Присмотревшись ко всему окружающему, она обратила внимание на то, что здесь людям приходится управляться не менее чем с тремя сотнями канатов и тросов, каждый из которых имеет свое название, предназначение, место и крепится особым узлом. Шейн оставил свой командный пост, чтобы приложить и свои руки к усилиям тех, кто тянул канаты и поднимал паруса; Сабби содрогнулась, представив себе, какую боль причиняет ему недавняя рана. Потом она подумала о его крепких руках с большими ладонями и сильными пальцами, касающимися ее тела, и снова вздрогнула. Но вот наконец он подошел к ней, бережно обнял за плечи и улыбнулся.
      - Как ты научился различать все эти веревки? - спросила она.
      - Для этого большого ума не понадобилось, - засмеялся он. - Когда я, совсем еще мальчишкой, впервые вышел в море, боцман вбивал в меня эту премудрость с помощью узловатой веревки.., прямо по голому заду! - Он потянул ее за собой. - Пойдем вниз, я устрою тебя в своей каюте.
      Как только они оказались в маленькой каюте, он привлек ее к себе и горячо поцеловал.
      - Милая моя, как я по тебе скучал, - выдохнул он, глядя на нее с восторгом и нежностью. - Спасибо, что отправилась со мной, любимая. Это плаванье счастливым не назовешь. Сэр Филипп Сидней умер от раны, полученной во время сражения при Зютфене. Мы идем в Голландию, чтобы его вдова Франсес могла привезти домой его тело.
      Она мягко положила руку ему на плечо.
      - Сэр Филипп был тебе другом?
      - О'Нил был отправлен на попечение семейства Сидней и жил в их доме много лет, пока не вернулся в Ирландию. Филипп никогда не спрашивал о моих связях с О'Нилом. У его вдовы Франсес - маленький ребенок. Вот почему я просил тебя поехать со мной, Сабби.
      Франсес предстоят тяжелые дни, и ей может понадобиться общество доброй и заботливой женщины.
      Сабби откинула с головы меховой капюшон.
      - Она принадлежит к числу ваших завоеваний, милорд? - спросила она, чувствуя, как вспыхивает в ней ревность.
      - Нет, хотя она достаточно хороша, чтобы вызвать ревность королевы. Франсес Уолсингэм - дочь могущественного министра. Ты достаточно хорошо осведомлена о моих делах, Сабби, и понимаешь, что он мне враг и источник постоянной угрозы. Если я сумею оказать Франсес какую-либо услугу, это может впоследствии принести свои плоды. Если мы сейчас поддержим и утешим ее - сейчас, в дни беды, - возможно, она когда-нибудь отплатит мне той же монетой. - Он погладил ее по щеке загрубелой рукой. - Если я оставлю тебя здесь, внизу, в одиночестве, ты не будешь бояться?
      - Я не боюсь ни человека, ни зверя, - похвасталась она.
      Он засмеялся и взглянул ей в глаза.
      - Мы это проверим, когда я вернусь, моя дикая кошка.
      Он отсутствовал около часа, и для Сабби, впервые пересекающей коварное Северное море, этот час тянулся бесконечно. Она распаковала свои теплые вещи и обследовала каюту.
      Каюта была обшита строгими панелями из атласного дерева; меблировка состояла из стола и поворотных кресел. Койка была намертво прикреплена к стене, и ширина у нее была такая, что двое могли бы в ней разместиться, только тесно прижавшись друг к другу. Толстый турецкий ковер с красно-синим узором помогал сохранять тепло; медные фонари покачивались на кольцах, также прикрепленных к стене. Карты и навигационные инструменты заполняли ящики стола, а в одном из углов Сабби приметила большой железный сейф.
      В массивном дубовом комоде хранились толстые теплые одеяла и меховые покрывала, а в шкафу из атласного дерева - множество комплектов сухой одежды для капитана.
      Когда Шейн вошел в каюту, оказалось, что он промок до костей. Он не стал изменять своей укоренившейся привычке - немедленно сбрасывать с себя все промокшее платье, прежде чем оно успеет оставить мокрые пятна по всей каюте. Сабби наблюдала, как он быстрыми и сильными движениями обтирает грудь полотенцем, и, не в силах сопротивляться искушению, взяла другое полотенце и начала растирать ему спину.
      Вначале у него зуб на зуб не попадал от холода, и все же, на удивление быстро, растирание помогло ему согреться. Он попытался было заключить Сабби в объятия, но она воспротивилась этому.
      - Сначала дай мне посмотреть на твою рану, - мягко попросила она.
      Он послушно поднял руку, но, услышав, как тихонько ахнула Сабби, немедленно опустил ее.
      - Дай посмотреть, - настаивала она.
      - Ну нет, это слишком уродливая штука, чтобы показывать ее даме с тонкими чувствами. Тебе будет противно.
      - Твое тело для меня - радость и чудо, - возразила она.
      Ее пальцы пробежали вдоль его ключицы, через выступающие бугры мышц плеча - и вниз, к лопатке, где буйствовал дракон. От прикосновения Сабби Шейна кидало в дрожь; он изнемогал от желания заняться с ней любовью. Она подняла его руку, и на сей раз он не противился. Шрам был багрово-красным и покрытым морщинами.
      - Шрам у тебя так и останется на всю жизнь. Надо нам было как-то стянуть края раны, - сказала она с сожалением.
      Он покачал головой.
      - Барон - опытный лекарь. Он оставил рану открытой специально, чтобы вышел весь яд.
      То, что последовало за этим, ошеломило и потрясло его: сколь это ни было невероятным, она прижалась губами к ужасному шраму и осыпала его поцелуями.
      - Проклятье, что за бесовские проделки ты себе позволяешь! - ахнул он, когда волна страсти прокатилась по его телу.
      Она улыбнулась ему и прошептала:
      - Ну что вы, милорд, это же вы сами открыли мне, каким образом язык может послужить любовному таинству.
      - Хорошо, что я, а не кто-то другой, - хрипло проговорил он; его уверенные пальцы уже точными движениями расстегивали на ней платье. Когда она была полностью раздета, он высоко поднял ее на руках, а потом стал медленно опускать, так что их тела все время соприкасались, - и опускал до тех пор, пока его могучее орудие не скользнуло, как в ножны, в ее горячий тугой центр. Ладонями он прижал к себе округлости ее бедер и так, не разъединяясь с ней, донес ее до высокой постели.
      Ее руки нежно обвивались вокруг его шеи; каждый его шаг на этом пути приводил к тому, что он проникал в нее все глубже и глубже, и каждый его шаг порождал в ней желанную дрожь ожидания. Он не лег сам и не уложил в постель ее - он присел на край койки.
      - Милая, обними меня.., ногами, - то ли попросил, то ли приказал он, и она задохнулась от несказанного сплава боли и наслаждения, когда он по самую рукоять вогнал в нее свой тяжелый скипетр и прижал ее к себе еще теснее - хотя это и казалось невозможным.
      Их губы слились - и он начал вовлекать ее в головокружительную, сокровенную игру "напрягись-расслабься", когда в их телах вершился единый ритм захвата и освобождения.
      Волны наслаждения нарастали и откатывались снова и снова, и так продолжалось, пока она не зарыдала от жажды завершения. Он уже так умел прислушиваться к зову ее тела, что точно подгадал момент. Они рухнули в водоворот одновременно, и имя каждого слетело с губ другого.
      Теперь они лежали, не размыкая объятий.
      Качка корабля убаюкивала их, словно детей в колыбели. Через два часа он проснулся: пора было возвращаться на палубу.
      - Куда ты? - пробормотала она сквозь сон.
      - Мне не хотелось тревожить тебя, любимая. Я капитан этого корабля, ты помнишь?
      Я никогда не оставляю палубу дольше чем на три часа.
      - А для меня ты сделаешь исключение.
      - Пять минут, - уступил он.
      Он лег на спину и подтянул ее к себе, так что ее спина покоилась у него на груди.
      - Ах, Сабби, все мои чувства полны тобою, - сказал он, вдыхая волнующий аромат ее волос и разогретого сном тела. - И мои мысли тоже. - Он помолчал, а потом выговорил почти шепотом:
      - И сердце. - Он отвел ее волосы с затылка и поцеловал ее в шею. Обожаю твои волосы.., и не могу на них наглядеться.
      - Нет, уж лучше постарайся на них наглядеться сейчас. Королева хочет, чтобы я их остригла - а ей из них смастерят парик.
      Он бесцеремонно сбросил ее со своей груди на постель и в мгновение ока был уже на ногах.
      - Я запрещаю! - возмущенно закричал он.
      - Шейн, у меня нет выбора - это было равносильно приказу.
      - Равносильно наглому вымогательству!
      Сабби, об этом и речи быть не может! Я куплю волосы для ее чертова парика. Есть множество женщин, которые готовы продать свои волосы или любую другую часть тела. Ты только предоставь это мне, - сказал он, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.
      Мысль о королеве, выступающей как пава и красующейся в парике из волос низкопробной шлюхи из борделя, немало позабавила Сабби. Потом она скорчила гримасу, подумав о том, сколько борделей придется обойти Шейну, прежде чем он найдет особу с волосами нужного оттенка!
      ***
      Хокхерст привел судно в занятый англичанами порт Флашинг. Сэр Филипп Сидней был комендантом этого города, который служил базой для всех англичан в Голландии.
      Оставив Сабби на борту, Шейн явился к Франсес, представился и сообщил, что прибыл сюда за ней, чтобы отвезти ее домой. Она была измучена вконец и изнемогала от усталости после многочисленных визитов офицеров, служивших под началом у Филиппа, и единственное, о чем она мечтала, - это оказаться дома.
      Сильная поддержка Хокхерста была именно тем, в чем она сейчас больше всего нуждалась.
      Он взял бразды правления в свои руки и приказал слугам упаковать вещи, чтобы все было приготовлено к тому моменту, когда его матросы начнут принимать груз на борт. Гроб следовало установить в трюме. Для маленькой девочки - дочки Франсес - и ее кормилицы надлежало выделить отдельную каюту, а для самой Франсес - другую.
      Лошадей и собак Филиппа устроили со всеми удобствами, а тем временем Хокхерст отлучился, чтобы вручить Лестеру королевские депеши.
      За час до того, как в устье Западной Шельды начался отлив, которому надлежало вынести корабль в Северное море, на борт поднялась Франсес, с головы до ног облаченная в траур. Сабби мгновенно преисполнилась сострадания к миниатюрной женщине в черном, ведущей за руку прелестную маленькую девочку. Шейн жестом дал Сабби понять, что она должна вместе с ним проводить новоприбывших вниз; когда они оказались в тесной каюте, он представил ее дочери Уолсингэма - человека, внушающего многим ненависть и страх.
      Франсес подняла с лица черную вуаль, и Сабби не поверила собственным глазам.
      Этой очаровательной вдове никто не дал бы и восемнадцати лет - на вид она была гораздо моложе.
      Когда малышку с кормилицей устроили в отведенной им каюте, Шейн поднялся на палубу: пора было поднимать якорь, чтобы покинуть гавань и взять курс на Англию.
      Оставшись вдвоем с Франсес, Сабби почувствовала прилив симпатии к молодой вдове и горячее желание хоть как-нибудь ей помочь.
      - Может быть, вам хотелось бы побыть одной, леди Сидней?
      - Нет, Сабби, не оставляйте меня и, пожалуйста, зовите меня по имени Франсес.
      Я плохо переношу качку и в последние дни почти ничего не ела, пожаловалась она.
      Сабби налила ей бокал вина, разведенного водой с сахаром.
      - Это хорошо успокаивает желудок. Может быть, вам хотелось бы лечь в постель?
      А я посижу рядом, и мы могли бы поговорить.
      Франсес с благодарностью взглянула на нее и, сняв траурные одежды, снова отхлебнула вина. Понемногу вино развязало ей язык, и она начала поверять Сабби свои горести.
      - Клянусь вам, я не знаю, что делать.
      "Филипп был кругом в долгах... Задолжал очень многим, и наше имущество заложено все до последнего.
      Сабби так и ахнула: семейство Сидней считалось одним из самых знатных в Англии.
      - Он.., мы... Мы должны отдать больше восьми тысяч фунтов, а у меня даже нет средств, чтобы его похоронить.
      Сабби придвинула свое кресло к постели.
      - Отец вам поможет.
      Франсес горько рассмеялась:
      - Здоровье моего отца с каждым днем ухудшается: его гложут постоянные мысли о деньгах. Он увяз в долгах уже много лет назад. Со своими шпионами он рассчитывается из собственного кармана, а то, что ему платит королева, это жалкая подачка. Дворец Уолсингэмов заложен со всем своим содержимым, от погребов до чердака.., а тем временем королева ест с золотых тарелок и каждый день надевает новое платье с новой грудой драгоценностей!
      Сабби задумчиво промолвила:
      - Это урок для всех нас.., если мы сумеем его усвоить. Я теперь знаю, как понимать слова "Золотое правило". Они означают: "Золото правит".
      - Как это верно! Можете мне поверить, я усвою этот урок. В следующий раз я выйду замуж ради денег!
      Сабби осторожно поинтересовалась:
      - А вы любили мужа, Франсес?
      Смуглая вдовушка помолчала в нерешительности, а потом созналась:
      - Нет, это не был брак по любви. Обо всем сговорились наши родители, и, по-моему, королева тоже приложила к этому руку. Филипп был поэтом, мечтателем.., он совсем не был создан для войны.
      - Может быть, королева позаботится о расходах на погребение? Его же похоронят в усыпальнице собора Святого Павла, правда?
      - Королева!.. - вскипела Франсес, залпом допив вино и протянув кубок Сабби, чтобы та вновь его наполнила. - Филипп погиб, сражаясь за нее, но она - самое неблагодарное создание на земле! Вы знаете, когда она была еще совсем молодой, она заболела оспой, и из всех ее дам при ней осталась только мать Филиппа, леди Мэри Сидней. Она так самоотверженно, днем и ночью, ухаживала за Елизаветой, пока та не поправилась! Королеве повезло, оспинки остались только у нее на шее, и она может прятать их под воротником. А моей бедной, милой свекрови такого счастья не выпало. Она заразилась оспой от Елизаветы и была обезображена так сильно, что теперь постоянно носит вуаль и не показывается в обществе. Для леди Сидней выделили какой-то жалкий закуток на чердаке Хэмптон-Корта, и ей предписано держаться от королевы на расстоянии, поскольку Бесс, видите ли, не выносит ни уродства, ни болезни, ни отметин, оставленных недугом! Можете мне поверить, Сабби, королева никогда не дает, она только берет!
      Сабби доверительно сообщила:
      - Я украла один из ее драгоценнейших призовых трофеев. - Она закатила глаза вверх, давая понять, что речь идет о Боге Морей, сейчас находящемся на палубе, у них над головой. - Почему бы и вам не последовать моему примеру?
      - Я буду в трауре, уеду в глушь, на отцовскую ферму в Суррее. Это единственное место, где для меня и для моего ребенка найдется крыша над головой. - Внезапно она задумалась и с пробудившимся интересом взглянула на Сабби. - А кто сейчас самый завидный жених в Англии?
      Сабби задумалась не долее чем на мгновение.
      - Эссекс, вероятно, - засмеявшись, ответила она.
      - Простите меня, Сабби. Это все из-за вина. Стыдно вести такие речи, когда тело моего бедного мужа еще не предано земле...
      Но как это было бы замечательно - освободиться от гнета денежных забот! - вздохнув, закончила она.
      ***
      Воспользовавшись сведениями, полученными от О'Нила и из других источников, Уолсингэм подстроил ловушку для Марии Стюарт, королевы Шотландской, опутав ее паутиной заговора Бэйбингтона, хотя все считали, что она пребывает в заключении, под надежной охраной. Он трудился днем и ночью, собирая улики, так чтобы этого было достаточно для предания ее суду. Однако Елизавета пришла в ярость, и его триумф обернулся крахом.
      Смерть зятя, чьи просроченные долги перешли к нему по наследству, оказалась последним ударом, окончательно подорвавшим его здоровье.
      Уолсингэм не смог встретить дочь в Харидже, где Хокхерст бросил якорь, и Сабби пришлось отвезти Франсес в Суррей на барке, которую купил ей Шейн. Таким образом, Франсес вернулась на родину, но, вместо того чтобы найти здесь могущественную семью, где она обрела бы опору в тяжелые для нее дни, она оказалась перед лицом необходимости самой послужить опорой для отца, чьи силы таяли с каждым днем, и принять на свои плечи весь груз бесчисленных долгов.
      Глава 16
      Сабби узнала, что двор уже переехал в Уайтхолл, где, согласно прежним замыслам, должен был открыться блистательный зимний сезон, но все радужные надежды рассыпались в прах. Жизнь при дворе превратилась в тяжкий кошмар. Словно какая-то темная пелена нависала над дворцом. Люди бродили с постными лицами, в тусклых унылых одеждах, ступали осторожно, следили за каждым своим движением, чтобы ненароком не попасться под горячую руку государыне и не привести ее в еще большее раздражение.
      Она приказала Лестеру и еще двум вельможам высокого ранга Фульк-Гревилю и Блаунту - вернуться в Англию и сократить численность их войск в Голландии. Лестер наотрез отказался, доказывая ей, что на это потребуется не менее полугода. Хокхерсту пришлось взять на себя доставку в Англию этих неприятных депеш, равно как и воззваний от голландских посланников с просьбами об оказании более действенной поддержки.
      Королева Англии исходила лютой яростью, обращенной против Уолсингэма, за то, что он довел дело до суда над Марией Стюарт; суд, как и следовало ожидать, вынес смертный приговор, и шотландская королева сложила голову на плахе. Елизавета же хотела, чтобы ее избавили от Марии без особого шума, не прибегая к публичной казни! Сыну Марии, Джеймсу, предстояло воцариться в Шотландии, и Уолсингэм, опасаясь вторжения с севера, советовал подкупить его щедрой мерой золота.
      Все новости были одна хуже другой. Строительство Непобедимой армады испанского короля Филиппа подходило к концу; весной этот флот должен был выступить на завоевание Англии, имея в своем составе больше кораблей, чем когда-либо удавалось собрать для битвы.
      Пытаясь возродить былой блеск и торжественность традиционной церемонии открытия парламента, Елизавета назначила нового лорда-канцлера: им стал сэр Кристофер Хаттон.
      Кроме того, не выдержав характера и желая вернуть себе нежные улыбки Эссекса, она пошла на уступки и возвела его в сан граф-маршала Англии, чтобы он получил право первенства по отношению к старому лорд-адмиралу, которому недавно был пожалован титул граф Ноттингэма.
      Открытие парламента позволило народу лицезреть королеву во всем монаршем блеске.
      Первыми шествовали бароны, графы и кавалеры ордена Подвязки; за ними следовал стареющий Сесил, а на шаг сзади - его сын Роберт. Далее выступал новоиспеченный лорд-канцлер, несущий государственные печати Англии и сопровождаемый двумя оруженосцами: один нес королевский скипетр, а другой Меч Державы в алых ножнах, украшенных золотыми геральдическими лилиями. Звуки труб возвестили о прибытии королевы. Аура всепобеждающей верховной власти окружала ее, и каждый из собравшихся преклонил перед ней колено.
      ***
      Поскольку в последнее время двор стал весьма унылым местом, многие дамы - и Сабби в их числе - предпочитали развлекаться за пределами дворцовых стен. По крайней мере, Уайтхолл находился в центре Лондона, и дамы могли посещать театры и лавки торговцев, конюшни на Кендлвик-стрит, мастерские ювелиров на Ломбард-стрит и конские ярмарки на рыночной площади Смитфилдсквер.
      Повинуясь внезапному капризу, Сабби отправилась верхом в Темз-Вью, чтобы там переночевать. Начался снегопад. Стоя у широкого окна хозяйской спальни и поглядывая на дорогу, Сабби начала уже терять надежду на то, что Шейн сегодня здесь появится.
      Ее бесило, что вечно получается одно и то же: невозможно было знать заранее, когда им удастся свидеться в следующий раз. Они встречались от случая к случаю, урывая время от своих разнообразных обязанностей. Постоянным яблоком раздора между ними было то, что он налетал как ураган и тут же исчезал снова; а в результате, когда им все-таки удавалось повидаться, драгоценные минуты растрачивались на перепалки.
      Иногда она ночевала в Темз-Вью одна; случалось и так, что он являлся среди ночи, увешанный оружием, одетый в черное, настороженный и злой.
      Он мог скользнуть в постель, прижать ее к себе горячими руками, и тогда они предавались любви неистово и яростно, словно в последний раз.
      Сабби вздохнула и собиралась уже отойти от окна, но тут она увидела всадника. Она сбежала по лестнице вниз, чтобы встретить его, и с изумлением обнаружила, что перед ней стоит не Шейн, а Мэтью. Уже не в первый раз у него перехватило дыхание от ее красоты, и он от всего сердца пожалел, что в эту холодную зимнюю ночь она ждала не его.
      - Господи, Сабби, как я рад тебя видеть! - воскликнул он, смеясь и обнимая ее; при этом холодные мокрые хлопья снега падали с его плаща ей на платье. - Ты уже сказала ему, что леди Девонпорт - это ты?
      - Нет, и, может быть, именно поэтому он носит меня на руках и обращается со мной как с королевой. Зато я все сказала вашей матери.
      - Джорджиана приезжала в Лондон? - удивился он.
      - Да. Она столкнулась со мной, когда я была одета.., ну, очень по-домашнему. Вот она конечно и подумала, что я - молодая жена Шейна. Я ей во всем призналась, и она меня заверила, что ничего ему не скажет.
      - Вы друг другу понравились? - напрямик спросил Мэтью.
      - Да, благодарение Господу. Меньше всего хотелось бы нажить врага в лице собственной свекрови!
      Они уселись перед жарким камином, и Сабби налила по бокалу подогретого с пряностями сидра.
      - Это напомнит тебе родной дом. А ты по каким делам здесь оказался?
      - Знаешь, дела странные. Я только что доставил две больших партии мрамора с острова Порбек. Этот мрамор предназначался для покупателя, который задумал какую-то грандиозную перестройку, и тем не менее Хок предупреждал меня, чтобы с этим грузом все было шито-крыто. Мне только одно и требуется - узнать у него, где и когда я должен выгрузить мрамор. Для такой морозной погоды я мог бы придумать и более приятное занятие, чем жонглировать глыбами холодного розового мрамора.
      Входная дверь резко распахнулась, и Шейн впустил в дом невысокую темную фигурку, а заодно и небольшой смерч из снежных хлопьев.
      - Франсес! - ахнула Сабби. - Сейчас же идите к огню и согрейтесь!
      - Добрый вечер, Сабби. Кажется, придется считать, что лорд Девонпорт снова спас меня.
      Мэтью немедленно вскочил на ноги.
      - Леди Сидней, позвольте выразить вам мое самое искреннее сочувствие в связи с вашей тяжелой утратой.
      Шейн пояснил:
      - Как вы, конечно, догадались, это мой брат, Мэтью Хокхерст.
      - Стряслось что-то ужасное, Франсес? - спросила Сабби, видя, как горестно поникли худенькие плечи.
      - Мы думали, что нашли выход из денежных затруднений. Я отправилась к поверенным Филиппа, чтобы продать кое-какие поместья семейства Сидней, но оказалось, что завещание составлено не правильно, и брат Филиппа, Роберт, претендует на все имущество.
      - Я поручил своему стряпчему, Джекобу Голдмену, повидаться с Робертом Сиднеем по поводу наследства Франсес, - сообщил Шейн.
      - Пришлось продать все свадебные подарки и столовое серебро... И за все это я получила тысячу фунтов, - безнадежно поведала Франсес. - Отец обратился к королеве с прошением, чтобы казна уплатила долги Филиппа, но она ответила отказом.., потому что злобствует из-за Марии Шотландской. Вот она и решила наказать отца таким манером.
      - Вы, должно быть, совсем измучились.
      Сегодня вы уже не сможете вернуться в Суррей. Переночуйте здесь.., я вас отведу в такую уютную розовую спальню... - Она умоляюще взглянула на Шейна. - Дорогой, прикажи кухарке приготовить что-нибудь поесть, а я провожу Франсес наверх.
      - Идем, Мэтт, мы сами устроим набег на кухню: я просто умираю от голода.
      Оказавшись наедине с Мэттом, Шейн распорядился, чтобы тот выгрузил розовый мрамор со своих кораблей и перенес его на суда Шейна.
      - Может, я просто отвезу его к покупателю? Так будет гораздо удобнее, - предложил Мэтт.
      Не желая впутывать брата в свои тайные операции, Шейн решил отделаться шуткой:
      - Мрамор предназначен для дамы, Мэтт, если уж тебе так хочется это знать, и я заинтересован в том, чтобы вся ее благодарность досталась мне одному.
      Мэтт мгновенно разозлился. Как может его братец гоняться за всякой юбкой, если его дарит своей любовью самая очаровательная женщина в Лондоне? Он резко бросил:
      - Мне надо идти. Где стоят твои корабли?
      Шейн воззрился на него долгим задумчивым взглядом и спокойно ответил:
      - "Дерзновенный" и "Глориана" - в Саутенде. Капитанам дано указание принять мрамор на борт в любое время дня и ночи, когда это будет удобно для тебя, Мэтью.
      Проводив брата, Шейн набрал полный поднос аппетитной еды для Франсес. Он тепло улыбнулся ей и сказал:
      - У меня есть для вас две тысячи фунтов, Франсес. Я хочу помочь вам, и, насколько я понимаю, деньги - это именно то, что вам сейчас больше всего необходимо.
      Франсес всплеснула руками.
      - О милорд, я не могу!..
      Было видно, что она спорит сама с собой.
      После недолгого колебания она решилась:
      - Я.., я помогала отцу, когда он лежал больной, и... И я обнаружила, что у него заведено досье на вас, лорд Девонпорт.
      - Я знаю, - мягко отозвался Шейн, - и искренне надеюсь, что сердце посоветует вам предупредить меня, если настанет такое время, когда ваш отец должен будет передать свои досье другому министру. Но, Франсес, деньги, которые я вам предлагаю, не имеют к этому никакого отношения. Я настаиваю, чтобы вы их приняли.
      Сабби видела, как вздохнула Франсес и какое облегчение отразилось на лице юной вдовы.
      - Подкрепитесь, Франсес, это так аппетитно пахнет. Я подберу вам теплое ночное платье, а вы позабудьте на время о своих тревогах и позвольте себе несколько часов отдыха.
      Франсес с благодарностью взглянула на нее.
      Когда Шейн и Сабби, выйдя из розовой спальни, прикрыли за собой дверь, Сабби спохватилась:
      - Мне надо послать служанку, чтобы она приготовила комнату для Мэтью.
      - Незачем, - сообщил Шейн, поднял ее на руки и понес в их спальню. Он ушел.
      - Ушел? - изумилась Сабби. - Почему?
      - Я сказал самую невинную фразу, а он вспыхнул, как порох. - Шейн поставил ее на пол спальни и повернулся, чтобы запереть дверь. - По-моему, он воображает, что влюблен в тебя.
      Сабби покраснела. Она знала, что в его словах немало правды, но, как ни крути, именно Мэтью стоял рядом с ней, обмениваясь брачными обетами. Ее так и подмывало выкрикнуть в лицо Шейну: "Это твоя вина!" - но пришлось придержать язык и повернуться к Шейну спиной, как будто ей именно сейчас захотелось посмотреть через окно, как падает белый снег на дорожки сада.
      Он подошел к ней сзади, обнял и поцеловал в макушку.
      - Любимая моя, мне даже подумать страшно, что ты когда-нибудь можешь оказаться в такой беде, в какую сейчас попала Франсес. Я положил на твой счет в ювелирной компании десять тысяч фунтов.
      Она так и застыла в его объятиях, удивленная столь значительной суммой.
      - Бог свидетель, ну и щедры же бывают мужчины со своими любовницами!
      Он повернул ее лицом к себе.
      - Сабби, я не думаю о тебе как о любовнице! - В глазах у него было страдание, и это от нее не укрылось. - Ты моя возлюбленная, ты моя любовь. То, что есть между нами, - это такой редкостный дар, это так необыкновенно!.. Я взял твою девственность и не хочу, чтобы когда-нибудь ты познала другого мужчину. Разве ты не чувствуешь, как крепко мы с тобой связаны?
      - Да, чувствую! - воскликнула она. - Я хочу, чтобы мы были мужем и женой!
      - О милая моя, - сказал он, снова подняв ее на руки и направляясь к кровати, - и я хочу того же, но это невозможно.
      Ласковыми, бережными руками он раздевал ее, приговаривая:
      - Маленькая моя, любимая. - Поцеловав ее веки, он отвел с висков пряди вьющихся волос. - Брак - это еще не все, родная. Посмотри на бедную Франсес.
      Она запустила пальцы в густую поросль черных завитков у него на груди.
      - Ты хотел, чтобы она чувствовала себя в долгу перед тобой?
      - Конечно, - не стал отпираться он.
      Куснув Сабби за ушко, он принялся целовать ее шею, а его пальцы начали творить с ней желанную магию.., и способность мыслить здраво покинула ее. Потребовалось немало усилий, чтобы все-таки задать вопрос, который ее мучил:
      - А что это за секреты с розовым мрамором?
      Он так и ахнул от комического возмущения.
      - Мрамор доставлен для графини Хардвик. Ее тоже зовут Бесс. У нее мания - перестраивать свои замки. Помимо всего прочего, оказалось, что она владеет еще и рудниками, где добывают свинец и олово. Вот и получается, что, не навлекая ничьих подозрений, я могу обменять мрамор на свинец.
      - Для О'Нила?
      Он вздохнул.
      - Ты хочешь поговорить или ты хочешь поиграть?
      Она плотно сжала ноги, так чтобы он не мог даже пальцем добраться до укромных уголков ее тела.
      - Ты-то всегда хочешь играть.., и никогда не хочешь разговаривать.
      Он едва не взвыл:
      - Да о чем разговаривать?
      - Неужели мы так никогда и не сможем побеседовать серьезно? У меня есть сотни вопросов, и я хочу получить на них ответы.
      Он прижал ее бедра к своим напрягшимся чреслам и прошептал:
      - Вопросы? Вроде того, сколько раз мы можем это проделать за ночь?
      - Шейн, перестань.., будь со мной серьезен...
      - Ах, извини, - продолжал он дразнить ее. - Ты имеешь в виду, что хочешь узнать обо мне побольше.
      - Да... Я хочу знать все...
      Он ответил с шутовской задумчивостью:
      - Ну, что бы тебе сообщить... В пылу страсти, например, мой мужской орган увеличивается в длину до десяти дюймов.
      Она замолотила по его груди маленькими крепкими кулачками.
      - Ты невозможен!.. Я тебя ненавижу!
      Он усмехнулся и тихо возразил:
      - Когда прижму тебя покрепче.., полюбишь.
      Понемногу он добился своего: она оставила свои расспросы, забыв обо всем, кроме любовных ласк. Он жаждал зарыться в нее, заставить просить о большем; он жаждал слышать, как она вскрикивает от наслаждения.., снова и снова. Он знал, что скоро сумеет наполнить каждую ее жилку чистейшим блаженством, которое сделает бессмысленными любые вопросы.
      В похоронной процессии, провожавшей в последний путь сэра Филиппа Сиднея, насчитывалось более семисот скорбящих персон, и Франсес пришлось продать фамильную карету с лошадью, чтобы оплатить расходы на погребение. Главной скорбящей персоной была, разумеется, королева Елизавета, глубоко удрученная гибелью молодого красивого вельможи. Она была облачена в роскошный траурный наряд из черной парчи и черного меха.