Вирджиния ХЕНЛИ
      ЯСТРЕБ И ГОЛУБКА
      ТОМ 2
      Глава 12
      От радостного возбуждения кровь пела в жилах у Сабби, когда, сбросив скромный зеленый наряд Весны, она взяла с комода приготовленный заранее ворох одежды, которая должна была преобразить ее в персонаж греческой мифологии. Тога из белого шелка доходила только до бедер, оставляя ее длинные стройные ноги совершенно открытыми. Обнаженным было и одно плечо, но, мало того, открытой оказывалась и одна прекрасная грудь с торчащим позолоченным соском.
      Она надела маленькие сандалии и несколько раз крест-накрест обвила их золотые ремешки вокруг ног. Затем, уделив особое внимание тому, чтобы на виду не остался ни один ее медно-рыжий волосок, она пристроила на голове светлый парик, который в точности воспроизводил прическу греческой богини с одной из старинных статуй. Теперь это была Диана-охотница с настоящим луком и пучком стрел в колчане. Закрепив маску, скрывающую лицо, Сабби улыбнулась, представив себе, какое впечатление произведет ее фигура в столь легком одеянии на веселящееся внизу общество. Она вызывающе тряхнула головой и смело двинулась вниз по лестнице, уверенная, что именно о ней будут больше всего судачить и дольше всего вспоминать каждый раз, когда разговор зайдет о дне рождения королевы.
      Она точно рассчитала время, и ей пришлось совсем недолго выжидать, пока королеве будут вручены последние подарки. Тогда она сбросила свой длинный плащ, спрятала его в одной из закрытых ниш и переступила порог длинной галереи. На мгновение храбрость покинула ее, но она заставила себя преодолеть дрожь в коленях, облизнула губы и шагнула вперед с уверенностью истинной богини.
      Сначала наступила тишина; потом толпа расступилась, чтобы открыть для нее проход.
      Все ахнули, увидев ее длинные голые ноги и открытую грудь с золотым соском, и Сабби могла услышать, какой вздох прокатился по галерее.
      Придворные, остолбенев, пожирали ее взглядами; ошеломленные, они таращились и пялились на нее, пока она, не оглядываясь по сторонам, целеустремленно и решительно продвигалась к концу галереи. Послышался шепот; он становился все громче и громче, пока наконец все помещение не загудело от слитного шума голосов. Некоторые высказывали предположение, что это специально разыгранное театральное представление - уж очень точно оно было подстроено по времени, чтобы достойно увенчать праздник. Каждому хотелось узнать, кто же изображает таинственную богиню, столь негаданно явившуюся им в белой шелковой тоге, которая позволяла всем созерцать воистину божественные формы.
      Она преклонила колено у подножия возвышения и положила там свой дар золотую стрелу, за которую пришлось выложить кругленькую сумму из хокхерстовских денег. Королева в некотором замешательстве смотрела на этот спектакль. Она не подала виду, что неприятно поражена столь явным нарушением приличий, и ревность не шевельнулась в ней...
      Укол ревности Елизавета почувствовала лишь спустя несколько дней, когда осознала силу впечатления, которое произвела на всех загадочная богиня.
      Сабби ощутила - почти как прикосновение - горящий взгляд надменно-дерзкого рыжеволосого мужчины, сидевшего рядом с королевой. Она никогда раньше не видела его и не знала, кто он такой, но ее поразило злобное выражение его лица. Это был лишь мимолетный взгляд, но каким-то образом она смогла в этот миг понять, что ему ненавистны все женщины и что на любого смертного, присутствующего здесь, он смотрит с высоты своего неизмеримого превосходства как на какую-нибудь козявку. Сабби отвела от него глаза и низко поклонилась королеве, а затем распрямилась и умчалась из галереи стремительной летящей походкой, как и подобало настоящей Диане, богине охоты. Проскользнув к нише, где перед тем оставила плащ, она быстро завернулась в него, сняла парик и маску - и через десять минут была уже у себя в комнате. Там она надежно припрятала лук и колчан, вымыла пылающие щеки розовой водой и тщательно расчесала волосы, так чтобы они снова окутали ее медным облаком. Она пойдет к Шейну одетая вот так, как сейчас, и никак иначе! У нее даже сердце забилось чаще, когда она подумала о том, какое впечатление это на него произведет.
      Интересно, не захочется ли ему попросту убить ее за то, что она выставила себя напоказ в таком виде перед другими мужчинами? Или же в нем вспыхнет такая жажда овладеть ею, которая заставит его забыть обо всем прочем?
      Она вздрогнула, представив себе Шейна во власти гнева и вожделения... Ей уже случилось испытать этот сокрушительный ураган страстей.
      ***
      Шейн Хокхерст отцепил бриллиантовые пуговицы со своего камзола и спрятал их во внутреннем кармане, после чего начал восхождение по толстым каменным стенам северной террасы. Апартаменты ее величества находились в верхних палатах, и Шейну было прекрасно известно расположение малой опочивальни королевы и ее личной приемной, откуда открывался вид на сады северной террасы через красивые сводчатые окна. Хотя в большинстве окон шторы были задернуты, он легко мог заглянуть в покои королевы. Пришлось набраться терпения и подождать, пока фрейлины снимут с нее платье из золотой парчи; затем она выбрала ночное одеяние, которое оставляло на виду значительно больше, чем скрывало.
      Шейн понимающе усмехнулся: Бесс любила показывать мужчинам свое тело. Лестер - когда находился при дворе - каждое утро подавал ей в кровать нижнее белье, и часто можно было видеть, как она, полуодетая, стоя у окна, махала рукой всесильному фавориту, проходившему по саду внизу.
      Мысли Хока забегали вперед: он торопил время в предвидении тех часов, которые проведет в постели вместе с Сабби. На мгновение перед его мысленным взором возник образ Сабби, ожидающей его у ворот Норман-Гейт, И он уже был готов покинуть свой наблюдательный пост; однако, вовремя опомнившись, он еще раз заставил себя запастись терпением и наконец был вознагражден: фрейлины удалились на ночь, и Шейн увидел, как королева поспешно проследовала через спальню к боковой дверце и открыла ее. Появилась фигура его отца, которую невозможно было бы спутать ни с какой другой. Всем своим видом вошедший утверждал свое господство над маленькой женщиной, которая на эту ночь оставила за порогом спальни королевское величие, чтобы побыть просто самой собой.
      Вполне удовлетворенный увиденным - граф Тайрон в безопасности, если уж королева оказала ему столь радушный прием, - Шейн спустился с каменной стены и облегченно вздохнул. Вероятно, он спас жизнь своему кровному отцу тем, что сумел быстро вывезти того из Ирландии.
      Он остановился в тени высокого бука; вполне могло случиться, что Сабби надоело ждать его и она ушла. Потом он уловил какое-то движение по садовой дорожке, и сердце у него радостно забилось.
      - Милая, - прошептал он, крепко и властно обняв ее одной рукой за плечо. - Пойдем вызовем лодку.
      Она улыбнулась. Ему так не терпелось доставить ее домой, что он не стал тратить время на поцелуи в садовых лабиринтах: до Темз-Вью от Виндзора было гораздо дальше, чем от Гринвича. Его пронзительный свист далеко разнесся над водой, и лодочник быстро подал барку к пристани.
      - Кью, - коротко распорядился Шейн, бросив ему мелкую золотую монету, а затем усадил Сабби на скамью, укрытую подушками, в тени навеса на корме и сразу же заключил ее в объятия. Он наклонил голову и прошептал ей на ушко:
      - Завтра закажу тебе барку, чтобы у тебя была своя собственная. Это позволит нам скрываться от любопытных глаз, а я хочу, чтобы ты приходила ко мне, когда только сможешь.
      Когда он прижался губами к ее губам, он старался не быть грубым, но его ищущие руки пробрались к ней под плащ и ощутили прикосновение живой плоти.
      - Господи, да ты почти голая, - проговорил он охрипшим голосом, когда позволил своим рукам порезвиться на ее атласных бедрах.
      Он не видел никакой связи между нею и женщиной в короткой шелковой тоге, которая произвела столь скандальное впечатление на гостей королевы; он просто решил, что Сабби одета только в нижнее белье - специально, чтобы обречь его на танталовы муки.
      - Ах, моя ненаглядная Сабби, ты несравненна! Такая, как ты, - одна на всем свете! - Он прижался к ней, вынудив ее откинуться спиной на подушки. В этом танце ты повела меня, так подумай, как много времени мы потеряли зря, - проговорил он, уткнувшись губами в ее шею.
      Она не сдавалась:
      - Это всего лишь игра, милорд. Вы сами мне так говорили. Вам доставляло удовольствие преследование, а мне доставляло удовольствие уходить от погони. По-моему, сейчас у нас очков поровну.
      - Это не игра, я чертовски серьезен, радость моя. - Он с трудом перевел дух. - Я хотел тебя с первого же момента, когда положил на тебя глаз.
      - Когда я заблудилась, а ты воспользовался моим бедственным положением! - возмущенно бросила она.
      - Э, нет, прекрасная Сабби, ты похитила мое сердце гораздо раньше.
      Как ни была Сабби заинтригована этим признанием, она предпочла изобразить полнейшее безразличие. Ничего, в постели он скажет все как миленький, пообещала она себе.
      В постели ему придется открыть ей все, что она пожелает узнать.
      Он ласкал ее самым бесстыдным образом, пока в ней не разгорелось такое же горячее желание, какое полыхало в нем. Он гладил ее сильными твердыми пальцами, не отрывая губ от ее рта, и сам вздрагивал всем телом, когда она изгибалась дугой навстречу его рукам.
      - Пристань Кью! - объявил лодочник.
      Он выкрикнул это достаточно громко, прекрасно понимая, что парочка под навесом весьма близка к завершающей стадии. Сабби чувствовала, как нарастает в Шейне напряжение и страсть.
      - Я не могу выпустить тебя из рук, - шепнул он.
      Когда барка остановилась, он плотно закутал ее в плащ и на руках отнес вверх по лестнице берегового спуска, через лужайки - в большой дом. Не останавливаясь, с ней на руках, он поднялся по парадной лестнице и бережно поставил ее на ноги, чтобы отпереть дверь спальни и зажечь свечи.
      Она молча стояла рядом с массивной кроватью под пологом, ожидая, когда он повернется к ней. И только в этот момент подчеркнуто-рассчитанными движениями она расстегнула плащ и позволила темной ткани соскользнуть на пол; теперь его взорам явилась сама богиня Диана. У него глаза на лоб полезли от изумления.
      - Это была ты?! - только и мог воскликнуть он.
      Крупными шагами он пересек разделяющее их пространство. Она успела заметить, какой гнев разгорается в его синих глазах.
      Схватив Сабби за плечи, он рывком подтянул ее к себе.
      - Почему? Почему тебе непременно надо разыгрывать шлюху? - потребовал он ответа, хорошенько встряхнув ее.
      Она вызывающе откинула голову назад и взглянула ему в лицо:
      - Потому что я ревную к королеве и собираюсь отобрать тебя у нее полностью и всецело.
      - Ах чертовка! Это я, я с ума схожу от ревности, и тебе это прекрасно известно!
      Она положила ладони поверх его рук, лежащих у нее на плечах, чтобы освободить завязку тоги с той стороны, где ткань прикрывала грудь. Легкое одеяние соскользнуло с руки и упало на пол. Он воззрился на бесстыдно торчащие позолоченные соски - и утратил всякую власть над собой. Его страсть обволокла ее грозовым облаком; не в силах обуздать себя, он обрушил на нее чересчур бурные ласки, и она закричала, но крик затих, когда его губы прижались к ее губам. Он заставил ее прогнуться так, что ее зрелые груди едва ли не расплющились под напором его твердой мускулистой груди. Он целовал веки ее глаз и ее уши, шепча горячие, неразборчивые слова.
      Он лизнул крошечное родимое пятнышко у нее на щеке и прижался к ней столь крепко, что каждым дюймом своих тел они соприкасались друг с другом.
      Она знала, что он страстный любовник, и все же была поражена и чуть-чуть испугана силой любовного неистовства, которое она в нем пробуждала. Ее руки обвились вокруг его шеи, и тогда он порывисто поднял ее и прижал к сердцу. Если до этого мгновения и оставалась у нее хоть какая-то тень воли к сопротивлению - сейчас и эта тень растаяла. Он опустил ее на кровать и быстрыми движениями скинул с себя одежду. Не переставая ласкать ее, он развязал ремешки ее сандалий и сорвал с нее шелковую тогу.
      Перины ощутимо прогнулись, когда он встал на колени, так что Сабби оказалась у него между ног; его руки медленно завладели ею.
      Да, она знала, как сильны эти руки, и все же ее изумляла и приводила в восторг та легкость, с которой он поднимал ее, опускал и переворачивал как хотел.
      Твердый ствол его мужества был так горяч, что ей казалось, будто ее клеймят каленым железом. А между тем Шейн начал разведывать тайные уголки ее тела с уверенностью опытного любовника. Движения его пальцев и губ были нарочито замедленными: все, что они находили, удостаивалось почестей и знаков восхищения, и наконец он довел ее до такого состояния, что от его легчайшего касания ее кидало в дрожь. Она задыхалась, желая все большего, и он давал ей то, к чему она стремилась.
      - Я ждал этого.., целую вечность, - глухо проговорил он, уткнувшись лицом в ее шею.
      Потом его губам потребовалось отведать вкус ее грудей и подразнить их, пока соски не напряглись и не затвердели; она почувствовала, что внутри у нее все ноет и собирается в тугой комок желания. Ее ногти впились ему в лопатку, где - она знала это - извивался разъяренный дракон, и она застонала от наслаждения и страха. У него перехватило дыхание - и он глубоко ворвался в нее. Его таран был могучим, и она почувствовала мгновенную резкую боль, но боль тут же уступила место иному ощущению: то была горячая, жгучая, пульсирующая полнота, которая проникала все глубже и глубже, и Сабби уже казалось, что она вот-вот умрет от этого.
      Она обвила его ногами и полностью отдалась во власть его огненных поцелуев.
      Она смутно слышала его ликующий возглас - крик торжества и обладания. Она лежала, пригвожденная к месту, лежала под его сильным телом наконец-то она принадлежала ему! Он задавал ритм тому, что совершалось в ее тесном лоне, и соразмерял его с ритмом движений своего языка. Он заставлял ее взмывать в небеса. Она чувствовала внутри своего мягкого тела его пульсацию и содрогания; она чувствовала, как пожирает его ненасытное, алчное пламя. Чутьем она угадывала: между ними вершится нечто более важное, чем простое единение любовников - слишком глубокие струны души отзывались на телесные порывы. Он проник в ее кровь, и не было смысла отрицать это; и не видать ей покоя, пока она не заполонит собой его дни и ночи; он должен быть одержим ею - так, чтобы не мог жить без нее. И она знала, что не остановится ни перед чем, лишь бы закабалить его. Она будет ведьмой и ангелом, она станет для этого человека всем - рабыней, наложницей, общепризнанной любовницей-метрессой, шлюхой.
      Она будет его женой - и его врагом!
      Ей не пришлось долго лелеять эти горячечные планы: вскоре всякие мысли улетучились.
      Она могла теперь чувствовать и воспринимать только блаженство, которое он ей дарил. По какой-то невообразимой спирали она возносилась все выше и выше - к той высоте, когда казалось, что это наслаждение уже просто невозможно выдержать ни секундой дольше.
      И все-таки его неудержимые толчки становились все более глубокими и быстрыми - пока наконец каждый нерв не затрепетал от его яростного натиска. Его любовное неистовство было требовательным и не знающим границ; его нарастающая страсть искала и находила ее согласный отклик.
      Внутри нее вулкан исторгнул лаву. Она чувствовала свой ответный взрыв, а следом - обжигающий жар текучего пламени, устремленного в нее с силой грозового удара. Из груди у нее вырвался тихий стон, а у него - низкий прерывистый всхлип. Они лежали неподвижно, словно мертвые, и она гадала будет ли когда-нибудь снова способна дышать. Спустя несколько минут, показавшихся ей очень долгими, она пошевелилась, но его руки сразу же напряглись, и одна нога легла поперек ее ног - чтобы Сабби и не вздумала отдалиться от него. Он не покидал ее лона, не желая, чтобы их тела разъединялись теперь, когда он наконец утвердил и доказал свои права на обладание ею.
      В конце концов, одурманенные любовью, они заснули на два часа. Во сне они не разомкнули объятий и проснулись в той же позе, словно незримые узы связали воедино их тела и души. Он поцеловал ее закрытые глаза, и, подчинившись его зовущим рукам, она снова почувствовала, как в каждой ее жилочке загорается восторг.
      - Мучитель, - прошептала она. - Я не в силах пальцем пошевелить.
      Он от души рассмеялся:
      - Ваш ночной дракон, миледи, снова требует вас к себе.
      Его губы коснулись ее шеи, и, когда он по-хозяйски провел рукой по ее животу, она уже знала, что подчинится его умелым объятиям. Но он отодвинулся, и она не смогла удержаться от протестующего возгласа.
      С грацией леопарда он спустился с кровати и снова зажег свечи, а потом стянул с Сабби покрывало и рассыпал пряди ее волос по подушкам, словно цветок из пламенеющей меди.
      Природа наградила ее лицом и телом прекрасной искусительницы; и на какой-то один момент Шейном овладело его ирландское воображение, и он готов был уже задуматься: должен ли он видеть в ней смертную женщину или какую-то сказочную фею из иных миров.
      Взгляд ее светло-зеленых глаз заставлял его таять и цепенеть одновременно. Она сознавала, с какой силой стремится к ней его литое тело.
      Бешеный порыв желания потряс его - он жаждал снова и снова ощущать под собой ее атласную податливую плоть, снова и снова упиваться сладостным вкусом ее губ. Его глаза обводили ее с ног до головы, заставляя ее чувствовать, что он боготворит ее. Он вынужден был признаться перед самим собой: его томит жажда, которую он отрицал все эти недели и которую больше не смел отрицать.
      Ему было необходимо, чтобы она любила его.
      Он протянул к ней руку и обвел пальцем безупречный контур ее груди, не отрывая взгляда от ее глаз, - он хотел видеть, как они потемнеют от желания; он хотел видеть, как приоткроется ее мягкий рот. Склонившись к ней, он поцеловал ожидающие губы, а потом тихо проговорил:
      - Люби меня, Сабби. Люби меня.
      Своей воли у нее уже не оставалось. Возможно ли это - любить и ненавидеть одновременно? Нет, никогда она не согласилась бы допустить, что любит этого человека, но она была достаточно честна перед собой, чтобы признать: она любит его тело. Прикосновение к нему, запах и вкус его кожи воспламеняли ее с такой силой, что ей приходилось прикусывать губу, лишь бы не закричать от возбуждения. Когда ей открылось таинство соединения мужчины с женщиной, все ее чувства обострились, и мир оказался выше, шире и глубже, чем виделось ей раньше. Ничто не осталось таким же, каким было. Тело, мысли, чувства - все изменилось. Воистину, то было пробуждение - сродни духовному озарению!
      ...На этот раз он вел любовную игру медленно, почти лениво, пока игра не превратилась в восхитительную пытку для обоих. Ласковыми руками и губами он воздавал дань преклонения каждому дюйму ее тела, прикасаясь к ней столь бережно, словно она была сделана из самого хрупкого фарфора. Он подводил ее к вершине, растягивая час их любви; все было совсем по-иному, чем в прошлый раз.
      Все было так, словно они занимались любовью впервые и словно этот первый раз должен был стать последним., Когда они снова проснулись, на востоке уже занимался рассвет. Она лежала, уютно угнездившись в его объятиях, и медленное, могучее биение его сердца наполняло ее глубоким, спокойным чувством безопасности и защищенности.
      - Рассвет приходит так рано, - грустно вздохнула она.
      Она попыталась встать, но ее удержали стальные руки.
      - Нет, любимая. Сегодня я тебя не отпущу.
      - Но как же... А королева? - запротестовала она.
      - У королевы сегодня хватит забот, могу поручиться. Кейт без тебя может прожить, а я не могу. Мне слишком долго пришлось гоняться за тобой, чтобы так скоро выпустить тебя из рук.
      И в самом деле немного опасаясь, что она упорхнет, он ослабил свою хватку, но она присела на корточки и улыбнулась. Ее спутанные волосы каскадом спадали вокруг обнаженного тела. Подняв руки, она откинула шелковистые пряди с груди за спину, чтобы ничто не мешало его взгляду любоваться ею.
      - Господи, Сабби, я не знаю, кто ты - ангел или чародейка, но я просто околдован.
      Он поднял ее, усадил к себе на колено и покачал, как качают детей, изображая наездника и скакуна, и она "прокатилась" таким способом с шутливой непринужденностью.
      - Ах, вот теперь я припоминаю, - заявил он, почувствовав легкую боль от глубоких царапин, пересекающих его спину, - в минуты любви ты совсем как дикая кошка.
      Она вдруг наклонилась и языком коснулась его пупка. По всему его телу пробежала дрожь, и у него перехватило дыхание.
      - Ты смелая женщина, Сабби Уайлд.
      А хватит у тебя смелости приручить дракона?
      - Я убью дракона, - прошептала она злобно.
      Он поднял ее к могучему мужскому корню так, чтобы она могла завершить прерванную скачку... И отпустил ее лишь после того, как соки ее любви дважды оросили этот корень.
      Она сидела между его ногами, опершись спиной на широкую мужскую грудь; ноги у него были согнуты в коленях, чтобы ей было удобнее положить на них руки, как на подлокотники кресла.
      Впоследствии они всегда устраивались в такой позиции, когда им хотелось поговорить в постели. Они подкрепились теми кушаньями, которые принес им на подносе Мэйсон, неловко улыбаясь, потому что их шумные, буйные любовные утехи с громкими возгласами и выкриками оповестили всю прислугу в Темз-Вью о присутствии Сабби в спальне их господина.
      - Шейн, а что это за человек был вечером с королевой? - лениво спросила она.
      Она сразу почувствовала, как он напрягся; ей стало очевидно, что он усмотрел в вопросе опасность. Тем не менее он сказал ей правду... часть правды:
      - Хотя королева и запретила упоминать его имя, но это О'Нил, известный в Англии как граф Тайрон.
      Она не могла скрыть изумления:
      - Некоронованный король Ирландии? - Она невольно вздрогнула. - Этот человек может натворить бед, - пробормотала Сабби.
      Он поцеловал ее в макушку.
      - Волк среди волков. Именно это я и имел в виду, когда сказал, что у Бесс сегодня хватит хлопот, - сказал он беспечно.
      - У него высокомерие такого же сорта, как и у тебя.., но только.., только он холоден, безжалостен и полон ненависти. - Мгновение поколебавшись, она попросила:
      - Держись от него подальше.
      Шейн угрюмо усмехнулся. Он пытался следовать этому правилу долгие годы, и всегда безуспешно. Отец держал его на невидимой привязи и никогда не упускал возможности дернуть за этот поводок, когда считал нужным.
      Он крепче сжал Сабби в объятиях, словно ища у нее спасения.
      - Когда они с королевой всласть наиграются в свою игру в верховенство и подчинение, он триумфально возвратится на ирландские берега.
      Она потянулась и сделала ему гримаску:
      - Из-за тебя у меня все болит. Я хочу принять горячую ванну и сидеть в ней долго-долго, а потом собираюсь дать Субботе поразмяться.
      - Я знаю, что тебе сейчас требуется, - сказал он с улыбкой.
      - Нет, нет, не знаешь, Хокхерст. Ты уж слишком ненасытный!
      Он тихо засмеялся.
      - Да что ты, я совсем не про то. Я тебе сделаю массаж. - Он несколько раз согнул и разогнул руки и изобразил на лице таинственность. - Секретные методы. Этому искусству учат в странах Востока.
      Пообещав ей это, он вынул из шкафчика флакон с благовонным маслом и заставил Сабби лечь на живот.
      "Ах вот как, значит, слух верен, - ревниво подумала она, - у него до меня была любовницей женщина с Востока".
      Он встал на колени таким образом, чтобы зажать ее поясницу между своими мускулистыми бедрами, а затем, налив себе в ладонь немного ароматного масла, начал долгими, сильными движениями растирать плечи и спину Сабби.
      - Расскажи мне про эти восточные секреты, - вкрадчиво попросила она, с наслаждением предоставив себя заботам его опытных рук.
      - Да я просто пошутил, - сказал он беспечно.
      - Шейн, расскажи. Я просто сгораю от любопытства.
      - Твое любопытство только красит тебя, моя дикая кошечка, но, видишь ли, главный принцип восточной культуры - это наслаждение мужчины. В отношениях с мужчиной женщина всегда принимает на себя абсолютно пассивную роль; ее единственная цель - ублажить мужчину. Она неизменно покорна, а тебе эта роль совсем не подходит, благодарение Всевышнему, - заключил он, коснувшись ее атласной кожи несколькими летучими поцелуями. Потом он переместился ближе к ее пяткам и приступил к массажу ее восхитительных ягодиц.
      - Расскажи еще что-нибудь, - попросила она, поеживаясь под нажимом сильных пальцев.
      - На Востоке самый могучий соблазн для мужчины - это то, что запрещено. - После недолгого колебания он решил описать ей обычай, который наверняка должен был ее покоробить. - Не желаешь ли узнать о семи узлах небес?
      - Да, желаю, - весело подтвердила она.
      - Женщина завязывает семь узлов на шелковом шнуре, а потом осторожно вводит этот шнур любовнику.., вот сюда. - Пальцем он коснулся укромного местечка между ее ягодицами, и она примолкла: слышать такое было странно и не очень-то приятно.
      - Потом, когда мужчина достигает предела, она медленно вытягивает шелковый шнур, и каждый следующий узел вновь вызывает у мужчины оргазм. Семь за раз!
      Она недоверчиво перевела дух, а он со смехом признался:
      - Если бы ты знала, как мне мила твоя невинность!
      Желание разгорелось в них снова, но она не позволила ему вернуться к любовным усладам и решительно заперла за собой дверь ванной комнаты. Придется отложить это до другого раза, а то как бы не вышло так, что он ею пресытится.
      Они провели весь день не разлучаясь; мир перестал для них существовать. Оба знали, что счастье побыть наедине будет выпадать им даже если повезет - лишь от случая к случаю, и потому старались взять от этого дня все, что только можно. Они вместе катались верхом, обедали, разговаривали, смеялись, мечтали и все время держались за руки, как дети как мальчик и девочка. Шейн пожирал ее глазами, как будто она была первой женщиной, которую он увидел в жизни, и вел себя так, словно только сейчас ощутил свою мужскую суть.
      После ужина Барон вручил ему записку, и сердце Сабби сжалось от страха.
      - Милая, ничего тут нет ужасного. Мне надо ненадолго отлучиться, но я обещаю вернуться вовремя, чтобы отнести тебя в постель.
      - А если я спрошу, куда ты направляешься, ты отделаешься от меня какой-нибудь лживой выдумкой. Если же я спрошу, что ты делал на прошлой неделе в непотребном доме, ты рявкнешь, чтобы я не совалась в твои дела.
      Но помяни мое слово, Шейн Хокхерст: ты мне расскажешь все.
      - Меня не умаслишь, - легкомысленно отмахнулся он.
      - Ха! Его не умаслишь! - передразнила она его, смеясь; при этом ее глаза бесцеремонно обратились к его чреслам и не отрывались от них, пока она не увидела, как поднимается под одеждой его мужское орудие.
      - Так какие же цвета ты выберешь для барки, радость моя?
      Смотри-ка, сказал она себе самой, он уже так и поступает: отвлекает ее внимание, отделывается от нее дорогим подарком.
      - Дай подумать.., белый и пурпур.., королевский пурпур! распорядилась она.
      Глава 13
      Шейн отправился в город один, по вызову О'Нила. Поднявшись на верхний этаж притона на Треднидл-стрит, он снял свой черный плащ и стряхнул с него дождевые капли - только что начался дождь.
      Глаза О'Нила - темные пучины, которые видели все и ничего не говорили - искали встречи с глазами сына. Шейн давно понял, что никогда уже не сможет привыкнуть к отцовским глазам. Правые руки обоих мужчин приветственно взметнулись вверх, а затем с глухим стуком ударили по плечам друг друга.
      Таким ударом вполне можно было бы свалить лошадь, но ни тот, ни другой не дрогнули.
      Наконец молчание нарушил О'Нил:
      - Я на ней играл, как на ирландской арфе.
      Выждал момент, когда она размякла, и дал волю своему красноречию. Объяснил ей, что попытка закабалить Ирландию была ошибкой, хотя ее люди в Дублине слепо стремятся именно к этому. Сказал, что в правительстве Дублина царят корысть и подкуп. Английских лордов обуревает алчность - подавай им ирландские земли; и за монеты, всунутые в нужную руку, им удается отхватить по пять тысяч акров на каждого. Но в глазах любого человека они - не более чем гулящие помещики, а их подручные обращают ирландцев в рабов! Я открыл ей глаза на то, что англичане в Дублине обкрадывают английское правительство с таким же бесстыдством, как и Ирландию. Я потребовал назначения честного правителя, а со своей стороны пообещал, что обеспечу нейтралитет всех кланов.
      Хок кивнул, ожидая, что последует дальше.
      Шею О'Нила удалось вытащить из петли, но кого он успел предать, лишь бы обезопасить свое положение?
      - Я не стал утаивать, что существует католическое подполье, которое действует согласно предписаниям, ежедневно поступающим из Франции и Испании. Растолковал, что ее английские лорды-католики вынашивают планы восстановить в Англии католицизм и вместо нее возвести на трон Марию Шотландскую. Она потребовала, чтобы я назвал имена, - и я их назвал: Генри Гарнет, Роберт Саутвелл, Трокмортон из Майл-Энд и Бэйбингтон. Я уведомил ее, что для тайных встреч католиков используется матросская таверна в Холборне.
      Что ж, значит Шейну придется предупредить ирландских католиков, которые там собирались, о возможной опасности; он не сомневался, что О'Нил не задумываясь принес бы в жертву их всех до единого.
      - Она просила меня сегодня же повторить все это Уолсингэму; поэтому, если ты должен уладить какие-либо дела до того, как он получит эти сведения.., займись-ка ими поскорее.
      Шейн подумал, что О'Нил совсем лишился рассудка: как видно, он считает себя бессмертным, если рискует предстать перед Уолсингэмом, прекрасно сознавая, какое досье собрано на него в ведомстве этого вельможи. Тем не менее О'Нил накинул плащ и наклонился, чтобы засунуть в сапог кинжал, а потом голыми пальцами погасил все свечи в комнате. Они не хотели рисковать, показываясь на людях вместе, поэтому О'Нил поспешил к дому Уолсингэма через Чипсайд и Стрэнд, а Шейн направился к Грйсчерч-стрит и зашагал вдоль реки, однако через некоторое время резко повернул и двинулся за отцом, держась от него на почтительном расстоянии.