Абульурд должен был немедленно возвращаться на Салусу – ему надо было, согласно полученному приказу, представить доклад о ходе и последствиях эпидемии. Вориан же знал, что такое долг, и скрепя сердце вернулся на штурмовик и отправился домой…
      В Зимин, в межпланетном квартале, было непривычно тихо. Люди казались подавленными. Не было слышно оживленной разноязыкой речи. Люди тихо переговаривались, без всякого любопытства и восторга оглядываясь на Вориана, когда он проходил мимо. На этот раз никто не выражал радости по поводу его приезда, никто не заговаривал с ним, как это бывало в другое время. Никто не приветствовал прославленного верховного главнокомандующего.
      Что-то было не так. Он ускорил шаг.
      Поднявшись на пятый этаж своего дома, он убедился, что Кагин и Эстес с женами, детьми и внуками все еще здесь. Вориан редко видел семьи сыновей в полном составе. Не готовит ли Лероника торжественный прием по случаю его возвращения? Вориан сомневался в этом, так как Лероника не могла знать, когда он вернется.
      Улыбнувшись, он нежно посмотрел на своих внуков, но они, кажется, даже не узнали его. Он испытующе посмотрел на сыновей, которые приветствовали его с еще меньшей теплотой, чем обычно. Они явно были чем-то озабочены. Дети выглядели старше своего отца на несколько десятилетий.
      – Что здесь происходит? Где мама?
      – Вы приехали как раз вовремя, – сказал Кагин и бросил быстрый взгляд на брата.
      Эстес вздохнул и горестно покачал головой. Он взял на руки непоседливую девочку и движением подбородка указал отцу на дверь спальни, одновременно успокаивая ребенка.
      – Вам лучше зайти туда. Кто знает, сколько ей осталось, но она живет надеждой снова увидеть вас.
      Охваченный паникой Вориан вбежал в спальню.
      – Лероника!
      Никогда не приходилось ему оправдываться перед ней за свои долгие, необходимые по службе отлучки, и Лероника никогда не упрекала его за них. Но вдруг с ней что-то случилось?
      Вориан вошел в комнату, которую он столько лет делил со своей возлюбленной. Непривычное смятение охватило старого закаленного солдата. Пахло лекарствами и болезнью. Что это – Бич? Не заболела ли Лероника, несмотря на все предосторожности? Из каких-то своих соображений она отказывалась принимать меланжу, и поэтому была уязвима для инфекции. Не заразил ли ее он сам, будучи невосприимчивым, но сыграв роль переносчика?
      Вориан, задыхаясь, остановился посреди комнаты. Лероника лежала на широкой кровати. За прошедший месяц она сильно сдала и превратилась в древнюю хрупкую старушку. Старательный молодой врач хлопотал возле больной, вводя ей лекарства.
      Глаза Лероники загорелись, когда она увидела Вориана, появившегося в дверях.
      – Любовь моя, я знала, что ты вернешься! – Она легко села, словно доктор впрыснул ей большую дозу стимулятора.
      Врач резко обернулся и испустил вздох облегчения.
      – Ах, это вы, верховный главнокомандующий. Я рад, что…
      – Что с ней случилось? Лероника, что с тобой?
      – Ничего, просто я стара, Вориан. – Она взглянула на врача. – Прошу вас, оставьте нас, нам есть о чем поговорить.
      Доктор настоял на том, чтобы задержаться – надо было поправить подушки и проверить показания следящих приборов.
      – Я сделал все, что мог, и ее состояние пока остается допустимым, насколько это возможно, верховный главнокомандующий, но это…
      Вориан всю жизнь со страхом ждал того дня, когда этодолжно было неизбежно случиться. Вориан не слышал, что еще говорил врач – все его внимание было приковано к ней, к Леронике, которая одна была сейчас его миром, его вселенной. Она храбро улыбнулась и, несмотря на слабость и утомление, сказала:
      – Прости, что я не встречаю тебя в дверях с распростертыми объятиями.
      Он взял ее теплую руку и ощутил сухость ее пальцев, словно сделанных из папье-маше.
      – Мне надо было вернуться раньше, Лероника. Мне вообще не надо было ездить на Пармантье. Абульурд прекрасно справился бы и без меня. Я не знал…
      Ему хотелось убежать из дома, чтобы не видеть этого, но он знал, что это невозможно. Смотреть, как любовь его жизни уходит навсегда, было страшнее всех битв с мыслящими машинами. От отчаяния у него кружилась голова.
      – Я найду способ помочь тебе, Лероника. Не волнуйся, не бойся болезни. Мы найдем решение, я уверен в этом.
      В мозгу его одна за другой всплывали упущенные возможности. Если бы он провел ей лечение, продлевающее жизнь. Если бы он только убедил ее принимать меланжу. Если бы они провели вместе на несколько лет больше. Если бы сейчас здесь была его внучка Ракелла, блестящий врач, которая смогла бы помочь Леронике. Если, конечно, сама Ракелла еще жива…
      Лероника улыбнулась своими прозрачными, как папиросная бумага, губами и слабо сжала его руку.
      – Мне девяносто три года, Вориан. Ты, вероятно, смог найти способ отогнать старость, но для меня это величайшая тайна.
      Она протянула руку и стерла с его лица грим, который он наносил, чтобы выглядеть хоть немного старше. Пальцы Лероники убрали искусственные морщины вокруг рта. Она всегда поражалась его старанию выглядеть старше.
      – Ты нисколько не изменился за все эти годы.
      – А ты так же прекрасна, как в тот день, когда я впервые увидел тебя, – сказал он.
      Всю следующую ночь и день Вориан не отходил от Лероники. Эстес и Кагин с их семьями заполонили весь дом, и все старались скрыть тревогу. Но даже близнецы видели, что Лероника оживилась после приезда Вориана.
      Она не просила многого, хотя иногда говорила, что ей хочется чего-нибудь вкусненького, и Вориан давал ей все, что она хочет, несмотря на протестующие взгляды Кагина, который настаивал на соблюдении врачебных рекомендаций. Вориан цеплялся за надежду как утопающий за соломинку – но нить этой надежды с каждым часом становилась все тоньше и тоньше.
      С наступлением вечера второго дня, когда солнце залило красными закатными лучами спальню, Вориан сел у кровати, глядя на Леронику, которая забылась в прерывистом сне. Предыдущую ночь он провел на топчане, который внесли в спальню, и теперь все его тело болело от утомления, а глаза горели от недосыпания. Бывало, он лучше высыпался, лежа на земле под случайным кровом или на поле боя.
      Когда луч заходящего солнца коснулся лица Лероники, Вориан вспомнил, как выглядела она в тот день, когда он впервые увидел ее в таверне, подающей гостям пиво и закуски. Она зашевелилась и открыла глаза. Вориан наклонился и поцеловал ее в лоб. Сначала она не узнала его, но потом взгляд ее стал осмысленным, и она печально улыбнулась. Темные ореховые глаза оставались такими же прекрасными, как прежде. В них была вся глубина той бескорыстной, самоотверженной любви, какую она питала к нему на протяжении всех этих десятилетий.
      – Обними меня, любимый, – сказала она надтреснутым от напряжения голосом.
      Сердце Вориана разрывалось от горя и беспомощности – он чувствовал, как она ускользает из его объятий в объятия холодной смерти. В последний момент она едва слышно прошептала его имя, и он в ответ – словно приласкал – прошептал ее имя.
      Не в силах больше сдерживать подступившие к глазам слезы, Вориан беззвучно заплакал.
      В дверях появился Кагин.
      – К вам приехал Квентин Батлер. Какие-то дела, связанные с Джихадом. Он говорит, что это очень срочно и не терпит отлагательства.
      Увидев мать и слезы Вориана, Кагин все понял. Лицо его мертвенно побледнело.
      – О нет, нет! – Он бросился к телу матери и опустился на колени рядом с кроватью, всматриваясь в ее лицо. Но Лероника не двигалась. Вориан остался сидеть на краю кровати.
      Кагин разразился громкими, не сдерживаемыми рыданиями. Он выглядел так жалко, что Вориан встал и положил руку на плечо сына. Тот поднял глаза и на какой-то момент они разделили общее горе. В комнату вошел Эстес и, покачнувшись, застыл в дверях, словно надеясь хотя бы на несколько мгновений отогнать от себя беспощадную действительность.
      – Она ушла от нас, – сказал Вориан. – Навсегда. Глазами, полными слез, он обескуражено, словно не веря в то, что случилось, смотрел на двух темноволосых мужчин, так похожих на него и друг на друга.
      Эстес застыл на месте, как ледяная статуя. Каган холодно посмотрел на отца.
      – Вам надо идти к примеро Батлеру. Так случалось всегда, почему сейчас все должно быть иначе? Оставьте нас наедине с мамой.
      Онемевший и едва способный двигаться, Вориан встал и направился в гостиную. Осунувшийся от собственных потрясений, Квентин Батлер вытянулся по стойке «смирно». Он был одет в парадный мундир примеро армии Джихада.
      – Зачем вы пришли? – спросил Вориан. – Сейчас мне надо побыть одному.
      – Положение критическое, верховный главнокомандующий. Фейкан и я только что вернулись с Коррина. Наши худшие опасения подтвердились. – Он перевел дыхание. – Возможно, не пройдет и месяца, как Лига будет уничтожена.
 

 
      Во время заседания экстренно созванного комитета Совета Джихада, когда обсуждалась создавшаяся критическая ситуация, Квентин Батлер чувствовал, что члены Совета все больше и больше поддаются панике. Он видел ее в потускневших глазах политических лидеров, в одутловатом лице Великого Патриарха и в озадаченном облике вице-короля. Собралось столько членов комитета, депутатов Парламента и экспертов, что обычного помещения оказалось недостаточно, и комитет собрался на заседание в зале собраний. Учитывая катастрофичность новостей, Совет понимал, что долго удержать их в тайне будет невозможно.
      – Бича Омниуса оказалось недостаточно, – произнес Квентин, бросая слова в тревожное молчание присутствующих. – Теперь он хочет окончательно добить нас.
      В то мгновение, когда члены Совета увидели изображения чудовищно огромного машинного флота, готового к решающему броску, они поняли, что Лига не устоит против такой военной мощи.
      – Боже, кажется, наступают последние худшие времена, – произнес наконец Великий Патриарх. Казалось, золотая цепь неимоверным грузом давит ему на плечи. – Одно несчастье за другим. Половина нашего населения вымерла или умирает от вируса. Общества и правительства пребывают в полном расстройстве, повсюду беженцы, и у нас нет никакой возможности позаботиться об их нуждах – а теперь еще и флот, готовый к отправке с Коррина. Что будем делать?
      Квентин и Фейкан неловко заерзали на стульях. Великий Патриарх должен воодушевлять и ободрять других, а не жаловаться и хныкать.
      Они снова показали присутствующим изображения флота Омниуса, сделанные ими накануне во время разведывательного полета на Коррин. Тактики, стратеги и военные эксперты Джихада, а также гиназские наемники бросились изучать обстановку. Но вывод был ясен и без подробного анализа: Омниус собирается бросить все свои превосходящие силы на ослабленное эпидемией человечество. Перехваченные сообщения машин ясно указывали на цель грандиозного наступления – Салусу Секундус. Ошеломленные политики не находили слов для выражения своего отчаяния.
      За трибуной для выступлений засветился экран, на котором появилась карта планет Лиги с указанием наличных военных сил на каждой из них. Черным цветом были обозначены планеты, все еще находившиеся на строгом карантине. Потери от болезни резко уменьшили численность армии Джихада. Лига не предпринимала наступательных действий после отвоевания Хонру. В армии было множество кораблей, но не хватало здоровых солдат, которыми можно было бы укомплектовать экипажи. В разгар эпидемии пришлось рассредоточить силы армии, чтобы обеспечить карантин и вывоз беженцев.
      – Может быть, нам стоит попросить когитора Видада снова обратиться к Омниусу с мирными предложениями? – спросил представитель Хагала.
      Емкость с мозгом древнего философа стояла на столе рядом с председательствующими. У емкости стояли два посредника – глубокий старик по имени Ките и молодой монах по имени Родан. Ките произнес тихим голосом:
      – Когитор много лет не покидал Зимию, и он хочет вернуться на Хессру, чтобы посоветоваться со своими коллегами когиторами.
      Великий Патриарх вперил в представителя Хагала гневный взор.
       –Вы предлагаете сдаться на милость Омниуса?
      – Кто-то может предложить что-то лучшее во имя нашего выживания?
      – У нас нет на это времени, – возбужденно возразил Фейкан. – Взгляните на изображения! Омниус уже готов к запуску флота.
      Когитор задумался, отчего электрожидкость окрасилась в яркий голубой цвет. Потом Видад заговорил через свой громкоговоритель:
      – В таком случае я советую эвакуировать Салусу Секундус. Машинный флот приблизится к планете не раньше, чем через месяц. Покиньте планеты, и Омниус не сможет одержать победу.
      – Но это больше миллиарда людей, – простонал вице-король.
      Представитель Гиназа громко кашлянул, привлекая к себе внимание.
      – После эпидемии осталось много вымерших, пустых планет, где можно разместить много беженцев.
      – Это неприемлемо, – заявил Квентин, не веря своим ушам. – Мы не можем просто взять и спрятаться. Даже если мы сумеем вовремя эвакуировать Салусу, ничто не помешает Омниусу уничтожить все остальные планеты Лиги одну за другой. Лига погибнет в тот момент, когда мы покинем ее столицу. – Он сцепил руки, словно хотел задушить невидимого врага, но потом взял себя в руки, надев на свое красивое лицо маску непроницаемого спокойствия. – Именно теперь – если, конечно, нам хватит времени – мы должны предпринять решительные действия.
      Все присутствующие обратили взоры на верховного главнокомандующего Атрейдеса, который молча сидел в стороне, возле сцены. Хотя он очень молодо выглядел, лицо его выражало боль и горе в связи со смертью любимой супруги. Однако Вориан встал и, собравшись с силами, заговорил твердым, не дрогнувшим голосом.
      – Мы уничтожим их, – сказал он стальным тоном. – Это единственное, что мы можем сделать в сложившейся ситуации.
      Некоторые члены Совета издали недоуменные звуки, а вице-король почти истерически расхохотался.
      – Отлично, это действительно очень эффективное и простое решение. Мы просто берем и уничтожаем мыслящих машин. Остается только удивляться, отчего это мы не сделали этого раньше!
      Верховный главнокомандующий сохранял полное спокойствие. Квентину было от души жаль начальника, когда он подумал о своей любви к Вандре. Но он надеялся, что Вориан найдет утешение в том, что Лероника прожила долгую, осмысленную и богатую жизнь, окруженная любовью семьи, что нечасто встречается в такое тяжелое и тревожное время. После столетней войны и страшной опустошительной эпидемии на долю людей выпало столько горя, сколько не по силам вынести человеку.
      Вориан держался только за счет своего гнева. Ему хотелось что-то разрушить, причинить кому-нибудь боль, чтобы унять собственные страдания, терзавшие сердце. Форма, обычно тщательно подогнанная и отутюженная, сейчас была помятой и плохо сидела на Вориане. Склонный к соблюдению формальностей и субординации, Квентин обычно очень неодобрительно относился к неопрятному виду военных, но сейчас он старался не обращать на это внимания.
      – Так или иначе, но это будет нашим последним сражением. – Вориан Атрейдес поднялся на трибуну и замолчал на мучительно долгое мгновение. Тишина давила ему на плечи, пока он собирался с мыслями, удерживая в душе гнев и горе. – После просмотра этих изображений ни у кого не может возникнуть и тени сомнения в том, что это все наличные силы Омниуса, которые он собрал в один кулак. За прошедшие два дня мы отправили еще одиннадцать спейсфолдеров на разведку к другим планетам Синхронизированного Мира. Все разведчики доложили одно и то же. Их доклады подтверждают сделанный нами вывод.
      Два разведчика погибли, вероятно, из-за навигационных ошибок, но сообщений остальных было достаточно.
      – Мы убедились в том, что все оборонительные силы, все флоты покинули эти планеты машин. Все планеты без исключения. Омниус собрал на Коррине все силы для нанесения решительного завершающего удара.
      Великий Патриарх мрачно кивнул.
      – Предполагается, что мы затрепещем перед таким флотом.
      – Предполагается, что мы все умрем. – Вориан улыбнулся и заговорил более напористо: – Но Омниус не понимает, что такая тактика может оказаться его слабостью, если мы, конечно, сумеем ею воспользоваться.
      – О чем вы говорите? – спросил вице-король О'Кукович. Вместо того чтобы отвечать политику, Вориан посмотрел в глаза Квентину. Взгляд серых глаз Атрейдеса стал острым и колючим, как мелкие осколки разбитого стекла.
      – Разве вы не понимаете? Собрав силы для массированного удара, Омниус сделал себя уязвимым во всех остальных местах! Пока флот всемирного разума летит к Салусе Секундус, мы можем нанести удары по всем без исключения планетам Синхронизированного Мира, которые остались без защиты.
      – Но как мы сможем это сделать? – тонким, как у ребенка, голосом крикнул Великий Патриарх.
      – Мы должны совершить что-то неожиданное. – Вориан скрестил руки на груди. – Только так мы сможем победить.
      Квентин возвысил голос, стараясь успокоить зашумевших членов Совета. Он понимал, что у Вориана есть план, и, вероятно, этот план единственный, который может спасти человечество.
      – Объяснитесь, верховный главнокомандующий. Какое оружие мы сможем использовать против мыслящих машин?
      – Атомное оружие. – Вориан обвел взглядом возбужденную аудиторию. – Огромное количество импульсно-усиленных ядерных боеголовок. Мы можем превратить каждую планету Синхронизированного Мира в радиоактивный пепел, как мы сделали это с Землей девяносто два года назад. Если у рода человеческого хватит мужества снова применить атомное оружие, то мы сможем искоренить Омниуса на всех его планетах – бомбардируя их одну за другой. Мы уничтожим каждое воплощение компьютерного всемирного разума, так же как они собираются уничтожить нас.
      – Но у нас нет времени! – снова пропищал Великий Патриарх Ксандер Боро-Гинджо, ища взглядом поддержки среди других членов Совета. – Машины скоро запустят флот! Мы же видели съемки!
      – В настоящее время флот стоит у Коррина и на нем производятся последние приготовления к отправке. У нас есть несколько недель на нашу подготовку к отражению нападения на Салусу. И даже после того, как флот машин будет запущен, пройдет еще месяц, прежде чем они доберутся до нас, как это уже верно подметил когитор, – сказал Вориан, ожидая реакции.
      Квентин внезапно взглянул на Фейкана. Оба поняли, что имел в виду Вориан Атрейдес.
      – У Омниуса есть только корабли с традиционными двигателями.
      – Но у нас есть выбор, – бесстрастно произнес Вориан Атрейдес. – Месяц – это больше чем достаточно для уничтожения всех планет Синхронизированного Мира – если мы воспользуемся кораблями, свертывающими пространство.Мы можем повторить нашу славную победу на Земле на многих других планетах. Мы уничтожим всех роботов – без колебаний и рассуждений, – всех до единого.
      Квентин шумно втянул воздух, прокручивая все возможные решения.
      – Но спейсфолдеры весьма ненадежны. Статистика корпорации «ВенКи» позволяет утверждать, что процент потерь равен десяти. В каждом рейде на планеты машин мы будем терять корабли. У Омниуса сотни цитаделей. Коэффициент потерь будет… ужасным!
      Вориан остался невозмутимым.
      – Это лучше, чем полное уничтожение. Пока корринский флот будет неотвратимо ползти к Салусе Секундус, мы обойдем его и ударим по всем незащищенным планетам Синхронизированного Мира, методично сокрушим их, а потом сделаем то же самое и с главной цитаделью Омниуса. К тому времени его флот будет слишком далеко, чтобы вовремя среагировать на нападение.
      Ксандер Боро-Гинджо перебил главнокомандующего:
      – Но что будет с порабощенными людьми, живущими на планетах всемирного разума? Разве мы не призваны спасти их от рабства? Они умрут, если мы устроим на их планетах ядерный холокост.
      – По крайней мере они умрут свободными.
      – Думаю, что это будет для них утешением, – саркастически заметил О'Кукович, но, увидев, что мнение большинства начинает склоняться в пользу Атрейдеса, предпочел замолчать. Члены Совета были в ужасе, но не теряли надежды. По меньшей мере им теперь предложили план и пусть небольшой, но шанс на спасение.
      – Если мы не будем действовать решительно, то погибнет гораздо больше людей. – В напоре и уверенности Вориана было что-то устрашающее. – Кстати, Салуса Секундус тоже будет уничтожена. Так что у нас просто нет иного выбора.
      – Что же станется с Салусой? Нам придется просто покинуть ее? – В голосе вице-короля звучали неприятные плачущие нотки.
      – Потеря Салусы Секундус – это цена, которую нам придется заплатить за то, чтобы навсегда покончить с Джихадом. – Он нахмурился и бросил взгляд в сторону емкости с мозгом Видада. – Когитор прав. За оставшееся в нашем распоряжении время надо эвакуировать планету.
      У Квентина стало тяжело на душе, на сердце словно легла свинцовая плита, но он старался быть объективным. План Атрейдеса может сработать. Это была игра с немыслимо высокими ставками, и нанесенные страшным решением раны будут затягиваться очень и очень долго, оставляя после себя незаживающие рубцы.
      – Даже если машинам удастся поразить Салусу, у них не будет всемирного разума, который будет направлять их действия после того, как закончится их нынешняя программа. У них не будет руководства, а сами они не способны к инициативе. Потом мы легко с ними расправимся.
      – Это будет все, что останется от Синхронизированной Машинной Империи, – вставил слово Фейкан.
      Также как Вориан Атрейдес, Квентин теперь чувствовал, что готов на любые крайние меры для того, чтобы завершить конфликт или погибнуть в попытке сделать это. Даже недавнее чудесное возвращение его внучки Райны напомнило Квентину о гибели ее родителей, о тех миллиардах людей, которых погубил Омниус.
      – Я согласен с верховным главнокомандующим. Это наш единственный шанс обеспечить наше выживание. Мои солдаты добровольно составят экипажи спейсфолдеров, даже зная о большом риске, но дело в том, что из-за потерь во время эпидемии у нас не хватит личного состава для того, чтобы укомплектовать все корабли. Даже нагруженным бомбами «кинжалам» потребуется множество пилотов.
      Великий Патриарх поджал губы.
      – Я уверен, что мы найдем массу добровольцев среди мартиристов. Они ищут любую возможность пожертвовать собой в битве с машинами. – Великий Патриарх явно хотел одним ударом убить сразу двух зайцев.
      – А пока из них можно составлять экипажи спейсфолдеров, – предложил Фейкан. – Это рискованно, но нам нужны регулярные сообщения с Коррина. Другим способом мы никогда не узнаем о конкретном времени отправки флота Омниуса. Отсчет начнется с момента, когда Омниус запустит истребительный флот.
      Квентин задумался, мысленно прикидывая потребность в людях и технике.
      – Из данных, захваченных у шпиона, мы знаем, что существует пятьсот сорок три планеты Синхронизированного Мира. Нам надо послать на каждую из них достаточно многочисленную и хорошо оснащенную группу, чтобы обеспечить победу. Одно то, что они отправляют флот на Салусу, не означает, что свои планеты они будут сдавать без боя.
      – Нам потребуются тысячи кораблей, укомплектованных экипажами, и полносоставные подразделения для атомного бомбометания, – сказал Фейкан. От такой перспективы у него явно захватило дух. – Это будет многоступенчатая операция, и на каждой ступени наши потери составят около десяти процентов.
      Он замолчал.
      – Ждать дальше не имеет никакого смысла. Надо начинать немедленно и приступить к Великой Чистке уже сегодня. – Вориан вскинул подбородок. – Пока же нам надо, используя все ресурсы Лиги, приступить к производству атомных боеголовок. У нас есть запас, но потребуется гораздо больше импульсных боеголовок, чем человечество произвело за все время своего существования. И эти боеголовки нужны нам уже сегодня, сейчас. Кроме того, надо установить свертывающие пространство двигатели Хольцмана на все корабли, и активировать такие двигатели на тех кораблях, на которых они уже установлены. Для выполнения первых боевых заданий нам надо использовать те корабли с двигателями Хольцмана, которые Ксавьер и я применили шестьдесят лет назад.
      В конце зала встали два посредника и подняли емкость с мозгом Видала.
      – Когитор весьма озабочен, – сказал старик Ките. – Он вернется на Хессру, чтобы обсудить с коллегами создавшееся положение.
      – Обсуждайте все, что вам угодно, – ответил, не потрудившись скрыть презрения, Вориан. – Когда вы придете к заключительным выводам, все уже будет кончено.
 

 
      Титаны слишком скоро расправились с пятью когиторами, и теперь генерал Агамемнон сожалел о такой поспешной мести. После стольких десятилетий поражений и унижения мне следовало бы насладиться вкусом победы.
      Теперь, с невозвратимым опозданием, он думал, как было бы приятно препарировать древние мозги, удаляя одну часть мыслящей субстанции за другой, стирая обрывки и фрагменты мыслей, записанных на извилинах большого мозга. Юнона могла бы добавить кое-какие вещества к электрожидкости, и они вместе с удовольствием бы наблюдали за неожиданными реакциями.
      Но делать теперь нечего – все когиторы уничтожены. Какую недальновидную глупость совершили титаны!
      Но зато они всласть поиздевались над плененными посредниками-монахами, которые ухаживали за емкостями с мозгами когиторов. Все посредники были избавлены от бремени их земных телесных оболочек. Их мозги были извлечены из черепных коробок и против их воли помещены в емкости неокимеков. Посредники стали рабами, игрушками, объектами опытов.
      Так как поначалу они отказывались сотрудничать с титанами, этих гибридных неокимеков подвергли пыткам, введя в обнаженный мозг специальные стержни и раздражая соответствующие участки мозга.
      Рассматривая расстилавшийся вокруг башни унылый пейзаж, Агамемнон настроил свои оптические сенсоры и поворачивал в разные стороны головную башню, чтобы лучше оглядеть окрестности захваченного ими мира. В любом месте, где из-под снега и льда обнажалась серая или черная каменистая порода, появлялись синеватые пятна примитивных растений. Нити лишайника и твердого мха врастали в толщу древнего ледника, довольствуясь тусклым светом местного солнца. Иногда куски льда отваливались, и лишайник быстро увядал от соприкосновения с очень холодным воздухом негостеприимной планеты.
      Агамемнон уже успел ознакомиться с данными о составе электрожидкости и с трактатами, сочиненными когиторами на протяжении тысячелетий. Очевидно, что к грунтовым водам планеты примешивались неорганические и другие соединения, содержавшиеся в лишайниках. В подземных лабораториях, расположенных в подвалах черных башен, монахи использовали эту воду для изготовления питательной электрожидкости для поддержания жизнедеятельности изолированного головного мозга.
      В течение тысячи прошедших лет Агамемнон и его кимеки постоянно нуждались в восполнении запасов электрожидкости, чтобы сохранить свежесть состояния мозга и живость мыслительных процессов, а когиторы, вопреки их заявленной добровольной изоляции, поддерживали состояние враждебного нейтралитета в отношениях с титанами и кимеками, смотря сквозь пальцы на незаконную торговлю электрожидкостью.
      Но Агамемнон не любил зависеть от кого бы то ни было. Титаны захватили лаборатории и «сильными аргументами» убедили работавших там монахов продолжить производство бодрящей субстанции.
      В комнату с лязгом вошел еще один кимек-титан. Агамемнон узнал в вошедшей ходильной форме Данте, который застыл у входа, ожидая, когда генерал позволит ему войти.
      – Мы закончили анализ изображений, доставленных нашими разведчиками с Ришеза и Бела Тегез. – Он помолчал, чтобы убедиться, что Агамемнон слушает его. – Новости неутешительны.
      – В наше время не может быть хороших новостей. Что вы увидели?
      – После нашего отступления силы Омниуса немедленно вернулись и опустошили обе планеты, уничтожив остатки населения, которое служило нам. Все неокимеки успели бежать – это небольшое преимущество, как мне кажется, – но без пленников у нас не будет источника, откуда мы будем черпать новых кимеков.
      Агамемнон был расстроен и рассержен.
      – Теперь, когда хретгиры в муках дохнут от дурацкой заразы Йорека Турра, Омниус сможет снова заняться нами. Наступают черные дни, Данте. Мыслящие машины уничтожили наш последний оплот и заперли нас здесь – без последователей, без населения, какое можно было бы поработить, с сотней неокимеков и новыми неокимеками – посредниками. А нас, титанов, осталось всего трое.
      Его руки-стволы заходили из стороны в сторону, словно Агамемнон искал в кого бы выстрелить, чтобы разрядить ярость.
      – Я намеревался возродить правление титанов, но на нас ополчились мыслящие машины и затеяли охоту люди с их проклятыми Колдуньями. Посмотри, что от нас осталось! Кто теперь возглавит наше великое восстание?
      – Есть много кандидатов, стремящихся стать неокимеками. У нас есть выбор.
      – Эти кандидаты могут выполнять приказы, но не могут вырабатывать победоносные стратегии. Они были воспитаны в рабстве и добровольно согласились, чтобы их мозги были отделены от черепа. Какой в них прок? Мне нужен боец, командир.
      – Пока мы находимся здесь в безопасности, генерал. Омниус не знает, где нас искать. Может быть, нам стоит удовольствоваться Хессрой.
      Агамемнон повернул в сторону Данте свои засверкавшие оптические сенсоры.