Крысы - Тьма

Они трижды проехались в оба конца улицы, и тут Лез снова насторожился:

— Там, Боб. Там внутри кто-то ходит. Боб плавно остановил «панду».

— Это же тот дом, который на днях сгорел, — сказал он.

— Ну да, так по-твоему, там никого не может быть? Пойду взгляну.

Толстяк вылез из машины, а его напарник послал по радио краткое сообщение на участок. Затем пошарил в бардачке и схватил фонарик.

— Там же ни черта не видно, — пробормотал он.

Ворота были открыты, но Лез, проходя, коротко постучал; иногда он предпочитал предупреждать тех, кто мог таиться в тени, чтобы дать им возможность убраться — столкновение с преступниками отнюдь не составляло величайшей радости в его жизни. Он подождал, пока Боб его догонит, и направил на дом луч мощного фонаря.

Несмотря на то что фасад почти не пострадал, если не считать пустых глазниц окон, дом имел плачевный вид и уже не был похож на человеческое жилище. Лез знал, что самые серьезные повреждения были в задней части здания, поскольку пожар начался на кухне. Он перевел луч на стоявший вплотную соседний дом. «Им чертовски повезло, — подумал он. — Могли бы тоже сгореть».

— Ну, что обнаружил, Лез?

Толстяк сердито оглянулся на Боба, незаметно подкравшегося сзади.

— Ты так не подкрадывайся, понял? Из меня чуть дух не вышибло, — произнес он шепотом.

Боб осклабился.

— Виноват, — сказал он с довольным видом.

— Из машины мне показалось, что кто-то лезет в окно. А может, это были тени от фар.

— Посмотрим, раз уж мы здесь. Ну и вонища тут, верно? А в соседнем доме есть кто-нибудь? — Боб направился к дому, и Лез старался от него не отставать.

— Да, наверно. Их дом не задело.

Боб свернул с дорожки и, пройдя через крошечный садик, подошел к провалу окна на нижнем этаже.

— Подними фонарь, Лез. Посвети внутри.

Лез повиновался, и оба заглянули через оконный проем в развалины.

— Небольшой беспорядок, — изрек Лез. Боб не стал утруждать себя ответом.

— Зайдем посмотрим, что там внутри.

Они вернулись к распахнутой входной двери, и толстяк осветил прихожую.

— После тебя, Лез..

— Возможно, это небезопасно. Перекрытия, наверное, насквозь прогорели.

— Нет, только ковер слегка подпалило. В этой части дома серьезных повреждений нет, пожарные вовремя подоспели. Давай входи.

Лез с опаской переступил порог, на каждом шагу проверяя доски на прочность, как будто пол мог в любой момент провалиться. Он уже дошел до середины коридора, как вдруг произошло нечто странное.

Широкое, нечетко очерченное пятно света от фонарика потускнело, словно натолкнулось на густую дымовую завесу. Но дыма не было. Казалось, луч вошел во что-то плотное, что-то поглощающее его яркость. Во что-то темное.

Боб быстро заморгал. Должно быть, это ему почудилось. Но что-то надвигалось на них, бесформенное и бесплотное. Как будто стала вдруг наступать дальняя стена. Нет, наверное, дело в батарейках: батарейки сели, и луч потускнел. Но луч был ярким на всем протяжении, тускнея только в самом конце.

Лез попятился, заставив отступить и Боба. Почти слившись, они пятились так по узкому коридору к выходу, а освещенное фонариком пространство продолжало сжиматься, простираясь перед ними не более чем на двенадцать футов. Они почему-то не решались повернуться спиной к надвигающейся тьме, опасаясь, что это сделает их более уязвимыми.

Как только они добрались до выхода, свет фонарика стал ярче и тьма отступила. Ощущение подавленности и страха внезапно исчезло.

— Что это было? — Голос у Боба дрожал.

— Не знаю. — Лез прислонился к косяку, схватившись за фонарик обеими руками, чтобы усмирить скачущий луч. — Я ничего не понял. Знаешь, что я тебе скажу? Я туда больше не пойду. Давай вызовем кого-нибудь на подмогу.

— Ага. И что мы скажем? Что мы испугались какой-то тени?

Внезапный вопль заставил обоих встрепенуться. Лез выронил фонарик, и он загремел по ступенькам крыльца, мгновенно потухнув.

— Господи, что это? — вымолвил толстяк, едва держась на слабеющих ногах.

Вопль повторился, и на этот раз они поняли, что кричал не человек.

— Из соседнего дома, — дрогнувшим голосом произнес Боб. — Быстрее! — Он побежал через садик и перепрыгнул через невысокую изгородь, разделявшую два участка. Лез неуклюже припустил за ним. Когда толстяк догнал Боба, тот уже изо всех сил колотил в дверь. Изнутри доносился жуткий предсмертный вой, но затем пронзительный крик кого-то другого заставил обоих похолодеть.

— Вышибай ее, Боб! Вышибай дверь! — Лез уже стоял сзади. Размахнувшись, он ударил тяжелым башмаком по замку. Небольшое матовое оконце над почтовым ящиком осветилось, и полицейские с удивлением отступили. Послышалось какое-то неясное жужжание.

Боб приник лицом к почтовому ящику, приподняв крышку. Все его тело сжалось в комок, и Лез увидел, что его глаза, освещенные проникающим сквозь щель почтового ящика светом, расширились от ужаса.

— Что там, Боб? Что там творится?

Поскольку напарник не отвечал, Лезу пришлось его оттолкнуть. Наклонившись, он заглянул в узкое прямоугольное отверстие. Палец, которым он придерживал крышку, дрогнул, будто тело взбунтовалось и не желало давать глазам возможность смотреть на эту картину. Но она уже запечатлелась в его сознании. Прямо на него по коридору с воем неслась собака, бешено колотя разъезжающимися задними лапами по своему кровавому следу. Она приближалась медленно, как в кошмарном сне, ибо передних лап у нее не было, и на их месте болтались истекающие кровью обрубки. За ней стоял улыбающийся человек с какой-то машинкой в руках. Именно эта машинка издавала жужжание, а ее лезвия вращались быстрее, чем мог уследить глаз. Человек сделал шаг к двери, но полицейский уже отдернул руку, и почтовый ящик захлопнулся.

Глава 5

Он погружался в океан, все глубже уходя в пучину, отдаляясь от ярко освещенной серебристой океанской глади вглубь, туда, где притаилась тьма, нетерпеливо поджидающая его чернота. Его легкие, казалось, вот-вот разорвутся, последний пузырек воздуха был выпущен целую вечность назад, однако тело пылало в каком-то странном экстазе, и когда он достиг средоточия влекущего пещероподобного чрева, боль перестала для него что-либо значить. Он вошел, и тьма мгновенно сомкнулась над ним, набрасываясь на его члены, набиваясь во все отверстия, стараясь задушить его за то, что он разгадал ее обман. Он попытался сделать вдох, и тьма заполнила его. Он шел, булькая, ко дну, уже не в силах шевельнуть руками или ногами, и его тело закружилось, как веретено, все быстрее и быстрее, опускаясь все глубже. Но вот показался слабый просвет, и он увидел, как навстречу ему плывет чья-то маленькая фигурка, перед которой расступались черные воды. Он узнал ее и хотел произнести ее имя, но океан заглушил его крик. Она улыбнулась, глаза сияли на маленьком детском личике. К нему потянулась пухлая ручонка. Она продолжала улыбаться, когда рядом возникло другое лицо — лицо ее матери, с безумными злобными глазами, весь яд которых предназначался ему. Потом они обе стали отдаляться, их очертания помутнели, и он крикнул, чтобы они не покидали его и помогли вырваться из страшной давящей тьмы. Но нет... зов не был услышан. Девочка все так же улыбалась, а взгляд женщины стал безжизненным и пустым. И вдруг они обе исчезли. Крошечные колеблющиеся вспышки погасли, погрузив его в абсолютную тьму. Он закричал, и бульканье превратилось в телефонный звонок, прорвавшийся в кошмар, освободивший его и вернувший его измученные чувства к реальности.

Бишоп лежал в холодном поту, уставившись в потолок. Настойчивый звонок, доносившийся из прихожей, не давал времени на обдумывание сна, срочно требуя ответных действий. Он сбросил одеяло и подобрал валявшийся на полу халат. Набросив его на плечи, спустился в прихожую, все еще испытывая от кошмара легкое головокружение. Ему надо научиться управлять воспоминаниями, которые, даже утратив былую остроту, временами безжалостно обрушивались на него, вдребезги разбивая защитную стену, возведенную им вокруг себя.

— Бишоп, — произнес он в трубку бесцветным от усталости голосом.

— Это Джессика Кьюлек.

— Здравствуйте, Джессика. Простите, что я так долго...

— Этой ночью произошла очередная трагедия, — прервала она его объяснения.

Он стиснул в руке трубку.

— Уиллоу-роуд?

— Да. В утренних газетах. Разве вы еще не видели?

— Что? Нет, не видел. Я только что проснулся. Мне вчера пришлось поздно возвращаться на машине из Ноттингема.

— Могу я к вам заехать?

— Послушайте, я же сказал на прошлой неделе...

— Но, мистер Бишоп, мы обязаны положить этому конец.

— Не понимаю, что мы можем сделать.

— Разрешите мне хотя бы поговорить с вами. Это займет не более десяти минут.

— Вы приедете с отцом?

— Он на конференции. Я заеду прямо сейчас.

Бишоп прислонился к стене и вздохнул:

— Хорошо. Но вряд ли это что-то изменит. У вас есть мой адрес?

— Да. Буду у вас через десять минут.

Он положил трубку и задумчиво посмотрел на нее, не отнимая руки от ее черной поверхности. С усилием оторвавшись от своих мрачных мыслей, он прошел к двери и достал из почтового ящика газету. При виде заголовка остатки его ночного кошмара окончательно улетучились.

Когда под окнами остановилась машина Джессики, Бишоп уже успел принять душ, побриться, одеться и сварить кофе.

— Простите, это заняло немного больше времени, чем я предполагала, — извинилась Джессика, входя. — Через мост просто невозможно проехать.

— Это главный недостаток существования на южном берегу реки. Иногда ждать приходится так долго, что нередко делаешь попытку вернуться назад.

Бишоп провел ее в маленькую гостиную.

— Не хотите составить мне компанию? Кофе? — спросил он.

— Черный, с одним кусочком сахара. — Она сняла верблюжье пальто и повесила его на спинку кресла. Джинсы в обтяжку и свободный свитер в сочетании с короткой стрижкой придавали ей сходство с мальчиком.

— Располагайтесь. Я вернусь через минуту, — сказал Бишоп. Он прошел в кухню, налил ей кофе и добавил немного себе.

Услышав ее голос, он вздрогнул от неожиданности — оказывается, она шла следом.

— Вы живете здесь один?

Бишоп обернулся и увидел ее в дверях.

— Да, — ответил он.

— И не женаты? — Она, казалось, была удивлена.

— Нет, я женат.

— Простите. Я не собиралась выведывать...

— Линн временно... отсутствует. Она в больнице.

Было видно, что девушка восприняла его слова с искренним огорчением.

— Надеюсь, она не...

— Она в психиатрической клинике. Уже три года. Не пройти ли нам в гостиную? — Он взял обе чашки и подождал, пока Джессика отойдет. Девушка посторонилась.

— Я этого не знала, мистер Бишоп, — сказала она, усаживаясь и принимая от него чашку.

— Разумеется. Нет ничего странного в том, что вы не знали. Меня зовут Крис, между прочим.

Она попробовала свой кофе, и Бишоп который раз удивился двойственному впечатлению, производимому девушкой. Иногда она казалась суровой, почти колючей, а в следующее мгновение — застенчивой и юной. Довольно тревожная смесь.

— Вы уже просмотрели утреннюю газету? — спросила она.

— Я прочитал заголовок и мельком взглянул на репортаж. «Очередное безумие на Улице Ужасов». И куда только смотрит общество местных жителей?

— Прошу вас, мистер Бишоп...

— Крис.

— Поймите, ситуация гораздо более серьезна, чем вы думаете.

— Ладно, не буду столь легкомыслен. Признаю, что человек, перерезавший сначала своей спящей жене горло машинкой для подравнивания зеленой изгороди, а затем ею же ампутировавший лапы у своего пса, отнюдь не забавен. И то, что напасть на полицейских ему помешала только длина провода его адской машинки, мягко говоря, не смешно.

— Рада, что вы так думаете. А вы прочли, что он закончил испытание этой машинки на себе? Перерезал главную артерию на бедре и скончался от потери крови прежде, чем его доставили в больницу.

Бишоп кивнул:

— Вероятно, таким был его первоначальный план — убить жену, пса, а затем и себя. Он хотел, чтобы они разделили с ним эту чашу до конца. — Бишоп поднял руку, предупреждая ее возражения. — Я не шучу. Многим самоубийцам присуще стремление прихватить с собой и своих близких.

— Даже если это самоубийство, то это явное проявление безумия. А почему покончили с собой те двое?

— Кто именно?

— Женщина, убившая своего любовника, и мужчина, стрелявший в мальчиков и их отца.

— Но он не умер.

— Умер прошлой ночью. Мы с отцом ходили в полицейский участок, где он содержался под стражей, — надеялись получить разрешение задать ему несколько вопросов. Когда мы прибыли, он был уже мертв. Его оставили в камере одного, и он раскроил себе голову об стену. С разбега, мистер Бишоп! Там всего восемь футов от стены до стены, но чтобы разбить голову, ему этого хватило. Они считают, что ему пришлось сделать две попытки, чтобы добиться своего.

Бишоп содрогнулся.

— А девочка? Та, которая...

— С нее не спускают глаз. Сейчас полиция выясняет причину пожара; похоже, это был умышленный поджог.

— Но не думают же они, что ребенок мог поджечь свой собственный дом?

— Она некоторое время находилась под наблюдением психиатров.

— Вы полагаете, что это и есть связующее звено? На Уиллоу-роуд все постепенно сходят с ума?

— Вовсе нет. После встречи с вами мы навели некоторые справки и выяснили, что три человека, замешанные в убийствах на прошлой неделе...

— Но вина девочки не доказана, — решительно возразил Бишоп.

— Я уже сказала, что полицейские считают, что поджог был умышленным. Все электрические приборы были выключены, утечка газа не обнаружена, камин в кухне отсутствовал, и проводка, как выяснилось, тоже была исправна. В чем они совершенно уверены, так это в том, что первыми загорелись занавески на окнах. Обуглившийся коробок спичек был найден на подоконнике. Их интересует, каким образом девочке удалось выбраться из дому, в то время как находившиеся в соседней комнате мужчина и женщина не смогли спастись. Возможно, они ошибаются в своих подозрениях, мистер Бишоп... Крис, но тот факт, что пожар возник не случайно, а она выбралась наружу совершенно невредимой, даже не испачкавшись, похоже, свидетельствует против нее.

Бишоп вздохнул:

— Хорошо, допустим, она виновница пожара. И что вы об этом думаете?

— И женщина, и девочка страдали психической неустойчивостью. Полгода назад женщина пыталась совершить самоубийство. Мужчина с ружьем был осужден за приставание к малолетним. Он потерял работу и превратился в парию, а эти мальчишки, по словам соседей, над ним издевались. Возможно, для него это стало последней каплей.

— Так вы считаете, что все трое были сумасшедшими?

— Большинство людей, решившихся на убийство, в каком-то смысле безумны. Полагаю, что на Уиллоу-роуд действует какой-то непонятный катализатор.

— Который сводит их с ума? Она покачала головой:

— Скорее направляющий слабую психику живущих там.

— На убийство?

— На дурные поступки. Не думаю, что это обязательно должно быть убийство.

— И вы считаете, что все это как-то связано с прошлогодним массовым самоубийством?

Джессика кивнула:

— Мы с отцом уверены, что у этого самоубийства была какая-то причина. У Прижляка, Киркхоупа и у всех остальных был какой-то мотив.

Бишоп поставил чашку на стол и встал. Глубоко засунув руки в карманы, задумчиво подошел к камину и некоторое время молча смотрел на пустое место за решеткой.

— Все это немного отдает фантастикой, не правда ли? — мягко заметил он, возвращаясь к столу. — Я хочу сказать, что для самоубийства нужна только одна причина — избавление. В конечном счете все сводится к этому. К этой цели...

— Иначе это можно назвать и освобождением?

— Ну да, освобождением. Это то же самое.

— Нет, не совсем. Избавление подразумевает бегство. А освобождение — это свобода, нечто такое, чем можно воспользоваться. Те тридцать семь человек, которые покончили с собой в «Бичвуде», не подвергались никаким преследованиям. Никто из них не оставил записки, объясняющей причину совершения подобного акта, а каких-либо личных мотивов обнаружить не удалось. Их самоубийство, несомненно, имело какую-то цель.

— И вы с отцом считаете, что события прошлой недели имеют к этому отношение?

— Мы в этом не уверены. Но нам известны идеалы Прижляка и его секты. Отец говорил вам, что они нуждались в его помощи.

— Он сказал, что они верили в силу зла. Я не совсем понял, что он подразумевает под словом «сила»?

— Он понимает зло как некую материальную субстанцию и могущественную силу. Нечто такое, что можно использовать как оружие. Прижляк верил в это не только как оккультист, но и как ученый. Он стремился использовать свои познания в обеих областях, чтобы покорить эту силу.

— Но он покончил с собой, так и не добившись успеха.

— Хотелось бы в этом удостовериться.

— Ну, полно! Что бы вы ни говорили, этот человек со своими фанатичными приверженцами уже не может приниматься в расчет. Даже если подобная сила существует, — в чем я сильно сомневаюсь, — никто из оставшихся в живых никогда ее не использует.

— Если только сама их смерть не играла какой-то роли в их изысканиях.

Бишоп с тревогой посмотрел на девушку:

— Вы нелогичны. Какой прок в знании, если его уже невозможно применить?

Лицо Джессики приняло решительное выражение, к которому он уже начал привыкать. Наклонившись к своей сумке, она достала сигареты. Руки у нее слегка дрожали. Выпустив облачко дыма, она холодно посмотрела на Бишопа сквозь туманную завесу.

— Тогда откуда эти необъяснимые акты насилия? Откуда это внезапное безумие, мистер Бишоп?

— Крис.

— Так откуда же? Он пожал плечами:

— Кто знает? Я бы не сказал, что меня это очень волнует.

— Но вы же парапсихолог. Вас не могут не интересовать аномальные явления.

— Безусловно, но я предпочитаю твердо стоять на земле. А вас, Джессика, слишком высоко заносит.

— Когда я впервые с вами встретилась, мне показалось, что вы с уважением относитесь к моему отцу.

— Я с почтением отношусь к его работе и его взглядам на многие вещи.

— Но только не на это?

Бишоп отвернулся и положил локоть на каминную полку; другую руку он не вынимал из кармана. С небольшой фотографии в рамке ему улыбалось детское личико — снимок сделали, когда девочке было всего четыре года. За год до смерти... «Боже, — подумал он с острой, сжимающей сердце горечью, — сейчас ей было бы почти тринадцать». Уже тогда можно было сказать, что она — вылитая мать.

— Крис?

Он отогнал воспоминания.

— Это слишком неправдоподобно, Джессика. Это всего лишь гипотеза.

— Разве не с гипотезы начинается исследование любого аномального явления? Недавно вы сказали в своей лекции, что убеждены в том, что в естественной эволюции человека наступает переломный момент, а наука и парапсихология сближаются, чтобы составить единое целое. Неужели вы не можете признать, что такому человеку, как Прижляк, уже удалось совершить этот прорыв? По крайней мере, отнеситесь к этому непредвзято. Разве не тому же вы учите своих студентов? Разве непредубежденность с долей здорового скептицизма не составляет сущность ваших трудов? — Джессика встала, и в ее манере держать голову промелькнуло что-то очень похожее на отца. — Или вы хотите спрятаться за маской своего цинизма? Парапсихология нуждается в трезво мыслящих людях, мистер Бишоп, не в фанатиках, но и не в циниках. В людях, которые готовы признать факты, и в людях, которые хотят найти объяснение этим фактам. — Она выбросила вперед руку с сигаретой. — Вы платный охотник за привидениями. Отлично, мы вас нанимаем. Мы будем платить за ваши услуги. За то, чтобы вы закончили работу, начатую девять месяцев назад. Мы хотим, чтобы вы обследовали тот дом на Уиллоу-роуд. Возможно, именно вам удастся найти разгадку.

Глава 6

Бишоп остановил машину, с удовольствием прислушиваясь к звуку хрустящего под колесами гравия, и посмотрел на высокое здание из красного кирпича, выстроенное в стиле времен королевы Анны.

— Похоже, она не бедствует. Джессика проследила за его взглядом.

— Киркхоупы издавна занимались судостроением. В 30 — 40-х годах, при жизни отца Доминика, они процветали, но сейчас наступили трудные времена, поскольку судостроительный бум миновал.

— И кроме нее никого не осталось? — Он спрятал очки в нагрудный карман.

— Агнес Киркхоуп — последняя из прямых потомков. После смерти отца они с братом возглавили дело, но, насколько мне известно, Доминик-младший играл в семейном бизнесе незначительную роль.

— Вы думаете, она захочет говорить о нем? Как правило, родственники предпочитают умалчивать о паршивых овцах в своем семействе.

— Полагаю, это будет зависеть от нас. Если мы копнем слишком глубоко, ей это, пожалуй, не понравится.

— Когда агенты по продаже недвижимости наняли меня обследовать «Бичвуд», я хотел встретиться с владельцами, но они мне не позволили. Считали, что в этом не было необходимости. Строго говоря, они были правы, но я обычно предпочитаю сначала ознакомиться с историей дома. Я не стал тогда настаивать, поскольку для меня это было заурядной работой. Но на этот раз, прежде чем снова ступить туда ногой, я хочу знать как можно больше.

— Сначала надо получить ее разрешение на проведение повторного обследования.

— Уточню: первого обследования. Предыдущее не было даже начато.

Бишоп выключил мотор и потянулся к дверной ручке. Джессика накрыла ладонью его руку.

— Крис, вы действительно считаете, что так, будет лучше? Он помедлил, прежде чем открыть дверцу.

— Если мы расскажем ей все, она нас с порога просто выпроводит. Неужели вы думаете, что мадам захочет, чтобы эксцентричное самоубийство ее брата снова выплыло на поверхность и, что еще хуже, обнаружило какую-то связь с недавними событиями? Давайте придерживаться версии, которую я изложил ей по телефону. Помните, что она довольно неохотно согласилась на эту встречу, хотя я не дал ей никакого повода для беспокойства.

Они пересекли дорогу и подошли к внушительной входной двери, которая открылась при их приближении.

— Мистер Бишоп? — осведомилась полная темнокожая женщина.

— И мисс Кьюлек, — ответил он. — Мисс Киркхоуп ожидает нас.

Горничная кивнула, улыбнувшись в знак согласия.

— Входите, мисс Киркхоуп ожидает вас.

Она деловито провела гостей в большой зал с высоким потолком, расположенный сразу за просторной прихожей. Стены украшали картины, изображавшие океанские суда — от старинных клиперов до современных лайнеров, а в шкафах под стеклом красовалось несколько искусно выполненных моделей кораблей.

— Располагайтесь, пожалуйста. Мисс Киркхоуп сейчас спустится. Она вас ждала.

Горничная вышла, не переставая восторженно улыбаться, словно присутствие гостей придавало ее работе ощущение особой значимости. Пока Бишоп с интересом разглядывал зал, Джессика устроилась на большом старинном диване, массивность которого подчеркивала морской колорит обстановки.

— Бизнес, оказывается, не так уж плох, — задумчиво пробормотал Бишоп.

— Он действительно не плох, мистер Бишоп, но ему недостает стимула, существовавшего несколько десятилетий назад.

Внезапное появление Агнес Киркхоуп застигло обоих врасплох.

— Простите, я не имел в виду ничего дурного, — извинился Бишоп.

— О да, безусловно, безусловно, — произнесла хозяйка, быстро входя в комнату. В ее живых глазах светилось какое-то тайное удовольствие. — Однако должна вам заметить, что такое впечатление производит только эта комната. Именно поэтому я принимаю в ней посетителей.

Невысокая, худощавая, хотя и прямая как жердь, она была не по годам бодрой и подвижной. Ее совершенно седые волосы лежали на голове мягкими волнистыми прядями. Сев на другом конце дивана, она повернулась так, чтобы видеть Джессику, и внимательно посмотрела на обоих сквозь крошечные очки в золотой оправе. Ее глаза по-прежнему блестели от удовольствия, вызванного замешательством Бишопа.

— Я не ожидала сегодня двоих посетителей.

— Да, простите, мне следовало предупредить вас по телефону. Это мисс Кьюлек.

Старая леди улыбнулась Джессике.

— И чем же занимается мисс Кьюлек?

— Джессика работает в Институте парапсихологических исследований.

— Вот как? — Мисс Киркхоуп нахмурилась. — Что это значит?

— Мы изучаем аномальные явления, — ответила Джессика. Старая леди нахмурилась еще сильнее.

— Ради какой-то определенной цели? Бишоп усмехнулся.

— Чтобы узнать больше о нас самих, мисс Киркхоуп, — пояснила Джессика.

Мисс Киркхоуп фыркнула, показывая, что обсуждение этого вопроса закончено.

— Позвольте предложить вам немного хереса. Я стараюсь не отказывать себе в этом удовольствии хотя бы раз в день. Анна! Херес, пожалуйста!

Горничная появилась мгновенно, как будто все это время стояла за дверью, ожидая распоряжений. Она улыбнулась всем своей лучезарной улыбкой.

— Кипрский, я полагаю, — добавила мисс Киркхоуп. — Не испанский.

Бишоп и Джессика переглянулись, невольно изумившись столь демонстративному пренебрежению к гостям. Поэтому, когда старая леди снова повернулась к ним, они воздержались от дежурных улыбок.

— Итак, мистер Бишоп, по телефону вы сказали, что хотите возобновить обследование «Бичвуда». Неужели кошмарный предыдущий опыт вас не отпугивает?

— Наоборот, — солгал Бишоп. — Это только подстегивает мое желание возобновить обследование вашего владения.

— Но почему? И пожалуйста, сядьте. — Она показала на кресло.

Он присел на край, опустив руки на колени.

— Должно же существовать какое-то объяснение тому, что все эти люди покончили с собой. Вполне возможно, что в этом доме действуют какие-то влияющие на психику силы.

— Вот именно, мистер Бишоп. Агенты доложили мне, что вы, несмотря на свою профессию, человек в высшей степени здравомыслящий. Вас наняли исключительно для того, чтобы обнаружить материальные причины нездоровой атмосферы «Бичвуда».

— Да, и я все еще надеюсь сделать это. Но мы не можем просто пренебречь случившимся, мы обязаны проверить и некоторые другие... факторы. Вот почему я хотел бы работать совместно с мисс Кьюлек и ее отцом, который является директором Института парапсихологии. Они могут обнаружить то, чего я один найти не смогу.

Анна внесла и подала херес, обращаясь с янтарной жидкостью так, точно это было священное вино, после чего покинула комнату, взволнованно улыбаясь.

— Она новенькая, — холодно заметила мисс Киркхоуп и подняла свой стакан. — За ваше здоровье, друзья.

Они пригубили, и Бишоп поморщился от приторного вкуса напитка.

— Что же так внезапно вдохновило вас возобновить исследование, мистер Бишоп? Не эти ли недавние события на. Уиллоу-роуд разожгли ваш интерес?

Он чуть не поперхнулся хересом.

— Я продолжила корабельный бизнес отца практически в одиночку, при весьма незначительном содействии моего дорогого брата Доминика. — Она кивком показала на фотографию в рамке, стоявшую на буфете: на ней был запечатлен полнолицый молодой человек с кудрявой черной шевелюрой. Сходство с мисс Киркхоуп было минимальным. — Правда, в конце концов в нашем деле наступил застой, но это коснулось всего судостроения в целом, так что не принимайте меня, пожалуйста, за идиотку только потому, что я старая женщина. Я слежу за новостями, а Уиллоу-роуд — это название, которое я едва ли когда-нибудь забуду.

Слово взяла Джессика:

— Мы очень сожалеем, мисс Киркхоуп, и, я надеюсь, мы вас не обидели. Крис не собирался заниматься этим домом, пока я его не уговорила.

— Если мы решили быть откровенными, то будем откровенными до конца, — сказал Бишоп. — Джейкоб Кьюлек нанимает меня обследовать «Бичвуд» — если, конечно, я получу ваше согласие. Нам не хотелось бы ворошить эти неприятные для вас воспоминания, но Джессика и ее отец считают, что между «Бичвудом» и недавними событиями на Уиллоу-роуд существует связь.

— Вы тоже так думаете, мистер Бишоп? Он ответил не сразу.

— Нет. Но... — Крис посмотрел на Джессику. — Я думаю, проверить стоит. Джейкоб Кьюлек — прославленный авторитет в своей области, поэтому его мнение по этому вопросу следует принимать во внимание. Кстати, он был знаком с вашим братом, а также с человеком по имени Прижляк, коллегой вашего брата. — Он заметил, что старуха вздрогнула при упоминании имени Прижляка.

— Я предостерегала Доминика относительно этого человека. — Ее губы вытянулись в ниточку. — Мой брат был простачком, почти шутом, а вот Прижляк — настоящим чудовищем. Я поняла это с первого взгляда. Порождение дьявола.

И Бишоп и Джессика были ошеломлены этой вспышкой. Но мисс Киркхоуп мгновенно взяла себя в руки и улыбнулась им чуть ли не лукаво:

— Я стараюсь не допускать, чтобы все это меня тревожило снова, мои дорогие, но иногда воспоминания нарушают мой покой. Итак, допустим, я дам вам разрешение заняться «Бичвудом». Каков план ваших действий?

— У вас нет возражений? — не скрывая удивления, спросил Бишоп.

— Я этого еще не сказала, — резко ответила она.

— Что ж, прежде всего я хотел бы ознакомиться с историей этого дома. Меня интересует деятельность тех, кто занимал его в 30-х годах. Наконец, хочу узнать, во что втянули вашего брата, мисс Киркхоуп.

— А если я не предоставлю вам никакой информации?

— В таком случае — что касается меня — дело закончено. Я не буду обследовать дом.

В комнате повисла тишина. Бишоп и Джессика изучающе взирали на мисс Киркхоуп, задумчиво смакующую херес. Она довольно долго не поднимала глаз, и когда наконец заговорила, в ее голосе звучала печаль:

— Многие годы «Бичвуд» был неотъемлемой частью истории нашей семьи. Доминик в нем родился, если угодно знать, фактически случайно. Видите ли, это был загородный дом моих родителей, построенный в то время, когда здесь была еще открытая местность, не превращенная в городской квартал. Отец отправил нас с матерью провести там уик-энд. Он был страшно занят, а мать была на седьмом месяце беременности. Он полагал, что перемена обстановки будет ей полезна. — Старуха издала горький смешок. — В тот уик-энд ей не пришлось отдохнуть. Доминик родился преждевременно; весьма на него похоже — бездумно ворваться в этот мир раньше положенного срока.