Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дом глав родов: Дюна

ModernLib.Net / Херберт Фрэнк / Дом глав родов: Дюна - Чтение (стр. 13)
Автор: Херберт Фрэнк
Жанр:

 

 


      – Даже Великой Матери необходимо время, – проговорила Одрейд, обращаясь в равной мере как к своему отражению в окне, так и к Беллонде.
      – Да, но сколько его у тебя в этой суматохе?
      – Ты настаиваешь на скорости, Белл?
      Как будто Одрейд ее толкнула, Белл отъехала вместе с креслом от стола.
      – Терпение отчаянно тяжело дается в такие времена, – сказала Одрейд.
      – Но на мой выбор влияет ожидание удобного момента.
      – Но чего ты добиваешься с этим нашим новым Тегом? Вот вопрос, на который ты должна будешь дать ответ.
      – Если нашим врагам придется оставить Гамму, куда они двинутся, Белл?
      – Ты собираешься атаковать их там?
      – Немного подтолкнуть.
      – Это слишком опасный огонь, чтобы подбрасывать в него поленья, – мягко произнесла Беллонда.
      – Нам нужна еще одна ставка в будущей торговле.
      – Чтимые Матре не идут на сделки!
      – Но мне кажется, на это пойдут их союзники. Уйдут они… скажем, на Узловую?
      – А что такого интересного в Узловой?
      – Это основная база Чтимых Матре. И наш любимый баша в своем милом мозгу ментата хранит полное досье эту планету.
      – О, – это было скорее вздохом, чем ответом.
      Тут в комнату вошла Тамейлан, призвав их к вниманию, просто тем, что встала у двери и молчала до тех пор, пока Одрейд и Беллонда не обернулись к ней.
      – Прокторы поддерживают Великую Мать, – Тамейлан подняла согнутый палец. – Большинством в один голос!
      Одрейд вздохнула.
      – Скажи нам. Там, Проктор, с которой я тогда поздоровалась в коридоре, Прэшка, как она проголосовала?
      – Она голосовала за тебя.
      С мрачной улыбкой Одрейд повернулась к Беллонде:
      – Высылай своих шпионов и агентов, Белл. Мы должны загнать охотниц на встречу на Узловой. К утру Белл вычислит мой план.
      Когда Беллонда и Тамейлан ушли, бормоча что-то себе под нос, причем как они не пытались это скрыть, голоса выдавали их беспокойство, Одрейд прошла коротким коридором в свои личные апартаменты. Коридор патрулировала обычная команда алколитов с надзирающими над ними Преподобными Матерями. Несколько послушниц улыбнулись ей. Значит, весть о голосовании уже достигла их. Еще один кризис миновал.
      Через гостиную Одрейд прошла в спальную келью, где не снимая одежды вытянулась на жесткой кушетке. Единственный плавающий светильник заливал комнатку слабым желтоватым светом. Ее взгляд скользнул мимо карты пустыни к картине Ван Гога в проецирующей раме на стене в ногах ее кушетки.
      Коттеджи Кордевиля.
      Лучшая карта, чем та, что указывает рост пустыни, подумалось Одрейд. Напомни мне, Винсент, о том, откуда я пришла, и что, я, возможно, еще успею.
      Прошедший день высосал из нее все силы. Она ушла за пределы слабости, туда, где усталый разум бесконечно бежал по замкнутому кругу.
      Ответственность!
      Ответственность как слишком узкий шлем стягивала ей голову, и Одрейд знала, что могла становиться крайне несговорчивой, когда ее вот так вот осаждали бесконечные обязанности. Вынужденная необходимость тратить энергию, лишь на то чтобы поддерживать некую видимость спокойствия. Белл увидела это во мне. Это сводило с ума. Община отрезана от любого выхода, превращена в фактически неэффективную.
      Закрыв глаза, Одрейд попыталась создать образ главаря Чтимых Матре, к которой можно было бы обратиться. Старая… пропитанная силой. Мускулистая. Сильная, и эта ослепительная скорость, какой обладают они все. Лица не было, просто некое воображаемое тело стояло перед мысленным взором Одрейд.
      Безмолвно складывая слова, Одрейд заговорила с Чтимой Матре:
      – Нам сложно позволить вам совершать ваши собственные ошибки. Учителям это всегда трудно. Да, мы думаем о себе как об учителях. Но учим мы не столько конкретных людей, сколько общества. Мы преподносим урок всем. Если вы видите в нас Тирана, то вы правы.
      Воображаемая противница ничего не ответила.
      Как могут учителя чему-то учить, если они боятся выйти из укрытия? Берзмали мертв, гола Тег – сама неизвестность. Одрейд кожей чувствовала невидимое кольцо, сжимающееся вокруг Дома Ордена. Ничего удивительного, что Прокторы устроили голосование. Сеть оплетает Общину, и ее нити держат так крепко.
      И где-то в этой сети, скорчилась предводительница Матре, у которой нет лица.
      Паучья Королева.
      Не безумна ли она по нашим стандартам? На какую страшную муку я послала Дортуйлу?
      Чтимые Матре шли дальше мании величия. По сравнению с ними Тиран казался смешным разбойником. Лито II, по меньшей мере, понимал, что Бене Джессерит знают как балансировать на лезвии меча, сознавая, смерть ожидает тех, кто соскользнет с этой грани. Цена которую ты платишь за то, что стянул на себя такую власть. Чтимые Матре игнорировали эту неизбежность, громя все вокруг, как гигант в судорогах ужасающей истерики.
      Ничто до сих пор не могло оказать им успешного сопротивления, и теперь они на все реагировали с убийственной яростью берсерков. Истерия по собственному выбору. Преднамеренный психоз.
      Потому что мы оставили нашего баша на Дюне растрачивать свою жалкую армию в самоубийственной защите? Невозможно сказать, скольких Чтимых Матре он прикончил.
      И Берзмали, погибший на Лампадас. Без сомнения. Чтимые Матре на себе испытали его силу. Не говоря уже о натренированных Айдахо мужчинах, которых мы высылаем чтобы сами Чтимые Матре хлебнули того, что испытывают мужчины, когда те обрекают их на рабство. Попасть в рабство к мужчинам!
      Достаточно ли этого, чтобы вызвать подобную ярость?
      Возможно. Но что это за истории с Гамму? Тег проявил новый талант, который привел Чтимых Матре в неподдельный ужас?
      Если мы восстановим память нашего баша, придется тщательно за ним присматривать.
      Удержит ли его не-корабль?
      Что на самом деле сделало Чтимых Матре столь злобными? Они жаждут крови. Никогда не приносите таким людям дурных новостей. Ничего удивительного, что их солдаты так неистовствуют. Могущественный человек, будучи напуган, способен убить гонца на месте. Не приносить дурных известий. Лучше погибнуть в бою.
      Люди Паучьей Королевы ушли за пределы высокомерия. Никакая критика невозможна. С тем же успехом можно упрекать корову в том, что она жует траву. Корова будет совершенно права, если поднимет на вас пустые глаза, как бы осведомляем «А разве не это мне положено делать?»
      Зная вероятные последствия, почему мы разожгли их ненависть? Мы не похожи на того, кто ударяет палкой по серому круглому предмету и видит, что это осиное гнездо. Мы знаем, кому наносим удар. План Таразы, и ни один из нас не задал ни одного вопроса.
      Община оказалась перед лицом врага, чей преднамеренной политикой было истерическое насилие. «Мы обезумеем».
      А что произойдет, если Чтимые Матре потерпят болезненное поражение? Во что выльется их истерия?
      Я боюсь этого.
      Осмелится ли Община подкармливать этот огонь?
      Мы должны!
      Паучья Королева удвоит свои усилия в надежде отыскать Дом Ордена. Насилие возрастет до еще более омерзительной степени. Что тогда? Станут Чтимые Матре подозревать в симпатиях к Бене Джессерит всех и каждого? Не повернутся ли они против своих собственных союзников? Задумывались ли они над тем, каково это быть одним в целой вселенной, лишенной иной разумной жизни? Скорее всего эта мысль вообще не приходила им в голову.
      Как ты выглядишь, Паучья Королева? Как ты мыслишь?
      Мурбелла говорила, что не знала ни верховного командующего, ни даже командиров среднего звена своего Горму ордена. Но Мурбелла предоставила наводящее на интересные размышления описание комнат одной из лейтенантов. Информативно. Что человек называет домом? Кому она позволяет держаться поблизости, чтобы разделять с ними мелочи повседневной жизни?
      Большинство из нас выбирает компаньонов и вооружение, отражающие нас самих.
      Мурбелла говорила: «Одна из личных служанок отвела меня в ее апартаменты. Красуясь, демонстрируя свое право войти в святая святых. Общественные помещения были чисты и прибраны, но в частных комнатах царил форменный беспорядок: одежда, валяющаяся там, где ее бросили, банки с мазями открыты, постели не убраны, вода, сохнущая на тарелках на полу. Я спросила, почему они не убрали всю эту грязь. А она ответила, что это не ее дело. Ту, что занимается уборкой, допускают в эти комнаты незадолго до наступления ночи».
      Скрываемая вульгарность.
      У такой и ум должен соответствовать этому приватному бардаку.
      Одрейд вдруг открыла глаза. Сконцентрировалась на картине Ван Гога. Мой выбор. Древняя картина заставляла вибрировать жизнью всю ту долгую человеческую историю, которую хранила, но не способна была оживить Иная Память. Ты отправил мне послание, Винсент. И из-за тебя я не стану отрезать себе ухо… или посылать бесполезные признания в любви тем, кому пет до них дела. По крайней мере, это я могу сделать, чтобы почтить тебя.
      Спальная келья хранила привычный острый запах пряной гвоздики. Запах любимых цветочных духов Одрейд. Служители поддерживали его здесь как некий фон.
      И вновь Одрейд закрыла глаза, мысленно возвращаясь к Паучьей Королеве. Одрейд казалось, что это упражнение создает новое пространство существования этой безликой женщины.
      Мурбелла говорила, что главе Чтимых Матре достаточно было приказать, и она получала все, что бы ни пожелала.
      – Все.
      Мурбелла описывала известные случаи: потерявшие любой привычный облик сексуальные партнеры, приторные засахаренные фрукты, эмоциональные оргии, разожженные созерцаниями невероятной жестокости.
      – Они всегда ищут крайностей.
      Доклады шпионов и агентов обрастали плотью полувосхищенных рассказов Мурбеллы.
      – Все говорят, у них есть право править.
      Эти женщины вышли из автократической бюрократии.
      О таком свидетельствовало многое. Мурбелла рассказывала об уроках истории, которые говорили, что первые Чтимые Матре решили проводить исследования для достижения сексуального доминирования «над остальной частью населения, „когда налогообложение стало слишком угрожающим для тех, кем они правили“.
      Право править?
      Одрейд казалось, что эти женщины вовсе не собирались настаивать на этом праве. Нет. Они предполагали, что это их право никогда не может вызывать никаких вопросов. Никогда! Ни одного неверного решения. Плевать на последствия. Их никогда не случится.
      Одрейд села на своей кушетке, понимая, что нашла наконец искомое проникновение в суть.
      Никогда не случается ошибок.
      Чтобы сдержать все это, требуется невероятных размеров «мешок» подсознания. И тогда очень нестойкое сознание в ужасе выглядывает на полную хаоса вселенную, которую сами же эти женщины и создали!
      Ооо! Великолепно!
      Одрейд вызвала послушницу ночной вахты, алколита первой ступени, и попросила принести меланжевый чай, содержащий опасный стимулятор, что-нибудь, что притупило бы потребность тела во сне. Но какой ценой.
      Прежде чем подчиниться, послушница немного помешкала. Но через несколько минут вернулась с дымящейся кружкой на маленьком подносе.
      Когда-то давно Одрейд решила, что меланжевый чай, заваренный на ледяной воде из глубинных колодцев Под Домом Ордена успокаивающе действует ей на нервы. Горький стимулятор уже лишил ее этого освежающего вкуса, а теперь ее стала еще и грызть совесть. Ведь ктонибудь из тех, что наблюдают за ней, обязательно проговорится. Беспокойство, беспокойство, беспокойство. Решатся ли Прокторы на еще одно голосование?
      Она пила чай мелкими глотками, давая время подействовать стимулятору. Приговоренная женщина отказывается от последнего обеда. Мелкими глотками пьет чай.
      Наконец, она отставила пустую кружку и потребовала теплые вещи. «Я собираюсь на прогулку по саду». Ночная прислужница промолчала. Все знали, как часто она уходила туда, даже по ночам.
      Через несколько минут Одрейд была уже на узкой, с двух сторон огражденной плетнями тропинке, ведущей к ее любимому фруктовому саду. Путь ей освещала небольшая плавающая лампа, коротким шнуром закрепленная у нее на правом плече. В одном из загонов справа паслась отара черных овец, и некоторые из них, подойдя к самому забору, глядели, как она проходит мимо, у их морд клубился пар. Одрейд смотрела на влажные морды, вдыхала богатый запах люцерны в их дыхании. Овцы потянули носами воздух, чувствуя запах феромона, который говорил им, что это своя, а потому вернулись к своему сену, оставленному у забора пастухами.
      Повернувшись спиной к стаду, Одрейд взглянула на разбросанные по пастбищу лишенные листвы деревья. Ее небольшая лампа отбрасывала круг желтого света, который только подчеркивал яркость зимних звезд.
      Немногие способны были понять, чем привлекает ее это место. Недостаточно было сказать, что здесь утихали беспокойные мысли. Этот фруктовый сад – как молчание между двумя ураганами, молчание, за которое заплачено дорогой ценой. Одрейд погасила лампу и наощупь стала искать в темноте знакомую тропу. Время от времени она поднимала взгляд на звезды, проглядывающие сквозь голые черные ветви. Ураганы. Она чувствовала приближение урагана, причем такого, какого не предугадать ни одному метеорологу. Ураганы порождают ураганы. Ярость порождает ярость. Месть порождает месть. Войны порождают войны.
      Старый баша был мастером разрывать такого рода замкнутые круги. Сохранит ли новый гола этот талант?
      Какая опасная игра.
      Одрейд оглянулась на стадо овец, темный шевелящийся шар со светлым облаком пара над ним. Овцы теснее сбились в кучу для тепла, ей было слышно знакомое похрустывание, с каким они пережевывали свою траву.
      Мне пора отправляться на юг в пустыню. Встретиться лицом к лицу с Шианой. Песчаные форели процветают. Почему же нет песчаных червей?
      И вслух сказала овцам, сгрудившимся у ограды:
      – Жуйте свою траву. Это то, что вам полагается делать.
      Надо бы заранее подыскать серьезное объяснение, на случай если кто-нибудь из надзирающих наткнется на это замечание, подумала Одрейд.
      Этой почию я проникла в самое сердце врага. И мне жаль их.

x x x

      Знать что-либо хорошо, означает знать пределы этого явления. Только будучи вытеснено за пределы своей допустимости, оно выкажет истинную свою природу.
Привило Эмтол

      Если ставкой является твоя жизнь, не полагайся только не теорию.
Комментарий Бене Джессерит

      Дункан Айдахо стоял почти в центре тренировочного зала на не-корабле в трех шагах от ребенка-голы. Сложные автоматы тренажеры, одни тренирующие выносливость, другие реакцию – все были здесь под рукой.
      Этим утром ребенок смотрел на Айдахо с восхищением и доверием.
      Я лучше понимаю его, потому что я тоже, как и он, гхола? Шаткая гипотеза. Этот малыш получил совершенно иное воспитание, чем то, что они когда-то предопределили мне. Предопределили! Вот правильное слово.
      Община Сестер скопировала сколько могла с детства оригинального Тега. Вплоть до обожающего младшего товарища, заменившего давно потерянного брата. И Одрейд проводит для него глубокое обучение! Точно так же, как родная мать Тега.
      Айдахо хорошо помнил престарелого баша, чьи клетки дали жизнь этому ребенку. Это был вдумчивый человек, к комментариям которого стоило внимательно прислушиваться. Лишь небольшое усилие потребовалось Айдахо, чтобы вызвать в памяти его слова и манеру держаться.
      – Настоящий воин зачастую понимает своего врага лучше, чем он понимает друзей. Опасный колодец, если позволишь пониманию пробудить в тебе симпатию, что и произойдет, если оставить это понимание без должного руководства.
      Странно думать, что разум, облекший в мысль эти слова, спит где-то в этом ребенке. Баша был так проницателен, говоря о симпатиях в тот далекий день в Обители на Гамму.
      «Симпатия к врагу – слабость как в политике, так и на войне. И самые опасные из этих симпатий те, что подсознательно ведут тебя к тому, чтобы сохранить в целости и сохранности твоего врага, поскольку враг этот оправдание твоего собственного существования».
      – Сир?
      Как сможет этот писклявый голос приобрести тон истинного командира?
      – В чем дело?
      – Почему вы просто стоите и смотрите на меня?
      – Они называли баша «Старая Надежность». Ты знаешь это?
      – Да, сир. Я изучал историю его жизни.
      Теперь это будет «Молодая Надежность»? Почему Одрейд, хочет, чтобы его прошлая память восстановилась так быстро?
      – Из-за баши всей Общине пришлось копаться в Иной Памяти, пересматривая свои взгляды на историю. Они тебе об этом рассказывали?
      – Нет, сир. Мне важно это знать? Великая Мать говорила, ты будешь тренировать мои мускулы.
      – Ты любил пить «Датское Морское», очень хороший сорт бренди, насколько мне помнится.
      – Я слишком мал, чтобы пить, сир.
      – Ты был ментатом. Знаешь, что это значит?
      – Я узнаю, когда вы восстановите мою память, ведь так?
      Айдахо улыбнулся, и получил широкую ухмылку в ответ. Очаровательный малыш. Так легко выказывать естественную к нему симпатию.
      – Присматривай за ним, – говорила Одрейд. – Он способен зачаровать как заклинатель змей.
      Айдахо прекрасно помнил инструкции, данные ему Одрейд, прежде чем она привела сюда этого ребенка.
      – Поскольку каждый индивидуум в конечном итоге сводится к самому себе, – сказала она тогда. – Информация о нем требует от нас пристальнейшего к себе внимания.
      – Это необходимо при обращении с голой?
      В тот вечер они сидели в гостиной Айдахо, причем присутствовала и Мурбелла в непривычном для нее качестве молчаливого и увлеченного слушателя.
      – Он запомнит все, чему ты сможешь научить его.
      – Так значит, мы немного обновляем оригинал?
      – Осторожно, Дункан! Надави на впечатлительного ребенка, дай ему повод не доверять никому и ты создашь суицидальную личность – неважно, скоро или нет произойдет это самоубийство.
      – Вы забываете, что я знал баша?
      – Или ты не помнишь, Дункан, каково тебе было до того, как восстановили твою память?
      – Я знал, что баша способен это сделать и воспринимал его, как спасение.
      – Именно это он и видит в тебе. Это особый вид доверия.
      – Я отнесусь к нему честно.
      – Ты можешь считать, что поступаешь из соображений честности, но я советую тебе, каждый раз, когда ты столкнешься с его доверием, заглядывать в глубь самого себя.
      – А если я совершу ошибку?
      – Если это будет возможно, мы ее исправим, – она бросила взгляд на ком-камеры, а потом вновь посмотрела на Айдахо.
      – Я знаю, вы будете наблюдать за нами!
      – Не позволяй этому мешать тебе. Я не пытаюсь заставить тебя следить за каждым своим движением. Просто будь осторожен. И помни, что у моей Общины достаточно эффективных способов лечения.
      – Я буду осторожен.
      – Возможно, ты помнишь, что именно баша сказал: «Жестокость, которую мы проявляем по отношению к своим противникам, всегда умеряется уроком, который мы надеемся преподать».
      – Я не могу думать о нем как о противнике. Баша был одним из лучших людей, каких я когда-либо знал.
      – Великолепно. Я передаю его в твои руки.
      И вот теперь ребенок стоял перед ним посреди зала для тренировок, проявляя некоторое нетерпение и не понимая, чего же медлит его учитель.
      – Сир, это часть урока, то что мы просто так стоим здесь? Я знаю, иногда…
      – Тихо.
      Тег вытянулся по стойке «смирно». Никто этому его не учил. Это пришло из изначальной памяти. Айдахо был поражен этим внезапным проблеском личности старого баши.
      Они заранее знали, что он поймает меня таким образом! Никогда не надо недооценивать способность Бене Джессерит в чем-то убедить тебя. Ты можешь обнаружить, что выполняешь их желания, даже не зная, что на тебя надавили. Будь проклята их тонкость! Конечно, есть и вознаграждение. Ты живешь в интересные времена, как формулировало это древнее проклятие. В общем и целом, решил Айдахо, он предпочитает интересные времена, даже такие как сейчас.
      Он сделал глубокий вдох.
      – Восстановление твоей памяти причинит боль – физическую и душевную. В некотором отношении, душевная будет гораздо хуже. Я здесь для того, чтобы подготовить тебя к этому.
      По-прежнему весь внимание. Никаких комментариев.
      – Мы начнем без оружия, используя воображаемый клинок в твоей правой руке. Это упражнение – вариация «пяти отношений». Каждая из реакций поднимается до того, как возникла необходимость. Опусти руки по обе стороны тела и расслабься.
      Зайдя Тегу за спину, Айдахо взял руку мальчика пониже локтя и продемонстрировал первую серию движений.
      – Каждый из атакующих – перышко, плывущее по бесконечной траектории. При приближении перышка эту траекторию необходимо изменить и отвести от себя. Твои движения должны быть как дуновение воздуха, что выносит перо в сторону.
      Айдахо отступил на шаг и стал наблюдать, как Тег повторяет движения, иногда исправлял ошибки, резко ударяя по тому из мускулов, что выбивался из ритма.
      – Путь учится само тело, – бросил он, когда Тег спросил, почему он это делает.
      Во время паузы для отдыха Тег поинтересовался, что Айдахо имел в виду, говоря о «душевной боли».
      – Вокруг твоей оригинальной памяти возведены стены сознания голы. В подходящий момент некоторые из воспоминаний потоком хлынут назад. И не все воспоминания будут приятны.
      – Великая мать говорила, что баша вернул память тебе.
      – Боги подземные, малыш! Почему ты постоянно говоришь «баша»? Это был ты!
      – Я этого еще не знаю.
      – Ты представляешь собой совсем особую проблему. Для того, чтобы гола мог пробудиться, необходимо воспоминание о смерти. Но в твоих клетках нет информации об этом.
      – Но… баша мертв.
      – Баша! Да, он мертв. Ты должен чувствовать это там, где больнее всего, и знать, что баша это ты.
      – Ты действительно можешь возвратить мне память?
      – Если ты сможешь выдержать боль. Знаешь, что я сказал тебе, когда ты восстановил мою память? Я сказал: «Атридесы! Вы все чертовски похожи друг на друга!»
      – Ты… ненавидел меня?
      – Да, и ты сам себе был противен из-за того, что сделал со мной. Дает это тебе какое-то представление о том, что мне необходимо сделать?
      – Да, сир, – очень тихо.
      – Великая Мать говорит, что мне нельзя предать твоего доверия… и тем не менее ты предал мое.
      – Но я вернул тебе память?
      – Видишь, как легко думать о самом себе как о баша? Ты был в шоке. И да, ты вернул мне память.
      – Это все, чего я хочу.
      – Это ты так говоришь.
      – Великая… Мать говорит, что ты ментат. Те, что я тоже был ментатом… чем-нибудь поможет?
      – Логика говорит, что да. Но у нас ментатов есть поговорка, что логика слепа. И мы сознаем, что есть логика, которая пинком вышибет тебя из насиженного гнезда прямиком в хаос.
      – Я знаю, что означает хаос! – очень горд собой.
      – Это ты так думаешь.
      – И я доверяю тебе!
      – Послушай меня! Мы – слуги Бене Джессерит. Преподобные Матери построили свой Орден не на доверии.
      – Значит, мне не стоит доверять… Великой Матери?
      – В пределах, которые ты узнаешь и научишься ценить. А пока, я предупреждаю тебя, что Бене Джессерит работает в системе организованного недоверия. Они рассказывали тебе что-нибудь о демократии?
      – Да, сир. Это то, где ты голосуешь за…
      – Это то, где ты не доверяешь никому, у кого есть власть над тобой! Сестры прекрасно это знают. Не доверяй слишком много.
      – Значит и тебе мне нельзя доверять?
      – Единственно в чем ты можешь доверял» мне, это в Том, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы вернуть тебе изначальную память.
      – Тогда, мне не важно, насколько это будет больно, – он поднял глаза на ком-камеры, его взгляд выражал, что он прекрасно понимает их назначение. – А они не сердятся, что ты говоришь о них такое?
      – Иначе как данные их чувства ментата не касаются.
      – То есть ментатам важны факты?
      – Факты – вещь хрупкая. Ментат может запутаться в них. Слишком много надежных данных. Это как дипломатия. Чтобы добраться до проекций, тебе необходима новая хорошая ложь.
      – Я… запутался, – это слово он употребил с некоторой заминкой, не очень уверенный, что имеет в виду.
      – Это я и сказал однажды Великой Матери. А она ответила: «Я плохо вела себя».
      – Предполагалось, что ты не будешь… запутывать меня?
      – Разве что это сможет чему-то научить, – а поскольку Тег по-прежнему выглядел озадаченным, Айдахо добавил: – Давай я расскажу тебе одну историю.
      Тег тут же уселся на пол, реакция, которая показала Айдахо, что Одрейд нередко прибегала к тому же методу. Хорошо, это значит, что Тег уже подготовлен к восприятию.
      – В одной из моих жизней у меня был пес, который ненавидел моллюсков,
      – начал Айдахо.
      – Я ел моллюсков. Их доставляют с большого моря.
      – Ну так вот, мой пес ненавидел моллюсков, потому что один из них бьет столь безрассуден, что плюнул ему в глаз. Такое запоминается. И что хуже, плюнула просто дырка в песке, никакого моллюска видно не было.
      – И что сделал ваш пес? – мальчишка наклонился вперед, опираясь подбородком на руку.
      – Он выкопал обидчика и принес его мне, – Айдахо ухмыльнулся. – Урок номер один: не позволяй неизвестному плевать тебе в глаз.
      Тег засмеялся и захлопал в ладоши.
      – Но давай посмотрим на это с точки зрения пса. Поймать плеваку! А затем славная награда: хозяин доволен.
      – Твой пес выкапывал новых моллюсков?
      – Каждый раз, когда мы выходили на пляж. Он с лаем охотился за плеваками, а хозяин уносил их прочь, и их никогда уже не было видно, за исключением пустых раковин с обрывками мяса, свисающего с внутренней стороны.
      – Ты их ел.
      – Взгляни на это как пес. Плеваки получали справедливое наказание. Он придумал, как избавить мир от обидчиков, и хозяин доволен.
      – Сестры думают о нас, как о собаках? – продемонстрировал догадливость Тег.
      – Некоторым образом. Никогда этого не забывай. Когда вернешься в свою комнату, поищи «lese majeste». Это поможет тебе определить наше отношение к хозяевам.
      Тег глянул на ком-камеры, потом снова на Айдахо, но ничего не сказал.
      Айдахо поднял глаза на дверь за спиной Тега и сказал:
      – Эта история рассказывалась и для тебя.
      Тег вскочил на ноги и повернулся, ожидая увидеть Великую Мать. Но это была только Мурбелла, которая, прислонясь к стене, стояла возле двери.
      – Белл не понравится, что ты говоришь об Общине таким образом, – сказала она.
      – Одрейд сказала, что у меня полная свобода действий, – Айдахо перевел взгляд на Тега. – Мы достаточно времени потратили на байки! Давай посмотрим, научилось ли чему-нибудь твое тело.
      Странное возбуждение охватило Мурбеллу, когда она вошла в зал и увидела Дункана с ребенком. Некоторое время она наблюдала за ними, сознавая, что видит Дункана в новом свете, почти так же как видят его Бене Джессерит. Инструкции Великой Матери проявляются в искренности Дункана с мальчишкой. Крайне странное ощущение, это осознание, как будто она на целый шаг отошла от своих прежних друзей. А поверх этого ощущения царило чувство печальной потери.
      Оказывается, ей не хватает странностей прошлой жизни. Нет не охоты по улицам в поисках новых мужчин, которых можно было захватить и обратить в рабов Чтимых Матре. Власть, происходящая от создания наркоманов от секса, потеряла свою сладость под влиянием учения Бене Джессерит и ее опыта с Дунканом. Впрочем, она признавала, что ей не хватает одной из составляющих этой власти: чувства принадлежности к силе, которую ничто не способно остановить.
      Это было одновременно чем-то абстрактным и чем-то очень конкретным. Не постоянное завоевание, а предвкушение неизбежной победы, которое отчасти происходило от наркотика, что она делила с Сестрами среди Чтимых Матре. Когда с переходом на меланж потребность в нем исчезла, она с новой стороны взглянула на старое пристрастие. Если потребуется, он всегда под рукой у химиков Бене Джессерит, которые выделили этот заменитель адреналина из клеток ее крови. Но Мурбелла знала, что она больше никогда к нему не прибегнет. Ее мучила другая абстиненция. Не просто захваченные мужчины, а целый поток их. Что-то внутри нее говорило, что это ушло навсегда. Она никогда не испытает этого вновь. Новое знание изменило ее прошлое.
      Этим утром Мурбелла бродила по коридорам между своими апартаментами и тренировочным залом в надежде застать Дункана с ребенком и одновременно боясь, что помешает им. Мерить шагами коридор – это она часто делала в последнее время после требующих все большего напряжения сил утренних занятий с учителем из Преподобных Матерей. И почти всегда в такие часы ее мысли занимали Чтимые Матре.
      Ей не удавалось спрятаться от чувства потери. Оно создавало такую пустоту, что иногда Мурбелла задумывалась, сможет ли вообще что-нибудь заполнить ее. Это ощущение было хуже даже чувства надвигающейся старости. Старение предлагало Чтимой Матре немалое возмещение за уходящие силы. Власть, набираемая в этой Общине имела тенденцию стремительно расти вместе с возрастом. Но дело было не в этом. Это была абсолютная потеря.
      Я потерпела поражение.
      Чтимые Матре никогда не задумывались над поражением. Мурбелла же чувствовала, что вынуждена делать это. Она знала, что Чтимые Матре иногда погибали от рук врагов. Эти враги платили дорогой ценой. Законом было: смести целую планету, чтобы достать одного обидчика.
      Мурбелла знала, что Чтимые Матре охотятся за Домом Ордена. Если говорить о прошлой верности, она сознавала, что ей следовало бы способствовать этим охотницам. Суть ее личного поражения заключалась в том, что ей не хотелось, чтобы Бене Джессерит платили той ценой.
      Бене Джессерит слишком ценны.
      Они были бесконечно ценны для Чтимых Матре. Мурбелла сомневалась в том, что какая-нибудь другая Чтимая Матре хотя бы подозревает это.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32