Доэни заметил пену на боках лошади. Очевидно, всадники ехали издалека.
      - Что там происходит в крепости? - спросил бородатый, смешно двигая подбородком.
      - Мы сами смотрим и не понимаем, - сказал Доэни. - Похоже на какое-то сборище.
      - А кто вы такие, осмелюсь вас спросить? - поинтересовался всадник.
      - Мое имя Финта, - ответил Доэни. - А это отец Майкл, а...
      - Вот и священник! - воскликнул бородатый. - Не заедете ли вы в Бэллимор? Это чистая правда Божья, что в нашей ключевой воде нашли чудодейственное лекарство.
      Отец Майкл посмотрел на горы, и выражение его лица говорило: "Почему бы и нет?" Он кивнул.
      - Да, мы выпьем вашей воды в Бэллиморе по Божьей воле.
      - Это чудесная вещь, - продолжал бородатый. Он наклонился в седле и уставился на Джона, который быстро склонил голову и закрыл глаза, заметив это внимание. - А что случилось с вашим другом?
      Доэни облизал губы, поймав предостерегающий взгляд священника. Но пока он складывал слова в предложения, мальчик вышел вперед и взял Джона за руку.
      - Мы идем к вашему источнику, мистер. Это мой отец. Он стал таким с тех пор, как умерла моя мама.
      Всадник выпрямился. Печальным голосом он произнес:
      - Таких сейчас много. Да поможет нам Бог! - Повернувшись в седле, он прокричал своим спутникам:
      - Дес! Принеси пакет с хлебом и сыр! - Потом бородатый опять заговорил с отцом Майклом. - Я вижу, у вас нет никакой еды. Отсюда недалеко от Бэллимора. Мы присоединимся к вам потом и будем молиться, чтобы вы остались там с нами. - Он кивнул в сторону церкви. - А у нас небольшое дело в Киллалу. Может, вы подскажете нам, как пробраться сквозь эту толпу?
      - Дело в Киллалу? - переспросил Доэни.
      - Меня зовут Элдин Канифф, - пояснил всадник. - Я один из главных в Бэллиморе. Мы эскортируем Эрскина Мак-Гинти в Киллалу, где, по слухам, есть радиопередатчик, по которому можно поговорить относительно этой воды. У Эрскина было видение, что он должен поговорить с новым Папой об этом открытии.
      - Я не знаю ни о каком радиопередатчике в Киллалу, - заметил Доэни.
      - Это всем известно, - сказал Канифф. - Нового Папу, как вы знаете, зовут Адам, для нового начинания! В миру он Дэвид Шоу. Подумать только: начинал простым священником, потом - кардинал, и наконец! Наконец, он стал Папой!
      - Если вы отправляетесь в Киллалу, я бы на вашем месте остерегался больших дорог. Толпы - это очень опасно.
      - Хороший совет, господин Финтан, - поблагодарил Канифф. - Сам Элдин Канифф благодарен вам за него.
      Сзади, из-за живого забора деревьев, выехал всадник и остановился около Каниффа. Это был худощавый молодой человек с растрепанными черными волосами, обрамлявшими тонкое лицо. Парень широко улыбался, но в зубах у него зияла брешь. В левой руке он держал ружье и одновременно поводья, а в другой - кожаную сумку, которую осторожно передал отцу Майклу.
      Канифф посмотрел на священника, который стоял, держа сумку обеими руками.
      - Дорога на Бэллимор безопасна, но ее нужно найти, отец. Вы обнаружите каменные отметки, их всего семь, и указатель тоже есть. Будьте внимательны, проходя шестой камень с буквой N, и держитесь подальше от Моата. В Моате живут настоящие дьяволы. Если кто-либо остановит нас, скажите, что вы находитесь под защитой Элдина Каниффа.
      - Идите с Богом, - произнес священник.
      Канифф ударил ногами по бокам лошади, повернул ее назад и вскоре скрылся за деревьями. Был слышен цокот удаляющихся копыт.
      Доэни ждал, пока всадники не отъедут подальше, потом посмотрел на отца Майкла. Священник кивнул. Они поняли друг друга. Если кто-либо из людей Кевина выжил после нашествия толпы, то Джона и его спутников можно будет легко вычислить. Станет известно о том, что священника, мальчика и двоих мужчин видели по дороге в Бэллимор.
      - Нам нельзя идти прямо в Дандэлк, - сказал Доэни. - Они могут предполагать, что мы направимся к моим друзьям.
      Отец Майкл посмотрел на Джона, который стоял, уставившись на залив. Мальчик все еще держал за руку Джона, на его лице было выражение, проникающее в самую душу, как будто мальчик пытался найти в своем спутнике ответы на непонятные вопросы. Им скоро нужно будет как-то назвать его, потому что своего первоначального имени он не помнил. Новое имя - мальчик хотел второго крещения, признавая, чтобы его крестили в церкви. Но это было все, что он признавал.
      - У нас редкостный груз, который мы должны защищать, - задумчиво произнес отец Майкл.
      - Я голоден, отец, - вдруг сказал Джон. - Оставил ли Джозеф какую-нибудь еду?
      - Мы скоро остановимся перекусить, - ответил Доэни. - Нам следует уйти с дороги. Мы были счастливы от этой неожиданной встречи, но опасность всегда существует - такова судьба странника. - Он повернулся и повел остальных вверх по дороге. Когда Доэни оглянулся, то увидел, что мальчик ведет Джона, все еще держа за руку.
      Сумерки настигли их на узкой тропинке, кружащей между плотными группами вечнозеленых деревьев. Доэни знал, что такие тропинки обязательно имеют укрытия на своем пути, потому что по ним ходят лесорубы. Вокруг валялось достаточно хвороста, чтобы помочь им сносно переждать холодные ночи. Путники пересекли несколько деревенских дорог и однажды выждали некоторое время в кустах, прежде чем перейти широкое, покрытое асфальтом шоссе. Доэни не знал точно, в каких местах они были, но отмечал положение солнца и понимал, что они отправляются на восток. Если бы удалось избежать встречи с Пляжными Мальчиками...
      Джон шагал автоматически, с отрешенной усталостью. Теперь он шел в одиночестве, а священник с мальчиком замыкали шествие. Иногда Джон озирался по сторонам, прежде чем сделать следующий шаг.
      Укрытие было примерно в том месте, где ожидал его увидеть Доэни: сразу за подъемом в небольшой низине, которая могла защитить их от западного ветра. Это было строение из наклоненных жердей, законопаченных илом и мхом. Дверца состояла еще из нескольких жердей и удерживалась тремя комплектами крестовин. Она была подвешена на кожаных петлях, с защелкой из колышка. Окон не было вообще, но в крыше было небольшое отверстие, ниже которого располагалась яма для костра и куча поленьев. Внутри укрытия стоял запах древесного угля и дыма.
      Джон плюхнулся на пол и повернулся спиной к стене. Отец Майкл бросил свой кожаный пакет и стал оглядывать сумрачное убранство хижины. Мальчик сел рядом с Джоном.
      Перед самым наступлением сумерек Доэни разжег огонь и уселся на корточки перед ним, пытаясь согреть руки.
      Отец Майкл закрыл дверь и просунул деревянную палочку в защелку. Мальчик подполз к стене позади огня, пользуясь преимуществом отраженной теплоты. Джон поднялся и бесцельно бродил взад-вперед в ограниченном пространстве. Отец Майкл внимательно следил за ним.
      Внезапно Джон остановился и проговорил:
      - О'Нейлу здесь не нравится.
      Священник с опаской посмотрел на Доэни, растянувшегося у костра. Тот понял и дал ему знак подойти поближе. Священник незаметно приблизился к Джону и встал спиной к огню, глядя сверху вниз на Доэни. От влажной одежды отца Майкла начинал подниматься пар.
      - Может быть, О'Нейл расскажет нам, почему ему не понравилось это место? - спросил священник.
      Доэни предостерегающе помахал рукой. Неужели он не понимает? Нельзя извлечь О'Нейла из этой человеческой оболочки. Человек увидел уже слишком много ужасных последствий, вызванных чумой. Он хотел отомстить, но такой ли ценой?
      Отец Майкл пристально посмотрел на Доэни с озадаченным видом.
      Джон оставался молчаливым, только голова его склонилась набок, как будто он прислушивался.
      "Только совершенно монстр мог бы жить, имея на своей совести ТАКУЮ Ирландию", - подумал Доэни. Все, что они знали об О'Нейле, вернее что говорили о нем люди, - это то, что он был совестливым человеком, по крайней мере до бомбы, брошенной Херити.
      Внезапно Джон выпрямился и сказал:
      - О'Нейл говорит, что в этом месте опасно жить. - Он посмотрел на Доэни. - Оставил ли Джозеф какое-нибудь оружие?
      - Здесь не нужно оружия, - ответил Доэни, поднимаясь на ноги. - Не найдется ли еще немного хлеба и сыра, отец?
      - Хватит на вечер и на завтра, - ответил священник.
      Мальчик обошел костер и присоединился к ним. Одежда его пахла паленой шерстью.
      - О'Нейл прав, - сказал мальчик, в голосе его, как у взрослого, сквозила некая задумчивость и печаль. - Ружья и бомбы привели мир к сумасшествию, и он стал опасным.
      "Устами Безумца и младенца глаголет истина", - подумал Финтан.
      - Пресвятая троица! - воскликнул отец Майкл. - Да был ли этот мир вообще когда-нибудь нормальным?
      - Где человек всегда мог говорить заведомую ложь безнаказанно, продолжил Финтан.
      - Это жестоко, господин Доэни!
      Финтан повернул голову и прислушался к шелесту ветра в кронах деревьев, растущих вокруг хижины. Огонь мерцал в самодельном очаге, слегка раздуваемый движением воздуха через отверстие в крыше хижины и щели в неплотно прилегающих жердях. На стенах плясали зловещие тени.
      - Жестоко, да, - продолжал Доэни. - Но перемены всегда бывают жестокими, а сейчас мы имеем дело с переменами. Мы никогда не встречались достаточно близко со всеми мерзостями нашего мира.
      - Достаточно близко! - Отец Майкл был шокирован. - Убийства! Дикие случаи жестокости!
      - Я думаю, что являюсь реалистом, - говорил Доэни. - Большинство людей жило в четырех стенах, защищенные со всех сторон опекунами - врачами, проповедниками, адвокатами, избранными ими же демагогами - чтобы держаться подальше от сюрпризов перемен.
      - Тогда как же это чума умудрилась удивить, как вы говорите, опекунов? - спросил священник.
      - Потому что они тоже привыкли к этому миру, к этой вселенной, ограниченной еженедельными оплаченными пакетами еды, программами телевидения на вечер, ежегодными праздниками и строго соблюдаемым графиком распределения сластей и развлечений.
      - Я все еще не могу понять, как это могло произойти, - прошептал отец Майкл. Он боязливо посмотрел на Джона, который подошел к двери и выглянул на улицу через щель в дверных петлях.
      - Это все из-за того, что мы прислушивались только к богатым американцам! - воскликнул Доэни.
      - А я и не знал, что вы так ненавидите американцев, - сказал отец Майкл.
      - Ненавижу? Нет, я им просто завидую. Лишь немногие из них сталкивались когда-либо с мерзостями мира.
      - Опять эта фраза, - запротестовал священник. - Что она означает?
      - Она означает только то, что нищие, сталкивающиеся с мерзостями мира, умирали от голода. Я имею в виду и моряков, и фермеров, и лесорубов, живших рядом со стихийными бедствиями, природными катаклизмами, случавшимися очень часто. Я имею в виду пророков, наказывающих себя до тех пор, пока не увидят, что боль прошла.
      Отец Майкл посмотрел на мальчика, который стоял, внимательно прислушиваясь к разговору, и увидел на его лице выражение жадного любопытства. Ночные звуки ветра и шорох леса сдавливали сердце. Что мог увидеть Джон сквозь дверные щели? За пределами хижины была только темень леса.
      - Опекуны на самом деле были не настоящими, - произнес Доэни низким и задумчивым голосом. - Они говорили, что будут только приятные сюрпризы типа рождественских подарков. Ничто, способное нарушить плавное течение событий в мире, не будет допущено. Обитатели четырех стен считали, что именно они владеют миром.
      Джон обернулся и встретился с взглядом отца Майкла. Священник подумал, что в глазах Джона было странное ощущение удивления и настороженности.
      - Где мы находимся? - спросил он.
      - Это убежище лесорубов, - ответил Доэни, продолжая смотреть на огонь.
      Джон сосредоточил свое внимание на Доэни.
      - А кто вы такой?
      Тот покачал головой, все еще не глядя на Джона, углубившись в свои тяжелые мысли.
      - Мое имя Финтан Доэни, и я не лучший опекун, чем любой другой. - Потом Доэни повернулся и увидел в отблесках огня тревожное выражение на лице Джона.
      - Как мы сюда попали? - поинтересовался Джон.
      Низким и неуверенным голосом Доэни ответил:
      - Мы пришли пешком.
      - Это странно, - размышлял Джон. - Вы говорите как ирландец. Я все еще в Ирландии?
      Доэни кивнул.
      - А где же моя Мери и близнецы? - спросил Джон.
      Отец Майкл и Доэни недоуменно посмотрели друг на друга. Мальчик спросил:
      - Что-то случилось?
      Доэни предостерегающе погрозил ему пальцем, чтобы он замолчал.
      - Я Джон Рой О'Нейл, - пробормотал Джон. - Я знаю это. У меня... была амнезия? Нет... кажется, этого не могло быть. Я, по-моему, помню... кое-что.
      Доэни приподнялся, готовый к отпору в случае внезапной агрессивности Джона.
      - Кто привел меня сюда? - продолжал спрашивать тот.
      - Тебя привел Джон Гаррет О'Доннел, - ответил отец Майкл.
      Джон ошеломленно посмотрел на священника.
      - Джон... Гаррет... - Он был явно шокирован, глаза его широко раскрылись. Джон отступил назад, но уперся в стену позади двери. Его блуждающий взгляд переходил с Доэни на священника, со священника на мальчика, задерживаясь на каждом, и в это время в мозгу Джона пронесся вихрь воспоминаний.
      Доэни поднял руку и хотел что-то сказать.
      Рот у Джона широко открылся и стал похож на черную дыру на агонизирующем лице.
      - Не-е-е-т, - раздался жуткий вопль. Джон сделал шаг к Доэни, который напрягся в ожидании. Потом крутнулся и бросился на дверь, распахнувшуюся от сильного удара.
      Никто не успел опомниться, как Джон уже оказался снаружи, убегая прочь, с воплями и стоном, продираясь сквозь кустарник и ломая ветки деревьев.
      Доэни протянул руку, остановив мальчика и отца Майкла.
      - Вы его не поймаете. А даже если и сможете догнать... - Он покачал головой.
      Они прислушивались к звуками, доносившимся из темноты, - страшным стонам, хрусту веток в лесу. Наконец все постепенно смолкло, и теперь остался только шелест ветра в деревьях.
      - Кто-то, должно быть, найдет его, - задумчиво проговорил отец Майкл. Кто-то даст ему пристанище. Безумец - это тяжелая ноша для всех нас, ему...
      - Замолчите! - злобно крикнул Доэни. Он подошел к проему и установил дверь на место, подперев ее поленом. Когда Финтан повернулся к костру, то столкнулся со взглядом мальчика, прислушивающегося к ночным звукам. Мог ли его чуткий слух уловить стоны Джона?
      - Это злой дух, - прошептал мальчик.
      Та птица, что делают греческие ювелиры,
      Из чеканного золота и глазури,
      Не дает уснуть уставшему императору;
      Или она сидит на золотом суку и поет
      Лордам и леди Византии
      О том, что прошло, проходит или придет.
      Уильям Батлер Йитс
      Отцу Майклу не нравилось жить в Англии. Особенно не любил он затворничество в Хаддерсфилде, хотя это было очень занятное место в эти дни, когда сюда съехались важные персоны со всего мира, чтобы узнать подробности о лекарстве от чумы. Он принял предложение Доэни поехать в Хаддерсфилд. Кети О'Хара Броудер была ирландским национальным достоянием, и, более того, определенно становилась потенциальным политическим орудием.
      "Женщина в камере!"
      Отец Майкл считал ее довольно глупой молоденькой женщиной, но в ней был прочный стержень независимости, то, что священник рассматривал как "крестьянский характер". Такое качество, но в меньшей мере, было присуще матери отца Майкла, и он сразу же распознал его в Кети. Она была бы упрямой и даже жестокой, если затрагивались ее собственные интересы. Дайте таким людям немного власти, и они станут ужасающими - если их действия не управляются твердой верой в Божью кару.
      - Вы поедете туда, чтобы стать ее духовным наставником, и это правильное слово, - сказал Доэни. - Я знаю вас как хорошего священника, отец. Но вы также будете наблюдать, не сделает ли она чего-нибудь глупого, того, что может повредить Ирландии. Я не доверяю британцам.
      - А что они могут сделать?
      - Это вы и должны выяснить.
      И вот он находится за пазухой у галлов уже два месяца. Каждое утро, проходя через дворик крепости для очередного визита к Кети, священник чувствовал могущество этого места. Страшная сила, да. Здесь развивались опасные события - заговоры, странные интриги. Он был рад, что оказался здесь, несмотря на то, что все вокруг было пропитано британским духом. Его собственными мотивами для принятия предложения Доэни были и простое любопытство, и необходимость в том, чтобы вывезти мальчика из Ирландии.
      Отец Майкл продолжал думать о молчаливом мальчишке как о мальчике, хотя он сказал, что его зовут Шоном. Просто Шон. О своей семье он не захотел рассказывать, как будто замуровал ее в какой-то тайной могиле, и хотел только сам носить по ней траур.
      Мальчик определился с желанием стать священником. Это было утешительно. Отец Шон. Отец Майкл подумал, что из него выйдет хороший священник, могущий сострадать. Пожалуй, он даже будет кардиналом... или Папой. Мальчик достоин этого.
      Отец Майкл переждал, пока проедет длинная вереница машин. "Сегодня будет солнечный день, - подумал он. - Даже жаркий". Эти машины, как священник определил по эмблемам на грузовиках, были частью спасательных сил "Дикая природа". По телевидению рассказывали об их подвижнической работе. О том, как эти люди стреляли гиподермическими стрелами в китов, дельфинов, тюленей, волков, медведей и других бедных животных. Это было просто замечательно.
      Конечно, мальчику было гораздо лучше здесь, чем в неспокойной Ирландии, с отрядами Финн Садала, рыскающими по окрестностям. Но исход уже близок, в этом не оставалось сомнений. Смерть Кевина О'Доннела от рук толпы лишила Пляжных Мальчиков их мистической силы. Они продолжали свою борьбу, все больше свирепствуя, но у них уже не осталось централизованного руководства.
      "Сам дьявол", - подумал отец Майкл.
      Объединенные Нации не оказали помощи армии в ее борьбе с отрядами с Финн Садал. Просто, направляющая рука сатаны больше не руководила действиями экстремистов. Кевин был воплощением Сатаны, отец Майкл был в этом твердо уверен.
      Машины уже проехали, и священник пересек дорогу, но еле успел увернуться от пронесшегося на всей скорости джипа, который вылетел из-за угла и устремился за грузовиками. Водитель погрозил кулаком и прокричал что-то о "черносутанном священнике" у него на пути.
      "Некоторые вещи никогда не изменятся", - подумал отец Майкл.
      Но все-таки было лучше, что Мальчик теперь жил и получал прекрасное образование в специальной школе для избранных студентов, расположенной в периметре Хаддерсфилда. Преподаватели приняли мальчика, потому что он был подопечным отца Майкла, имевшего официальный статус "Эмиссар Ирландского государства". Да, прекрасное научное образование, которое позднее будет отшлифовано иезуитами, где-нибудь в безопасном месте типа Америки.
      Шон когда-нибудь станет великим человеком. Отец Майкл почувствовал это еще тогда, в тот день на дороге под осажденной крепостью, когда мальчик взял за руку Джона О'Нейла и произнес чистейшую ложь, чтобы защитить бедного человека. Ясно, что в мозгу мальчика были мысли о мести, поэтому его поступок был достоин святого, поистине для спасения другого. Доэни считал, что это было просто умно и хитро, но отец Майкл думал иначе и знал наверняка: это было ПРАВИЛЬНО.
      "Во дворике крепости Хаддерсфилд этим утром очень людно", - отметил про себя священник. Прохожие, мечущиеся туда-сюда, наталкивающиеся на него... Это место с каждым днем становилось многолюдней. Некоторые узнавали отца Майкла и кивали, другие слегка улыбались, думая, что видели его где-то.
      "Вы видели меня именно здесь, вы, сассенакские идиоты!"
      Отец Майкл постарался сразу же избавиться от этой мысли. Она явно была недостойна его. "Нужно поучиться великодушию у мальчика", - подумал он.
      Из Ирландии доходили странные слухи и истории О'Нейла. Его видели там, видели здесь, но никогда не было конкретных подтверждений, "...говорят, что люди оставляют на его пути пищу и воду. Этими путями пользовался раньше Маленький Народ". О, нельзя полагаться на ирландское отношение. Посмотрите на героя, которого он сделал из Бранна Маккрея с его двадцатью шестью молодыми беременными женщинами!
      "Но он спас почти полсотни ирландских женщин!" - говорили слухи.
      Спас! Что хорошего в том, что он спас их плоть, если их души были потеряны?
      И это было не потому, что Маккрей был единственным, кто спас женщин от чумы. Говорили, что пройдут годы, пока будут рассказаны все истории о том, как женщины были спрятаны и защищены сообразительными мужчинами. Недостаточно, однако, спасены. Но все же предпринимались усилия, чтобы вернуть их обратно к Богу... даже бедных девушек в замке Маккрея. Это не было их собственным деянием. Их подхватило и понесло беспокойное течение времени.
      По мере приближения к административному корпусу, где расположилась Кети с мужем, отец Майкл начал различать обычную длинную вереницу мужчин. Он ждали своей очереди, чтобы пройти к окошку, сквозь которое можно было увидеть Кети. Желание просто увидеть женщину было притягательным, как магнит, и настолько сильным, что власти не смогли устоять против этого требования. "Слишком опасно", - говорили они. Но какой вред это могло принести?
      "Это вредит Кети", - подумал священник. Простая демонстрация самой себя могла привести к изменениям в характере женщины, чего отец Майкл весьма опасался. Может быть, именно об этом предупреждал Доэни?
      Отец Майкл протиснулся сквозь толпу ожидающих мужчин, слыша обрывки разговора.
      - Я слышал, она хорошенькая.
      - И держит ребенка у своей груди.
      Священник видел выражение обиды на лицах мужчин, мимо которых он проходил. Они знали, что ему было разрешено входить туда, но ревниво относились к тому, что он может подходить к Кети и говорить с ней, а может быть, и прикасаться к ней.
      Вереница мужчин закручивалась длинным серпантином по лестнице внутри здания. Отец Майкл проигнорировал лестницу и пошел к лифту в центре длинного коридора. Охранник, стоявший у лифта, открыл дверь для отца Майкла и нажал кнопку верхнего этажа.
      Отец Бирни Казанах ждал снаружи, когда отец Майкл прибыл на верхний этаж. Вокруг не было никого, и он был вынужден остановиться.
      - А, это вы, отец Майкл. Я как раз вас жду.
      "Интересно, где британцы разыскали этого священника?" - спросил себя отец Майкл. Что ж, Каванах был католическим священником, да. Это подтверждено. Но он слишком долго прожил в окружении галлов. Он даже говорил с акцентом старого этонианца.
      - Что вы хотите? - неохотно спросил отец Майкл.
      - Всего лишь два слова, отец.
      Каванах взял священника за руку и почти потащил его в угол позади лифта.
      Отец Майкл непонимающе уставился на него. Каванах был похож на маленького херувима с бледными щечками. В его глазах сквозило беспокойство, как будто он искал место, где можно скрыться. "Расчесывал ли он когда-нибудь свои седые волосы?" - подумал отец Майкл. Казалось, что он только что побывал в центре урагана.
      Каванах, наверное, считал себя "порядочным ирландцем". Был ли он выходцем из колледжа святого Патрика, в Мэйнуте, как и отец Майкл?
      Претерпел ли он там такие же несчастья? Отец Майкл все еще пытался уличить другого священника во лжи.
      - Нет. Я уехал оттуда десять лет назад.
      Это было похоже на правду.
      Но Каванах виделся с Кети и говорил с ней. Отцу Майклу не нравилось настроение женщины после подобных визитов. Каванах был близок с папским посланником, приехавшим из Филадельфии, и отцу Майклу было не по душе то, что он слышал об ЭТОМ. Шли разговоры о подчинении "требованиям меняющегося времени". Отец Майкл знал, что это означало: отказ от веры! Ничего хорошего это не предвещало. Мог даже быть новый раскол Церкви. Как можно почитать католическую Церковь, административный центр которой располагается в Америке? Все будет нормально только после того, как восстановят Рим.
      - Вы не можете пройти сейчас к Кети, - пряча глаза, сказал отец Каванах. - У нее важный посетитель.
      - Кто на этот раз?
      - Самый главный адмирал среди карантинщиков. Один из тех, кто спас ее, разрешив пересечь канал.
      - Ее спас Бог! - запротестовал отец Майкл.
      - О, в этом нет сомнений, - согласился Каванах. - Но именно приказ адмирала способствовал переправе.
      - Если бы Бог захотел, они бы не переплыли, - заявил отец Майкл.
      - Я согласен. Но адмирал имеет громадное влияние, и мы не можем его беспокоить сейчас. Это для вашего же блага, уверяю вас.
      - Почему он пришел к ней? - продолжал допытываться отец Майкл.
      - В отношении этого я не уполномочен ничего говорить.
      Отец Майкл разозлился. Каванах явно почувствовал это, потому что отпустил его руку и предусмотрительно отступил на шаг.
      - Что здесь происходит? - спросил отец Майкл, стараясь сохранять спокойствие.
      - У двери стоят охранники, и они вас не впустят, - продолжал Каванах. Я обещаю, что ей не причинят никакого вреда.
      Отец Майкл почувствовал, что Каванах говорит правду, и подумал, стоит ли оказывать давление или нет. Я ПОСЛАННИК ИРЛАНДСКОГО ГОСУДАРСТВА. Но это тоже имело свои ограничения. Посланник должен вести себя подобающим образом. Он чувствовал, что опасения Доэни оправдываются. Глупая женщина стала известна во всем мире. "Женщина в камере!" Что-то во всем этом привлекло внимание общественности. Все это раздула пресса, конечно! Разные сенсации. Ребенок, родившийся в шторм при пересечении канала.
      - Когда мне будет разрешено увидеться с ней? - спросил отец Майкл.
      - Пожалуй, примерно в полдень. Может быть, вы подождете в своих апартаментах, отец? Я расположился дальше по коридору.
      Отец Майкл почувствовал тяжелую пустоту в животе. Происходило что-то нехорошее, а он должен был с этим смириться. Нет, он будет бороться! Но до того, как священник собрался что-то сказать, он увидел трех вооруженных морских офицеров, спускающихся вниз по коридору, которые внимательно наблюдали за ним. И тогда отец Майкл понял, что он узник, а эти трое приставлены, чтобы его охранять.
      Наш мир всеми способами подрывает, чувство собственного
      достоинства человека, силу, лежащую в основе человеческого
      могущества. Мы подрываем наше собственное выживание, нашу
      способность сделать выбор. Это врожденная способность, без
      которой человечество не может существовать.
      Финтан Доэни
      Кети любила сидеть у окна своей новой комнаты на верхнем этаже административного корпуса Хаддерсфилда, где она нянчилась со своим ребенком. Она знала, что огромное зеркало напротив нее было на самом деле окном, позволяющим огромной веренице мужчин, проходящих через внешний коридор, смотреть на нее. Кети могла смотреть только в зеркало, чтобы увидеть то, что наблюдали мужчины. Ей казалось странным, что она не чувствует смущения от того, что незнакомые люди смотрят, как она кормит грудью дочку.
      Каким замечательным ребенком становилась Джилла - ее щечки округлились, морщины разгладились, в глазах появилось любопытство. У нее должны были быть рыжеватые волосы, тонкие и шелковистые, такие, как у матери Кети. Какой драгоценностью был для нее этот ребенок!
      Они провели несколько ужасных дней, когда была принесена сыворотка и им объявили решение. Какими хладнокровными казались эти люди Кети. Она рыдала при виде неповоротливого доктора Бекетта, этого безобразного человека с впалыми щеками и гигантским ртом, равнодушно произносящим ужасные слова.
      - Вы и ваш муж можете иметь множество дочерей, миссис Броудер. Вы уже продемонстрировали это, и, применив нашу новую технологию генетического контроля, мы уверяем вас, что сможем сделать так, чтобы вы имели только дочерей.
      Мужчины в белых халатах все время держали Кети, забрав Джиллу, и даже не давали Стивену увидеться с ней.
      - У нас есть достаточно сыворотки только для вас, миссис Броудер! кричал на нее Бекетт.
      - Дайте ее Джилле!
      - Нет, если у вас будет достаточная иммунная реакция, то вашей кровью мы сможем спасти ребенка.
      - Если сможем! - стонала Кети.
      Но сопротивляться сильным врачам было бесполезно - и вот руки Кети стянуты ремнем, а в вене торчит игла. Еще несколько страшных дней прошло с этого времени, в слезах и причитаниях над Джиллой, когда она боялась обнаружить первые симптомы чумы у ребенка.
      После инъекции Стивену разрешили прийти к Кети. Почти как священник, он начал умолять ее "быть спокойной и принять все, что даст Бог". Стивен и лекарства старались успокоить ее, но и потом она вся дрожала, когда вспоминала ужасные дни.
      Когда Кети прижимала к своей груди Джиллу, к ней возвращалось спокойствие. Сыворотку изготовили вовремя. И теперь каждый мог ее получить: она распространялась по всему миру, как цунами.
      Дверь позади Кети открылась, и она узнала Стивена по осторожным движениям. Он не любил зеркала, но принимал его как необходимость. Стивен видел длинные очереди мужчин, жадные глаза, неотрывно смотрящие на мать и дитя. Он возражал против продления времени просмотра, но Кети не была уверена, что он поступал правильно.
      Во всем мире соотношение мужчин и женщин, по слухам, равнялось десять тысяч на одну или даже больше. Здесь в Англии, конечно, соотношение было худшим, хотя все еще находили женщин, спасенных влиятельными лицами, и им были сделаны инъекции. Новое здание было выстроено в Элдершоте, где женщины были надежно защищены. Кети было интересно, что они чувствуют по отношению к ней, первой из спасенных. Женщина в камере. Она знала, что их хотели переправить в Ирландию, но посчитали, что там все еще небезопасно. Вооруженные Пляжные Мальчики пока еще разгуливали на свободе. Слухи о женщинах, выживших в Ирландии, доходили до Кети, но рассказы об их бедствиях переполняли ее ужасом.
      Страдания! Казалось, вся Ирландия их терпит.
      "Мне повезло".
      Кети почувствовала могущество своего положения. Она стала символом в мире, с нетерпением ждущем сообщений из Кангши и из Хаддерсфилда.