго вперила Невидящий взгляд в окно, раздумывая над последним Докладом Берзмали с Лампадас.
      Как скоро смогут они попытаться восстановить воспоминания баши? Станет ли слушаться восстановленный гола?
      Почему нет больше ни слова ом рабби? Может пора начинать программу Экстремас Прогрессию, втягивая в разделение как можно больше Сестер?
      — Что касается эмоционального настроя в общине, эффект такого решения станет сокрушительным.
      Доклады проекциями танцевали на рабочем столе, в то время как входили и уходили помощники и советники, важные посетители. Подписать это. Одобрить то. Урезать меланж для этой группы?
      Беллонда провела здесь весь день, сидела в своем учащающемся кресле у стола. Она уже перестала спрашивать, к чему стремится Одрейд, и только лишь наблюдала, не спуская с нее проницательного взгляда. Безжалостно.
      Они уже успели поспорить о том, способна ли новая популяция песчаных червей в Рассеивании вернуть пагубное воздействие на вселенную Тирана. Этот бесконечный сон в каждой оставшейся частичке Червя по-прежннму беспокоил Белл. Но сама численность популяции говорила о том, что влиянию Тирана на их судьбу пришел конец.
      Тамейлан заходила часом раньше, требуя от Беллонды такого-то отчета. Только что освежив свою память новыми поступлениями в Архивы, Беллонда тут же пустилась в обличения по поводу изменения численности Общины, истощения ресурсов.
      Сейчас Одрейд смотрела, как ветер несет пыль за Тираном. Незаметно наползали тени, и на улице становилось все темнее и темнее. Когда наступила полная темнота, Одрейд осознала, что тусклые огоньки между небом и землей это на самом деле свет в домах на далеких плантациях. Умом она понимала, что эти огоньки зажглись гораздо раньше, но оставалось необъяснимое ощущение, что этих светляков сотворила сама ночь.
      Какие-то из них мигали — это люди переходили из комнаты в комнату в своих жилищах. Нет людей — нет света. Не тратьте попусту энергию.
      Блуждающие огоньки еще какое-то время занимали ее мысли. Вариант старого вопроса о падающем дереве в лесу: был ли звук, если его никто не слышал? Одрейд придерживалась той стороны, что говорила, что вибрации существуют вне зависимости от того, улавливает ли их сенсор.
      Следуют ли за нами тайные сенсоры в Рассеивание? Что за новые таланты и изобретения могут использовать те, кто ушел в первое Рассеивание?
      Беллонда и так слишком долго молчала:
      — Дар, от тебя по всему Дому Ордена расходятся тревожные сигналы, — не выдержала она наконец.
      Одрейд приняла это безо всякого комментария.
      — Чем бы ты ни была сейчас занята, это воспринимается как нерешительность. Как печально звучит голос Беллонды. — Влиятельные группировки обсуждают, не заменить ли тебя. Прокторы голосуют.
      — Только Прокторы?
      — Скажи, Дар, ты на днях действительно помахала Проктору по имени Прэшка и сообщила ей, что прекрасно быть живой?
      — Да.
      — Чего ты этим добивалась?
      — Переоценивала. Никаких известий от Дортуйлы?
      — Ты в двадцатый раз сегодня уже об этом спрашиваешь! — Беллонда указала на рабочий стол. — Ты все возвращаешься к последнему докладу Берзмали с Лампадас. Что-то, что мы проглядели?
      — Почему наши враги так цепляются за Гамму? Скажи мне, это ментат?
      — У меня недостаточно данных, и ты это знаешь!
      — Берзмали ментатом не был, но в его изложении событий есть некое неослабное напряжение, Белл. Я говорила себе, ну хорошо, в конце концов, он был любимым учеником баши. Можно понять, что Берзмали проявит характерные качества своего учителя.
      — Выкладывай, Дар. Что ты нашла в докладе Берзмали?
      — Он обрисовывает положение. Не полностью… но с мучительным напряжением он вновь и вновь возвращается к Гамму. У многих экономических сил там влиятельные связи. Почему наши враги не обрубили эти нити?
      — Очевидно, они входят в ту же систему.
      — Что если мы атакуем Гамму со всех сторон сразу?
      — Никто не захочет вести дела в самом центре военных действий. Это ты хочешь сказать?
      — Отчасти.
      — Заинтересованные стороны скорее всего перенесут свои операции в иное место. Другая планета, другое Покорное население.
      — Почему?
      — В такой ситуации возможны более точные прогнозы.
      Конечно, они могут также усилить оборону.
      — Альянс, который мы за этим угадываем, Белл; они удвоят свои усилия, чтобы найти и уничтожить нас.
      — Безусловно.
      Краткие комментарии Беллонды заставили Одрейд устремить взгляд за окно на сверкающие в темном небе звезды. Так атакующие придут оттуда?
      Тяжесть этой мысли притупила бы более слабый интеллект. Но чтобы сохранить трезвую голову, Одрейд не требовалась Литания против Страха. У нее была более простая формула.
      Смотри своим страхам в лицо или они всползут по твоей спине.
      Она предпочитала прямоту. Большинство самых страшных вещей во Вселенной исходило из разума людей.
      Ночные кошмары (белые лошади угасания Бене Джессерит) обладали одновременно и мифической, и реальной формой. Охотница с топором могла опустить лезвие и на разум и на плоть. Но нельзя убежать от ужаса в собственном сознании.
      Значит, смотри ему в лицо!
      Что противостоит ей в этой тьме? Не охотница с топором, не падение в неизвестную пропасть (и то и то прекрасно видимо ее крохам таланта), а вполне осязаемые Чтимые Матры и те, кто бы они ни были, что поддерживают их.
      А я не осмеливаюсь использовать даже мой слабый дар предвидения, чтобы он указал нам путь. Я бы закрепила наше будущее в навечно неизменной форме. Это сделала Мауддиб и его сын Тиран, и Тирану понадобилось три с половиной тысячи лет, чтобы, распутав этот клубок, выпустить будущее на волю.
      Внимание Одрейд привлекли движущиеся огни, на этот раз неподалеку. Садовники работают допоздна, окучивая, подрезая деревья, как будто эти древние сады будут жить вечно. Вентиляторы нагоняли в комнату воздух с запахом дыма костров, в которых сжигали обрезанные ветви. Очень внимательны к подобным деталям садовники Вене Джессерит. Никогда не оставляй валяться сухое дерево, оно может привлечь паразитов, которые потом примутся и за живые деревья. Чистота и опрятность. Планируй вперед. Придерживайся привычек. Данное мгновение — часть вечности.
      Никогда не оставляй валяться сушняк!
      Так Гамму сушняк?
      — Что там такое в саду, что ты так этим увлеклась? — осведомилась Беллонда.
      — Сады придают мне сил, — не оборачиваясь ответила Одрейд.
      Всего лишь два дня назад она отправилась туда на прогулку. Ночь была холодной и ветреной, и к земле жался туман. Ноги ее взбивали опавшие листья. Слабый запах гниения там, куда капли мелкого дождя стекались в более теплые низинки. Довольно приятный, болотный запах. Пустые ветви над ее головой четко выделялись на фоне освещенного звездами неба. И вправду, угнетающее зрелище по сравнению с весной или временем сбора урожая. Но как оно прекрасно в потоке времени. Жизнь вновь притаилась до следующего зова весны.
      — Ты не волнуешься из-за Прокторов? — спросила Беллонда.
      — Как они будут голосовать, Белл?
      — Тайным голосованием.
      — Остальные последуют за ними?
      — Все озабочены твоими решениями. Последствия.
      Белл это хорошо умела: значительный объем данных и все в двух словах. Большинство решений Бене Джессерит проходили через три гребенки: Эффективность, Последствия и (самое важное) Кто Способен Выполнить Приказания.