— Без Антеак нам даже лучше, — заметил Монео.
      — Я ценю твое недоверие к Бене Джессерит, но я бы предпочел, чтобы Антеак покинула нас иным образом. Она была верна нам, Монео.
      — Преподобная Мать была…
      — И Бене Тлейлакс, и Космический Союз хотели завладеть секретом Молки, — сказал Лито. — Они засекли выступление моих Рыбословш против икшианцев и опередили их. Антеак… что ж, она смогла лишь ненадолго задержать их, но этого оказалось достаточно. Мои Рыбословши надежно окружили то место.
      —  СЕКРЕТМолки, Владыка?
      — Когда что-либо исчезает, — сказал Лито, — это бывает не менее красноречиво, чем когда что-либо внезапно появляется. Пустые места всегда заслуживают того, чтобы приглядеться к ним как можно пристальнее.
      — Что Владыка имеет ввиду под ПУСТЫМИ…
      — Молки не умер! Разумеется, это бы мне стало известно. Но он исчез. Куда же он делся?
      — Исчез от тебя, Владыка? Икшианцы…
      — Они усовершенствовали то устройство, которое я уже давно от них получил. Они совершенствовали его медленно и осмотрительно, пряча одно внутри другого. Но я заметил отбрасываемые тени. Я был удивлен и был доволен.
      Монео задумался над этим.
      «Приспособление, скрывавшее… ага!» Бог-Император упоминал по некоторым случаям об этой штуковине, о способе сокрытия записываемых им мыслей. Монео проговорил:
      — Молки везет тебе секрет…
      — О, да! Но это не настоящий секрет Молки, у него за пазухой есть кое-что другое — он даже не ведает, что я и об этом догадываюсь.
      — Другое… но, Владыка, если они сумели скрыть это даже от Тебя…
      — Многие сегодня на это способны, Монео. Они разбежались во все стороны, когда на них напали мои Рыбословши. Секрет икшианского устройства разнесется теперь широко и далеко.
      Глаза Монео встревоженно округлились.
      — Владыка, если кто-нибудь…
      — Если они научатся быть умными, то не будут оставлять следов, — сказал Лито. — Расскажи-ка мне, Монео, что докладывает о Данкане Найла? Она не противится докладывать непосредственно тебе?
      — Что мой Владыка ни прикажет… — Монео прокашлялся. Он не мог постичь, для чего его Бог-Император заговорив об утаенных следах, без перехода заводит речь о другом.
      — Да, конечно, — сказал Лито. — Что я ни прикажу, Найла повинуется. И что она докладывает о Данкане?
      — Он не пытался спариться с Сионой, если это то, что мой Владыка…
      — Но что он делает с моим марионеточным наибом, Гаруном, и с другими Музейными Свободными?
      — Он рассказывает им о прежних обычаях, о войнах против Харконненов, о первых Атридесах здесь, на Арракисе.
      — На Дюне!
      — На Дюне, да.
      — Потому не существует больше Свободных, что Дюны больше не существует, — заметил Лито. — Передал ли ты Найле мое послание?
      — Владыка, зачем Ты так рискуешь?
      — Ты передал мое послание?
      — Посланница в Туоно отправлена, но еще есть возможность ее перехватить.
      — И думать не смей!
      — Но, Владыка…
      — Что она должна передать Найле?
      — Что… что Твой приказ Найле — продолжать и дальше полностью и без всяких вопросов повиноваться моей дочери, во всем, кроме… Владыка! Это опасно!
      — Опасно! Она будет мне повиноваться.
      — Но Сиона… Владыка, я боюсь, моя дочь не служит Тебе от чистого сердца. А Найла…
      — Найла ни в чем не должна отступать от приказов.
      — Владыка, давай сыграем свадьбу где-нибудь в другом месте. — Нет!
      — Владыка, я знаю, Твое предвидение открыло Тебе…
      — Золотая Тропа надежно сохраняется, Монео. Ты знаешь это не хуже меня.
      Монео вздохнул.
      — Бесконечность принадлежит Тебе, Владыка. Я не спрашиваю… Он осекся — потому, что башню потряс чудовищный сокрушительный гул, становящийся все громче и громче.
      Они оба повернулись на звук — снижающийся плюмаж оранжево-голубого света, распространявший водовороты ударных волн, шел на посадку в пустыне к югу от них, меньше, чем в километре.
      — Ага, пожаловал мой гость, — сказал Лито. — Я пошлю тебя вниз на моей тележке, Монео. Возвращайся только с Молки. Скажи навигаторам, этим они заслужили мое прощение. Затем их всех отошли.
      — Твое про… Да, Владыка. Но если они обладают секретом…
      — Они служат моей цели, Монео. Ты должен делать то же самое. Доставь мне Молки.
      Монео послушно направился к тележке, стоявшей в тени дальнего угла верхней палаты. Забравшись на нее, подождал, пока в стене перед ним распахнется зев ночи. В эту ночь выдвинулась посадочная площадка. Тележка с легкостью пушинки устремилась вперед и поплыла под углом к песку к лайнеру Космического Союза, высившемуся словно искаженная уменьшенная копия башни Малой Твердыни.
      Лито наблюдал с балкона, чуть приподняв передние сегменты, чтобы обзор был пошире. Его острое зрение различало белое движущееся пятнышко Монео, стоявшего на двигавшейся в лунном свете тележки. Длинноногие служители Космического Союза поднялись на тележку по выдвижной лесенке и секунду там постояли, разговаривая с Монео. Когда они удалились, Лито телепатической командой поднял защитный колпак тележки, увидел, как блеснул на нем лунный свет. Управляемая его мыслью тележка доставила свой груз на выдвижную посадочную площадку. Лайнер Космического Союза с оглушительным ревем взмыл в воздух, в тот момент, когда Лито впускал тележку в освещенную палату и закрывал ворота в ночь. Лито открыл колпак тележки. Песок поскрипывал под ним, когда он подполз к пассажирской панели тележки и приподнял свои верхние сегменты, чтобы рассмотреть Молки, лежавшего словно во сне, пристегнутого к панели широкими серыми эластичными ремнями. Пепельное лицо, темная седина волос.
      «Как же он постарел», — подумал Лито.
      Монео вышел из тележки и поглядел на человека в ней.
      — Он ранен. Они хотели прислать вместе с ним врача…
      — Шпиона они хотели прислать.
      Лито внимательно осматривал Молки — темная морщинистая кожа, запавшие щеки, острый нос, так контрастирующий с округленным овалом лица. Тяжелые густые брови почти совсем поседели. И это — всего лишь за срок, отпущенный тестостерону.
      Глаза Молки открылись. До чего же потрясает, когда видишь зло в таких карих, как у лани, глазах! Губы Молки тронула кривая усмешка.
      — Владыка Лито, — голос Молки был лишь чуть громче хриплого шепота. Глаза его дернулись направо, задержались на Монео. — Простите меня, что не встаю по такому случаю.
      — Тебе больно? — спросил Лито.
      — Иногда, — Молки водил глазами, изучая обстановку. — Где Твои гурии?
      — Боюсь, я должен отказать тебе в этом удовольствии, Молки.
      — Пусть будет так, — просипел Молки. — В самом-то деле, я чувствую, что не смогу сейчас их удовлетворить. Те, кого ты послал за мной, не были Твоими гуриями, Лито.
      — Они были профессиональны в своем повиновении мне, — сказал Лито.
      — Они были кровожадными охотницами!
      — Охотницей была Антеак. Мои Рыбословши были всего лишь войском.
      Монео переводил взгляд с одного говорящего на другого, туда и сюда. Есть в этом разговоре какой-то тревожащий подтекст. Голос Молки, несмотря на сиплость, звучит почти ернически… Но ведь он всегда был таким. Опасный человек!
      — Как раз перед твоим прибытием, мы с Монео беседовали о Бесконечности, — сказал Лито.
      — Бедный Монео, — сказал Молки.
      Лито улыбнулся.
      — Ты ведь помнишь, Молки? Однажды ты просил меня продемонстрировать тебе бесконечность.
      — Ты сказал, что нет такой Бесконечности, которую можно было бы продемонстрировать, — Молки перевел свой взгляд на Монео. — Лито любит играть в парадоксы. Ему известны все когда-либо открытые уловки языка.
      Монео подавил приступ гнева. Он чувствовал себя исключенным из этого разговора, объектом насмешек со стороны двух высших существ — Молки и Бога-Императора — припоминавших совместные радости прошлого, почти как два старых друга.
      — Монео обвиняет меня, что я — единственный владелец Бесконечности, — сказал Лито. — Он отказывается верить, что в нем столько же Бесконечности, что и во мне.
      Молки уставился на Лито.
      — Вот видишь, Монео!? Какие трюки он выделывает со словами? — Расскажи мне о своей племяннице Хви Нори, — сказал Лито. — Лито, это правда, что говорят? Ты действительно собираешься жениться на ласковой Хви?
      — Правда.
      Молки хихикнул, затем скривился от боли.
      — Они жестоко меня изранили, Лито, — прошептал он и затем проговорил.
      — Скажи мне, старый червяк…
      Монео поперхнулся.
      Молки сделал паузу на секунду, чтобы оправиться от боли, затем продолжил:
      — Скажи мне, старый червяк, твой пенис такой же чудовищный, как твое тело? Ну и что переживет ласковая Хви!
      — Я уже давным-давно сказал тебе правду, — ответил Лито.
      — Никто не говорит правду, — просипел Молки.
      — Ты часто говорил, — проговорил Лито. — Даже тогда, когда этого не понимал.
      — Это потому, что Ты умнее всех нас остальных.
      — Не расскажешь ли ты мне о Хви?
      — По-моему, Тебе уже все известно.
      — Но я хочу услышать от тебя, — сказал Лито. — Вы получали помощь от Тлейлакса?
      — Они снабдили нас знаниями, больше ничем. Все остальное мы сделали сами.
      — Так я и думал, что это не работа тлейлаксанцев.
      Монео не мог больше сдерживать своего любопытства.
      — Владыка, что это, насчет Хви и Тлейлакса? Почему Ты…
      — Все такой же, старый дружище Монео, — сказал Молки, переводя взгляд на мажордома. — Разве ты не знаешь, что он…
      — Я никогда не был твоим другом! — огрызнулся Монео.
      — Тогда, компаньон по гуриям, — ответил Молки.
      — Владыка, — проговорил Монео, поворачиваясь к Лито, — почему Ты говоришь о…
      — Тсс, Монео, — ответил Лито. — Мы утомляем нашего старого товарища, а у меня есть еще, что у него выяснить.
      — Тебя никогда не удивляло, Лито, почему Монео ни разу не попробовал захапать под себя всю Твою шарашку? — спросил Молки.
      — Шарашку? — вопросил Монео.
      — Одно из древних словечек Лито, — пояснил Молки. — Та, кто шарахает
      — идеальное словечко для женской армии. Почему Ты не переименуешь свою империю, Лито? Великая Шарашка!
      Лито поднял руку, повелевая Монео молчать.
      — Так ты расскажешь мне, Молки? О Хви?
      — Всего лишь несколько крохотных клеточек моего тела, ответил Молки.
      — Затем тщательно рассчитанное взращивание и воспитание — все полностью противоположно твоему старому приятелю, Молки. Все это мы сделали во внепространственной камере, недоступной Твоему ясновидению!
      — Но я замечаю, когда что-нибудь исчезает, — проговорил Лито.
      — Внепространственная камера? — переспросил Монео, а затем до него дошло значение слов Молки. — Ты? Ты и Хви…
      — Это именно те очертания, которые я разглядел среди теней, — сказал Лито.
      Монео поглядел прямо в лицо Лито.
      — Владыка, я распоряжусь отменить свадьбу. Я скажу…
      — Ты не сделаешь ничего подобного!
      — Но Владыка, если она и Молки…
      — Монео, — просипел Молки. — Твой Владыка приказывает, и ты обязан повиноваться!
      До чего ж глумливый тон! Монео грозно взглянул на Молки.
      — Полная противоположность Молки, — сказал Лито. — Разве ты его не слышал?
      — Что может быть лучше? — спросил Молки.
      — Но, Владыка, ведь, если Ты знаешь теперь…
      — Монео, ты начинаешь раздражать меня, — заметил Лито. Монео сконфуженно умолк.
      — Вот так-то лучше, — проговорил Лито. — Ведь знаешь, Монео, некогда, десятки тысяч лет назад, когда я был другим человеком, я допустил ошибку.
      — Ты, и ошибку? — насмешливо отозвался Молки.
      Лито только улыбнулся.
      — Мою ошибку искупило то, насколько красиво я ее оформил в слова.
      — Словесные игры, — съязвил Молки.
      — Разумеется! Вот что я сказал: «Прошлое — отвлечение; будущее — сон; только память способна отворить доступ к смыслу жизни.» Разве не прекрасные слова, Молки?
      — Изумительные, старый червяк.
      Монео поднес руку ко рту.
      — Но мои слова были глупой ложью, — сказал Лито. — Я это понимал еще произнося их, но меня заворожила их красота. Нет память ничего не отворяет. Без духовных мук, без внесловесного опыта ни в чем и нигде нет смысла.
      — Я не способен постичь смысл мук, причиненных мне Твоими чертовыми Рыбословшами, — сказал Молки.
      — Ты не терпишь никаких мук, — сказал Лито.
      — Если б Ты был в моем теле, Ты бы…
      — Это всего лишь физическая боль, — ответил Лито. — Она скоро кончится.
      — Когда же я узнаю, что есть мука? — вопросил Молки.
      — Возможно, позже.
      Лито плавно изогнул свои верхние сегменты, переводя взгляд с Молки на Монео.
      — Ты действительно служишь Золотой Тропе, Монео?
      — Ах, эта Золотая Тропа, — насмешливо хмыкнул Молки.
      — Ты ведь знаешь, что служу, — ответил Монео.
      — Тогда ты должен мне пообещать, — сказал Лито. — То, что тебе здесь открылось, никогда не соскользнет с твоего языка. Ни словом, ни жестом не должен ты выдать узнанного тобой.
      — Обещаю, Владыка.
      — Он обещает, Владыка, — насмешливо повторил Молки.
      Одна из крохотных ручонок Лито указала на Молки, взиравшего на мягкий профиль тонущего в серой рясе лица.
      — Из-за былого восхищения и… и из-за многого другого я не способен убить Молки. Я даже не могу требовать этого от тебя. И все же он должен быть устранен.
      — О, как же ты умен! — проговорил Молки.
      — Владыка, если бы Ты только мог подождать в другом конце палаты, — проговорил Монео, — может быть, когда Ты вернешься, Молки уже не будет представлять проблему.
      — Он и впрямь это сделает, — просипел Молки. — Великие боги! Он и впрямь это сделает.
      Лито отполз подальше в затемненную часть палаты, держа взгляд на еле заметной изогнутой линии очертаний портала, который распахнется в ночь, отдай он только мысленную команду. Как же высоко будет отсюда падать — просто задвинь посадочную площадку. Он засомневался, что даже его тело выживет после такого падения. Но не было воды в песке под башней, и он ощутил, моргая, как стала гаснуть Золотая Тропа — лишь потому, что он позволил себе одну мысль о подобном конце.
      — Владыка! — окликнул Молки у него за спиной.
      Лито услышал, как его тележка скрипит по песку, нанесенному ветром на пол верхней палаты.
      Еще раз Молки окликнул:
      — Лито, ты самый лучший! Нет такого зла в нашем мироздании, которое способно превзойти…
      Тяжелый хлюпающий удар — и голос Молки прервался. «Удар в горло», — подумал Лито. — «Да, Монео им отменно владеет.» Затем он услышал, как отъезжает в сторону прозрачный экран балкона, скрипнули по перилам носилки… тишина.
      «Монео придется схоронить тело в песке», — подумал Лито. «Все еще нет червя, чтобы прийти и пожрать все улики». Затем Лито повернулся и оглядел палату. Монео стоял у перил балкона глядя вниз… вниз… вниз…
      «Я не могу молиться ни за тебя, Молки, ни за тебя, Монео», подумал Лито. — «Я могу быть лишь религиозным самосознанием Империи, потому что я воистину одинок… Так что я не способен молиться».

~ ~ ~

~ ~ ~