«Порой мне думается, они делают это просто для того, чтобы хоть в чем-то быть непослушными!»
Тлейлакс полагается на значимость того, что защищает их в прочих отношениях.
«Присутствие Данкана доставляет удовольствие Полу Атридесу внутри меня.»
Как Лито объяснил Монео в первые дни пребывания мажордома в Твердыне:
— Данканы должны являться ко мне с большим, чем просто подготовка Тлейлакса. Ты должен следить, чтобы мои гурии ласково относились к Данканам, чтобы женщины отвечали на некоторые их вопросы.
— На какие вопросы они могут отвечать, Владыка?
— Они знают.
За годы, конечно, Монео узнал все об этой процедуре.
Лито услышал голос Монео за дверью затемненной комнаты, затем звуки эскорта рыбословш и отчетливые решительные шаги нового гхолы.
— В эту дверь, — сказал Монео. — Внутри будет темно, и ты должен будешь закрыть за собой дверь. Просто остановись и жди, когда Владыка Лито заговорит.
— Почему внутри будет темно? — голос Данкана был полон воинственной настороженности.
— Он объяснит.
Айдахо втолкнули в помещение, и дверь за ним плотно закрылась.
Лито знал, что сейчас видит гхола — только тени среди теней и темноту, в которой даже нельзя точно определить, откуда доносится голос. Как обычно, Лито начал игру голосом Пола Муад Диба.
— Я рад, что вижу тебя опять, Данкан.
— Мне тебя не видно!
Айдахо был воином, а воин нападает. Это убедило Лито в том, что данный гхола — полностью восстановленный оригинал. Моралите,
с помощью которого Тлейлакс пробуждал в гхоле досмертные воспоминания его первоначальной плоти, всегда оставляло некоторую неуверенность в умах гхол. Некоторые из Данканов верили, что угрожали настоящему Полу Муад Дибу. Нынешним Данканом, похоже, владела эта же иллюзия.
— Слышу голос Пола, но его самого не вижу, — сказал Айдахо. Он и не пытался скрыть свою растерянность, полностью прозвучавшую в его голосе.
«Зачем Атридес играет в эту глупую игру? Пол давным-давно уже мертв, это Лито, носитель жизни-памяти Пола… точно так же, как и обладатель многих других, жизней-памятей. — Если историям Тлейлакса можно доверять.»
— Тебе рассказали, что ты — лишь последний в долгом ряду дубликатов, — сказал Лито.
— У меня от них не осталось никаких воспоминаний.
Лито уловил истерию в голосе Данкана, едва прикрытую воинской бравадой. Это проклятая тактика восстановления гхолы после выхода из чанов всегда порождала умственный хаос. Нынешний Данкан прибыл к нему в состоянии, близком к шоку, весьма сомневаясь в собственном здравом рассудке. Лито понял, что понадобится сложная и тонкая работа, чтобы успокоить бедолагу и привести его в порядок. Для них обоих это будет эмоционально выматывающе.
— Произошло очень много перемен, Данкан, — сказал Лито. — Одно, впрочем не изменилось. Я до сих пор Атридес.
— Но говорят, твое тело…
— Да, это то, что изменилось.
— Чертовы тлейлаксанцы! Они пытались заставить меня убить кого-то… ну да, выглядевшего как ты. Я внезапно припомнил, кто я, и затем было это… Это не мог быть гхола Муад Диба?
— Уверяю тебя, это был хамелеон, Лицевой Танцор.
— Он выглядел и разговаривал так похоже на… Ты уверен?
— Актер, не более. Он остался в живых?
— Разумеется! Вот как они пробудили мои воспоминания. Они объяснили мне всю эту чертовщину. Это правда?
— Это правда, Данкан. Я питаю к этому отвращение, но дозволяю ради удовольствия иметь твое общество.
«Потенциальные жертвы всегда остаются в живых», — подумал Лито. — «По крайней мере для тех Данканов, которых я вижу. Конечно бывают промашки, поддельного Пола убивают, и Данканы пропадают зазря. Но тщательно хранимые клетки оригинала у Тлейлакса всегда под рукой.»
— Так что же с твоим телом? — вопросил Айдахо.
Теперь можно было отставить в сторону голос Муад Диба, Лито заговорил своим обычным голосом.
— Я сделал своей кожей оболочку из песчаной форели. С тех пор она меня изменяла и изменяла.
— Почему?
— Я это объясню тебе должным образом, когда придет время.
— На Тлейлаксе мне сказали, что ты выглядишь как песчаный червь.
— А что сказали мои Рыбословши?
— Они сказали, что ты — Бог. Почему ты называешь их Рыбословшами?
— Старое тщеславие. Первые жрицы разговаривали с рыбами в своих снах, они научились многим ценным вещам таким образом.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я и есть те женщины… а также все, что было до и после них.
Лито услышал, как Айдахо сглотнул сухим горлом. Затем — голос:
— Теперь я понимаю, почему тут темно, ты даешь мне время приспособиться.
— Ты всегда быстро соображал, Данкан.
«Кроме тех случаев, когда соображал медленно.»
— Как долго ты изменялся?
— Больше тридцати пяти сотен лет.
— Значит, на Тлейлаксе мне рассказали правду.
— Они теперь очень редко осмеливаются лгать.
— Долгий срок.
— Очень долгий.
— А тлейлаксанцы… они много раз копировали меня?
— Много.
«Теперь ты спросишь, сколько раз, Данкан».
— Сколько меня уже было?
— Я позволю тебе самому поглядеть все досье.
«И вот так это начинается», — подумал Лито.
Такой ответ всегда вроде бы удовлетворял Данканов, но ни разу не удавалось избежать самого вопроса: «Сколько меня уже было?»
Данканы не делали различия между своей плотью, хотя никаких общих воспоминаний не передавалось от гхолы к гхоле.
— Я помню свою смерть, — сказал Айдахо. — Клинки Харконненов, множество воинов, старающихся добраться до тебя и Джессики.
Лито на миг вернулся к голосу Муад Диба:
— Я был там, Данкан.
— Я заместил предыдущего, верно? — спросил Айдахо.
— Верно, — ответил Лито.
— Как другой… другой я… я имею в виду как он умер?
— Всякая плоть изнашивается, Данкан. Все это есть в досье.
Лито терпеливо ждал, гадая, сколько времени понадобится, чтобы выхолощенный ответ перестал устраивать этого Данкана.
— Как же ты выглядишь на самом деле? — спросил Айдахо. Каково это тело песчаного червя, которое описывали мне на Тлейлаксе?
— Наступит день, когда из него выйдут некоего рода песчаные черви. Оно уже слишком далеко зашло по дороге метаморфозы.
— Что ты имеешь в виду под словами «некоего рода»?
— У каждого будет больше ганглий. И каждый будет разумным.
— Нельзя ли включить свет? Мне хотелось бы тебя увидеть.
Лито послал приказ светильникам. Яркий свет наполнил комнату. Черные стены и светильники были устроены так, что центр освещения сосредоточивался на Лито, чтобы можно было разглядеть его до последней детали.
Айдахо окинул взглядом все сложносоставное серебряно-серое тело, заметил зачатки рубчатых сегментов песчаного червя, волнистые изгибы… небольшие выступы там, где некогда были ноги, один из этих выступов был несколько короче другого. Затем он опять перевел взгляд на ясно различимые руки и, наконец, поднял его на лицо, розовая кожа которого казалась нелепым придатком к такому телу и словно затерялась в безмерности рясы чужеродной плоти.
— Что ж, Данкан, я тебя предупреждал, — сказал Лито.
Айдахо без слов указал на тело предчервя.
— Почему? — произнес за него Лито незаданный вслух вопрос. Айдахо кивнул.
— Я все еще Атридес, Данкан, и, уверяю тебя всей честью этого имени, были на то непреодолимые причины.
— И что только могло…
— Ты узнаешь об этом в свое время.
Айдахо только покачал головой.
— Это не будет приятным откровением, — сказал Лито. — Для этого требуется, чтобы ты сперва узнал многое другое. Доверяй слову Атридеса.
На протяжении веков Лито уже обнаружил, что призвав Айдахо к абсолютной верности всему, связанному с Атридесами, мгновенно затыкает источник личных вопросов. И опять эта формула сработала.
— Итак, я должен буду опять служить Атридесу, — сказал Айдахо. — Звучит знакомо. Верно?
— Во многих отношениях, старый друг.
— Для тебя может быть, старый друг, но не для меня. Как я буду служить?
— Разве мои Рыбословши тебе не сказали?
— Они сказали, я буду командовать Твоей личной гвардией, частями, специально отобранными среди них. Я этого не понимаю. Армия, состоящая из женщин?
— Мне нужен достойный доверия компаньон, который сможет командовать моей гвардией. Ты возражаешь?
— Но почему женщины?
— Есть поведенческие различия между полами, которые делают женщин крайне ценными в этой роли.
— Это не ответ на мой вопрос.
— Ты считаешь их не адекватными?
— Некоторые из них выглядят достаточно крепкими, но…
— Но другие были мягкими?
Айдахо покраснел.
Лито счел это очаровательной реакцией. Данканы были одними из немногих, кто в нынешние времена умел краснеть. Это было вполне понятно — старое воспитание Данканов, их понятие личной чести — очень по-рыцарски.
— Не понимаю, почему ты доверяешь женщинам твою защиту, сказал Айдахо. Кровь медленно отхлынула с его щек, он поглядел на Лито.
— Но я всегда доверяю им, как доверяю тебе — моей жизнью.
— От чего они тебя защищают?
— Монео и мои Рыбословши просветят тебя на этот счет.
Айдахо стал переминаться с ноги на ногу, его тело покачивалось в ритме с биением его сердца. Он окинул взглядом небольшое помещеньице, ни на чем не задерживая взгляд. Затем, с резкостью внезапно принятого решения, он опять поглядел на Лито.
— Как мне тебя называть?
Это был тот знак согласия, которого и ждал Лито.
— Устроит тебя называть меня — Владыка Лито?
— Да… Владыка, — Айдахо поглядел прямо в глаза Лито, синие глаза Свободного. — Это правда — то, что говорят твои Рыбословши? Что ты обладаешь… воспоминаниями…
— Мы все здесь, Данкан, — Лито произнес это голосом своего деда по отцу. — Даже женщины здесь, Данкан, — это был голос Джессики, бабки Лито по отцу.
— Ты хорошо их знал, — сказал Лито. — И они знают тебя.
Айдахо сделал глубокий дрожащий вздох.
— Мне понадобится сколько-то времени, чтобы к этому привыкнуть.
— Точь-в-точь моя собственная первоначальная реакция, — сказал Лито.
Айдахо затрясся, скрыв смех, и Лито подумал, что это больше, чем заслуживает такая не слишком удачная шутка, но промолчал.
Вскоре Айдахо сказал:
— Предполагалось, что твои Рыбословши приведут меня в хорошее настроение, верно?
— Они преуспели в этом?
Айдахо внимательно разглядывал лицо Лито, отчетливо распознавая в нем фамильные черты Атридесов.
— Вы, Атридесы, всегда слишком хорошо меня знали, — сказал Айдахо.
— Вот так-то лучше, — сказал Лито. — Ты начинаешь соглашаться с тем, что я не просто один из Атридесов. Я — все они.
— Пол однажды так сказал.
— Верно, сказал! — насколько могла проявиться личность в голосе и интонации, это говорил Муад Диб.
Айдахо поперхнулся, поглядел назад на дверь помещения.
— Ты что-то у нас отобрал, — сказал он. — Мне это ощутимо. Эти женщины… Монео…
«Мы — против тебя», — подумал Лито. «Данканы всегда выбирают сторону человечества.»
Айдахо опять перевел взгляд на лицо Лито.
— Что ты дал нам взамен?
— Мир Лито по всей Империи!
— Да, и мне видно, как все безумно счастливы! Вот почему Тебе нужна личная гвардия.
Лито улыбнулся.
— В самом деле, мой мир — это насильственно установленное спокойствие. У людей долгая история сопротивления спокойствию. — Вот ты и даешь нам Рыбословш.
— И иерархию, в которой можно безошибочно разобраться.
— Армия из женщин, — пробормотал Айдахо.
— Сила, предельно завлекающая мужчин, — сказал Лито. — Женский пол всегда знал, как покорять агрессивных мужчин.
— Именно это они и делают?
— Они не доводят до крайностей, которые могли бы привести к более болезненному насилию.
— И Ты позволяешь им верить, что ты — Бог. Мне это как-то не нравиться.
— Проклятие святости оскорбительно для меня не меньше, чем для тебя!
Айдахо нахмурился. Это был не тот ответ, которого он ожидал. — В какую же игру ты играешь, Владыка Лито?
— В очень старую, но по новым правилам.
— По твоим правилам!
— По-твоему, было бы лучше, если бы я вернул все вспять, к КХОАМу и лландсрааду и Великим Домам?
— На Тлейлаксе говорят, что больше нет лландсраада. Что никакого реального самоуправления ты не допускаешь.
— Ну что ж, тогда я мог бы отойти в сторонку ради Бене Джессерит. Или, может быть, ради икшианцев или тлейлаксанцев? Тебе бы хотелось, чтобы я нашел другого барона Харконнена, который завладел бы властью над всей Империей? Скажи только слово, Данкан, и отрекусь от власти!
Айдахо опять покачал головой из стороны в сторону.
— Монолитная и централизованная сила — это опасный и изменчивый инструмент, когда оказывается не в тех руках, сказал Лито.
— А твои руки — как раз те самые?
— Не уверен насчет моих рук, но, скажу тебе, Данкан, насчет тех рук, что были до меня, я уверен. Я знаю их.
Айдахо повернулся к Лито спиной.
«До чего же очаровательный, совершенно человеческий жест», подумал Лито. — «Неприятие в сочетании с признанием уязвимости».
Лито проговорил в спину Айдахо.
— Ты совершенно справедливо возражаешь против того, что я использую людей без их согласия.
Айдахо повернулся к Лито, чтобы взглянуть на утопленное в серой рясе лицо, чуть вскинул голову, всматриваясь в синие глаза Лито.
«Он изучает меня, но у него есть только мое лицо, чтобы судить обо мне», — подумал Лито.
От слуг Атридесов всегда требовался наметанный взгляд, умеющий до тонкости разбираться в глубинном смысле всего отражающегося на лице и в движениях тела их властелинов, и Айдахо был не из последних в понимании своих сюзеренов, — но тут было видно, как он понемногу сдается, признавая, что раскусить Лито ему не по зубам.
Айдахо откашлялся.
— Что может быть худшим из того, что ты от меня потребуешь?
«До чего же в духе Данканов!» — подумал Лито. «Нынешний Данкан просто классичен. Айдахо не изменит вассальной преданности роду Атридесов — а присяга эта принадлежит сейчас мне, нынешнему представителю рода. Но дает при этом понять, что не зайдет за пределы своей личной этики».
— Я попрошу тебя охранять меня, где это только будет необходимо. И еще, попрошу тебя охранять мой секрет.
— Какой секрет?
— Что я уязвим.
— Значит, ты — не Бог?
— Не в этом высшем смысле.
— Твои Рыбословши говорили о мятежниках.
— Мятежники существуют.
— Почему?
— Они молоды, а я не убедил их, что мой путь — лучше. Очень трудно в чем-нибудь убедить молодых. Они от рождения знают слишком много.
— Я никогда в своей жизни не слышал, чтобы Атридесы подобным образом глумились над юностью.
— Может быть, это от того, что я настолько всех старше старость, помноженная на старость. И моя задача становится все трудней с каждым проходящим поколением.
— В чем твоя задача?
— Находясь вместе со мной, ты придешь к пониманию этого.
— Что произойдет, если я тебя подведу? Твои женщины меня уничтожат?
— Я стараюсь не отягощать Рыбословш виной.
— Но ты отяготишь меня?
— Если ты это примешь.
— Если я обнаружу, что ты хуже Харконненов, я восстану против тебя.
«До чего же похоже на Данкана. Все Данканы мерят зло по Харконненам. Как же мало они знают о зле.»
— Барон пожирал целые планеты, Данкан. Что может быть хуже этого? — сказал Лито.
— Поглотить империю.
— Я беременен моей империей. Я умру, давая ей жизнь.
— Если бы я мог в это поверить…
— Ты примешь на себя командование моей гвардией?
— Почему я?
— Ты самый лучший.
— Я так представляю, это опасная работа. Ведь так и умерли несколько моих предшественников, выполняя твою опасную работу?
— Некоторые из них.
— Хотелось бы мне обладать их воспоминаниями!
— Ты не смог бы оставаться самим собой, обладая еще и их воспоминаниями.
— Однако же, я хотел бы узнать о них.
— Ты узнаешь.
— Значит Атридесы до сих пор нуждаются в остром ноже?
— У нас есть работа, которую может выполнить только Данкан Айдахо.
— Ты говоришь… мы… — Айдахо взглотнул, поглядел сначала на дверь, потом на лицо Лито.
Лито заговорил с ним в манере Муад Диба, но своим собственным голосом.
— Когда мы в последний раз поднялись к сьетчу Табр, моя верность принадлежала тебе, а твоя — мне. На самом деле ничего с тех пор не изменилось.
— Это был твой отец.
— Это был я! — повелительный голос Муад Диба, исходящий из огромной туши Лито, всегда потрясал гхол.
Айдахо прошептал:
— Все вы… весь род… в этом одном… теле… — Айдахо осекся.
Лито безмолвствовал. Это был решающий момент.
Вскоре Айдахо позволил себе этакую бесшабашную ухмылочку, которой он некогда так славился.
— Тогда я буду обращаться к первому Лито и к Полу, к тем, кто лучше всего меня знает. Используйте меня хорошо, потому что я любил вас.
Лито закрыл глаза. Такие слова всегда причиняли ему страдание. Он знал, что любовь — это то, перед чем он более всего уязвим.
На выручку пришел подслушивающий Монео. Он вошел и сказал:
— Владыка, должен ли я представить Данкана Айдахо твоей личной гвардии, которой он будет командовать?
— Да, — одно единственное слово, все, на что Лито оказался способен.
Монео взял Айдахо под руку и увел.
«Славный Монео», — подумал Лито. — «Такой славный. Он слишком хорошо меня знает, но я отчаиваюсь в том, что он когда-нибудь поймет.»
~ ~ ~
Я знаю зло моих предков, потому что сам ими являюсь. Равновесие до крайности хрупко. Знаю, немногие из вас, читающих мои слова, когда-либо подобным образом задумывались о своих предках. Вам не приходило в голову, что ваши предки были среди выживших, а выжить — само по себе включает порой необходимость принятия жестоких решений, того вида разнузданного зверства, который цивилизованное человечество так усердно старается подавить. Какую цену вы уплатите за это подавление? Согласитесь ли вы на ваше собственное исчезновение?
Украденные дневники
Одеваясь утром того дня, который ему впервые предстояло провести в качестве командующего Рыбословшами, Айдахо старался прогнать из головы кошмарный сон. Этот сон будил его дважды за ночь, и оба раза он выходил на балкон, чтобы поглядеть на звезды, а сон продолжал рокотать в его голове.
«Женщины… женщины без оружия в черных доспехах… кинувшиеся на меня с хриплым бессмысленным воплем толпы… размахивавшие руками, влажными от красной крови… и сгрудились на мне, в их разверстых ртах обнажены ужасные клыки!»
В этот момент он и проснулся.
Утренний свет оказался не способным развеять воздействие ночного кошмара.
Айдахо отвели апартаменты в северной башне. С балкона открывался вид на дюны, идущие до далекого обрыва, у подножия которого можно было различить деревни, состоящие из глинобитных хижин.
Айдахо застегнул свою тунику, глядя на открывающийся пейзаж.
«Почему Лито набирает в свою армию только женщин?»
Несколько миловидных Рыбословш предложили провести ночь со своим новым командиром, но Айдахо отверг эти предложения.
Не по-Атридесовски использовать секс как средство убеждения!
Он осмотрел свою одежду: черный мундир с золотыми разводами, красный ястреб на левой стороне груди. Это, по крайней мере, знакомо. Никаких отличительных знаков — любые знаки ниже его положения.
— Они знают тебя в лицо, — сказал ему Монео.
«Странный человечек, Монео».
При этой мысли Айдахо резко замер. По размышлении, он сообразил, что Монео совсем не мал ростом. «Очень контролирует себя, да, но не ниже меня самого». Монео казался погруженным в самого себя, однако же… собранным.
Айдахо оглядел свою комнату, благоустроенную с таким тщанием, что впору сибариту: мягкие подушки, скрытые под панелями из коричневого полированного дерева приспособления. Ванная выложена пастельным голубым кафелем с узорами — в комбинированной ванне с душем могут мыться по меньшей мере шесть человек одновременно. Все в этих апартаментах призывало к самоуслаждению. Это были апартаменты, где можно было дать своим чувствам, предаться еще памятным удовольствиям.
— Умно, — прошептал Айдахо.
Раздался тихий стук в дверь, а затем послышался женский голос: — Командующий? Здесь Монео.
Айдахо поглядел на дальнюю кручу, до блеклости выжженную солнцем.
— Командующий? — голос прозвучал чуть погромче.
— Войдите, — окликнул Айдахо.
Вошел Монео и закрыл за собой дверь. Одеяние его, белое как мел — заставляло смотреть на его лицо, избегая этой белизны. Монео быстро оглядел комнату.
— Значит, вот как они тебя поместили. Вот проклятые женщины! Наверно, они полагали, что ты будешь любезен с ними. Но им ведь следовало бы знать получше.
— Откуда ты знаешь, каков я из себя? — вопросил Айдахо. Едва задав этот вопрос, он сразу же сообразил, до чего же он глуп.
«Я ведь не первый Данкан Айдахо, которого видит Монео.»
Монео лишь улыбнулся и пожал плечами.
— Я вовсе не хотел обидеть тебя, командующий. Ты оставишь за собой эти апартаменты?
— Мне нравится вид отсюда.
— Не то, как они обставлены, — это была констатация факта. — Это можно изменить, — сказал Айдахо.
— Я за этим прослежу.
— Насколько я понимаю, ты пришел, чтобы объяснить мне мои обязанности.
— Насколько смогу. Понимаю, сколь странным должно тебе сперва представляться все вокруг. Эта цивилизация полностью изменилась, полностью отличается от той, которую ты знал.
— Мне это заметно. Как… как умер мой предшественник?
Монео пожал плечами. Похоже было, что это его привычный жест, но в этом жесте не было ничего самоуничижительного.
— Он был не столь быстр, чтобы избежать последствий принятого им решения, — сказал Монео.
— Конкретнее.
Монео вздохнул. Данканы всегда желают это знать — и так требовательны.
— Его убил мятеж. Ты желаешь знать подробности?
— А эти подробности будут для меня полезны?
— Нет.
— Я хочу, чтобы мне сегодня предоставили полный доклад об этом мятеже. Но сперва, вот какой вопрос: почему в гвардии Лито нет мужчин?
— У него есть ты.
— Ты понимаешь, что я имею в виду.
— У него занятная теория насчет армии. Мне очень много раз доводилось с ним обсуждать. Но, может быть, ты хочешь сперва позавтракать, а уж потом я объясню?
— Разве нельзя все одновременно?
Монео повернулся к двери и произнес лишь одно слово:
— Подавайте!
Последовавший незамедлительно эффект, прямо околдовал Айдахо: в комнату хлынула группа молодых Рыбословш. Две из них извлекли из-за панели складные стол и стулья и установили их на балконе. Остальные накрыли трапезу на двоих. Следующая партия Рыбословш несла еду — свежие фрукты, горячие булочки и горячий напиток, слабо попахивающий спайсом и кофеином; все было сделано с быстрой и молчаливой умелостью, которая говорила о долгой практике. Затем они удалились, так же, как и появились, не произнеся ни слова. Через минуту после начала этого забавного представления, Айдахо уже сидел за столом напротив Монео.
— И так каждое утро? — спросил Айдахо.
— Только если ты сам пожелаешь.
Айдахо пригубил напиток: меланжевый кофе. Узнал он и фрукты: мягкую келаданскую дыню, называемую парадан.
«Моя любимая».
— Вы очень хорошо меня знаете, — сказал Айдахо.
Монео улыбнулся.
— У нас была некоторая практика. А теперь, насчет твоего вопроса.
— И насчет занятной теории Лито.
— Да, он говорит, что армия, из мужчин, слишком опасна для того самого гражданского общества, на которое она опирается.
— Это безумие! Без армии не было бы и…
— Я знаю этот довод. Но, говорит он, мужская армия пережиток камуфляжной функции в доисторической стае, препоручавшейся невоспроизводящимся самцам. Он говорит, весьма занятно, с каким упорством старшие мужчины всегда посылали в бой более молодых.
— Что он имеет в виду, говоря о камуфляжной функции?
— Те, кто всегда находятся за пределами периметра безопасности, защищая дающих приплод мужчин, женщин и самых юных. Те, кто первыми встречают хищников.
— Как это может быть опасно… для гражданского населения?
Айдахо откусил от дыни и обнаружил, что она идеально спелая.
— Владыка Лито говорит, что, когда полностью мужской армии отказывают во внешнем враге, она всегда обращается против собственного населения. Всегда.
— Соперничество ради женщин?
— Возможно. Однако же он явно не считает, что все обстоит настолько просто.
— Я не нахожу эту теорию занятной.
— Видишь ли, ты еще не слышал всего.
— Что еще?
— О, да. Он говорит, что полностью мужская армия имеет сильную тенденцию обращаться к гомосексуальной активности.
Айдахо бросил через стол встревоженный взгляд на Монео.
— Я никогда…
— Разумеется, нет. Он говорит о сублимации, об энергии, которая в поисках выхода устремляется не туда, и всем остальном подобном.
— О чем, остальном? — Айдахо ощетинился от гнева на то, что он воспринимал как покушение на свое мужское «я».
— О присущем незрелой юности — ну, например, мальчики вместе, шутки, связанные с умышленным причинением боли, верность только своим собратьям по стае… вещи такого рода.
— А твое мнение об этом? — холодно спросил Айдахо.
— Я напоминаю себе… — отвернувшись, Монео заговорил, глядя на пейзаж, — о том, в истинности чего я уверен. Он ведь является каждым солдатом в истории человечества. Он предложил провести передо мной ряд примеров — знаменитые воины, которые так и остались заторможенными в юношеской незрелости. Я отклонил это предложение. Я внимательно читал историю и сам распознал эту характеристику.
Монео повернулся и поглядел прямо в глаза Айдахо.
— Подумай об этом, командующий.
Айдахо гордился честностью перед самим собой, и слова Монео больно его задели. Культы юности, незрелости, сохраняющиеся в армии? Есть в этом что-то от истины. Имеются примеры из его собственного опыта…
Монео кивнул:
— Гомосексуалист — потенциальный или, иначе, ставший таковым под воздействием причин, которые можно назвать чисто психологическими — склонен к ищущему боль поведению — либо ищет боль для себя, либо причиняет боль другим. Владыка Лито говорит, что корни этому — в испытующих поведенческих реакциях доисторической стаи.
— Ты ему веришь?
— Да, верю.
Айдахо подцепил кусочек дыни — дыня утратила для него свой сладкий вкус. Он проглотил взятый кусочек и положил ложку.
— Я должен буду подумать об этом, — сказал Айдахо.
— Разумеется.
— Ты не ешь, — сказал Айдахо.
— Я встал до зари, тогда и поел, — Монео указал на свою тарелку. — Женщины постоянно стараются соблазнить меня.
— Им когда-нибудь это удается?
— Иногда.
— Ты прав, я нахожу эту теорию занятной. Есть в ней еще что-нибудь существенное?
— О да! Он говорит, что, когда рвутся путы гомосексуального, мужская армия по сути своей становиться насильником. Насилие часто связано с убийством; отсюда — это поведение не способствует выживанию.
Айдахо угрюмо нахмурился.
Сухая улыбка скользнула по губам Монео.
— Владыка Лито говорит, только дисциплина и моральные ограничения Атридесов предотвращали в ваши времена некоторые из худших конфликтов.
У Айдахо вырвался глубокий вздох. Монео откинулся на стуле, припоминая сказанное однажды Богом-Императором: «Неважно, как часто мы просим сказать нам всю правду, самопознание часто является неприятным. Мы не испытываем добрых чувств к Видящим Правду.»
— Эти чертовы Атридесы! — сказал Айдахо.
— Я — Атридес, — сказал Монео.
— Что? — Айдахо был потрясен.
— Его программа выведения, — пояснил Монео. — Уверен, на Тлейлаксе тебе об этом упоминали. Я — прямой потомок от связи его сестры и Харк ал-Ады.
Айдахо наклонился к нему.
— Тогда скажи мне, Атридес, как это женщины — лучшие солдаты, чем мужчины?
— Для них легче процесс созревания.
Айдахо растерянно покачал головой.
— В силу их органики, они непреодолимо движутся от незрелости к зрелости, — сказал Монео. — Как говорит Владыка Лито: «Если девять месяцев носишь в своем чреве ребенка, это меняет тебя.»
Айдахо откинулся назад.
— Что он об этом знает?
Монео просто пристально глядел на Айдахо до тех пор, пока тот не припомнил, какое множество людей обитает в Лито — и мужчин, и женщин. Осознание этого пронзило Айдахо. Монео, увидев это, припомнил замечание Бога-Императора: «Твои слова запечатлевают на нем желательный для тебя вид.»
Поскольку молчание все тянулось, Монео прокашлялся. Вскоре он сказал:
— Надо сказать, безмерность жизней-памятей Владыки Лито останавливала и мой язык.
— Честен ли он с нами? — спросил Айдахо.
— Я верю ему.
— Но он совершает столько… Я имею в виду взять хотя бы его программу выведения. Как долго она продолжается?
— С самого начала. С того дня, когда он отобрал ее у Бене Джессерит.
— Чего он хочет добиться?
— Мне самому хотелось бы знать.
— Но ты…
— Атридес и его правая рука, да.
— Ты не убедил меня, что женская армия это — лучше всего.
— Женщины продолжают род человеческий.
Гнев и раздражение Айдахо нашли, наконец, конкретную цель.