– И ты ненавидишь их?
      – Почему? – Удивление его вопросом, – Если бы не это, я бы никогда не стала Чтимой Матре.
      Ее бессердечность ошеломила его.
      – Значит, это стоит чего угодно!
      – Любовь моя, тебя возмущает причина моего нахождения на твоей стороне?
      Туше!
      – А тебе не хотелось бы, чтобы все произошло какнибудь иначе?
      – Все уже произошло.
      Столь крайний фатализм. Он не подозревал его в ней. Может, он был обусловлен общением с Чтимыми Матре или чем-то из арсенала Бене Джессерит?
      – Ты была просто ценной находкой для их конюшен.
      – Верно. Соблазнялки, так они нас звали. Мы рекрутировали ценных самцов.
      – И ты тоже.
      – Я многократно окупила их вложения.
      – Ты понимаешь, как это будет интерпретировано Сестрами?
      – Не придавай этому большого значения.
      – Так ты готова поработать над Скитейлом?
      – Я не говорила этого. Чтимые Матре манипулировали мною без моего на то согласия. Сестры нуждаются во мне и хотят использовать так же. Цена моя будет высока.
      Секунду он говорил с пересохшим горлом.
      – Цена?
      Она пристально взглянула на него:
      – Ты, ты просто часть моей цены. Не работа над Скитейлом. И большая прямота, которую они так любят, относительно причин моей необходимости для них.
      – Осторожно, любимая. Они ведь могут и сказать.
      Она бросила на него взгляд, достойный Бене Джессерит.
      – Как ты сможешь восстановить память Тега, не причинив боли?
      Черт! А он только подумал, что на эту скользкую тропку они не встанут. Выхода нет. В ее глазах читались догадки.
      Мурбелла подтвердила их:
      – Поскольку я не соглашусь, уверена, ты обсудил этот вопрос с Шианой.
      Ему оставалось лишь кивнуть в ответ. Его Мурбелла разобралась в Сестринстве глубже, чем ему казалось. И она знала, как его многочисленные воспоминания гхол были восстановлены штамповкой.
      Он внезапно увидел ее в качестве Преподобной Матери и чуть не закричал, протестуя.
      – Чем ты в этом отличаешься от Одрейд? – спросила она.
      – Шиана училась на Штамповшицу, – слова его казались самой пустотой.
      – От моего обучения это отличается?
      В нем вспыхнул гнев.
      – Ты предпочитаешь боль? Как Белл?
      – Ты предпочитаешь защиту Бене Джессерит? – Голос, как нежные сливки. Он почувствовал отдаленность в ее голосе, словно она уже превратилась в холодную наблюдательницу из Сестринства. Они замораживали его любимую Мурбеллу! Хотя в ней еще оставался огонек. Это обнадеживало. Она дышала здоровьем, особенно став беременной. Сила и непосредственная радость жизни. Вот что цвело в ней. Сестры отберут и задушат это.
      Его внимательный взгляд успокоил ее.
      В отчаянии он пытался понять, что делать.
      – Я надеялась, мы будем друг с другом более искренни, – сказала она. Очередная проверка Бене Джессерит.
      – Я не согласна со многими их действиями, но не могу сказать, что не доверяю их мотивам, – сказал он.
      – Я узнаю их мотивы, когда переживу Агонию.
      Он весь замер, поймав себя на мысли, что она может погибнуть. Жизнь без Мурбеллы? Зияющая пустота, глубже которой нельзя представить. И ничто во всех его жизнях не сравнится с этим. Неосознанно он протянул руку и погладил ее по спине. Кожа такая мягкая и тем не менее упругая.
      – Я очень люблю тебя, Мурбелла. Ты – моя Агония.
      Она задрожала от его прикосновения. Он почувствовал, что захвачен чувствительностью, что в нем растет печаль, пока не вспомнил слова преподавателя ментатов о «эмоциональных кутежах».
      «Различие между чувством и чувствительностью легко ощутимо. Когда ты избегаешь убийства чьего-то любимца на дороге, это – чувство. Когда ты стараешься объехать любимца и убиваешь прохожих, это – чувствительность.»
      Она взяла его ласкающую руку и приложила ее к губам.
      – Слова плюс тело – больше чего бы то ни было, – прошептал он.
      Его слова вновь перенесли ее в кошмар, но теперь она ушла в него целиком, сознавая, что слова – инструменты. Ее наполнял особый привкус постижения, желание смеяться над собой.
      Изгоняя бесов кошмара, она внезапно поняла, что никогда не видела смеющейся Чтимую Матре.
      Держа руку Дункана, она взглянула на него. Ментат подмигнул. Понимал ли он, что она только что испытала? Свободу! Она перестала быть вопросом ограничений и проторенностью неизбежной колеи ее прошлого. В первый раз после допуска перспективы превращения в Преподобную Мать, ее осенил смысл этого. Она почувствовала трепет и потрясение.
      Нет ничего важнее Сестринства?
      Они говорили о клятве, чем-то более таинственном, нежели слова Проктора при посвящении помощниц.
      Моя клятва Чтимым Матре – слово. Клятва Бене Джессерит – не больше.
      Она вспомнила Беллонду, ворчащую, что дипломатов выбирают по склонности к вранью. Как это по-детски! Угроза на школьном дворе: «Нарушишь свое слово, я нарушу свое! Ня, ня, ня-аааа!»
      Тщетно беспокоиться о клятвах. Гораздо важнее найти место в себе, где обитает свобода. В этом месте чтото всегда прислушивалось.
      Прижав голову Дункана к губам, она прошептала:
      – Они прислушиваются. О, как они прислушиваются.
      Не вступайте в конфликт с фанатиками, если не можете истощить их. Противопоставляйте религию религии, только если ваши доказательства (чудеса) неистощимы или вы можете опутать ими так, что фанатики признают вас боговдохновленным. Для науки издревле существовал барьер признания покрова божественного откровения. Наука предельно связана с человеком. Фанатики (и многие фанатично преданные чему-то одному) должны знать ваше местонахождение, но, что более важно, знать, кто шепчет вам на ухо.
      Миссионария Протектива, Начальное Обучение.
      Течение времени изводило Одрейд, как изводит постоянное чувство преследования охотниками. Годы пронеслись так быстро, что дни превратились в размазанные пятна. Два месяца споров для получения одобрения кандидатуры Шианы на пост преемницы Там!
      Беллонда отправилась на дневное наблюдение, пока Одрейд отсутствовала, как сегодня, резюмируя отправку новых остатков Бене Джессерит в Рассеяние. Совет продолжал это дело, но с неохотой. Предположение Айдахо о тщетности этой стратегии вызвало волны ошеломления в среде Сестринства. Отчеты теперь содержали новые планы защиты типа «на что можно рассчитывать».
      Когда Одрейд ближе к вечеру вошла в рабочий кабинет, Беллонда сидела за столом. Щеки ее выглядели отекшими, а напряженный взгляд глаз свидетельствовал о попытках подавить усталость. Дневные выводы, в соответствии с характерным для Белл стилем, обещали содержать резкие комментарии.
      – Они одобрили кандидатуру Шианы, – сказала она, подталкивая к Одрейд маленький кристалл. – Благодаря содействию Там. Новорожденный Мурбеллы появится через восемь дней, как объявляет Саки.
      Белл не сильно верила в докторов Сака.
      Новорожденный? Она бывает чертовски безразлична к жизни! Одрейд почувствовала, что ее пульс ускорился от мыслей о предстоящем.
      Когда Мурбелла придет в себя после родов – Агония. Она готова.
      – Дункан жутко нервничает, – сказала Беллонда, освобождая стул.
      Опять Дункан. Эта парочка становится до боли знакомой.
      Белл не закончила:
      – И вы еще не спросили, но вестей от Дортуйлы нет.
      Одрейд села за стол, разглядывая со всех сторон лежащий на ладони кристалл. Доверенная помощница Дортуйлы, а теперь Преподобная Мать Финтил не рискнет отправиться в путешествие на не-корабле или как либо передать сообщение, просто чтобы поразить Великую Мать. Никаких новостей о судьбе наживки, проглочена она… или нет.
      – Ты говорила Шиане о ее утверждении? – спросила Одрейд.
      – Я оставила это вам. Она опять запаздывает со своим ежедневным отчетом. Нехорошо для члена Совета.
      Значит, Белл все еще не принимала своего назначения.
      Ежедневные сообщения Шианы имели тенденцию повторяться: «Следов Червя нет. Спайсовая масса нетронута.»
      Все, к чему обращались их надежды было весьма и весьма сомнительным. Охотники из кошмаров подкрадывались все ближе. Напряжение росло. Взрывоопасность.
      – Ты видела этот обмен между Дунканом и Мурбеллой достаточно часто. Шиана скрывала именно это? И, если да, зачем?
      – Тег был моим отцом.
      – Какая деликатность! Преподобной Матери дурно от штампирования гхолы отца Великой Матери!
      – Он был моим личным учеником, Белл. Он трогал меня так, как ты и почувствовать не можешь. А кроме того, это не просто гхола, это – ребенок.
      – Мы должны быть уверены в ней?
      Одрейд увидела невысказанное, но уже почти произнесенное имя на губах Беллонды: «Джессика».
      Еще одна испорченная Преподобная Мать? Белл была права, им надо убедиться в Шиане. Эта ответственность на мне. Видение черной скульптуры Шианы вспыхнуло в сознании Одрейд.
      – План Айдахо по-своему привлекателен, но… – Беллонда заколебалась.
      Заговорила Одрейд:
      – Этот ребенок слишком мал, рост еще незавершен. Боль обычного восстановления воспоминаний может привести к Агонии. Это может переменить его. Но это…
      – Управление им с помощью Штампирования. Я поддерживаю. Но что, если его воспоминания не восстановятся?
      – У нас тогда остается первоначальный план И эффект на Айдахо это возымело.
      – С ним все было по-другому, но решение может и Подождать. Вы опаздываете на встречу со Скитейлом.
      Одрейд взвесила на ладони кристалл:
      – Ежедневная сводка?
      – Ничего такого, что не повторялось бы изо дня в день.
      В устах Белл это звучало почти как огорчение.
      – Я принесу его обратно. Пусть Там подождет, а сама зайди под каким-нибудь предлогом попозже.
      Скитейл уже почти привык к прогулкам вне корабля, и Одрейд отметила, что для него это стало обычным, когда они вышли из ее транспортера в южной части Централя. Это было не просто времяпрепровождением, и они оба знали это, но Одрейд делала прогулки регулярными, досчитывая таким образом успокоить его. Рутина. Столь иногда полезная.
      – Было очень любезным с вашей стороны брать меня на прогулку, – сказал, оглядываясь по сторонам, Скитейл. – Воздух суше, чем помнится мне. Куда мы отправимся этим вечером?
      Какие крошечные у него глаза, когда он щурится на Солнце.
      – В мой рабочий кабинет, – она кивнула на отдельно стоящие в полклике к северу от Централя здания. Под безоблачным весенним небом было холодновато, а теплые цвета крыш и огни, горевшие в башне, манили обещанием защиты от прохладного ветра, сопровождавшего почти все закаты в это время года.
      Боковым зрением Одрейд оглядела шагающего рядом Тлейлаксу. Какое напряжение! Чувствовалось оно и в охраняющих его Преподобных Матерях, и в помощницах, находящихся рядом с ним, ведь Беллонда требовала от них особой внимательности.
      Нам нужен этот маленький монстр, и он сознает это. А мы все еще не знаем весь спектр возможностей Тлейлаксу! Почему он с такой настойчивостью рвется к контактам со своими товарищами-пленниками?
      Тлейлаксу создали гхолу Айдахо, напомнила она себе. А не спрятали ли они в нем чего-нибудь?
      – Я – нищий, пришедший к вашей двери. Великая Мать, – сказал он просительным голоском эльф. – Наша планета в руинах, мой народ перебит. Зачем нам идти в ваши апартаменты?
      – Поторгуемся в более приятной обстановке.
      – Да, в корабле очень тесно. Но я не понимаю, зачем мы каждый раз оставляем машину так далеко от Централя? Почему мы ходим пешком?
      – Я нахожу это освежающим.
      Скитейл осмотрелся, оценивая посадки.
      – Приятно, но очень холодно, не так ли?
      Одрейд взглянула на юг. Эти южные склоны были засажены виноградом, а гребень и более холодная северная сторона оставлены под сады. В этих виноградниках усовершенствованный сорт виниферы. Разработанный садоводами Бене Джессерит. Корни старого винограда (по представлениям древних) «уходили в преисподнюю», где крали воду у горящих душ. Винный завод был подземным, как и погреба для хранения и выдержки. Ничто не нарушало ландшафта переплетенных лоз в старых полосах, междурядий которых хватало только для сбора и культивации.
      Ему приятно? Она сомневалась, что Скитейл мог увидеть тут нечто приятное. Он был достаточно взвинчен, чего и добивалась Одрейд, задаваясь вопросом: «Зачем она на самом деле выбрала для прогулки эту сельскую местность?
      Одрейд раздражало, что они не могли осмелиться использовать более действенные средства Бене Джессерит на этом маленьком человечке. Но она согласилась с тем мнением, что в случае провала подобных попыток, второго шанса у них уже не будет. Тлейлаксианцы демонстрировали, что скорее умрут, нежели выдадут тайные (и священные) знания.
      – Меня удивляет несколько вещей, – сказала Одрейд, обходя при этом кучу обрезков виноградных лоз. – Почему ты настаиваешь на вызове собственного Лицевого Танцора до исполнения наших требований? И что за интерес к Дункану Айдахо?
      – Милая леди, я одинок без товарищей. Вот ответ на оба вопроса, – он машинально потер на груди место, где лежала запечатанная нульэнтропийная капсула.
      Что он там вечно трет? Этот жест сильно удивлял и ее, и аналитиков. Никаких шрамов, никаких повреждений кожи. Может просто детская привычка. Но это было так давно! Недостаток в этом перевоплощении? Никто сказать не мог. И эта серая кожа с металлическим оттенком, противостоящая исследовательским приборам. Наверняка он был чувствителен к более тяжелым лучам и узнает, если они будут испробованы. Нет… Теперь это все – дипломатия. Будь проклят этот маленький монстр!
      Скитейл изумился: неужели у этой самки-повинды нет естественных симпатий, на которых он мог бы сыграть? Типичность противоречила вопросу.
      – Уекхт Жандолы и все, – сказал он. – Миллионы наших были убиты этими шлюхами. До самых дальних уголков Жахиста мы были уничтожены, остался только я.
      «Жахист», – подумала она. – «Страна неуправляемых». Это было разоблачающее слово на исламийском языке, языке Бене Тлейлакса.
      И она ответила на этом языке:
      – Магия нашего бога – единственный мост.
      Опять она показала, что разделяет Великую Веру, Суфи – зенсунийский экуменизм, рожденный Бене Тлейлаксом. Говорила она безупречно, правильно произнося слова, но он видел неточности. Она называла посланца бога «Тираном» и не подчинялась самым основным правилам!
      Где эти женщины встречаются в кехле, чтобы почувствовать присутствие бога? Если они и вправду говорят на языке бога, они знают, чего хотят от него получить грубым обменом.
      Когда они взбирались на последний перед мостовыми Централя склон, Скитейл призвал бога на помощь. Вот к чему пришел Бене Тлейлакс. Зачем ты так испытываешь нас? Мы, последние приверженцы шариата, и я, последний Мастер моих людей, должен получить от тебя ответы, боже, когда ты не можешь уже поговорить со мною в кехле.
      И опять на испорченном исламийском Одрейд произнесла:
      – Ты был предан своими же людьми, которых ты послал в Рассеяние. Нет у тебя больше братьев Малик, только сестры.
      Где же тогда твоя комната сагра, заблудшая повинда? Где то место в глубине и без окон, куда входят лишь братья?
      – Для меня это – новость, – сказал он. – Сестры Малик? – эти два слова отрицали друг друга. У Маликов не бывает Сестер.
      – Эти неприятности испытывал Уэфф, твой последний Махай и Абдл. И он чуть было не привел твой народ к угасанию.
      – Почти? Кто-то выжил? – он не мог сдержать возбуждения.
      – Не Мастера… но мы слышали о нескольких Фомелях. Все они в руках Чтимых Матре.
      Она остановилась на месте, в шаге от которого край здания уже закрыл бы картину заходящего солнца, и все еще на тайном языке Тлейлаксу проговорила:
      – Солнце – не бог.
      Рассветный и закатный плач Махай!
      Скитейл почувствовал сомнения в вере. Следуя за ней в проход под аркой между двух приземистых зданий. Ее слова были правильными, но лишь Махай и Абдл могли произнести их. В темном проходе, где гулко отдавались шаги сопровождавшего их эскорта, Одрейд смутила его, спросив:
      – Почему же ты не говоришь правильных слов? Разве ты – не последний Мастер? Или это не дает тебе прав Махай и Абдла?
      – Я не был избран братьями Малик, – даже в его устах это звучало жалко.
      Одрейд вызвала лифт и остановилась у дверей круглой шахты.
      В деталях Иных Воспоминаний она нашла знакомый кехл и право гуфрана – слова, нашептываемые в ночи любовниками давно умерших женщин. «А потом мы… „Итак, если мы произнесем эти священные слова…“ Гуфран! Принятие и готовность решившейся повинды, возвращенной просить прощения за контакт с невообразимыми грехами чужих. Машейх встретилась и почувствовала в кехле присутствие бога!
      Двери лифта открылись. Одрейд жестом пропустила Скитейла и двоих охранников вперед. Когда он проходил мимо, ей подумалось: «Что-то скоро произойдет. Мы не можем играть в эти игры, пока у него не пропадет желание».
      Тамейлан стояла у полукруглого окна спиной к двери, когда в кабинет вошли Одрейд со Скитейлом. Слепящие лучи заката косо падали на крыши зданий. Потом свет исчез, оставив ощущение контраста и полной темноты из-за последнего пропавшего за горизонтом лучика.
      В вязкой тьме Одрейд взмахом руки отпустила охрану, заметив их недовольство. Беллонда, естественно, приказывала им остаться, но не подчиниться Великой Матери они не могли. Напротив себя она увидела собаку-кресло и подождала, пока он сядет. Он подозрительно взглянул на Тамейлан, перед тем как усесться в собаку, но поборол себя, сказав:
      – А почему нет света?
      – Интерлюдия, позволяющая расслабиться, – ответила Одрейд. А еще я знаю, что темнота тебя беспокоит.
      Она постояла минутку за столом, отмечая в темноте яркие заплаты – блестящие архетипы, расположенные по всей комнате, придавая ей своеобразный вкус: бюст давно умершего геноэха в нише у окна, на стене справа пасторальный пейзаж из первых проникновении человека в космос, набор ридулиановских кристаллов на столе и серебряное отражение светописца, концентрирующего слабый свет, проникающий в окна.
      Он уже хорошо поджарился.
      Она надавила на консоли пластинку. Включились стратегически расположенные на стенах и потолке глоуглобы. Тамейлан развернулась на пятках, умышленно шурша мантией. Она встала в двух шагах позади Скитейла. Само олицетворение зловещей мистичности Бене Джессерит.
      Скитейла слегка передернуло от передвижения Тамейлан, но теперь он сидел спокойно. Кресло-собака была для него несколько великовата, и он выглядел в нем почти ребенком.
      – Сестры, спасшие тебя, – начала Одрейд, сказали, что ты правил не-корабль в Унию, готовясь к первому прыжку в фальцпространство, когда атаковали Чтимые Матре. Они сказали, что до нашего корабля ты добрался в одноместном скиттере, ускользнув буквально за минуту до взрывов. Ты разобрал нападавших?
      Да. – Интонация недовольства.
      – И знал, что по твоей траектории они определят месторасположение корабля. Но ты бежал, бросив своих братьев на погибель.
      Голос его был переполнен горечью трагических испытаний:
      – Раньше, когда мы уходили с Тлейлакса, мы видели начало атаки. Наши взрывы уничтожили все что либо ценное для нападавших, и огонь из космоса устроил всесожжение. Тогда мы тоже бежали.
      – Но не прямо в Унию.
      – Куда бы мы не являлись, они нас опережали. У них есть пепел, у меня
      – секреты. – Напоминание, что есть еще у меня чем торговаться! – Он постучал пальцем по голове.
      – В Унии вы искали убежище Гильдии или КХОАМа, – сказала она. – Какое счастье, что наш разведывательный корабль сумел выцепить тебя и врагам не удалось сделать ход первыми.
      – Сестра… – Какое трудное слово! – …если ты действительно моя сестра по кехлю, почему ты не можешь дать мне в слуги Лицевых Танцоров?
      – Нас пока разделяет слишком много секретов, Скитейл. Почему, кстати, ты покинул Бандалонг, когда началось нападение?
      Бандалонг!
      Напоминание имени великого тлейлаксианского города сдавило обручем его череп, и ему показалось, что он чувствует пульсацию нульэнтропийной капсулы, словно ее содержимое искало выход. Потерянный Бандалонг. Никогда больше не увидеть города под карнелианскими небесами, никогда больше не ощутить рядом братьев, терпеливого Домеля и…
      – Тебе нездоровится? – спросила Одрейд.
      – Я болен своими потерями, – он услышал за спиной шелест материи и почувствовал приближение Тамейлан. Как тут гнетуще!
      – Зачем она стоит у меня за спиной?
      – Я – слуга моих Сестер, и она – здесь, чтобы следить за нами.
      – Вы взяли мои клетки, верно? И в своих автоклавах сможете вырастить нового Скитейла!
      – Конечно. Ты же не думаешь, что Сестры дадут скончаться последнему Мастеру, правда?
      – Любой мой гхола сможет делать то же, что и я! – Но нульэнтропийной капсулой обладать не будет!
      – Мы знаем. – Но вот чего же мы не знаем?
      – Это не торговля, – пожаловался он.
      – Ты нас не так понял, Скитейл. Мы знаем, когда ты лжешь, и когда скрываешь. Мы обладаем неведомыми для других чувствами.
      И это правда! Они распознают запахи тела, незаметные движения мускулов, выражения лица, которые он не мог подавить.
      Сестры! Эти существа – повинны! Все до одной!
      – Ты был на лашкаре, – подтолкнула его Одрейд.
      Лашкар! Как бы ему хотелось, чтобы здесь он был на лашкаре. Воины Лицевых Танцоров. Помощники Домелей – уничтожающих это отвратительное зло! Но врать он не осмеливался. Позади, возможно, стояла Ясновидящая. Опыт многих жизней подсказывал, что лучших Ясновидящих, чем у Бене Джессерит, просто не было.
      – Я командовал силами кхазадаров. Мы искали стадо Футаров, чтобы защитить их.
      Стадо? Знал ли Тлейлаксу о Футарах что-либо, неизвестное Сестринству?
      – Ты был готов к насилию. Чтимые Матре узнали о твоей миссии и пресекли ее? Мне не кажется это невозможным.
      – Почему ты называешь их Чтимыми Матре?
      – Потому что они сами себя так называют. – А теперь очень спокойно. Пусть сам запутается в своих ошибках.
      Она права! Нас предали. Горькая мысль. Он не упускал ее, думая, как ответить. Небольшое откровение? Но с этими женщинами никаких небольших откровений не Получается.
      Его грудь поднялась от вздоха. Нульэнтропийная капсула и ее содержимое. Самая большая его забота. Все что угодно, лишь бы добраться до собственных акслотловых автоклавов.
      – Потомки людей, отправленных нами в Рассеяние, вернулись с пленными Футарами. Помесь человека и кошки, как вы, конечно, знаете. Но в наших автоклавах они не воспроизвелись. А пока мы разбирались в причинах, умерли и те, что были доставлены нам.
      Предатели привели нам лишь двоих! Нам следовало бы догадаться.
      – Они привели не много Футаров, верно? Вам следовало бы догадаться, что это – наживка.
      Видишь? Вот что они делают с небольшими откровениями!
      – Почему Футары не охотятся и не убивают на Гамму Чтимых Матре? – Это был вопрос Дункана, и он заслуживал ответа.
      – Говорят, им не было дано приказа. А без приказа они не убивают. – Она знает об этом. Они проверяют меня.
      – Лицевые Танцоры тоже убивают по приказу, – сказала она. – Они даже убьют тебя, если им будет дан такой приказ. Разве не так?
      – Этот приказ резервируется на случай охраны наших тайн от врагов.
      – Поэтому ты и стремишься найти себе Лицевых Танцоров? Считаешь нас врагами?
      Пока он старался подобрать ответ, над столом появилась проекция Беллонды в полный рост, местами просвечивающаяся; позади нее плясали кристаллы Архива:
      – Срочное сообщение от Шианы, – произнесла Беллонда, – Обнаружена спайсовая жила. Песчаные черви! – Фигура повернулась и взглянула на Скитейла – комкамеры четко воспроизводили ее движения:
      – Ты потерял предмет торговли. Мастер Скитейл! Наконец-то и у нас появился спайс! – Проекция с заметным щелчком исчезла, оставив после себя явственный запах озона.
      – Вы меня дурачите, – выпалил он.
      Но тут открылась дверь слева от Одрейд. Вошла Шиана, везя за собой тележку с небольшим подвешенным ящиком, в длину не превышающим двух метров. На его прозрачных стенках отражались глоуглобы кабинета в крошечных язычках желтого света. В ящике что-то извивалось!
      Шиана молча стояла в стороне, давая возможность поподробнее рассмотреть содержимое. Такой маленький! Растянувшийся на поверхности золотого песка Червь не составлял в длину даже половины террариума, но был совершенно настоящим.
      Скитейл не смог сдержать благоговейного страха. Пророк!
      Реакция Одрейд была прагматичной. Она склонилась над ящиком, вглядываясь в крошечный рот. Огненное фуканье внутреннего огня огромного Червя, низведенное до такой степени? Какая миниатюрная иммитация?
      Поднялись передние сегменты, сверкнули кристальные зубы. Рот Червя повернулся влево, затем вправо. Все увидели за зубами маленькие язычки пламени чужеродного метаболизма.
      – Их тысячи, – произнесла Одрейд. – Они собрались у спайсовой жилы, как это всегда и случается.
      Одрейд замолчала. Мы это сделали. Но эти мгновения были триумфом Шианы. Пусть она насладится ими Скитейл никогда еще не выглядел столь жалко.
      Шиана открыла ящик и вытащила оттуда Червя, обняв его, словно младенца. Он тихонько замер у нее на руках.
      Одрейд глубоко, удовлетворенно вздохнула. Она все еще контролирует их.
      – Скитейл, – обратилась Одрейд.
      Он все никак не мог оторвать взор от червя.
      – Ты еще верен Пророку? – спросила Одрейд, – Так вот же он!
      Он не знал, что и ответить. Ему хотелось отказаться от вырвавшегося сначала вздоха, но его глаза не позволят этого сделать.
      – Пока вы отсутствовали на своей дурацкой миссии.
      – мягко проговорила Одрейд, – на своей эгоистичной миссии, мы служили Пророку! Мы спасли последнего потомка Лито II и привезли его сюда. Дом Ордена станет новой Дюной!
      Она села, положив руки на стол. Белл, конечно, наблюдала через комкамеры. Наблюдения ментата незаменимы. Одрейд пожалела, что Айдахо не видит этого. Но он сможет просмотреть голозапись. Ей было ясно, что Скитейл видит Бене Джессерит лишь средством восстановления своей драгоценной цивилизации Тлейлаксу. Не поможет ли это открытие разоблачить внутренние секреты его автоклавов?
      – Мне нужно время, чтобы подумать. – В голосе дрожь.
      – О чем тут думать?
      Он не ответил, сосредоточив внимание на Шиане, водворяющей Червя на место. Она пристукнула его перед тем, как запечатать крышку.
      – Скажи мне, Скитейл, – настаивала Одрейд. – О чем ты еще можешь размышлять? Это наш Пророк! Ты говоришь, что служишь Великой Вере. Так служи же ей!
      Она видела, как растворяются его мечты. Собственные Лицевые Танцоры, воспроизводящие память убитых ими, копирующие облик и манеры жертвы. Он и не надеялся одурачить Преподобную Мать… но помощницы и простые рабочие Дома Ордена… все тайны, что он надеялся собрать, все… пропало! Пропало настолько же наверняка, насколько и обугленная шелуха планет Тлейлаксу.
      Наш Пророк, сказала она. Он бросил потерянный взгляд на Одрейд, но не остановил его. Что мне делать? Я этим женщинам больше не нужен. Но они-то мне нужны!
      – Скитейл, – Какой мягкий говор, – Великая Конвенция завершилась. Перед нами новая Вселенная. Он попытался сглотнуть пересохшим горлом. Вся концепция насилия приобретала новую окраску. В Старой Империи Конвенция гарантировала отмщение любому, осмелившемуся сжечь из космоса планету.
      – Эскалация насилия, Скитейл. – Голос Одрейд перешел почти в шепот. – Мы исторгаем зачатки гнева.
      Его взгляд остановился на ней. О чем она?
      – Накопленная к Чтимым Матре ненависть, – сказала она. – Ты не один теряешь, Скитейл. Когда у нашей цивилизации возникают трудности, раздается крик: «Привести Преподобную Мать! „. Чтимые Матре избавили от этого. И мифы составляются по новой. Золотой свет заливает наше прошлое. «В старину было лучше, Бене Джессерит могли помочь нам. Куда вы отправитесь за Ясновидящими? В суд? Чтимые Матре не знают таких слов. Они всегда учтивы. Преподобные Матери. Ты должен сказать это за них.“
      Скитейл не ответил, и она продолжала:
      – Подумай, что случится, если этот гнев перерастет в Джихад!
      Он по-прежнему молчал и она опять заговорила:
      – Ты видел. Тлейлаксу, Бене Джессерит, служители Разделенного бога и, кто знает, кто еще, – все это дичь, на которую охотятся.
      – Они не смогут всех нас перебить. – Агонизирующий вопль.
      – Ой ли? Ваши Рассеянные – обычное для Чтимых Матре дело. Найдете ли вы спасение в Рассеянии?
      И наплыв очередного сна: группы Тлейлаксу, живущие как гноящиеся раны, дожидающиеся дня Великого Возрождения Скитейла.
      – Люди мужают под гнетом, – сказал он, но силы в его словах не было.
      – Даже Священники Ракиса находят щели, в которых можно укрыться! – Слова отчаяния.
      – Кто это говорит? Твои вернувшиеся друзья?
      Его молчание было именно ответом, которого она ждала.
      – Бене Тлейлакс убивал Чтимых Матре, и они знают об этом, – сказала она, окончательно подавляя его. – Удовлетворит их лишь ваша смерть.
      – И ваша!
      – Мы – партнеры по необходимости, если не по совместным верованиям, – она говорила на чистейшем исламийском и заметила, что в его глазах появилась надежда. Кехль и Шариат могут вновь обрести свой старинный смысл среди людей, выражающих мысли на языке бога.
      – Партнеры? – слабо и очень чувствительно.
      Она позволила себе очередную откровенность:
      – До некоторой степени, это более прочная основа для совместной деятельности, нежели остальные. Каждый из нас знает, чего хочет другой. Внутренняя схема: просмотри все это, может, чего существенное и произойдет.
      – И чего же вы хотите от меня?
      – Ты уже знаешь.
      – Да, как построить более совершенные автоклавы, – он покачал головой с очевидным сомнением. Перемены происходят по ее велению!
      Одрейд подумала, осмелится ли он цапнуть ее в гневе. Как он был глуп! Но близок к панике. Прежние ценности сменились. Чтимые Матре были не единственным источником хаоса. Скитейл даже и не знал о степени изменений, которым были подвержены его собственные Рассеянные.