Первый взрыв прозвучал, едва тьма окутала город Онн. Взрыв сразил нескольких отчаянных гуляк перед икшианским посольством, проходивших мимо него на вечеринку, где (как было обещано) Лицевые Танцоры представят древнюю драму о короле, зарезавшем своих детей. После событий первых четырех фестивальных дней гулякам требовалась немалая доля смелости, чтобы выйти на улицу из относительной безопасности своих квартир. Истории о смерти и ранениях невинных прохожих будоражили весь город — подливая масла в огонь, подогревающий осторожность.
      Никто из пострадавших, погибших и оставшихся в живых не оценил бы замечание Владыки Лито о том, что невинные прохожие — явление довольно редкое.
      Обостренными чувствами Лито уловил взрыв и определил место, где он произошел. С внезапной яростью, о которой ему позже предстояло пожалеть, он призвал Рыбословш и велел им стереть с лица земли всех Лицевых Танцоров, даже тех, кого он ранее пощадил.
      И сразу же его обуял восторг, едва он сообразил, что с ним приключилось — он испытал ярость! Так много времени прошло с тех пор, как он испытывал хотя бы слабый гнев. Разочарование, раздражение — таковы были пределы его чувствований. Но теперь, при угрозе жизни Хви Нори, в нем вспыхнула ярость!
      Немного успокоившись, Лито решил изменить первоначальный приказ — но посланные Рыбословши уже разбежались. Состояние, в котором предстал перед ними Владыка, спустило с цепи их самые кровожадные страсти.
      — Бог в ярости! — кричали некоторые из них.
      Второй взрыв, остановил спешивших на площадь с новым приказом Лито — соблюдать сдержанность — Рыбословш, ограничивая его распространение и подстрекая к еще большей жестокости. Третий взрыв грянул почти там же, где и первый, заставив Лито самого начать действовать. Он поднял свою тележку в воздух, как колесницу Джаггернаута или оружие Берсерка, и поднялся на поверхность на икшианским лифтом.
      Оказавшись на краю площади, освещенной тысячами свободно парящих глоуглобов, выпущенных из рук Рыбословш, Лито увидел сцену хаоса: центральный помост площади разнесло вдребезги, оставив неповрежденной только пластальную базу под его мощеной поверхностью; разбитые куски кирпичной кладки валялись вокруг, вперемешку с мертвыми и ранеными. С противоположной стороны площади, от икшианского посольства продолжал доноситься дикий шум бушующего там сражения.
      — Где мой Данкан? — зычно взревел Лито.
      Через площадь к нему кинулась башар гвардии и доложила, задыхаясь:
      — Мы оставили его в Твердыне, Владыка!
      — Что здесь происходит? — вопросил Лито, указывая на битву, идущую перед икшианским посольством.
      — Мятежники и тлейлаксанцы атакуют икшианское посольство, Владыка. У них взрывные устройства.
      Не успела она договорить, как перед поврежденным фасадом посольства ослепительно грянул еще один взрыв. Лито увидел, как подкинуло в воздух тела, как они разлетелись вперед по широкой дуге, падая по краям белого пламени, оставлявшего за собой оранжевый след, усеянный черными точками.
      Не думая о последствиях, Лито переключил свою тележку на антигравитационные суспензоры и пулей понесся на ней через площадь — мчащийся Левиафан, увлекающий глоуглобы в свою кильватерную воздушную струю. Достигнув места сражения, он обогнул собственные войска и обрушился с фланга на нападавших, опомнившись лишь когда вокруг него заполыхали зловеще изогнутые голубые лучи лазерных пистолетов. Он почувствовал, как его тележка сокрушает живую плоть, усеивая телами все вокруг.
      Перед самым фасадом посольства, он вывалился из тележки, рухнул на брусчатку, перекатился по твердой мостовой. Лучи лазерных пистолетов защекотали его рубчатое тело, внутри него поднялась мощная волна жара, за ней последовала вентилирующая кислородная отрыжка из хвоста. Мгновенный рефлекс полностью закрыл его лицо рясой и погрузил руки в безопасные глубины переднего сегмента. Его тело Червя взяло над ним полную волю изгибаясь и молотя как цеп, перекатываясь безумным колесом, он метался, обрушиваясь во все стороны.
      Улицу заливала кровь. Кровь — это водный барьер для Червя. Но такая вода неотделима от смерти. Его беснующееся тело срывалось и оскальзывалось в ней, из каждого сочленения, где жидкость просачивалась сквозь его кожу песчаной форели, вырывался голубой дымок. Его одолела водяная агония, пробудившая еще большую жестокость в его огромном молотящем теле. Рыбословши по всей линии подались назад, когда Лито атаковал врага. Потом сметливая башар увидела, какая тут открывается возможность.
      Ее крик перекрыл шум битвы:
      — Добивайте оставшихся!
      Ряды гвардейцев ринулись вперед.
      Всего лишь несколько минут понадобилось Рыбословшам на их кровавую жатву — и лезвия пронзали тела в беспощадном свете глоуглобов, плясали дуги лазерных лучей, и даже ударами рук и ног Рыбословши кромсали уязвимую плоть. Они никого не оставили в живых.
      Лито откатился от кровавого месива перед посольством, почти ничего не соображая сквозь волны водяной агонии. Облако почти чистого кислорода, образовавшееся вокруг него, помогло восстановлению его человеческих восприятий. Он призвал тележку, она подплыла к нему, опасно кренясь на поврежденных суспензорах. Он медленно забрался на сразу просевшую тележку и отдал ей мысленную команду вернуться в его апартаменты под площадью.
      На случай необходимости исцеления после контакта с водой у него уже давным-давно была приготовлена очистная камера, где тугие струи прокаленного воздуха высушат его и приведут в себя. Мог бы подойти и песок, но в пределах Онна не было необходимого количества песка, где он мог бы прогреться, отчистив свое тело до нормального состояния.
      В лифте он подумал о Хви и распорядился немедленно ее доставить.
      «Если она осталась в живых».
      Покуда его тело, одновременно и человеческое и Предчервя, так неотложно жаждало очищающего жара — у него не было времени на провидческое дознание, оставалось лишь надеяться, Едва оказавшись в очистной камере, он решил подтвердить предыдущий приказ — «пощадить нескольких Лицевых Танцоров!», но к тому времени остервенелые Рыбословши уже растеклись по всему городу, а у него не хватало сил на ясновидческий поиск, в какие места города отправить вестовых, чтобы все отряды получили его приказ.
      Когда он выходил из очистной камеры, капитан гвардии доложила ему, что Хви Нори легко ранена, но в безопасности и будет доставлена к нему так скоро, как только местный командир найдет это благоразумным.
      Лито на месте произвел капитана в подбашары. Она была тяжело сколоченной, наподобие Найлы, но лицо не такое квадратное более округлое и ближе к прежним нормам. От столь горячего одобрения Владыки она вся затрепетала и, когда он велел ей вернуться и «вдвойне убедиться», что никакая опасность больше Хви не грозит, повернулась и помчалась со всех ног.
      «Я даже не спросил, как ее зовут», — подумал Лито, перекатываясь на новую тележку в углублении своей малой палаты аудиенций. Несколько секунд размышлений, и он припомнил имя новой подбашары — Тьюма. Повышение надо будет еще подтвердить. Он завязал себе мысленный узелок на память сделать это лично. Все до единой рыбословши должны немедленно уразуметь, сколь дорога ему Хви Нори. Хотя после событий сегодняшней ночи в этом не должно остаться больших сомнений. Он обратился к своему провидческому прослеживанию и разослал гонцов своим озверевшим Рыбословшам. Но вред уже был нанесен: трупы по всему Онну, — Лицевые Танцоры и лишь заподозренные в этом.
      «И многие видели, как я убивал», — подумал он. Дожидаясь появления Хви, он заново осмыслил все произошедшее. Сегодняшнее нападение не типично для Тлейлакса, по новой модели, и в эту новую модель укладывается предыдущее, на дороге в Онн, и все указывает, что за этими смертоносными выпадами таится единый ум.
      «Я мог бы там умереть», — подумал он.
      Начинало проясняться, почему он не предвидел этого нападения, основная же причина коренилась глубже: Лито ощутил, как ему становится виден самый корень происшедшего — то, что сводит воедино все улики. Какой человек лучше всего знал Бога-Императора? Какой человек владел секретным местом, из которого мог плести свои заговоры?
       МОЛКИ!
      Лито вызвал часовую и велел ей узнать, не покинула ли еще Арракис Преподобная Мать Антеак. Через мгновение часовая вернулась с докладом.
      — Антеак все еще находится в своих апартаментах. Командующая Рыбословшами, охраняющими ее, сообщает, что их посольство нападению не подверглось.
      — Вот что, передай Антеак, — сказал Лито. — понимает ли она теперь, почему я поместил ее делегацию в столь удаленном от меня районе? Затем скажи ей, что, находясь на Иксе, она должна определить местонахождение Молки. Она должна будет доложить об этом нашему местному гарнизону на Иксе.
      — Молки, бывший икшианский посол?
      — Он самый. Он не должен оставаться на свободе и живым. Ты известишь командующую нашим гарнизоном на Иксе, и ей следует поддерживать тесный контакт с Антеак, обеспечивая всю необходимую помощь. Молки должен быть доставлен сюда, ко мне, или казнен, наша командующая пусть сама решит, по обстоятельствам.
      Посланница, стоявшая в кругу падающего вокруг Лито света, кивнула, тени покачнулись на ее лице. Ей не нужно повторять приказание. Каждая из его личных охранниц великолепно тренирована в мнемотехнике и может в точности повторить слова и даже интонацию Лито, никогда не забывая того, что хоть раз от него услышали.
      Когда посланница удалилась, Лито послал личный сигнал запроса и через несколько секунд получил ответ от Найлы. Икшианское устройство, встроенное в его тележку, воспроизвело ее голос бесстрастным, металлически машинообразным, слышимым только Лито:
      — Да, Сиона в Твердыне. Нет, Сиона не вступала в контакт со своими соратниками по мятежу. Нет, она даже еще не знает, что я за ней наблюдаю.
      — Нападение на посольство? Это совершено отколовшейся группой, называющей себя Звеном Тлейлаксанского Контакта.
      Лито позволил себе мысленно вздохнуть. Мятежники всегда навешивают своим группировкам такие претенциозные ярлыки.
      — Есть ли оставшиеся в живых? — спросил он.
      — Таковых мы не знаем.
      Лито нашел забавным, что, хотя трансляция не воспроизводила никаких эмоциональных оттенков, его память дополняла ими сухой металлический голос.
      — Ты войдешь в контакт с Сионой, — сказал он. — Открой ей, что Ты Рыбословша. Скажи ей, Ты не открывала этого раньше, потому что знала, что она не будет тебе доверять и потому что боялась разоблачения. Потому что Ты одна единственная их всех Рыбословш входишь в заговор Сионы. Подтверди ей свою клятву. Скажи ей, Ты поклялась всем для тебя святым во всем ей повиноваться. Если она тебе что-нибудь прикажет, Ты это выполнишь. Все это — правда, как Ты хорошо знаешь.
      — Да, Владыка.
      Память дополнила слова интонацией фанатичной преданности. Она все выполнит.
      — Если возможно, обеспечь возможности для Сионы и Данкана Айдахо оставаться наедине, — сказал он.
      — Да, Владыка.
      «Пусть они сближаются обычным путем», — подумал он.
      Поговорив с Найлой, он на секунду задумался, затем послал за командующей силами на площади. Башар вскоре прибыла, ее темный мундир был запачкан и запылен, на сапогах — запекшаяся кровь. Она была высокой женщиной с тонкой костью, морщины придавали орлиным чертам ее лица выражение властного достоинства.
      Лито припомнил ее воинское имя: Айлио, что означало «Надежная» на языке старых Свободных. Он, однако, обратился к ней по ее имени от рождения: Найше «дочь Ше», это придало их беседе тонкий оттенок интимности.
      — Присядь, отдохни, Найше, — сказал он. — Ты основательно потрудилась.
      — Благодарю, Владыка.
      Она опустилась на ту самую красную подушку, на которой сидела Хви. Лито отметил, что, несмотря на морщинки усталости, пролегшие вокруг рта Найше, ее глаза остаются бодрыми. Она глядела на него, полная жажды услышать его слова.
      — В моем городе опять воцарилось спокойствие, — он произнес это не совсем с вопросительной интонацией, предоставив самой Найше истолковать, вопрос это или нет.
      — Спокойствие, но не благодать, Владыка.
      Он кинул взгляд на запекшуюся кровь у нее на сапогах.
      — Что с улицей перед икшианским посольством?
      — Она очищена, Владыка. Уже ведутся ремонтные работы.
      — А площадь?
      — К утру будет выглядеть так, как всегда.
      Ее взгляд неотрывно держался на его лице. Оба они знали, что он еще не подошел к сути беседы. Но теперь Лито понял, что же скрывается за этим выражением лица Найше.
       ГОРДОСТЬ СВОИМ ВЛАДЫКОЙ!
      Она впервые увидела, как Бог-Император убивает. И это посеяло семена жестокой зависимости. ЕСЛИ ГРЯНЕТ БЕДА, МОЙ ВЛАДЫКА ПРИДЕТ.Вот что читалось теперь в ее глазах. Она не будет теперь действовать полностью самостоятельно, только черпая силу от Бога-Императора и неся ответственность за использование этой силы. Была одержимость в выражении ее лица — жуткая машина смерти, всегда за кулисами, всегда наготове, только призови.
      Лито не понравилось увиденное, но сделанного не воротишь. Чтобы все выправить, придется действовать медленно и тонко.
      — Где нападавшие взяли лазерные пистолеты? — спросил он.
      — В наших собственных складах, Владыка. Мы полностью сменили охрану арсенала.
       СМЕНИЛИ. Полумера с определенной долей изящества. Согрешившие Рыбословши изолированы и будут содержаться отдельно, пока у Лито не возникнет необходимости в батальонах смерти. Тогда они умрут радостно, веря, что таким образом искупают свой грех. Один слух, что выслан отряд таких берсеркеров, способен утихомирить заранее, до их прибытия.
      — Подорвали стену арсенала? — спросил он.
      —  ВОРОВСТВОи взрывчатка, Владыка. Охрана арсенала проявила беспечность.
      — Источник взрывчатки?
      Найше несколько утомленно пожала плечами.
      Лито мог только согласиться. Он знал, что способен найти и выявить эти источники, но это бы мало к чему привело. У изобретательных людей всегда под рукой составляющие для самодельных взрывчатых устройств — такие обычные вещи, как сахар и хлорная известь, совершенно обыкновенные масла и невинные удобрения, лаки и растворители, вытяжки из грязи под кучей навоза. Список можно было продолжать до бесконечности, к нему все прибавлялось с каждым новым достижением человеческого опыта и познания. Даже в таком обществе, которое создал он, любому, кто попытался бы ограничить смешение технологий и новых идей, нереально было надеяться на полное уничтожение всех провоцирующих факторов. Сама идея контролировать такое была химерой, опасным и отвлекающим мифом. Ключ — в ограничении страсти к насилию. В этом смысле, нынешняя ночь являлась катастрофой.
      «Так много несправедливости», — подумал он.
      Словно прочтя эту мысль, Найше вздохнула.
      «Ну конечно. Рыбословши с детства приучены избегать несправедливости, где только возможно.»
      — Мы должны позаботиться о местных жителях, пострадавших от этих событий — сказал он. — Проследите за тем, чтобы их нужды были удовлетворены. Нужно ясно довести до их сознания, что осуждать за это следует Тлейлакс.
      Найше кивнула. Она хорошо вымуштрована, иначе бы не достигла ранга башара. Она уже верит в его слова. Для веры в виновность Тлейлакса ей достаточно, что об этом заявил Лито. В такой мгновенной вере есть своя прелесть: теперь она понимает, почему не перебили всех тлейлаксанцев.
      «Всех козлов отпущения до единого убивать не стоит».
      — И мы должны позаботиться об отвлечении, — сказал Лито. — К счастью, одно у нас прямо под рукой. Я сообщу тебе об этом, после беседы с леди Хви Нори.
      — С икшианским послом, Владыка? Разве она не замешана в…
      — Она совершенно невиновна, — сказал он.
      Он увидел, как вера в это сразу же запечатлелась на лице Найше готовой маской, запершей ей челюсть и остекленившей глаза. Даже Найше. Хоть Лито и знает, с какого «зачем» начинается то «зачем», из-за которого он создал все, что создал, но, порой, испытывает какое-то благоговение перед собственным творением.
      — Я слышу, как леди Хви входит в мою приемную, — сказал он. — Пришли ее ко мне, когда будешь выходить. И, Найше…
      Она уже поднялась на ноги, но застыла в ожидающем молчании.
      — Сегодня я произвел Тьюму в подбашары, — сказал он. Проследи, чтобы это было оформлено официально. Что до тебя, то я очень доволен. Проси и дастся тебе.
      Он увидел, как эта формула волной радости отразилась в Найше, но она немедленно одернула себя, доказав еще раз свою ценность для него.
      — Я проверю Тьюму, Владыка, — проговорила она. — Если она пройдет тест, я возьму отпуск. Я уже много лет не видела мою семью на Салузе II.
      — Отпуск за тобой, когда только пожелаешь, — сказал он и подумал: «Салуза Вторая. Ну конечно!»
      Достаточно ей было единожды упомянуть о своем происхождении, как он сразу сообразил, на кого же она похожа — на Харк ал-Аду. «В ней течет кровь Коррино. Мы более близкие родственники, чем я думал».
      — Мой Владыка великодушен, — сказала она и удалилась, с новой силой в походке. Он услышал ее голос в приемной:
      — Леди Хви, наш Владыка тебя сейчас примет.
      Хви, проходя в дверь, на секунду предстала темным силуэтом на фоне горящего сзади света. Ее шаг сделался неуверенным, потом, когда ее глаза приспособились к другому освещению, неуверенность исчезла. Как мотылек на свет, она устремилась к лицу Лито, кинув взгляд в полутьму, окружавшую его тело, лишь для того, чтобы убедиться, что он не ранен. Лито знал, что на нем нет ни одного следа ранений — вот только пепел, и внутреннее содрогание еще оставалось при нем.
      Он заметил, что она слегка прихрамывает. Хви оберегала правую ногу, но длинное одеяние из твида зеленого цвета скрывало ее ранение. Она остановилась на краю углубления, где стояла его тележка, и поглядела прямо в его глаза.
      — Мне сказали, что Ты ранена. Тебе больно?
      — У меня нога порезана чуть ли не до колена, Владыка. Небольшим куском каменной кладки, отлетевшим при взрыве. Твои Рыбословши уже обработали рану бальзамом, унявшим боль. Владыка, я боялась за Тебя.
      — А я боялся за тебя, ласковая Хви.
      — Кроме первого взрыва, я не подвергалась ни какой опасности, Владыка. Меня быстро спрятали в помещении глубоко под посольством.
      «Значит она не видела устроенного мной спектакля», — подумал он. — «Я могу быть за это благодарен».
      — Я послал за тобой, чтоб попросить у тебя прощения, — сказал он.
      Она опустилась на золотую подушку.
      — Что мне прощать тебе, Владыка? Ты ведь не причина…
      — Меня испытывали, Хви.
      — Тебя?
      — Есть желающие узнать, насколько глубоко я озабочен безопасностью Хви Нори.
      Она сделала жест в сторону внешнего мира.
      — Это… произошло из-за меня?
      — Из-за нас.
      — О! Но кто…
      — Ты согласилась выйти за меня замуж, Хви, и я… — он поднял руку, призывая ее к молчанию, когда она попробовала заговорить. — Антеак рассказала нам то, что Ты ей поведала, но происходит это не из откровений Антеак.
      — Тогда кто же…
      — Кто — не важно, важно, чтобы Ты еще раз подумала. Я должен дать тебе еще возможность подумать.
      Она опустила взгляд.
      «Как же свежи и не испорчены ее черты» — подумал он.
      Его воображение, оно одно, способно было представить во всей полноте его человеческую жизнь вместе с Хви. Из множества его жизней-памятей вдоволь можно было почерпнуть, чтобы достоверно нафантазировать супружескую жизнь. Она тут же обрастала нюансами — небольшими подробностями взаимного опыта, прикосновениями, поцелуями, всей блаженной сопричастностью, на которой строилось и возвышалось то, что было прекрасно до боли. И эта боль, одолевшая его, была намного глубже, чем физические напоминания о устроенном им перед посольством побоище.
      Вскинув подбородок, Хви, переполненность состраданием, жаждой помочь, поглядела ему в глаза. Он увидел в ней.
      — Как еще я могу Тебе послужить, Владыка?
      Он напомнил себе, что она — человек, в то время как сам он — уже не человек. Это различие между ними будет увеличиваться с каждой минутой.
      Ноющая боль его не отпускала.
      Хви была неизбежной реальностью, чем-то настолько важным, что ни одно слово никогда не могло бы этого полностью выразить. Ноющая боль внутри него была почти невыносимой.
      — Я люблю тебя, Хви. Я люблю тебя, как мужчина любит женщину… Но этого не сможет состояться и никогда не будет.
      Из глаз ее брызнули слезы.
      — Следует ли мне уехать? Следует ли мне вернуться на Икс?
      — Они лишь замучают тебя, стараясь выяснить, где дал сбой их план.
      «Она разглядела мою боль», — подумал он. — «Ей знакомы тщета и разочарование. Что она сделает? Она не станет лгать. Не заявит, что отвечает на мою любовь, как женщина мужчине. Она видит бесполезность. Она знает, что ее собственные чувства ко мне — сострадание, благоговение, любознательность, пренебрегающая страхом».
      — Тогда я останусь, — сказала она. — Возьмем столько радости из пребывания вместе, сколько получится. Я думаю, это самое лучшее, что мы можем сделать. Если это означает, что нам следует пожениться, то так тому и быть.
      — Тогда я должен доверить тебе знание, которое я не доверял ни одному другому человеку, — сказал он. — Оно даст тебе такую власть надо мной, которая…
      — Не делай этого, Владыка! Что, если кто-нибудь заставит меня…
      — Ты никогда больше не покинешь пределы моего домашнего круга. Мои апартаменты здесь и в Твердыне, безопасные места в Сарьере будут твоим домом.
      — Как пожелаешь.
      «До чего ласково и открыто ее тихое согласие», — подумал он. Надо укротить болезненную пульсацию внутри себя. Чем цепче она врастает, тем опасней и для него самого, и для Золотой Тропы.
      «До чего Икшианцы умны!»
      Молки повидал на своем веку, как всесильные поневоле сдавались несмолкающей песне сирены — желанию пожить в собственное удовольствие.
      «Ведь любая малейшая прихоть сразу напоминает об имеющейся у тебя власти».
      Хви приняла его молчание за признак неуверенности.
      — Мы поженимся, Владыка?
      — Да.
      — Не следует ли как-нибудь позаботиться, чтобы тлейлаксанские сплетни, что…
      — Не следует.
      Она поглядела на него, припоминая их прежние разговоры. «Посев зерен распада на множество частей».
      — Я боюсь, Владыка, что ослаблю Тебя, — сказала она.
      — Ты обязательно должна найти способ меня усилить.
      — Может ли усилить Тебя, если мы уменьшим веру в Бога Лито? В ее голосе прозвучало нечто от Молки — оценивающее взвешивание, делавшее Молки столь отталкивающе очаровательным. «Мы никогда не избавляемся до конца от учителей нашего детства».
      — Твой вопрос требует ответа, — сказал он. — Многие будут продолжать поклоняться мне, согласно моему замыслу. Другие будут считать это ложью.
      — Владыка… Ты просишь меня лгать ради тебя?
      — Разумеется, нет. Но я попрошу тебя хранить молчание, когда у тебя может появиться желание заговорить.
      — Но если они будут поносить…
      — Я протестовать не буду.
      И опять слезы потекли у нее по щекам. Лито так хотелось их коснуться, но они были водой… причиняющей боль водой.
      — Вот как следует тому совершиться, — сказал он.
      — Объяснишь ли Ты мне это, Владыка?
      — Когда меня больше не будет, они должны называть меня шайтаном, Императором геенны. Колесо должно катиться, катиться и катиться по Золотой Тропе.
      — Владыка, разве нельзя направить гнев на меня одну? Я бы не…
      — Нет! Икшианцы сделали тебя намного совершеннее, чем даже задумали сами. Я действительно тебя люблю, ничего с этим не поделаешь.
      — Я не хочу причинять Тебе боль! — эти слова словно насильно вырвались из нее.
      — Сделанного не переделаешь. Не скорби об этом.
      — Помоги мне понять.
      — Ненависть, расцветшая пышно после того, как меня не станет, тоже исчезнет, неизбежно канет в прошлое. Пройдет много времени, потом, в очень далеком будущем, найдут мои дневники.
      — Дневники? — она опешила от такой резкой смены темы.
      — Хроники моего времени. Мои доводы, мои апологии. Копии существующих и разрозненных фрагментов сохранятся, некоторые в искаженной форме, но истинные дневники будут ждать, ждать, и ждать. Я хорошо их спрятал.
      — И когда их откроют, то?..
      — Люди обнаружат, что я полностью отличался от их представлений обо мне.
      Ее голос понизился до дрожащего шепота.
      — Я уже знаю, что они узнают.
      — Да, моя дорогая Хви, по-моему, знаешь.
      — Ты не дьявол и не бог, а просто нечто, никогда не виданное прежде, нечто, чего никогда больше не увидят в будущем, потому что Твое возникновение — необходимость.
      Она смахнула слезы, стекавшие у нее по щекам.
      — Хви, Ты понимаешь, насколько Ты опасна?
      На ее лице промелькнула тревога, руки ее напряглись.
      — У тебя есть все задатки святой, — сказал он. — Ты понимаешь, как страшно это может оказаться — столкнуться со святой не в том месте и не в то время?
      Она покачала головой.
      — Люди должны быть подготовлены для святых, — объяснил он. Иначе они становятся просто последователями, просителями, попрошайками, слабыми лизоблюдами, навсегда в тени святого. Людей это губит, ведь так воспитывается лишь слабость.
      Секунду подумав, она кивнула, затем спросила:
      — А будут ли святые, когда Ты уйдешь?
      — Такова цель моей Золотой Тропы.
      — Дочь Монео, Сиона, будет ли она…
      — Пока что, она только мятежница. Что до святости, предоставляю решать ей самой. Может быть, она сделает только то, для чего выведена.
      — Что, Владыка?
      — Перестань называть меня Владыкой, — сказал он. — Мы будем Червь и его жена. Называй меня Лито, если хочешь. Владыка совсем не то.
      — Да… Лито. Но что…
      — Сиона выведена для того, чтобы править. Есть опасность в такой селекции. Имея власть, обретаешь знание и силу. Это может привести к заносчивой безответственности, к болезненным крайностям, а затем и к жестокому разрушителю — безудержному гедонизму.
      — Сиона бы…
      — Все, что мы знаем о Сионе — что она верна своему пониманию уготованной ей роли, отчаянно держится за эту стереотипы поведения, определяющие ее восприятие. Она, никуда не денешься, аристократка — но аристократия большей частью смотрит в прошлое. В этом и есть неудача. Не много увидишь в прошлом, если только Ты не двуликий Янус, глядящий одновременно вперед и назад.
      — Янус? Ах да, тот бог с двумя противоположными лицами, — она облизнула губы. — А Ты — Янус, Лито?
      — Я Янус, увеличенный в миллиард раз. Но я и нечто, много меньшее Януса. Я, например, то, чем больше всего восхищаются мои управляющие — тот, чьи решения всегда правильны, каковы бы они ни были.
      — Но если Ты подведешь их…
      — Тогда они обернутся против меня, да.
      — Сиона заменит Тебя, если…
      — Ах, какое же огромное «если»! Ты видишь, что Сиона угрожает мне лично. Однако, она не представляет угрозы для Золотой Тропы. Примем во внимание, к тому же, что мои Рыбословши испытывают определенную привязанность к нынешнему Данкану.