Был ли это действительно монах? Может быть, сумасшедший монах?
      И вдруг он понял:
      - Кон знал! Он ожидал, что меня убьют.
      На вершине холма было тихо, слышался только легкий шорох ветра в зарослях можжевельника. Он чувствовал благодарность за теплую одежду. Неожиданное нападение около хижины вывело его из себя. Вещи здесь не были тем, чем казались.
      Отдышавшись, Джон пошел медленнее.
      - Но я добрался сюда, - думал он.
      Одежда на его теле издавала запах недавней стирки и сушки на солнце. Она вызывала теплое, но незнакомое чувство. Неожиданно ему пришло в голову, что у него нет ни клочка документов. В этом Кон был прав. Джон только что родился в Ирландии.
      Лучшее укрытие в мире. Джон Рой О'Нейл может наблюдать, как работает здесь его месть, и никто не догадается об этом.
      О'Нейл в его голове не отозвался, и за это Джон был благодарен.
      Свет нового дня обнаружил его в долине другой реки. Он остановился у ржавых ворот, когда-то выкрашенных белой краской. По обе стороны стояли кирпичные пьедесталы, с которых неправильными кусками облетала цементная облицовка. По ту сторону ворот заросшая травой тропинка исчезала в густой посадке среди кленов и сосен. Крапива и мальвы отмечали края тропинки. Джон заметил каменные формы, проглядывающие из зарослей слева, и понял, что он видит перед собой кладбище. Он чувствовал себя слабым от голода, горло его пересохло.
      "Каппокин?" - подумал он. Не опасно ли идти туда, куда направил его человек в рясе?
      Кого я смогу спросить?
      Любой встреченный здесь человек может представлять опасность. Этот урок преподал ему человек в рясе. Может быть, это он и хотел сделать.
      Его манила река, текущая внизу. Холодная вода сможет утолить его жажду.
      "Выпью глоток воды, - думал он. - Потом решу, что же делать дальше".
      Нет ничего более пристрастного, чем скрытый интерес под
      маской интеллектуальной убежденности.
      Шон О'Кейси
      Джозеф Херити стоял перед длинным столом, свободно опустив руки вдоль тела и глядя вдаль сквозь троих важных людей, которые сидели лицом к нему по другую сторону. Было слишком раннее утро, почти рассвет, а Кевин О'Доннел, человек, сидевший в центре, прямо напротив Херити, пользовался уже подтвердившейся здесь репутацией страшного болтуна.
      Внимательно слушая, Херити пытался понять, отчего же у него пошли мурашки по коже, когда он вошел в эту комнату. В воздухе здесь витал страх. Для Херити это было как запах свежей крови для хищника. Кто же здесь вызывает страх, и кого же он боится? Может быть, все трое? Казалось, они слегка нервничают.
      Кроме стола и трех стульев, другой мебели в комнате не было. Комната была небольшой, около четырех метров в длину и трех в ширину. По правую руку от Херити находилось высокое, узкое окно без штор, в котором, как в раме картины, были видны облака, окрашенные в светло-розовый цвет встающим из-за горизонта где-то сзади солнцем. Источником света служили две двухрожковые лампы за спиной сидящих. Лампы придавали желтоватый оттенок кремово-коричневым стенам.
      - Мы берегли тебя именно для такого момента, как сейчас, - сказал О'Доннел. - Ты должен ценить это, Джозеф. Тонкое дело для человека с твоими талантами, о которых, кстати, мы все хорошо осведомлены.
      О'Доннел взглянул влево и вправо на своих компаньонов, и Херити еще раз почувствовал ту же самую вспышку паники. Что это? Что это? Он испытующе посмотрел на компаньонов О'Доннела за столом.
      Алекс Колеман, сидевший слева от О'Доннела, не был слишком известен среди своих старых коллег-газетчиков в дочумном Дублине. С тех пор как его жена и дети погибли от рук разъяренной испанской толпы, Колеман превратился в кипящий котел ярости. Его руки часто дрожали от ярости, а также от пьянства, в которое он впал подобно тому, как человек возвращается в лоно церкви, подгоняемый кнутом собственных грехов. Тонкие черты Колемана, все еще хранившие смуглость потерпевшего кораблекрушение матроса Великой Армады, приобрели испытующее, едкое выражение, он приобрел вид человека, что-то высматривающего украдкой, как у хищника, выслеживающего добычу. Наиболее резким изменением в его внешности было исчезновение волос с его головы. Густые и черные когда-то, лежавшие плавной волной на макушке, теперь они были сбриты до тонкой щетины.
      "В Колемане есть ярость и, может быть, что-то еще", - думал Херити, перенеся взгляд на человека, находящегося по другую сторону О'Доннела. Теперь он сосредоточился, потому что это был самый важный член тройки Финтан Крейг Доэни. Никто из них троих не сознался бы в этой важности, Колеман, - так как ему было все равно, О'Доннел - из гордости, а Доэни потому, что не в его привычках было высовываться.
      Херити специально постарался узнать что-нибудь о Доэни, когда этот человек был назначен секретарем по исследованию чумы в новом Всеирландском правительстве. Доэни родился в атлонской семье, которая произвела на свет много священников и медицинских сестер, но совсем не дала врачей, "пока не появился Фин". В данный момент он выглядел, как безбородый, но тем не менее веселый Дед Мороз в штатском. Его лицо, круглое и добродушное, было обрамлено веющимся пухом светлых волос. Широко посаженные голубые глаза смотрели на мир, как бы находя его забавным.
      "Это маска", - решил Херити. У Доэни были плоские губы с морщинками от улыбки в уголках и короткий узкий нос с раздувающимися ноздрями, выражение которого два поколения студентов-медиков и медсестер в Дублинском колледже научились безошибочно угадывать для собственного выживания. Несмотря на вид добряка, Фин Доэни пользовался репутацией человека, беспощадного к лентяям, и раздувание его ноздрей было безошибочным сигналом бешенства, близкого к взрыву.
      "Страх исходит от него", - понял Херити. А также от О'Доннела. Что же это?
      Эти трое составляли Региональный комитет Юго-Восточного побережья, созданный ad hoc [для этой цели (лат.)] из временной рабочей группы, которая впоследствии была формально признана, так как обладала силой и знала, как ее применить. Кевин О'Доннел занял пост председателя на ранней стадии их работы, с учетом того, что он имел "вооруженную силу" - и это соответствовало действительности, так как силу нового правительства составляли "Пляжные Мальчики" и регулярная армия. Херити знал, что это положение устраивало Доэни. Оно позволяло ему держаться в тени и "переставлять фигуры".
      Алексу Колеману было все равно, кто возглавляет комитет, пока предпринимаются акции, которые в перспективе могут уничтожить убийц его семьи. Находились такие, кто утверждал, что Колеман может попытаться выбраться из Ирландии и "уничтожить всех без исключения проклятых выродков, все еще живущих в Испании".
      "Все трое чего-то боятся", - почувствовал Херити, но было ли это тем же, чего и он боялся?
      Кевин О'Доннел, оглядев своих компаньонов в поисках согласия со своими словами и считая их молчание знаком согласия, созерцал Херити с покровительственной улыбкой хищника, держащего в когтях жертву и получающего от этого садистское удовольствие.
      Херити узнал этот взгляд, так как уже страдал от него в предыдущих случаях. С тех пор как он взорвал бомбу на углу Графтон-стрит, Херити вел кроличье существование, обвиняемый теми, кто знал об его участии в этом деле, за то, что он "вызывал Божий гнев на головы всех нас". С начала эпидемии он жил в постоянном страхе из-за того, что его роль может стать общеизвестной.
      С теми, кому он доверял, Херити протестовал: "Откуда я мог знать?" О'Доннел, который был территориальным командиром группы Херити, отказался принять его оправдания. Избрав Херити специальной мишенью, О'Доннел использовал любую возможность для терзания своей жертвы. Херити подозревал, что сейчас наступит нечто похуже, чем предыдущие наказания. Он попытался замкнуться в себе, сохраняя энергию для удобного для бегства случая. Это придавало ему более твердый, более собранный вид. Херити был одним из тех, кого называли "ладно скроенным", хотя Бог, сшивая субстанцию Херити, явно пользовался парой длинных игл наподобие ремесленника.
      Неправильно поняв позу Херити, Кевин О'Доннел думал: "Этот Херити! Он держится так, как будто ему принадлежит любое место, где бы он ни находился".
      - Мы собрались здесь не для того, чтобы отмечать канун пасхальной недели! - сказал Кевин О'Доннел. Взглядом, полным презрения, он смерил Херити с головы до ног и снова взглянул ему в лицо.
      - Некоторые из нас пройдут через это, - сказал Алекс Колеман, как будто он вел внутри себя какую-то частную беседу и только теперь почувствовал, что эта часть ее должна быть объявлена во всеуслышание.
      Кевин О'Доннел взглянул на Колемана.
      - Что ты говоришь, Алекс?
      - Если хотя бы один из нас проберется, - сказал Колеман, - он сможет распространить чуму среди них, даст им почувствовать вкус этой Белой Смерти! - Он плюнул на пол рядом и осмотрелся, надеясь найти поблизости бутылку, чтобы утолить свою неожиданную жажду.
      - Ах да, - сказал Кевин О'Доннел, думая, что иногда Колеман разговаривает как слегка чокнутый. Снова обращаясь к Херити, О'Доннел сказал: - Я все еще озабочен твоими прошлыми ошибками, Джозеф. - И тихим и печальным голосом О'Доннел добавил: - Они должны быть смыты, полностью забыты, как будто их и не было.
      - У нас нет прошлого, ни у кого из нас, - сказал Колеман.
      - Алекс говорит правду, - сказал Кевин О'Доннел. - Нас здесь только четверо, и мы пока еще ирландцы.
      Фин Доэни прочистил горло.
      - Бог знает, куда этот человек уже мог добраться, Кевин.
      Херити весь обратился во внимание. Да, здесь-таки есть страх. Он как-то связан со всем этим материалом о Джоне Рое О'Нейле, который они заставили его заучить перед этой встречей - эта биография из Америки, история, а потом рапорт Финна Садала о ком-то по имени Джон Гарреч О'Доннел.
      - Джозеф, ты изучил все те материалы, которые мы дали тебе? - спросил Кевин О'Доннел.
      "Вот здесь страх, именно теперь!" - подумал Херити. Что-то в этом деле вызывает у них ужас.
      Херити кивнул.
      - Этот американец, который называет себя О'Доннелом, уже провел на нашей земле много дней, с тех пор как мы пропустили его через Кинсейл, сказал Кевин О'Доннел. - Пока мы уверены в нем, с ним ничего не может случиться.
      Раздувая ноздри, но сохраняя спокойный голос, Доэни наклонился вперед.
      - Ты видел его описание. Оно наводит на определенные мысли в свете американских данных об О'Нейле.
      - Досадно, что ты не поделился этим описанием с Финном Садалом, сказал Кевин О'Доннел, и в его тоне была горькая злоба.
      - Мы просили тебя особо следить за любым человеком, который назовется молекулярным биологом, - сказал Доэни. В его голосе послышались резкие нотки, которые узнал бы любой из его студентов.
      - Мы думали, что этот янки только хвастается, - сказал Кевин О'Доннел. - Он прибыл в Ирландию из добрых побуждений!
      - И где он сейчас? - задал вопрос Колеман.
      - Бродит по холмам над Югалом, - сказал Кевин О'Доннел. - Я думал, что если он О'Доннел, как и я, то должен иметь свой шанс. Его нетрудно найти.
      - Но он жив? - спросил Колеман.
      - Что касается этого, то может быть Джозеф сможет выяснить.
      - Но ты утверждаешь, что его видели, - сказал Доэни.
      Херити, поняв причину страха членов комитета, сказал:
      - Вы действительно думаете, что этот Джон О'Доннел...
      - Не твое дело спрашивать, что мы думаем! - отрезал Кевин О'Доннел. Ты здесь для того, чтобы выполнять приказы!
      - Так же, как я выполнял твои приказы в прошлом, - сказал Херити.
      - А также переходя их границы при случае! - в тоне голоса Кевина О'Доннела слышалось, что он не собирается разделять ответственность за бомбовое фиаско на Графтон-стрит.
      - Однако ты полагаешь, что этот янки может оказаться Безумцем, настаивал Херити.
      - И при этом он бродит где-то, где его могут убить, - сказал Доэни.
      - Это не из-за меня, - возразил Херити. Теперь он ясно увидел: страх... да, паника. Безумец здесь, в Ирландии. И что он здесь делает? Принес ли он с собой еще более ужасную чуму, чтобы истребить оставшихся в живых? Джозефу Херити им это не надо растолковывать! Если этот блуждающий американец - Безумец, он мог замыслить что-нибудь еще более опустошительное, чем его чума.
      - Я не пропустил его, как праздного туриста, - сказал Херити.
      - Придержи свой штатский язык! - вспыхнул Кевин О'Доннел. - Ты всего лишь солдат! - Волчья улыбка появилась на его лице.
      Херити хмуро поглядел на улыбающегося О'Донелла, потом перевел взгляд в окно на покрытое облаками небо: уже совсем рассвело. Собирался дождь. Эта грязная сволочь, Кевин О'Доннел! Все О'Доннелы сволочи!
      Доэни нарушил напряженное молчание тихим, успокаивающим голосом.
      - Джозеф, мы хотим, чтобы ты отправился туда и нашел его. Проследи, чтобы с этим человеком ничего не случилось. Ты должен не дать ему догадаться о наших подозрениях. Только следи за ним и докладывай. Является ли он О'Нейлом?
      - И как я узнаю это? - Херити смотрел на полный страха огонек в глазах Доэни.
      - Заставь его раскрыться.
      - Очень жаль, что его нельзя допросить, - сказал Колеман. Он дрожал и глядел в сторону, раздумывая, будут ли они возражать, если он покинет их на минутку, чтобы найти выпивку.
      - Бог знает, какие еще неприятности он может иметь в рюкзаке, - сказал Доэни.
      - У него нет никакого рюкзака, - сказал Кевин О'Доннел. - Мы раздели его догола.
      - И выбросили его бумаги! - сказал Доэни, раздувая ноздри.
      - Мы что, должны хранить каждый клочок бумаги, который приносят с собой эти люди с плавучих гробов? - спросил Кевин О'Доннел.
      - Ты разделил его еду и оставил себе его деньги, я в этом уверен, сказал Доэни. - Нам дьявольски повезло, что ты не разнес среди нас еще одну чуму.
      - Держу пари, что это просто еще один бродяга-американец, - сказал О'Доннел, однако теперь в его голосе слышались нотки страха и оправдывающийся тон.
      - Фуу! - Доэни взмахнул рукой, как будто разгоняя дым в воздухе. - Если это О'Нейл, то в его духе будет установить предохранитель на всякий случай. У такого всегда есть штучка на случай смерти. Как только мы разозлим его, штучка замкнется, и готово, мы в кипящем масле.
      - Имей это в виду, Джозеф, - сказал Кевин О'Доннел. - Это самый опасный человек. Мы посылаем тебя пасти кобру.
      Доэни помотал головой.
      - Однако если это О'Нейл, то он - самый ценный человек в нашем мире, просто из-за того, что у него в голове.
      - А что, если он не Безумец? - спросил Херити.
      Кевин О'Доннел пожал плечами.
      - Тогда ты просто совершишь прогулку по холмам и долинам нашей прекрасной земли. И вдруг случатся вечера с откровенной беседой у костра. Ты должен подружиться с ним, понимаешь?
      - И как долго я должен продолжать это маленькое путешествие?
      - Всю зиму, если это будет нужно, - сказал Кевин О'Доннел. - На самых высших уровнях приняли решение не переворачивать эту тележку с яблоками.
      - Может быть, американцы могут достать нам зубоврачебную карточку О'Нейла или его отпечатки пальцев, - сказал Доэни. - Но ты должен держать его там, и живым, пока мы не установим его личность наверняка.
      - То есть мы не смеем выпустить его из рук и не смеем пустить его сюда, пока не будем уверены, - сказал Херити. - Но будет ли разумно давать знать американцам, что О'Нейл может быть здесь, у нас? Что они могут сделать, если это узнают?
      - Мы думаем, что они боятся О'Нейла больше, чем мы, - сказал Доэни.
      - Тем более, что он, может быть, поставил ловушку у себя в стране, сказал Кевин О'Доннел. - Еще одну чуму, которая будет косить всех: и мужчин, и женщин.
      Алекс Колеман мрачно смотрел на Херити.
      - И не делай больше ошибок, понятно?
      - Ты должен присосаться к нему, как пиявка, - сказал Кевин О'Доннел. Ни одно слово, которое он скажет, ни одно дерьмо, которое он наложит, не должно пройти незамеченным тобой. И все это должно вернуться к нам.
      - Мы устроили так, что тебя будут встречать по дороге, - сказал Доэни. - Курьеры и письменные рапорты.
      Херити скривился. В этой компании не было секретов. Все они знали, что он установил бомбу на Графтон-стрит.
      - Вы повесили на меня этот грязный мешок из-за той бомбы, - сказал он.
      - Ты тот, кто взорвал жену и wains О'Нейла, - сказал Кевин О'Доннел. В этом есть определенная поэзия, в том, что именно ты идешь выяснять, он ли это. У тебя есть особый интерес.
      - Мне сообщили, что ты знаешь эти края над Югалом, - сказал Доэни.
      - Там опасно, - сказал Херити. - В вашем рапорте написано, что сумасшедший монах чуть не пырнул его ножом.
      Кевин О'Доннел улыбнулся.
      - Двое из моих ребят ночевали в развалинах через дорогу. Они видели, как американец выскочил оттуда. Им это показалось забавным.
      - От одной только мысли об этом меня бросает в дрожь, - сказал Доэни.
      - Может быть, это и не Безумец, - сказал Кевин О'Доннел. - Бродят и другие подозрительные типы. Англичане очень внимательно следят за двумя такими. Язычники в Ливии ничего не сообщают, но это вряд ли подходящее место, чтобы прятаться. Этот Джон Гарреч О'Доннел может оказаться находкой.
      Алекс Колеман взглянул на Херити с тревогой.
      - Будь осторожен с ним, Херити! Если О'Нейл окажется мертвым, и эти, по ту сторону, узнают об этом, то они могут нам устроить просто быструю дозу атомной стерилизации. - Колеман состроил гримасу, скривив губы.
      У Херити во рту неожиданно пересохло.
      - Возможные варианты обсуждались уже некоторое время, Джозеф, - сказал Кевин О'Доннел. - Полагают, что определенные силы вне нашей страны, найдя лекарство от этой чертовой чумы, могут сохранить это в секрете. Потом, узнав местонахождение Безумца, они дадут нам понюхать атомную бомбу, убивая всех птичек одним ударом, как Алекс нам любезно напомнил.
      Херити мог только моргать при мысли о проблеме, которую они взвалили на него.
      - Кого там мы подозреваем? - спросил Херити. - Будут это янки или русские, если смогут?
      Доэни помотал головой. "Не все ли равно муравью, чья нога его раздавит?"
      Когда все туристы днем уходили, мы, бывало, мочились на
      Бларнейский камень. У нас появлялось странное чувство
      превосходства, когда мы видели, как туристы целуют то
      самое место, в которое стекала наша собственная моча,
      такая прекрасная и желтая.
      Стивен Броудер
      Это была картина из доисторических времен: озеро, совершенно нетронутое ветром, черное и плоское под покровом утреннего тумана, который парил примерно в метре над его поверхностью. Зеленеющая гора, самая вершина которой была позолочена лучами солнца, была связующим фоном для озера и пелены тумана.
      Джон съежился, прислушиваясь, среди кучки шотландских сосен у западного берега. Он слышал доносящийся откуда-то из тумана слабый плеск, ритмичный и зловещий. Дрожа от холода, он потер рукава грубого желтого свитера. Шесть недель он не видел ни одного человека, хотя ему казалось, что он ощущает, как люди наблюдают за ним из каждой тени, издали, а ночью подбираются ближе, чтобы убить его.
      Что означал этот ритмичный всплеск?
      Он провел три недели в небольшой хижине, сложенной из хорошо пригнанных камней, раздумывая в нерешительности, пока не вышел весь хранившийся здесь запас еды. Хижина гнездилась в долине к западу от озера, никакого другого жилья поблизости не было видно. На двери была приколочена доска с обращением:
      "Это помещение, которое когда-то видело жизнь и любовь, покинуто. В кладовой есть еда, постельное белье на постели, скатерть в шкафу, а посуда в кухне. Я оставил все чистым и аккуратным. Пожалуйста, сделайте точно так же. Может быть, когда-нибудь здесь снова будет любовь".
      Подписи не было.
      Джон нашел хижину в конце узкой, заросшей травой тропинки. Ее крытая тростником крыша была загорожена густой стеной хвойных деревьев. Он был поражен, видя хижину нетронутой, после всего этого пути, усеянного пепелищами и руинами. Тростник на крыше недавно подправляли, и хижина, аккуратно стоящая на поляне, покрытой папоротником и травой и расцвеченной розовыми цветочками, являла собой картину спокойствия. Рядом с тропинкой встречалась спелая куманика на стелющихся ростках. Измученный голодом и жаждой, он собирал и ел ягоды, пока его пальцы и губы не окрасились соком.
      Приблизившись ко входу в хижину, он остановился перед посланием потускневшей доской с аккуратно выжженными буквами. Он перечитал слова несколько раз, почувствовав какую-то необъяснимую тревогу. Шевеление дремлющего внутри О'Нейла вывело его из равновесия, и его чуть не поглотила злоба. Его захватило желание сорвать доску с двери. Он даже протянул руку, однако его пальцы остановились, не дойдя до нее, схватив вместо этого задвижку. Задвижка щелкнула под его рукой, и дверь со скрипом отворилась.
      Внутри пахнуло плесенью, запахами потухшего очага и табака, смешанных с запахом давней стряпни. Эти запахи пропитали небольшую гостиную с овальном, вязаным крючком ковриком на кафельном полу между двумя креслами-качалками, стоящими лицом к небольшому камину. По одну сторону очага находились сложенные стопкой брикеты торфа и миска со спичками. Он заметил шерстяные покрывала на спинках кресел: связано крючком. Рядом с одним из кресел стояла корзинка с вязаньем, из которой выглядывала зеленая грудка вязаной ткани, по-видимому, незаконченной, а две длинные красные спицы торчали из работы, как маркеры места, к которому кто-то вернется и продолжит позвякивающее продвижение нити.
      Джон закрыл дверь. Есть ли здесь кто-нибудь? Наверняка они появятся, чтобы посмотреть, почему скрипнула дверь.
      Он обогнул кресла-качалки и сквозь узкий дверной проем прошел в маленькую кухоньку с побелевшей сушильной доской вокруг миниатюрной раковины. Кухонька напоминала кукольный домик: чистые тарелки были аккуратно сложены стопкой рядом с раковиной. Где-то жужжали мухи. За одной из дверец шкафа аккуратными рядами лежали консервы. В открытой банке муки он обнаружил плесень.
      В хижине тянуло сыростью. Может ли он развести огонь? А вдруг кто-нибудь появится, увидев дым?
      В спальне, по другую сторону гостиной, стояла кровать с отогнутым покрывалом, приглашающим незнакомца погрузиться в нее и уснуть. Простыни оказались на ощупь холодными и влажными. Он стащил шерстяные одеяла с постели и развесил их на креслах в гостиной, а затем нагнулся, чтобы развести огонь.
      "Рискну", - решил Джон. Это место было предназначено для того, чтобы смущенный путник привел себя в порядок. Ирландия оказалась совсем не тем, что он ожидал.
      Чего же он ожидал?
      Он знал, что к этому вопросу будет возвращаться много раз, и сомневался, что сможет найти ответ на него. Этот вопрос не был обдуман в подробностях.
      Покидая хижину три недели спустя, он взял с собой последние четыре банки рыбных консервов и закрыл за собой дверь, оставив за собой порядок, а послание - все еще на двери.
      Ритмичный плеск на озере становился все громче.
      Он смотрел в направлении, откуда доносился звук. Здесь, в тумане, виднелось что-то темное.
      Из туманного покрова вынырнула лодка, длинная двухвесельная посудина с одним лишь гребцом, откидывающимся назад при каждом взмахе весел. Судно скользило сквозь странно неподвижный туман, весла слабо поскрипывали, легкий ритмичный всплеск сопровождал каждый удар весел. Под носом образовывалась концентрическая рябь, расходящаяся под острым углом, пока лодка приближалась к берегу ниже кучки шотландских сосен.
      Джон замер, ошеломленный ощущением вечности, присутствующим в этой сцене. Лодка выглядела неким разрезающим гладь вод черным предметом, который, казалось, всегда здесь присутствовал.
      Он разглядел в судне три фигуры - одна сидела, согнувшись на носу, и еще одна - на корме. Гребец был одет в черное, даже шляпа его была черной.
      Джон раздумывал, может, ему выскочить из своего укрытия и убежать. Какую опасность сулила ему черная лодка? Он осмотрел человека, сидевшего на веслах. Руки, лежавшие на веслах, выглядели бледными на фоне всего черного. Некоторое время его внимание приковывало движение плеч: мускулистые колебания лопаток при каждом взмахе человека перед новым гребком.
      Когда лодка приблизилась к берегу озера вблизи Джона, он увидел, что голубой объект на корме и крупное темно-зеленое пятно на носу также принимают человеческие формы. Из-под голубого пятна выглядывали одетые в серое ноги, рука придерживала капюшон куртки над головой для защиты от холодного тумана. Из-под голубого капюшона неожиданно появилась белокурая голова мальчика. Светло-золотистые глаза фавна взглянули прямо на Джона, стоящего среди сосен.
      Убежать? Джон колебался. Он не понимал, что удерживает его.
      Мальчик, сидящий на корме лодки, несомненно, видел его, однако ничего не сказал.
      Лодка скользнула глубоко в полосу камыша у берега. Зеленое возвышение на носу поднялось, превратившись в мужчину без шляпы, с длинными космами светлых волос, узким, почти женственным лицом с курносым носом и острым подбородком, лицом, на котором резко выделялись светло-карие глаза. Взгляд карих глаз, когда он остановился на Джоне, ощущался как физический толчок. Джон замер на своем месте среди сосен. Не отрывая взгляда от Джона, человек извлек наверх зеленую шляпу и натянул ее поверх волос. Затем поднял потертый зеленый рюкзак, который он закинул на левое плечо одной лямкой.
      Гребец встал и, достав весло из уключины, начал, отталкиваясь им как шестом от дна, прогонять лодку сквозь заросли камыша. Лодка выползла дном почти на полкорпуса на болотистый торф, который образовывал полосу между тростником и соснами, затем со скрежетом остановилась. Но знаку мужчины на носу, юноша с кормы встал, перешагнул через борт и стал рывками подтаскивать лодку к полосе гальки.
      Теперь гребец повернулся, и перед Джоном очутилось мертвенно-бледное лицо под черной фетровой шляпой. Из-под шляпы выглядывали пряди тронутых сединой черных волос. Электрически-голубые глаза над носом, похожим на нос корабля, тонкий, почти безгубый рот и тонкий стилет подбородка с едва заметным углублением над сплошным ошейником воротника.
      "Священник!" - подумал Джон и вспомнил человека с ножом в хижине, где он получил одежду. Священник восстановил равновесие, упершись в скамейку, взглянул на Джона и спросил:
      - И кто же это вы будете?
      - Голос священника звучал разумно, но разумным казалось и поведение обезьяноподобной фигуры в рясе в той хижине с одеждой.
      - Меня зовут Джон О'Доннел, - сказал Джон.
      Человек на носу кивнул, как будто в этих словах содержалась важная информация. Священник просто поджал губы. Он сказал:
      - Ты говоришь, как янки.
      Джон оставил это замечание без комментариев.
      Юноша вперевалку прошел к носу лодки и безуспешно дернул за него.
      - Хватит, парень, - сказал священник.
      - Кто вы? - спросил Джон.
      Священник взглянул на своих спутников в лодке.
      - Это - Джозеф Херити, бродяга, как и я сам. Этот парень... я не знаю его имени. Он не разговаривает. Те, кто дали его мне, сказали, что он дал обет молчания, пока не воссоединится со своей матерью.
      Священник снова перевел взгляд на Джона.
      - Что касается меня, то я отец Майкл Фланнери из Мейнута.
      - Снимите вашу шляпу, отец Майкл, и покажите ему доказательство, сказал Херити.
      - Тихо, - произнес отец Фланнери. В голосе его послышался страх.
      - Сделайте это! - приказал Херити.
      Священник медленно снял свою шляпу, обнажив частично заживший шрам в виде обведенного кругом креста на своем лбу.
      - Некоторые винят Церковь в наших несчастьях, - сказал Херити. - Они клеймят слуг Господа, тех, кого оставляют жить - крест в круге для католиков и простой крест для протестантов. Чтобы их различать, вы понимаете?
      - Жестокие времена настали, - сказал отец Фланнери. - Но наш Спаситель страдал больше. - Он надел шляпу, поднял со дна лодки объемистый голубой рюкзак и шагнул в тростники. Взяв мальчика за руку, он добрел до берега через чавкающую болотистую почву и остановился всего в нескольких шагах от Джона.
      Не оборачиваясь, священник спросил:
      - Вы пойдете с нами, мистер Херити?
      - Почему бы мне не пойти с вами? - спросил Херити. - Такая прекрасная компания. - Он вышел из лодки, прошлепал через болотистую почву и прошагал мимо священника с мальчиком. Остановившись прямо перед Джоном в тени сосен, Херити смерил Джона взглядом с головы до ног. Наконец, глядя прямо в глаза Джона, он спросил:
      - Что же янки может поделывать здесь?
      - Я пришел, чтобы помочь, - сказал Джон.
      - Значит, у вас есть лекарство от чумы? - спросил Херити.
      - Нет, но я молекулярный биолог. Должно же быть где-то в Ирландии место, где я смогу применить свои знания для помощи.
      - Это Лаборатория в Киллале, - сказал Херити.
      - Далеко отсюда? - спросил Джон.
      - Долгий путь вам нужно пройти, чтобы попасть в Лабораторию, - сказал Херити.
      Отец Фланнери встал рядом с Херити.
      - Разговор окончен, мистер Херити! Этот человек уединился здесь из добрых побуждений. Неужели вы не можете оценить это?
      - Оценить это, он просит меня оценить это! - хихикнул Херити.
      Джон подумал, что это был неприятный звук. У этого Херити был вид и манеры хитрого, опасного человека.
      Священник почти отвернулся от Джона. Указывая рукой в черном рукаве на север вдоль озера, сложив пальцы вместе по старой ирландской привычке, он сказал:
      - Лаборатория довольно далеко в ту сторону, мистер О'Доннел.
      - Почему бы нам не пойти с ним, чтобы показать доброту наших сердец и то, как мы ценим его добрые побуждения? - спросил Херити. - Наверняка ему нужна наша помощь, иначе он заблудится. - Херити скорбно потряс головой. Мы должны быть уверены, что он не заколдован.
      Отец Фланнери взглянул на сосны, затем на дорогу, бегущую по краю озера за деревьями, затем снова на озеро.
      - Сейчас миром правят силы повыше наших, - сказал Херити с насмешливой серьезностью в голосе. - Вы сами сказали это, отец Майкл, прошлой ночью, когда мы нашли святилище. - Он взглянул на лодку. - Может быть, это волшебное святилище привело нас сюда, чтобы мы помогли американцу.