Одрейд не хотелось спорить здесь на виду у всех, но она осталась при мнении, что в ее идее есть определенный смысл. Некоторые Сестры умерли без Разделения. Основные Линии Памяти дублировались, но терялись ниточки и их уничтоженный носитель. Именно так ушла из жизни Шангу из Обители на Гамму, была убита внезапно напавшими Чтимыми Матре. Осталось немало воспоминаний, несущих в себе ценные ее качества… и проблемы. Нельзя сказать, что может научить большему, ее успехи или ее ошибки.
      Ускорив шаг, Беллонда поравнялась с Одрейд на относительно пустой дорожке:
      – Я должна вновь вернуться к Айдахо. Ментат, да, но все эти многочисленные воспоминания. Крайне опасно!
      Они как раз проходили мимо морга, и резкий запах антисептиков чувствовался даже на улице. Высокая узкая дверь была открыта настежь.
      – Кто умер? – спросила Одрейд, не обращая внимания на озабоченность Беллонды.
      – Проктор из Секции Четыре и человек из обслуги садов, – ответила Тамейлан. Тамейлан всегда знала.
      – Ты перестанешь уклоняться от разговора? – Беллонда была в ярости оттого, что ее игнорируют, и не собиралась этого скрывать.
      – А о чем мы? – очень мягко спросила Одрейд.
      Они вышли на южную террасу и остановились у каменного парапета, откуда открывался чудесный вид на сады и виноградники. Яркость утренних красок притупляла пыльная дымка, совсем не похожая на туман, создаваемый влажностью.
      – Ты знаешь о чем! – не сдавалась Белл.
      Прижимаясь к камню, Одрейд вглядывалась в далекие деревья. От камней исходил холод. Странный цвет у этого тумана, подумала Одрейд. Солнечный свет, проходя сквозь пыль, преломлялся иным спектром отражения. Надуваемые пыль и песок, как вода, заползают в каждую щелочку, но выдают их кашель и чиханье прохожих и механизмов. То же и с настойчивостью Белл. Никакой смазки.
      – Это пустынный свет, – сказала вслух Одрейд.
      – Перестань избегать меня, – вновь Белл о своем.
      Одрейд решил не отвечать. Пыльный свет нечто классическое, но не настолько успокаивающее, как старые живописцы с их туманными утрами.
      Рядом с Одрейд встала Тамейлан.
      – Красиво, лишь ему присущей красотой, – ее отстраненный тон говорил о том, что ее сравнения с тем, из Иных Воспоминаний, совпали с мыслями Одрейд.
      Если это то, как тебя научили смотреть на красоту. Но что-то в глубине памяти Одрейд говорило, что это не та красота, по которой она тоскует.
      В тенистых низинах под ними, там, где когда-то буйно зеленела листва, теперь царили сушь и ощущение выпотрошенной земли, что-то вроде того, как подготавливали своих умерших древние египтяне – высушены до последнего, сохраненные для своей Вечности. Пустыня, как палач, расщепляет грязь на нитроны, бальзамирует нашу прекрасную планету, скрывая все ее чудеса.
      Беллонда стояла у них за спиной, что-то бормоча себе под нос и покачивая головой, отказываясь смотреть на то, чем станет их планета.
      Одрейд едва ли не передернуло от внезапного потока параллельного сознания. На нее нахлынули воспоминания: Ей казалось, что вот она обшаривает руины Сиетч Табра, находя в них забальзамированные тела охотников за спайсом, лежащие там, где их бросили убийцы.
      Что сталось с Сиетч Табром? Единая сплавленная масса того, что когда-то было песком, и ни одной приметы, которая рассказала бы о славном прошлом далеких дней. Чтимые Матре… Убить можно не только человека, но и историю.
      – Если ты не собираешься избавляться от Айдахо, то я вынуждена буду протестовать против его использования как ментата.
      Ну и суетливая же женщина! Одрейд обратила внимание на то, что сегодня в Белл больше чем когда-либо проявляется возраст. Линзы для чтения на носу даже сейчас. Они увеличивали ее глаза, так что Белл становилась похожа на вытащенную из воды рыбу. Использование очков, вместо более тонких протезов, немало говорило о Беллонде. Она как бы щеголяла обратным тщеславием: «Смотрите, я выше устройств, в которых нуждаются подводящие меня чувства».
      – С чего это ты вдруг так на меня уставилась? – Великая Мать явно вывела Беллонду из себя.
      Одрейд, внезапно захваченная осознанием слабости своего Совета, перевела взгляд на Тамейлан. Хрящи никогда не перестают расти, и это увеличило уши, нос и подбородок Там. Некоторые Преподобные Матери справлялись с их ростом посредством метаболизма или регулярно прибегали к пластическим операциям. Там отказывалась сгибаться перед подобным тщеславием: Вот она я. Принимайте такой, как есть или убирайтесь.
      Мои советники слишком стары. А я… мне следовало бы быть моложе и сильнее, взваливая себе на плечи все эти проблемы. Что за проклятая вспышка жалости к себе!
      Но главная опасность одна – действия, направленные против выживания Общины.
      – Дункан – великолепный Ментат! – Одрейд говорила теперь со всем нажимом своего высокого положения. – Но я не собираюсь использовать ни одного из вас для того, что лежит за пределами ваших способностей.
      Беллонда промолчала. Ей ли не знать слабостей ментатов.
      Ментаты! – подумала Одрейд. Они как ходячие Архивы, но когда вам больше всего нужны ответы, они проваливаются в бездну вопросов.
      – Мне не нужен другой Ментат, – продолжала Одрейд. – Мне нужен новатор!
      Беллонда продолжала молчать, и Одрейд заговорила вновь:
      – Я собираюсь освободить его разум, не тело.
      – Я настаиваю на анализе прежде, чем ты откроешь ему все источники и базы данных!
      Учитывая обычную манеру Беллонды, это еще довольно мягко. Но Одрейд этому не доверяла. Ей отвратительны были подобные дискуссии – бесконечное перекапывание архивных отчетов. Беллонда души в них не чаяла. Беллонда Архивных Мелочей и наводящих скуку экзерциссов в ненужные подробности! Кому какое дело, если Преподобная Мать Х предпочитает овсянку на снятом молоке!
      Одрейд повернулась к Беллонде спиной и стала смотреть на небо на юге. Пыль! Мы снова будем просеивать пыль! Беллонду со всех сторон окружат помощницы. От одной только мысли об этом, Одрейд почувствовала невыносимую скуку.
      – Никаких больше анализов, – Одрейд бросила это резче, чем собиралась.
      – У меня своя точка зрения, – в голосе Беллонды звучала обида.
      Точка зрения? Что мы есть как не сенсорные окна в нашей Вселенной, каждое лишь с точкой зрения?
      Всех видов инстинкты и воспоминания… даже Архивы – и ни одно из них не говорит само за себя. Ни одно не имеет значения, пока не сформулировано в живом сознании. Но кто бы он ни был, создающий формулировки устанавливает приоритеты. Весь порядок произволен! Почему эти данные, а не какие-нибудь другие? Любая Преподобная Мать знает, что события происходят в собственном своем потоке, своем собственном относительном окружении. Почему Преподобная Мать Ментат не может действовать исходя из этого знания?
      – Ты отказываешься от обсуждения? – спросила Там.
      Она что, заодно с Белл?
      – Когда я отказывалась от обсуждения? – Одрейд дала выход раздражению. – Я отказываюсь от еще одной архивной карусели Белл.
      – Тогда как, в реальности… – вмешалась Беллонда.
      – Белл! Не говори мне о реальности!
      Пусть-ка это проглотит! Преподобная Мать и Ментат!
      Нет никакой реальности. Только наш навязанный всему на свете порядок! Основной постулат Бене Джессерит.
      Случалось (и сейчас был как раз такой момент), Одрейд хотелось бы родиться в другой, более ранней эре – римской матроной в длинной череде аристократов, или обложенной ватой викторианкой. Но она заложница времени и обстоятельств.
      Навечно в ловушке!
      Необходимо взглянуть в лицо и такой возможности.
      Возможности того, что будущее Общины заключено в тайных убежищах, в вечном страхе быть обнаруженными. Будущее гонимых. А здесь, в Централи, нам позволят не более одной ошибки.
      – Хватит с меня этой инспекции! – Одрейд вызвала личный транспорт и по дороге все поторапливала их вернуться в кабинет.
      Что нам делать, если охотницы нападут на нас здесь?
      У каждой из них был свой собственный сценарий, небольшая пьеса расписанных реакций. Но каждая Преподобная Мать была в достаточной мере реалистом, чтобы понимать, что ее сценарий может оказаться скорее помехой, нежели помощью.
      В рабочей комнате, где утренний свет безжалостно обнажал все предметы, Одрейд тяжело опустилась в кресло и подождала, пока займут свои места Беллонда и Тамейлан.
      Никаких больше совещаний с аналитиками из Архивов. На самом деле ей необходимо нечто большее, чем Архивы, большее, чем что-либо из того, что они использовали до сих пор. Вдохновение. Одрейд потерла ногу, – почувствовав дрожь в мускулах. В последние дни ей плохо спалось. А эта инспекция оставила по себе чувство разочарования.
      Одна ошибка может положить конец нам всем, а я собираюсь связать нас решением, от которого нет возврата.
      Может быть, я все излишне усложняю?
      Ее советники спорили с мудреными решениями. Они говорили, что Община должна продвигаться с уверенным постоянством, заранее зная почву впереди. Всему, что они делали, противостояла катастрофа, ожидающая их при малейшем неверном шаге.
      И я иду по проволоке над пропастью.
      Есть ли у них время на эксперимент, на проверку возможных решений? Все они играют в эту игру. Белл и Там защищали ее от постоянного потока предложений, в которых не было ничего более эффективного, чем их Рассеивание на атомы.
      – Мы должны быть готовы убить Айдахо при малейшем признаке того, что он Квизатц Хадерах, – сказала Беллонда.
      – У тебя нет никакой работы? Уходите отсюда, обе!
      Когда они встали, комната вокруг Одрейд приобрела какое-то враждебное ощущение. Что не так? Беллонда смотрит сверху вниз этим ужасным оценивающим взглядом. Тамейлан кажется гораздо мудрее, чем она может быть.
      Что такого в этой комнате?
      Вследствие ее функциональности эту комнату распознал бы как рабочую даже человек из докосмических времен. Почему же в ней так чувствуется что-то враждебное? Рабочий стол был рабочим столом, и стулья стояли на удобным местах. Белл и Там предпочитали пульсирующие кресла. Какому-нибудь человеку из Иных Воспоминаний они показались бы странными, и это, как она подозревала, окрашивало и ее к ним отношение. Ридьюлийские кристаллы, возможно, поблескивают странно, непонятно пульсирует и мигает в них свет. Могут удивлять танцующие над столом сообщения. И другие инструменты могут показаться чужими древнему человеку, разделяющему ее сознание.
      Но я чувствую это все, как чужое.
      – С тобой все в порядке. Дар? – озабоченно спросила Там.
      Одрейд отмахнулась от вопроса, но ни одна из женщин не сдвинулась с места.
      В ее голове происходило что-то, что никак не удавалось свалить на долгие часы работы и недостаток отдыха. Не первые ей казалось, что она работает в чуждых ей условиях. Предыдущей ночью, перекусывая за этим столом, поверхность которого тогда, как и сейчас, была завалена Приказами о назначении, она обнаружила, что просто сидит и смотрит на неоконченную работу.
      Какую Сестру можно снять с какого поста для этого ужасного Рассеивания? Как им увеличить шансы на выживание тех немногих песчаных форелей, которых увозили с собой Сестры? Как правильно распределить меланж? Не стоит ли подождать, прежде чем отправлять в неизвестность Сестер? Подождать, вдруг удастся выудить у Скитейла, как произвести спайс в акслотль-автоклавах?
      Одрейд вспомнила, что ощущение чуждости окружения возникло у нее в тот момент, когда она жевала сандвич. Она стала рассматривать его, приоткрыла. Что это такое, что я ем? Куриная печенка с луком на ломте лучшего в Доме Ордена хлеба.
      Вопросы о мелочах собственной будничной жизни, возможно, в этом все дело. Но они лишь часть этого ощущения чуждости.
      – Ты выглядишь больной, – сказала Белл.
      – Просто слабость, – солгала Одрейд. Они, конечно, знали, что она лжет, но кто станет оспаривать ее слова? – Вы обе, наверное, так же устали, – теплые чувства в голосе Великой Матери.
      – Ты подаешь дурной пример, – не удовлетворилась Белл.
      – Кто? Я? – Белл иногда удавалось пронять шуткой.
      – Проклятье, ты прекрасно это знаешь.
      – Это твое проявление чувств, – сказала Тамейлан.
      – Даже к Белл.
      – Мне не нужна твоя проклятая привязанность! Это неправильно.
      – Только если я позволю этому руководить моими решениями. Только тогда.
      – Некоторые полагают, что ты опасно романтична, Дар, – голос Белл упал до шепота. – Ты знаешь, к чему это может привести.
      – Привлечь на мою сторону Сестер по причине иной, нежели наше выживание. Ты это имеешь в виду?
      – Иногда у меня просто голова от тебя болит. Дар!
      – Это мое право и моя обязанность – доставлять тебе головную боль. Как только твоя голова перестает болеть, ты становишься неосторожна. Привязанность тебя беспокоит, а ненависть нет.
      – Я знаю свой недостаток.
      Будучи Преподобной Матерью, ты не можешь этого не знать.
      Рабочая комната снова стала знакомым местом, но теперь Одрейд знала источник этого враждебного чувства. Она думала об этом месте, как части древней истории, смотря на него так, как если бы ее давно уже не было в живых. Так это скорее всего и будет, если ее план будет успешным. Она знала, что ей теперь делать. Пришло время открыть первый шаг.
      Осторожно.
      Да, Тар, я буду так же предусмотрительна, как и ты.
      Возможно, Там и Белл и стары, но, когда этого требует необходимость, ум их по-прежнему остер.
      Одрейд остановила взгляд на Белл:
      – Обычай. Наш обычай, Белл, не отвечать насилием на насилие, – она подняла руку, останавливая возражения Белл. – Да, насилие вызывает только насилие, и маятник раскачивается, пока не погибают те, кто его раскачал.
      – О чем ты думаешь? – потребовала Там.
      – Может быть, стоит подбросить быку более яркую приманку.
      – Мы не осмелимся. Слишком рано.
      – Но мы не смеем также и сидеть здесь, бессмысленно ожидая, что они нас найдут. Лампадас и другие наши катастрофы показали, что произойдет, когда они появятся здесь. Когда, не если.
      И пока она говорила, Одрейд чувствовала, как под ней разверзается пропасть, а кошмарная охотница с топором подходит все ближе. Ей хотелось погрузиться в кошмар, повернуться и увидеть ту, что столкнет их в пропасть, но она не осмеливалась. Эту ошибку совершил Квизатц Хадерах.
      Ты не видишь будущее, ты его создаешь.
      Тамейлан хотела знать, почему Одрейд подняла эту тему:
      – Ты передумала. Дар?
      – Нашему голе Тэгу уже десять лет.
      – Он еще слишком мал для того, чтобы пытаться вернуть ему память, – сказала Беллонда.
      – А для чего мы создали его, как не для насилия? – спросила Одрейд. – О, да! – воскликнула она, перебивая возражения Там. – Тэг не всегда решал наши проблемы насилием. Мирный Ваша мог склонить врагов разумными словами.
      – Но Чтимые Матре могут никогда не согласиться на переговоры, – раздумчиво сказала Там.
      – Если мы только не доведем их до последней черты.
      – Я думаю ты предлагаешь слишком резкий курс, – сказала Белл. Естественно для Белл, сделать вывод Ментата.
      Одрейд сделала глубокий вздох и перевела взгляд на рабочий стол. Наконец-то. Тогда рано утром, когда она вынула новорожденного гхолу из этого кощунственного «автоклава», она почувствовала, как ее поджидает это вот мгновение. Уже тогда она знала, что ей до срока придется подвергнуть этого гхолу суровому испытанию.
      Потянувшись под стол, Одрейд подключила поле вызова. Двое ее советников молча ждали, понимая, что она собирается сказать нечто крайне важное. В одном Великая Мать могла быть твердо уверена – ее Сестры слушали ее очень внимательно, с напряжением, которое польстило бы всякому, кто был более привязан к собственному эго, чем Преподобная Мать.
      – Политика, – сказала Одрейд.
      Это заставило их напряженно застыть, превратившись в слух. Многозначительное слово. Когда вступаешь в политику Бене Джессерит, торжественным парадом ведя свои силы от склона к вершине, становишься узником ответственности. Взнуздываешь себя обязанностями и решениями, привязывающими тебя к жизням тех, кто от тебя зависит. Вот что на самом деле связывало Общину Сестер с Великой Матерью. Одно это слово сказало советникам и сторожевым псам за глазками ком-камер, что Первая среди равных приняла решение.
      Все они услышали негромкий звук шагов кого-то, кто подошел к двери рабочей комнаты. Одрейд коснулась белой пластины в правом углу стола, дверь за ее спиной отворилась, и на пороге появилась Стегги, ожидающая приказаний Великой Матери.
      – Приведи его, – приказала Одрейд.
      – Да, Великая Мать, – сказано почти без эмоций. Внушающая надежды послушница – эта Стегги.
      Стегги исчезла, потом вернулась, ведя за руку Майлза Тэга. Волосы мальчика были светлыми, но у корней уже начинали темнеть, что говорило о том, что когда он повзрослеет, цвет их изменится. Детский нос на узком лице только-только стал приобретать ястребиную угловатость, столь характерную для мужчин из рода Атридесов. Взгляд голубых глаз с настороженным любопытством обежал комнату и тех, кто в ней находился.
      – Пожалуйста, подожди снаружи, Стегги.
      Одрейд подождала, пока за послушницей закроется дверь.
      Тэг стоял, глядя на Одрейд и не проявляя ни малейшего признака нетерпения.
      – Майлз Тэг, гхола, – сказала Одрейд, – ты, конечно, помнишь Тамейлан и Беллонду.
      Мальчик одарил обеих женщин кратким взглядом, но промолчал. Судя по всему, напряжение, с которым они его рассматривали, нисколько его не трогало.
      Тамейлан нахмурилась. С самого начала она была против того, чтобы называть этого ребенка гхолой. Гхолы выращивались из клеток трупов. Этот же был результатом клонирования, точно так же, как и Скитейл.
      – Я собираюсь послать его на не-корабль к Дункану и Мурбелле, – продолжала Одрейд. – Кто сможет вернуть Майлзу его изначальную память лучше Дункана?
      – Поэтическая справедливость, – согласилась Беллонда. Она не высказывала никаких возражений, хотя Одрейд знала, что без них не обойдется, как только мальчик покинет рабочую комнату. Слишком мал!
      – Что она имеет в виду? Что такое поэтическая справедливость? – спросил Тэг, у него пока еще был писклявый голос.
      – Когда Баша был на Гамму, он вернул изначальную память Дункану.
      – Это действительно больно?
      – Так было с Дунканом.
      В некоторых решениях нет места жалости.
      Одрейд это казалось огромным барьером на пути принятия того факта, что ты можешь принимать собственные решения. Нечто, что ей не потребовалось бы объяснять Мурбелле.
      Как мне смягчить удар?
      Но бывает, удар невозможно смягчить, бывает, когда более мягким будет сорвать повязки резким кратким движением агонии.
      – Этот… этот Дункан Айдахо может вернуть мне мои прошлые воспоминания?
      – Может и сделает.
      – Не слишком ли мы опережаем события? – задумчиво спросила Тамейлан.
      – Я изучал доклады и отчеты о Баша, – сказал Тэг. – Он был знаменитым воином и Ментатом.
      – Я полагаю, ты этим гордишься? – похоже, Белл изливает свои возражения на мальчика.
      – Не особенно, – ответил он, не моргнув, встретив ее взгляд. – Я думаю о нем, как о ком-то другом. Впрочем, он довольно интересен.
      – Кто-то другой, – пробормотала Беллонда и с плохо скрытым несогласием посмотрела на Одрейд. – Ты провела его через курс глубокого учения.
      – Как сделала это та, что родила его.
      – Я ее вспомню? – спросил Тэг.
      – Вспомнишь, – Одрейд улыбнулась ему заговорщицкой улыбкой, какую они не раз делили во время прогулок по фруктовым садам.
      – Все?
      – Ты вспомнишь все: свою жену, детей, сражения. Все.
      – Отошли его! – воскликнула Беллонда.
      Мальчик улыбнулся, но продолжал смотреть на Одрейд, ожидая ее приказа.
      – Ладно, Майлз, – сказала Одрейд, – скажи Стегги, чтобы она отвела тебя в твою новую комнату на некорабле. Позднее я приду и познакомлю тебя с Дунканом.
      – Можно мне поехать у Стегги на плечах?
      – Спроси ее.
      Импульсивно Тэг кинулся к Одрейд, поднялся на цыпочки и поцеловал ее в щеку.
      – Надеюсь, моя настоящая мать была похожа на тебя.
      – Очень похожа, – Одрейд похлопала его по плечу. – А теперь беги.
      Когда дверь за ним закрылась, Тамейлан со вздохом сказала:
      – Так ты не говорила ему, что ты одна из его дочерей!
      – Пока нет.
      – Ему расскажет Айдахо?
      – Если потребуется.
      Беллонду мелкие детали не интересовали:
      – Что ты затеваешь. Дар?
      – Армию возмездия под командованием нашего Ментата-Баши, – ответила за нее Тамейлан. – Это очевидно.
      Она захватила приманку!
      – Это так? – потребовала ответа Беллонда.
      Одрейд одарила их пристальным взглядом:
      – Тэг был лучшим из всех, что у нас когда-либо были. Если кто и способен наказать наших врагов…
      – Пожалуй, нам стоит начать растить нового голу, – сказала Тамейлан.
      – Мне не нравится, что я не знаю, как на него может повлиять Мурбелла, – вмешалась Беллонда.
      – А Айдахо будет нам помогать? – осведомилась Тамейлан.
      – Он сделает то, о чем попросят его Атридесы.
      Одрейд говорила с большей уверенностью, чем чувствовала, но эти слова открыли ей глаза на еще один источник чувства враждебности.
      Я вижу нас так, как видит нас Мурбелла! Я способна думать, как думает по меньшей мере одна Чтимая Матре!

x x x

x x x