Сосед его беспрестанно подливал в высокий инкрустированный бокал, должно быть, древний потир. Огонь смутно освещал безобразные, почти животные маски, фигуры неандертальцев, цепи из золота и кристаллов, висящие поверх комбинезонов из черного пластика и доспехов; некоторые облачения были совсем уж странными, почти монашескими. И еще отблески пламени золотили обнаженные прелести девушек, которых ласкали так же просто, как убивали. Многие из девушек были очень привлекательны, их буквально увешали награбленными драгоценностями. Совсем еще юная девушка, почти ребенок, спала, уткнувшись головой в лужу из вина или крови, и это было похоже на отрубленную голову с черным окровавленным ртом. А еще здесь были настоящие мертвецы, распростертые повсюду…

Сосед рассказывал о кровавой эпопее, о других случаях резни, о других праздниках, о трупах, вмерзших в лед и в обугленный снег, о взорванных планетоидах и о белых девушках, растоптанных ордой…

— Земные девушки… — повторил он мечтательно, опоражнивая свой потир с вином и наркотиками с Венеры.

— Собака, — сказал Валеран, — что ты знаешь о земных девушках?!

— Кр-расивые. И потом их бросают собакам, как ты говоришь. Если ты человек, то там, наверху, есть одна. Убей ее или возьми ее. А потом ты можешь уйти.

На какой-то момент он приподнялся над столом, на котором лежал, как труп, и бросил на Валерана многозначительный взгляд. Он указал пленнику возможный путь бегства — лестницу, уходящую вверх, в сумерках свода, и в то же время протянул ему под столом короткий обнаженный кинжал. Над пьяной толпой неизвестно откуда поднялся и окреп дружный хор голосов, затянувший странно знакомую Валерану песню:

Не сознавая как следует, что с ним, Валеран, как лунатик, поднялся. Зал со всеми этими распростертыми гигантскими телами с черными лицами, трупами на полу и перевернутой мебелью был похож на поле битвы. Лоб у Валерана пылал, свежая рана жгла плечо. «В конце концов, — говорил он себе, чтобы успокоиться, — я все равно не смогу уйти далеко, я потерял много крови. А если там наверху и есть какая-то девушка, я попрошу ее закричать, будто я ее убиваю. Но я уверен, что нет никакой возможности выйти отсюда, избежать смерти». Он начал пробираться сквозь толпу врагов, которые, казалось, теперь не представляли для него опасности. Он перешагивал через бесполезные излучатели и мертвые головы. Резкий запах вина, раздавленных цветов, мяса и гнили, самый настоящий запах современной Земли, казалось, распространялся вокруг него. Он с трудом поднялся по спиральной лестнице. А там, внизу, рухнули последние преграды или, может быть, победители поняли, что болезнь преследовала их по пятам в резне и в победах, что она злобно торжествует над ними. Оргия переходила в резню, хрипы и стоны сотрясали купол, и какая-то растрепанная девушка, залитая кровью до пояса, бегала прямо по столам и ревела:

Валеран наткнулся на перила, и, чтобы не рухнуть от боли, вцепился в них, но пальцы только заскользили по полированному металлу… В это время он заметил тонкий луч света из-под неплотно прикрытой двери. Он нащупал ее, постучал. Никто не ответил. Однако ему казалось, что он ощущает чье-то присутствие за ней, чье-то дыхание… Толкнув дверь, он неожиданно очутился лицом к лицу с самой ужасной картиной времен земного Искупителя, с давно забытым видением — распятым на стене. То самое ужасное, что изображали прославленные живописцы мрачных времен: разлагающаяся плоть, узлы мускулатуры, терновый венок, надвинутый так низко, что одна из колючек рассекла веко, и было видно белое глазное яблоко. Это страдание наполняло комнату, казалось, сами стены стонали… Валеран зашатался и опрокинул светильник возле двери. Тьма окутала комнату, какое-то невидимое существо отпрянуло от него, и в этой ночи они начали бороться, как проклятые…

Но огонь светильника перекинулся на портьеры, и он увидел, кто молча вырывался из его рук, царапался и кусался. Это была совсем юная девушка с осиной талией. Она так сильно выгнулась, что ее длинные светлые волосы доставали до пола, а острые груди стали видны в вырезе белоснежной туники. Он видел только это — эти волосы утопленницы, эти груди, эти бледные губы, он даже не смог бы сказать, привлекательна ли она. Ощущение тела девственницы чуть не лишило его чувств. Он пробормотал на старинном земном диалекте, который люди вспоминают в моменты смерти и любви: «Душечка, душа моя…», наклонился и хотел сорвать поцелуй с распустившегося цветка.

Но девушка выскользнула, как уж, из его объятий и, воспользовавшись его коротким замешательством, завладела клинком Ночных. Она крепко держала его в руке, направив себе в грудь.

— Еще шаг — и я убью себя! — крикнул детский голос. — Не трогайте меня, я его невеста! — и она указала на ужасный силуэт распятого.

Ральф отпрянул. В самом деле, раньше на Земле был такой обычай, но это было так давно! Но тут он заметил, что лицо у нее исказилось, а глаза закатились, и он понял, что она безумна, абсолютно невменяема от страха, и, когда он неосторожно протянул руку, о! всего лишь, чтобы успокоить ее, под кинжалом показалась капелька крови… Он повернулся и хотел убежать, но тотчас понял, что опоздал: дверь захлопнулась, и стены полукруглого помещения начали сближаться, медленно, непреодолимо…

Тогда он понял, что угодил в одну из древних ловушек, которые применяли палачи в древнем Риме и в империи инков. Это была камера с движущимися стенами, которые, следуя садистским прихотям, могли раздавить заключенного, загнать его в бездну в середине камеры, или разрубить его длинными косами, которые непрерывно вращались. Девушка продолжала пристально следить за ним безумным взглядом, приставив оружие к своей груди, и тяжелые капли крови падали и разбивались у ее ноги на каменном полу… Круг все сужался, она заметила это и издала душераздирающий крик — она поняла.

— Я не причиню вам зла, — пробормотал Валеран, отдавая себе отчет в том, что голос его мало обнадеживал — он был хриплым и прерывистым. — Не бойтесь, подождите немного, может, не все еще потеряно, они иногда любят так пошутить…

Но в это время огонь, который тлел под тяжелыми портьерами, вырвался наружу длинными веселыми языками, что было вызвано, несомненно, движением воздуха вследствие сближения стен. Густой дым тотчас заполнил камеру, жара стала невыносимой, а стены продолжали неотвратимо сближаться. Ральф был вынужден сделать еще шаг вперед, сознавая, что каждое его движение еще дальше вонзало окровавленный кинжал, и что девушка не могла перенести мысль об этой смерти, одновременно ироничной и ужасной — быть раздавленной на груди у этого незнакомца, слиться с ним в ожидании ужасного конца… В тот момент, когда ее волосы загорелись, поняв, очевидно, что не сможет убить себя своей слабой рукой, она встала на колени и бросилась на клинок всем своим телом. Она была такая легкая! Но этого было достаточно: сталь вошла, как в масло. Опустив руки на детские плечи, Валеран даже немного помог ей…

— А потом? — спросил священник.

Валеран медленно приходил в себя после страшной исповеди. Он снова очутился в корпусе заброшенного корабля, и отец Фрэнк с ужасом смотрел на него.

— Потом? Что ж, они оставили меня в живых, как видите. Они были уверены, что я вернусь. Так уверены, что до сих пор я думал, будто заражен…

— А это не так?

— Я ничего об этом не знаю. Арцес утверждает, что у меня естественная прививка с рождения, но я не уверен… Ни мое лицо, ни мое тело нисколько не изменились. Но ведь симптомы болезни не только физические, и я по-прежнему испытываю эту лихорадку, это мерзкое желание все разрушить, как и той ночью. Я являюсь частью этого зла, этой Язвы.

— Однако, — сказал монах, упорно цепляясь за последнюю надежду, — это известно с древних времен: их последнее оружие — отчаянье, наше отчаянье. Святые описывали то же состояние: думаешь, что ты уже проклят, поэтому смиряешься заранее. Но ты не хотел никакого зла этому ребенку, и не ты убил его. Ты ведь не совершил других грехов, не так ли?..

— Кажется, нет, — сказал Валеран странным голосом. — Но у меня такое впечатление, что один я вот-вот совершу.

Но сначала надо было узнать, что это за опасность — мутанты.

На другой день он отправился в Центр Мутаций. Так или иначе, следовало повидать Астрид.

Центр по праву превратился в настоящий мозг Сигмы. О ведущихся там исследованиях ходили самые невероятные слухи. Там были собраны самые странные существа, и проводились невиданные, даже немыслимые операции. Научный городок располагался на окраине Самарры, на Изумрудном плато. Белая башня возвышалась над густыми садами, в которых утопали здания лабораторий и институтов. Весь городок был упрятан под огромный атмосферный купол — для опытов требовались строго определенные климатические условия. Арктурианские ученые, собранные в этой цитадели, изучали прямо-таки сказочные области науки: парапсихологию, телепатию, воображение и его ужасные проявления. Говорили, что в этих исследованиях участвовала небольшая группа землян, обладающих особыми свойствами. Едва прибыв на место, Валеран тотчас узнал, что из призрака, каким она здесь появилась, Астрид превратилась в одного из членов этой группы. Он объявил о своем прибытии посредством телепатических волн и получил вежливый ответ:

«Да, принцесса будет рада принять вас».

Его гелико опустился на эспланаду черно-белой мозаики, прямо перед Башней. Ему еще никогда не приходилось видеть эту часть Центра, но в этом визите отражались, как в перевернутом зеркале, другие его визиты сюда. Абсолютное безмолвие царило в этом месте, и в какое-то мгновение Валерану пришла в голову парадоксальная и безумная мысль, что Центр населен одними биороботами… На террасах Башни зажглась гирлянда огней. «Да это же мавзолей, — сказал Ральф сам себе. — Подземелье, пирамида, где спит Мертвая Царевна, которую Ингмар Кэррол вызывает на праздник, чтобы очаровать публику…» Молчаливый робот в голубых разводах повел за собой, и снова это была прогулка по коридорам и залам, на этот раз безмолвным. Открывая обитую атласом дверь, Ральф ожидал увидеть нечто невероятное, какой-нибудь хрустальный гроб, где лежит красавица, трон, зал для занятий физическими упражнениями, ячейки с эмбрионами…

Однако он попал на заседание парапсихического совета, где не было никого, кроме призраков в белоснежных мантиях.

Человек двадцать ученых сидели в креслах вдоль стен. У всех лица были покрыты белой пленкой, некоторые о чем-то напряженно думали, опустив головы в белых капюшонах. Кто-то указал ему свободное место. Валеран подумал, что робот ошибся залом, и шепотом осведомился об этом у сидящего рядом призрака. Тот медленно повернулся к нему: он увидел сияющее лицо без маски. Это была Астрид.

— Тихо, — сказала она, — сейчас все это кончится.

На высоко приподнятой трибуне, спрятав руки в широкие рукава мантии, неподвижный Арцес Самаррский заканчивал свой доклад. Он говорил:

— …Учитывая эти первоначальные сведения, мы пришли к выводу, что «земное зло» является настоящей болезнью, одновременно вирусной и психической. Вывод довольно-таки противоречивый, но он дает нам основания не терять надежду. Произведем анализ ситуации. Мы знаем, что вирус преодолевает сопротивление вакцины и антител. Однако сделать прививки миллиардам существ — непосильная для нас задача, даже при условии мобилизации всех звезд, особенно при условии, что зараженные противятся этому. Тем более, что Язва может нападать на животных и растения. К тому же, учитывая современное положение, нам нужны шоковые методы. Это приводит нас ко второму определению: физическая болезнь. В докладе, представленном нам Ее Высочеством доктором Астрид, говорится об ультравирусах, имеющих ПСИ. Концентрированный луч таких вирусов, направленный на определенный объект, вызывает цепную вирусную реакцию. Стало быть, у нас было бы преимущество в борьбе с этим лучом до внедрения ультравируса, который лишь на определенной стадии вызывает необратимые нарушения.

Итак, надо бороться. Каким же оружием? Еще раз рассмотрим результаты клинических наблюдений. Мы уже указывали, что некоторые планеты были заражены со скоростью эпидемии; на других же болезнь распространялась медленнее и принимала менее заметные формы, которые вели к саморазрушению, как, например, в случае с созвездием Волопаса. Наконец, есть и такие, где оно затухает, произведя невиданные разрушения, и это как раз случай Земли. Я опущу пересказ проделанной нами работы в области истории и психологии, которая привела нас к следующим выводам:

а) на планетах, больше всего подверженных великой заразе, отсутствует высшая нервная деятельность;

б) на тех же, которые сопротивляются, есть запасы этой энергии;

в) Земля способна, периодами, перерабатывать эту энергию, причем реакция так же сильна, как процесс заражения;

г) создается впечатление, что эта реакция в настоящий момент полностью проявила себя. Земля сама производит собственные физические антитоксины. Я имею в виду прогрессивные мутации.

Рука Астрид, легкая и холодная, коснулась руки Ральфа. Но он слушал с таким вниманием, что даже не заметил этого.

— Тебе это интересно? — спросил голос, что был посеребренным эхом другого голоса, который он слышал когда-то давно.

— Конечно.

— Остаемся?

— Остаемся.

— Мутации: общие прогрессивные или патологические и регрессивные. — Арцес обвел аудиторию многозначительным взглядом своих опаловых глаз. — Мы знаем, что речь идет о простом накоплении, об изменении некоторых наследственных свойств генов, часто в ущерб другим генам. Процесс этот может быть естественным или искусственным, может привести как к положительным проявлениям, так и к отрицательным: двойная полярность естественна для всех вещей. Будучи арктурианцами, все мы являемся продуктом мутаций. Сначала мы думали, что сможем произвольно управлять этим процессом, и тогда началась серия провалов, производство «искусственных гениев», за которых мстила сама природа. Результат: появилась пословица — «Боги стали завидовать героям». Позднее мы поняли, что нужно не создавать, а придавать гибкость и заимствовать. Это принесло успех. Он не идеален, однако, до сих пор мы считали, что будущее за нами. Но теперь речь идет не о нас. Я обратился к нашему собственному будущему только для того, чтобы доказать, что у нашей теории солидная база: можно создать вещество, способное противостоять этой болезни. Вернемся к главному объекту наших экспериментов — к Земле. Эта бурлящая планета стоит на пороге рождения новых видов. И мутанты, которые появляются среди землян, по всем статьям превосходят сфабрикованных гениев Арктура, то есть они бесконечно могущественны и уязвимы одновременно. Среди них встречаются невероятные ясновидцы, которые могут заглянуть в звездные бездны на много световых лет, сверхчувствительные, которые могут брать на себя большую долю людских страданий, телекинезисты, которые переносят материю через пространство и время — кроме того, мы ожидаем новых явлений… Но самые великие среди них и самые потрясающие — тем более, если бы они попали в лапы Ночных — это повелители будущего: создающие вселенную и изменяющие ее. Хочу вас тотчас успокоить: мне ни разу не приходилось встречать представителей этой грозной силы. Но видя, как изменяются нерушимые, казалось бы, законы, как буквально бурлит гиперпространство, что выражается в фантастических открытиях и звездных эпопеях, мы можем догадаться, что их эра уже приближается, что они уже здесь. Что можно сказать об их возможностях?.. На заре развития ядро, взорвавшись, образовало нашу галактику. Но ведь кто-то создал и взорвал ядро…

Голос Арцеса стал тише, хотя дикция оставалась по-прежнему ясной, и Валеран неожиданно понял, что ученый буквально выкрикнул последние слова, как будто хотел, чтобы те его слышали, как будто звал на помощь…

Свой доклад он закончил спокойно:

— Я не утверждаю, что мы стоим на пороге аналогичного процесса созидания, хотя в действительности это непрерывный процесс. Или что это результат какого-то божественного проявления. Но одна очень старая книга, полная символики, называет человека «образом и подобием Божьим». То есть человек рождается от таких богов. И это к их энергии обращаемся мы сегодня, чтобы отбросить Язву в ее логово. Я все сказал.

Пока Белая Башня дрожала от аплодисментов обычно сдержанных арктурианцев, Астрид вывела Валерана из зала Совета. Прозрачная тьма неожиданно опустилась на сады Центра. Горизонт вдали отсвечивал перламутром, пурпурная и голубая листва слегка фосфоресцировала. Два выходца с Земли прислонились к балюстраде террасы. Оба они были высокого роста и отличались совершенной красотой.

— Это не настоящая ночь, — сказала Астрид. — Но мы вынуждены сгущать атмосферу, чтобы получить для наших экспериментов эффект сумерек.

— Вы стали такой ученой, Астрид.

— Можешь обращаться ко мне на «ты», я ведь настоящая Астрид… Это, должно быть, результат невероятной работы нервных клеток, старающихся приспособиться к электрической системе… а в общем, все энергии переходят в одну. И, потом, я много работала над этим: подумать только, четыре года неподвижности! Гипносеансы помогали мне в какой-то мере забыть, что у меня нет тела…

— Нет тела, Астрид?! До сих пор?

— А! Это? — и она подняла прекрасной формы руку и констатировала, — такая красивая ручка для инфузории в пробирке! Да, я привыкла к этому. В определенном смысле, это очень, очень удобно. Эти эластичные ткани не подвержены ни воспалительным процессам, ни гниению, их можно быстро заменить при несчастном случае! Смотри, — и она показала розовый шрам на локте, — эта рука была однажды разорвана взрывом. И ничего не видно, не так ли? Но это только побочное явление. Никогда не стоит забывать, что все тело — это биологическая машина. И что наше настоящее тело — эта куча наследственности, чувственности, бессмысленности и программ для будущих поколений — когда-нибудь испортится и превратится в перегной, отдавая большому космосу вещества, из которых все мы были сотворены. Те, кто забыли об этом… ведь я, как ты прекрасно понимаешь, не единственный биоробот в Центре… Нас было много, тех, кого спасли, особенно женщин — ведь женщина цепляется за жизнь даже тогда, когда все у нее разрушено, а если она когда-нибудь убивает себя сама, то это потому, что мертв человек, который был ей дороже жизни… Так вот, те, которые приспосабливаются слишком хорошо, которые приняли этот эрзац за настоящее тело, они потеряны, и о них лучше не вспоминать.

— …Но соблазн велик, я думаю.

— Конечно. Но надо прочувствовать это… и преодолеть.

Он хотел спросить: «И вам удалось это?..» Пауза. Потом спокойный голос ответил:

— Победителем себя не чувствуешь. Просто чувствуешь себя сильнее. Но все это причиняет страдания.

— Прости меня.

— Это ты должен простить меня: я сразу выдала тебе слишком много информации. Но мне хочется, чтобы ты привык к мысли…

— Что ты не прежняя Астрид?

— Это не такое уж противоестественное состояние, как ты думаешь. Жизнь остается в нас, невзирая на биоэлектрическую схему. Я хочу сказать… если бы кто-нибудь грубо разрушил эту систему, мы продолжали бы жить. О! Недолго, я знаю. Но с возросшим могуществом. Как мутанты.

— Разреши задать тебе вопрос. Мутанты… Ты их видела?

Она рассмеялась:

— Ну конечно. В центре есть целая колония. Зародыш «резерва обороны». Оружие будущего по Арцесу… Но мне кажется, что он преувеличивает их нынешнее назначение. Они стоят на начальном уровне развития. И еще — они лгут.

— Они лгут?!

— Или мечтают, и это превращается в ложь. У них такие определенные мечты! Надо понять их, Ральф! Они приходят к нам униженными, дезориентированными. Они ничего не знают о своих особенностях, о неслышной работе генов и хромосом, которые наградили их дюжиной новых чувств или лишили их чувства времени или боли. Самые исключительные остаются в неведении дольше всего. Они неловки и часто бывают напуганы всем этим. Существо этой породы никогда не может понять, почему лес загорается именно тогда, когда он — или она — идет собирать чернику, а озеро выходит из берегов, когда ему приходит в голову половить раков. Существо никак не может объяснить себе, почему его повсюду сопровождают вулканические извержения, циклоны и революции… Его признаниям обычно не верят, и такой человек начинает обманывать и от этого чуть не сходит с ума: вот откуда берутся явления, голоса, знаки на небе… а также феи, гномы, саламандры. А ведь сам он не виноват в этих катастрофах. Можно этому верить, можно не верить. Иногда люди, подозревающие его в колдовстве, распинают несчастного, сжигают его живьем или пускают ему пулю в затылок. Это абсолютно бессмысленно. Его огромная энергия бессистемно растекается по метагалактике и действует. До сих пор они удовольствовались магией и чудесами, но придет время, когда они начнут играть со временем или заставят пространство сжиматься. Тогда, может быть, нам не нужны будут армии или силы рассеивания, и все будет спасено мутантами или, наоборот, потеряно из-за них…

— А ты бы смогла узнать таких мутантов? — спросил Валеран безжизненным голосом.

— Да. Но пока я встретила только одного. Он почти что напугал меня, а я ведь не робкого десятка.

— И… никто о нем не знает?

— Даже он сам.

Валеран сказал ей, что он, наверное, снова улетит к Полярной звезде, и Астрид проводила его до ворот. Все вокруг было совершенно, словно служило иллюстрацией к самым прекрасным звездным поэмам. Вокруг царили искусственные прозрачные сумерки и неопределенных цветов, небо Арктура; сова-Тролль что-то лопотала над солнечными часами, которые показывали полдень в шестнадцать часов… Сигмийский эквивалент соловья проснулся по ошибке среди оранжевых лилий с Андромеды и испустил кристаллически чистую трель над зарослями и решеткой из серебра и платины, на которой извивались изображения драконов Марса и задумчивых единорогов Альтаира. Любая легенда — о Тристане и Изольде, о Беатриче и Данте — здесь могла воплотиться в жизнь. И все могло быть спасено. Но никакое чудо не затронуло возбужденные мозговые клетки, ведь принц Валеран был всего лишь обычным астронавтом с сигмийской эскадры, который думал, что заражен земной болезнью, а принцесса Астрид — всего лишь биороботом…

И все же, учитывая, что он должен был повести к звездам экспедицию, равную по своему значению высадке в Нормандии или Первому Крестовому походу, она протянула ему руку для поцелуя и, когда он склонился к ней, поцеловала его в лоб. Все шло согласно этикету. Неожиданно Астрид спросила:

— А ваш молодой космический друг сопровождает вас? Ну, этот малыш… Айрт Рег?

— Нет, — ответил Валеран.

Данте помещает братоубийц в девятый круг ада, на первом отделении которого висит табличка: КАИН.

В самаррской клинике Айрта поместили в отдельную палату. Увидев входящего Валерана, он улыбнулся ему застенчивой юношеской улыбкой.

Черный принц (его уже начали так называть) присел на край его ложа и прикрыл глаза ладонью.

— Да, — сказал он, встретив взгляд юноши, — я не спал много ночей. Послушай меня и не перебивай, пока не поймешь все: я прочитал твой документ, действительно невероятный. Особенно, если он от Морозова.

— Он сам мне его дал!

— Ну, да. А потом он исчез прямо меж четырех стен прямо на глазах у тебя и у кошки-Тролля. Ты мне уже говорил об этом, когда был в полубессознательном состоянии. Все это похоже на бред, но документ есть. Что ж, я передал его Ингмару Кэрролу.

— Как мне благодарить вас?..

— Ты ничего мне не должен: это единственное, что я сделал. Только не торопись радоваться, друг мой, новости скверные.

— Он отказывается послать помощь своему сыну?

— Он отказывается верить — вот и все. Но слушай меня спокойно, не волнуйся, ты еще не выздоровел. Именно поэтому я и взял на себя… твое задание.

— Расскажите, — взмолился Айрт глухим голосом.

— Что ж, я попросил заведующего его канцелярией передать ему пакет и еще попросил дать мне аудиенцию. Я был принят. Ты никогда не был в большой приемной? Это место для тайных встреч, где царит атмосфера земного монастыря — стрельчатые окна и мебель из ценных пород дерева…

Продолжая говорить, Валеран понимал, что применяет тактику, восхваляемую в «Низменных инстинктах масс», чтобы наверняка убить всякую надежду. Если бы он просто сказал: «Кэррол не захотел ничего слышать», Айрт был бы потрясен, но не поверил бы. Он, несомненно, вернулся бы и стал требовать ответа у адмирала. Необходимо было лишить его иллюзий, пусть даже путем лжи…

К тому же он хорошо знал этот зал: он столько раз бывал в нем! И не было в нем ничего давящего, он напоминал времена католической Франции или Испании, со всеми этими картинами великих голландцев, с позолоченным полумраком, с фиолетовыми и пурпурными витражами и полированными деревянными панелями. «Эта парча доставлена из Генуи, а этот фриз — из Греции, — думал Валеран. — Скульпторы, которые создали его, обладали глубоким пониманием смысла смерти и возрождения». Вдоль стен стояли кресла, а над чем-то похожим на алтарь висело небольшое, написанное в приглушенных голубых и розовых тонах изображение мадонны, которая походила, по слухам, на умершую молодой Ларцию Кэррол. И, конечно же, было здесь нечто вроде трона на небольшом возвышении.

…Все эти детали были собраны в одно целое, чтобы скрыть ложь и морально убить юношу. Чтобы заставить Айрта поверить, что Валеран действительно видел Кэррола и что тот его выставил.

— Ингмар вошел через боковую дверь без предупреждения. Несмотря на то, что я знаю его с рождения, — ведь он мой крестный отец на Сигме, ты знаешь — я всегда поражаюсь: он не стареет. У него все такое же лицо, будто вырезанное из серо-сиреневого оникса, и стального цвета глаза. Серебро у него в волосах со времени смерти Ларции, его жены. Он был в неофициальной форме. И он сказал мне:

«Лес просит о помощи? Они с Морозовым улетели без моего разрешения. Пусть сами и выпутываются! Я не могу терять на это ни время, ни корабли».

«Но, — сказал я, еле переводя дыхание, — вы же сами финансировали эту экспедицию! Морозов пишет…»

«Морозов — старый дурак. К тому же, они высадились в Бездне Лебедя, на планете с призраками. Все это, — он сделал такой жест, будто отметал все мои выводы и документ вместе с ними, — сплошные галлюцинации! Одержимые! Демоны! Мы живем не в XIX веке!»

Я попытался еще раз, и это было не просто, клянусь тебе. В конечном счете мне стал ясен ход его мыслей. Передо мной стоял могущественный старик, который нес ответственность за благополучие звезд и планет огромного созвездия! Ведь с точки зрения всей Двойной Звезды шарик, рупором которого я был в тот момент, представлялся таким маленьким! И таким далеким…

Тем не менее я сказал ему:

«Подумайте о Земле!»

«Что?!»

«Подумайте об опасности. То, что нам угрожает, вызовет конец света. Учитывая уровень культурного развития Земли, которую вы оставляете во власти врага, оно сможет достичь всех обитаемых созвездий. Эти Ночные, которых вы предпочитаете игнорировать, позавчера были в Солнечной системе, вчера — в Бездне Лебедя… Нет, я ошибаюсь, вчера они были уже в Самарре. Это они устроили заговор с покушением на вас в самом центре города, когда вы находились среди своих охранников и союзников. Но знайте, это только первая попытка, они совершенствуют свои ударные силы! Земля умирает, адмирал Кэррол, но и вы сами, и Сигма, и весь Арктур ненадолго переживут ее!» Айрт упивался его речью, и он продолжал, полный вдохновения:

— После этой страстной речи — я никогда не считал себя способным на такую — я пристально посмотрел на него. Он стоял рядом с мадонной, которая была похожа на мать Леса. Какое-то мгновение я думал, что он повернется ко мне, что он отдаст приказ, что направит эскадру… Какая счастливая земная самонадеянность!

Ингмар Кэррол заговорил — и очарование тотчас рухнуло:

«Я думаю, мне следовало бы вас арестовать, принц Валеран. Ваше происхождение и ваше образование служат причиной ваших заблуждений. Вы слишком землянин, чтобы судить по-звездному. Я дам вам задание, которое займет вас. Будьте готовы к отлету. Вы получите мои инструкции на борту. Можете быть свободны».

— И это все? — спросил Айрт.

— Да, все. Он даже не вернул мне рапорт Морозова. И, — Валеран засмеялся горьким смехом, несколько фальшивым, — он чуть не взял меня под арест! Это уж слишком!

— А куда вас посылают, командир? Если только это не государственный секрет…

— Конечно, нет. К Полярной звезде, я думаю. Это место почетной ссылки. Надеюсь, ты полетишь со мной?

— Нет, спасибо.

Айрт полулежал на своих подушках и как будто размышлял о чем-то. Потом он поднял глаза и улыбнулся Ральфу.

— Вы отменный парень, командир. Поверьте, если бы я мог выбирать, я бы последовал за вами, Но у меня другие задачи, и я их слишком долго откладывал.

— Ты можешь служить Земле и у меня на борту.

— Нет, — повторил Айрт. Его голос неожиданно окреп. — Все было хорошо пять лет или два дня назад. Теперь время торопит, вы это сами сказали: вся вселенная в опасности, а я знаю, чего хочу и что ищу. Вы думаете, что я безумен или слишком самонадеян, но я думаю, что эта мысль просто не пришла бы мне в голову, если бы у меня не было некоторых качеств, чтобы предпринять… то, что я хочу.

— Что ты хочешь?..

— О! Все то же: узнать. Это теперь будет легче и быстрее. Только одно мне не ясно. Мы знаем, что Язва — настоящая болезнь, вызванная вирусом-протеином или демонами. Мы знаем, что происхождение у нее внеземное, может быть, даже внегалактическое. Но мы по-прежнему не знаем, как ее победить. Каким способом. Бесполезно убивать Ночных, они просто больные. К тому же, когда постоянно убиваешь, сам становишься одержимым. «Мы должны бороться с болезнью нашим собственным оружием», — писал Морозов. Я хочу найти это оружие. Я хочу узнать, как отбросить зло в его логово.