Всей компании пришлось дожидаться перед входом в камеру, пока тюремщики доставали ключи и отпирали дверь.
— Я думаю, что вашего гнусного узника посетим только мы с лордом Девонпортом.
Мои слуги плохо переносят подобные зрелища.
Оказавшись внутри камеры, Сабби взглянула на Шейна и обомлела. Челюсти у него были стиснуты с такой силой, что она испугалась, как бы ему не изменила выдержка при виде Барона.
— Этого узника пытали! — с трудом выдавил он.
— Да, милорд, и все еще не добились от него ни единого слова.
Сабби заставила себя взглянуть на Барона.
Он был в сознании, и ей было ясно, что он их узнал.
— Вот как? Ни слова? — переспросила она, чтобы скрыть свой ужас.
Тюремщик злобно пнул узника:
— На колени перед государыней, собака!
Она подошла вплотную к Барону, пощупала его шею и всунула флакон в скованные кандалами руки.
— Глупцы! — гневно бросила она. — Этот человек не может говорить… у него перерезаны голосовые связки! Вы что, не заметили эти два маленьких бугорка у него на шее?
Хотя на самом деле никаких бугорков и в помине не было, тюремщик кивнул, едва коснувшись шеи узника.
— Лорд Девонпорт, ваше мнение? — повелительно обратилась она к Шейну.
— Вы совершенно правы, ваше величество.
Пытать этого человека — пустая трата времени и сил. Он ничего не скажет.
Она повернулась на каблуках и быстро вышла из камеры; мужчины поспешили за ней.
— Хотите знать, что я думаю, сударь? — Она бросила на тюремщика холодный взгляд. — Вас одурачили! Это не Черный Призрак. Это какой-то жалкий козел отпущения, которого специально для того и подослали, чтобы он попался в вашу хитроумную ловушку.
— Мы все только выставили себя на посмешище! — с отвращением подтвердил Девонпорт догадку ее величества.
— Ах нет, друг мой: мой преданный старший тюремщик и его верные стражники никому ни слова не скажут про наше посещение.
Он был выбран для этой должности именно потому, что был известен как человек, умеющий держать язык за зубами. — Она помахала всемогущей дланью. — Это свойство заслуживает награды.
Лорд Девонпорт опустил тяжелый мешочек в верноподданную руку, и они поспешно удалились.
Когда Шейн убедился, что Сабби уже ничто не угрожает после того испытания, через которое она прошла, он отослал ее домой, а сам отправился туда, где для завершения трудной миссии требовалось его присутствие.
Роль Сабби была сыграна, но его роль, конечно, на этом не кончилась. Требовалось подкупить гробовщика, который забирал трупы из Тауэра.
Благополучно возвратившись в Темз-Вью, Сабби пыталась успокоиться и отдохнуть, но она была слишком взвинчена, чтобы долго пребывать в праздности. Она не ожидала увидеть Шейна до рассвета следующего дня, когда он сможет доставить домой Барона… в гробу.
Ближе к вечеру во двор Темз-Вью въехала карета: вернулись Мэйсон и Мег. Сабби чувствовала себя виноватой перед ними за то, что из-за нее им пришлось срываться с места, тащиться в какую-то девонширскую глушь — и все только для того, чтобы тут же поворотить оглобли и проделать обратно весь утомительный путь.
— Это была очень приятная перемена обстановки, леди Девонпорт, но, должен признаться, я рад, что вернулся в Лондон.
Сначала ее удивило, что он обратился к ней как к «леди Девонпорт», но потом она сообразила, что время от времени они с Шейном орали во всю мощь своих глоток, и ее кинуло в краску, когда она припомнила все прочие выкрики, которые приходилось выслушивать пожилому дворецкому.
— Чарлз, в ближайшие дни мы не хотим принимать в Темз-Вью никаких посетителей.
Барон тяжело болен, и завтра Шейн привезет его домой. Теперь, когда вы здесь и можете позаботиться о доме, я передам все в ваши надежные руки. Сейчас я собираюсь прокатиться верхом. Может быть, если я подышу свежим воздухом, ночью мне удастся заснуть.
Она умудрилась дать себе короткую передышку, когда провалилась, как в бездну, в глубокий сон, измученная и опустошенная после дневных испытаний; однако в три часа ночи она уже проснулась, и сразу же нахлынули зловещие предчувствия: ее терзал страх за жизнь Барона и безопасность Шейна.
Когда наконец Шейн прибыл — он правил лошадьми, запряженными в грубый фургон, — Сабби даже не сразу поняла, что за подозрительный мужлан восседает на козлах. Он выглядел как немытый, небритый и нечесаный оборванец; но, когда взгляду Сабби открылись его широкие плечи, когда она увидела, как он в одиночку вытащил из фургона гроб, — она уже знала, кто это. Что ж, они оба сильно преуспели в искусстве менять свое обличье до неузнаваемости.
Он на руках втащил друга наверх и уложил его на кровать. Сабби взглянула — и сердце у нее упало. Помощь пришла слишком поздно:
Барон был мертв.
Молча, угрюмо Шейн начал раздевать его, и Сабби, понимая, что Шейн собирается обмыть тело, побежала за мылом, горячей водой и полотенцами. Тело Барона было все покрыто ужасными кровоподтеками, а руки и ноги вывихнуты из суставов.
Шейн поднял глаза на Сабби.
— Любовь моя, если для тебя это слишком тяжело, пусть Мэйсон придет и поможет мне.
— Нет… худшее уже позади, — печально ответила она.
Быстрым рывком Шейн вправил в сустав одну вывихнутую руку.
— О пожалуйста, неужели ты не можешь оставить его в покое? — взмолилась она.
— Нет, суставы затвердеют, и он останется калекой на всю жизнь, если мы не поспешим.
— Он… жив? — недоверчиво спросила она.
— Клянусь костями Христовыми, он должен выжить, а не то получится, что мы зря старались!
Вправить ноги оказалось труднее, и потребовались их объединенные усилия, чтобы справиться с задачей. В конце концов пришлось Сабби сидеть на груди у Барона, чтобы его тело оставалось неподвижным при резких рывках Шейна, и только тогда Шейну удавалось потянуть на себя вывихнутую ногу достаточно сильно, чтобы ее можно было вправить в сустав. Потом они выкупали Барона и смазали его суставы камфорным маслом. Наконец, после того как Шейн развел в камине огонь посильнее, они тепло укрыли Барона одеялами и оставили его спать — пока не прекратится действие тайного снадобья и он не очнется от своего состояния, подобного смерти.
В оставшиеся до утра часы Сабби поверяла Шейну все свои страхи за него:
— Шейн, ты понимаешь, что именно тебя они схватили бы в Тауэре, если бы той ночью ты был в Лондоне? Тебя-то они опознали бы сразу и обвинили в государственной измене!
Сегодня тебя уже не было бы в живых — это тебя повесили бы, проволокли по улицам и четвертовали! — Она содрогнулась, и слезы покатились по ее щекам. — Когда-нибудь так и случится, это неизбежно, если ты не порвешь все свои связи с О'Нилом — окончательно и бесповоротно!
Он долго смотрел на нее. Потом сказал:
— Я с ним покончил. Сейчас он уже получил от меня сообщение об этом.
Хотелось верить, но она знала цену О'Нилу и надеялась, что Бог тоже знает. Ирландские заложники из Дублина оставались в Тауэре, и она понимала, что О'Нил не успокоится, пока Шейн не выполнит свое обещание их освободить.
Они выхаживали Барона два дня и две ночи, и, когда он пришел в себя, первым словом, которое он прошептал, было «Джорджиана».
Шейн взглянул на Сабби и усмехнулся:
— Мне пришла в голову превосходная идея. Отвезу-ка я его в Хокхерст к матери — для долгого выздоровления… подальше от Лондона. Когда я вернусь, мы с тобой потолкуем о разводе, которого ты так жаждешь.
Она открыла было рот, чтобы запротестовать, но ей удалось только выдавить из себя:
— Ты действительно хочешь развестись со мной?
— Сабби, я не смог бы вызволить Барона без твоей помощи. Ты была несравненна. Я держу свое слово. Ты заслуживаешь всего, чего только пожелаешь.
Глава 23
Мэйсон, с заплывшим глазом, стоял перед своим хозяином, испытывая жгучий стыд.
— Милорд, ее похитили. Я пытался им помешать, но оказался бессилен… Я просто с ума сходил, ожидая вашего возвращения.
— Мэтью! — загрохотал Шейн. — Я ему башку оторву! Я ему кишки выпущу! Христос свидетель, я предупреждал молодого дурня!..
Сколько раз предупреждал!..
На лице у Мэйсона отразилось явное сомнение:
— Милорд, мне что-то не верится, что это было делом рук Мэтью. Люди, которые захватили ее, были такие грубые… ирландцы…
— Ирландцы?! — эхом отозвался Шейн.
Холодные пальцы страха сдавили его сердце. — О'Нил… — прошептал он, — только он мог бы посметь…
Конечно, О'Нил прекрасно видел, что Сабби была единственным уязвимым местом в его броне. Шейн бессильно сжимал кулаки, проклиная и небеса и ад одновременно. Он клялся и божился, что, если с Сабби что-нибудь случится, он убьет собственного отца и покончит со всей этой историей.
Не теряя больше ни минуты, он взбежал наверх и собрался в дорогу. Он цеплялся за надежду, что все-таки Сабби утащили люди, посланные братцем Мэтью.
Он нашел Мэтью во дворце и с первого взгляда понял, что тот не замешан ни в каком похищении: Мэтт был настолько искренен и откровенен, что все его чувства легко читались у него на лице. Увидев, каким темным гневом дышит лицо брата, Мэтт сразу заподозрил худшее и побледнел.
— Барон умер? — чуть ли не простонал он.
Шейн покачал головой.
— Сабби похитили. Увезли из Темз-Вью.
— Кто? Куда? — ахнул Мэтью.
Шейн пожал плечами, но с трудом выговорил:
— Я отплываю в Ирландию. Как только прилив позволит.
— О'Нил, — в ужасе повторил Мэтью. — Я с тобой!
Шейн покачал головой, но Мэтью стоял на своем:
— В этом деле оба его сына встанут против него!
В лондонской заводи Шейн выбрал тот из хокхерстовских кораблей, вся команда которого была в сборе. Это был «Крылатый Дракон», который готовился к отплытию на Канарские острова. Шейн сказал капитану:
— Мы должны выйти в море, как только позволит прилив, но я попрошу вас на одну лигу отклониться от намеченного маршрута.
Доставьте нас домой, в Девонпорт, а потом я пересяду на свой собственный корабль — «Дерзновенный».
Команда «Дерзновенного» была отправлена на отдых домой после победы в Кадисе, и, хотя на всех торговых судах хокхерстовской компании служили вполне надежные люди, Шейн чувствовал себя гораздо увереннее в окружении морских волков с «Дерзновенного», когда ожидалось сражение. С ними он будет готов к любым случайностям.
Два незнакомца, вытащившие Сабби из дома, говорили между собой с таким чудовищным ирландским акцентом, что она едва понимала их слова, однако мгновенно сообразила, чью волю они выполняют и куда ее везут. Они быстро сбили с ног несчастного Мэйсона, выволокли ее в сад и, добравшись до реки, втолкнули на борт маленького ирландского баркаса.
Сабби не на шутку встревожилась, когда убогое рыбацкое суденышко вышло из устья Темзы и взяло курс в открытое море. У Сабби немедленно началась морская болезнь, и можно было не сомневаться, что эта хворь, вместе с беременностью, очень скоро приведут ее в состояние полнейшей беспомощности. Нельзя было терять времени: следовало сейчас же поторговаться с похитителями, чтобы обеспечить себе должное отношение с их стороны.
— Я — леди Девонпорт, и требую, чтобы вы оказывали мне всемерное уважение.
«Капитан» суденышка бросил быстрый взгляд на двоих исполнителей:
— Сказано было — приволочь его зазнобу, а не жену, дурни!
— А это она и есть, с такими волосьями… тут не ошибешься. Эй, красотка, ты зазноба или жена? — обратился он непосредственно к ней.
— И то, и другое, — резко ответила она. — Кроме того, я сноха графа Тайрона, который послал вас за мной, а мне через пару минут, джентльмены, понадобится ваша любезная помощь.
«Джентльмены» растерянно переглянулись.
Сами они с О'Нилом не разговаривали, но их нанял один из его доверенных людей, чтобы они схватили молодку и доставили ее в замок Дунганнон. Рисковать не хотелось: обойдешься с ней как-нибудь не так, а потом, чего доброго, О'Нил и впрямь обозлится. Поэтому один из «джентльменов» принес ей что-то вроде одеяла или попоны для защиты от морской стужи, а другой крепко, но осторожно придерживал ее, когда она перегибалась через борт, и при этом старался загородить ее от ветра.
Несмотря на свое бедственное нынешнее положение, несмотря на испытания, которые, возможно, ожидали ее впереди, душа Сабби была спокойна: она ни капельки не сомневалась, что Шейн примчится за ней. Он жизнью рискнет, не задумываясь, но ее выручит. Она была его женщиной и в этом глубоком убеждении черпала силу и уверенность.
Какая же это глупость с ее стороны — добиваться развода с ним, и все только для того, чтобы потешить собственную дурацкую гордость! В нем она нашла все то, о чем когда-либо мечтала, и много больше. В нем было все, о чем только могла мечтать любая женщина. Ее пробрал озноб от одной только устрашающей мысли: если она с ним разведется, какая-нибудь другая женщина сможет его подцепить и заполучить в мужья!
Маленькому баркасу сопутствовала удача:
Ла-Манш был необычно спокоен, и, когда они обогнули «Край Земли» и вошли в Кельтское море, сильный и ровный попутный ветер быстро погнал утлую посудину к ирландскому побережью.
Моряки отгородили попоной небольшой закуток, чтобы создать для Сабби некую видимость уединения, — мало ли какие нужды могли у нее возникнуть. Трижды в день они подавали ей горячую похлебку. Она с благодарностью принимала это угощение, понимая, что и у них самих нет другой пищи; она с удивлением думала о том, как же им хватает сил для тяжелых морских трудов при скудном прокорме в виде похлебки из капусты и репы.
К тому времени когда они, следуя вдоль ирландских берегов, достигли того места, где сбегают к морю горы Мурна, морская болезнь, всю дорогу мучившая Сабби, слегка отступила. У нее дух занялся от красоты окружающей местности, и, когда баркас, усердно маневрируя, прокладывал путь в водах длинного, узкого фьорда Карлингтон-Лок, Сабби вдруг поняла, что земли, которыми она сейчас любуется, принадлежат ей. Именно ради этой прекрасной дороги от моря до Ньюри Шейн Хокхерст женился на Саре Бишоп.
Она не удержалась и высказала свои мысли вслух, хотя слышали ее только невежественные спутники-ирландцы. Ее руки Широко раскинулись, словно обнимая все вокруг.
— Все это мое! Так вот почему сын О'Нила взял меня в жены!
Они мысленно возблагодарили всех святых, которые не попустили, чтобы они непочтительно обошлись с пленницей: в ее простых словах звучала истина. Земля вливала в нее силы, и, неизвестно почему, Сабби чувствовала, что Шейн с каждой минутой оказывается все ближе и ближе.
И действительно, корабль Хокхерста мчался на всех парусах так быстро, что всего лишь несколько часов хода отделяло его от суденышка похитителей.
Вид замка Дунганнон поразил Сабби, когда они приблизились к нему. То была грозная крепость с огромной круглой главной башней, с верхним и нижними дворами; замок окружали мощные отвесные стены. Жилые помещения располагались в двух двухэтажных башнях.
Создавалось впечатление, что крепость надежно защищена превосходно вооруженной армией. В амбразурах стен виднелись многочисленные пушки.
Едва взглянув в сторону Сабби, О'Нил сразу рассердился: почему она не связана? Когда она направилась к нему, в ее глазах горела такая неукротимая гордость, что он сразу понял: он имеет дело с незаурядной женщиной.
— Если я здесь гостья, то, может быть, еще не все потеряла. Но если я узница… Я боюсь за вас, и да поможет вам Бог!
Рыжеволосый гигант рассчитывал, что сумеет смирить дерзкую, окинув ее с высоты своего роста надменным взглядом.
— Молчать, женщина! — скомандовал он.
Оказалось, однако, что не на такую напал Она выдержала его взгляд, даже не моргнув.
— Шейн никогда не говорил вам «нет», но то, что он давал, — он давал по доброй воле.
Попробуйте заставить его — и он убьет вас.
Рот О'Нила сжался в тонкую упрямую линию, и подбородок вздернулся выше.
Сабби откинула на спину свои роскошные волосы и дерзко приблизилась к нему еще на шаг.
— Я леди Девонпорт! Я ваша невестка!
Я ношу под сердцем вашего внука! Царственного принца Ирландии по крови!
В огромном зале не было слышно ни единого вздоха: каждый из присутствующих подался вперед, ожидая, что будет дальше.
Понизив голос, она сказала просто:
— Держать меня в плену — для вас опасно.
О'Нил заорал во весь голос, обращаясь к слугам:
— Эй, нечего стоять столбами, ротозеи!
Приготовьте ванну, угощенье, разведите огонь в каминах! Вы что, не видите? Моя дочь еле на ногах держится от усталости! Приготовьте самую лучшую комнату для дорогой гостьи!
Он прекрасно видел, что только гордость не позволяет ей упасть.
Спустя несколько часов, после того как служанки вымыли ее в ванне и накормили, она лежала на удобной перине перед жарко натопленным камином и собиралась уже заснуть. Ее вывели из этого состояния громкие голоса, доносившиеся снизу, из зала.
Один голос особенно отрадно было слышать, но ей с трудом верилось, что обладатель этого голоса настиг их так быстро: это могло быть только чудом! Тайная улыбка тронула уголки ее губ, когда она поняла, с какой скоростью он должен был гнаться за ней.
Прямо перед О'Нилом стояли его сыновья.
Оскорбления и угрозы, которыми они обменивались, летали в обе стороны, пока воздух не посинел от ирландских проклятий. Они осыпали друг друга всеми грязными ругательствами, которым научились за всю жизнь, начиная с трехлетнего возраста.
— Вам лучше мне на глаза не попадаться! Если по вашей милости хоть один волосок упал с ее головы, можете считать себя куском протухшей мертвечины, огрызком собачьим! — грозил Шейн.
Сабби поняла, что должна прекратить это, пока дело действительно не дошло до человекоубийства, иначе упрямая неуступчивая гордость превратит этих мужчин в таких заклятых врагов, что только смерть положит конец их ненависти. Она натянула свое теплое платье, взяла подсвечник с зажженными свечами и спустилась по ступеням башни. У входа в главный зал она помедлила и окликнула Шейна:
— Супруг мой, прошу вас поверить: граф Тайрон оказал мне самое радушное гостеприимство и удостоил меня всеми знаками почтения.
— Сабби! — с облегчением воскликнул Шейн, вкладывая шпагу в ножны.
Мгновение — и он уже был рядом с ней и обнимал ее сильной уверенной рукой; тем временем Мэтью все еще с вызывающим видом стоял перед отцом, держа в руках обнаженные шпагу и кинжал.
— Не ждите от меня ничего больше! — заявил Шейн. — Я мог простить все… все, кроме этого! Только сам дьявол мог подсказать вам — взять в заложники единственного человека, которого я люблю и которым дорожу больше жизни! Брать, брать, вы только и знаете что брать! Ну все, вы больше ничего не возьмете у меня, О'Нил!
Это могло показаться странным, но О'Нил вовсе не чувствовал себя пристыженным, когда сыновья стояли перед ним и проклинали его на чем свет стоит! Он просто раздувался от гордости, что произвел на свет двух таких волков, свирепость которых могла бы черта заставить поджать хвост.
Он и сам почувствовал себя неуютно, когда они подняли на него оружие, — даже при том, что его окружала целая армия!
Внезапно он начал смеяться, и его хохот раскатился по всему залу. Он взглянул на Сабби с искренним восхищением.
— Клянусь задницей Господней, я знаю, почему ты выбрал ее: она тебе под пару, но это только из-за того, что она ирландка! Забирай свою женщину, она стоит тех двоих — О'Хары с О'Доннелом!
Вместе с Сабби, обняв ее за плечи одной рукой, Шейн вернулся на прежнее место — рядом с Мэтью.
О'Нил возвестил:
— Ты вот говоришь, что я только беру и ничего тебе не даю, ну и выходит, что ты врун. Я дам тебе кой-какие сведения, и попробуй скажи, что они тебе не нужны. Филипп Испанский посылает свою Армаду на Англию… и это будет в августе.
Прищурившись, Шейн вглядывался в лицо отца. Он ни минуты не сомневался, что О'Нилу действительно известны планы Филиппа. Его только одолевали подозрения: с чего это вдруг О'Нил вздумал делиться своими познаниями с сыновьями, которые более преданы интересам Англии, чем Ирландии.
— Ну что, парни, останетесь? Выпьете со мной вечерком?
Шейн отклонил приглашение. Ирландские широкие натуры могли чрезмерно воспламениться, если вечерком переберут мутного ирландского виски, коим их будут щедро потчевать.
— У меня есть занятие получше, — резко объявил Шейн.
О'Нил покосился на Сабби.
— Ты со своими занятиями быстро управляешься, парень, — загадочно уверил он сына.
Шейн видел, что Сабби одарила престарелого мятежника лукавой улыбкой, и понял, что у них есть какой-то общий секрет.
Когда они покинули крепость, Сабби так и ахнула: за стенами расположилась в ожидании вся команда «Дерзновенного». Стоя между двумя верзилами Хокхерстами, она взглянула на Шейна:
— Ты ожидал, что будет сражение?
— По правде говоря, я не знал, чего ждать, но был готов и повоевать, если понадобится.
Мэтт пояснил:
— Он никому вздохнуть не давал! Дорожка-то была непростая. «Дерзновенный» мог пройти только до конца фьорда, а дальше для него слишком мелко… Поэтому встали на якорь около Ньюри, рассадили команду по спасательным шлюпкам и на веслах… по рекам — Банн и Блэкуотер — верх по течению!
Сабби прекрасно понимала, каких усилий потребовал от них этот переход.
— Из-за вас я могу вообразить себя какой-то Еленой Троянской, — с благодарностью сказала она. — А теперь ведь вам придется опять браться за весла, чтобы вернуться к кораблю!
— Пустяки, — с мальчишеским бахвальством возразил Мэтью. — Да из них каждый может пройти на веслах и вдвое дальше!
…Ночь была темна и для июля прохладна; ноги и юбки у Сабби промокли во время путешествия по холмистой местности, но никогда еще за всю свою жизнь она не испытывала такой уверенности в собственной безопасности. С ней были мужчины, и, более того, ее мужчины!
Шейн наклонился и тихо проговорил:
— Прости, что вытащил тебя из теплой постели. Разреши, любимая, я понесу тебя.
У нее так и вертелись на языке слова отказа: ведь он, должно быть, измучен не меньше, чем она, но ей так не хватало его прикосновения! Может быть, то была минута слабости — но Сабби уступила собственному сердцу. Остановившись, она потянулась к нему:
— Пожалуйста, возьми меня на руки, — шепотом попросила она, и со вздохом удовлетворения он прижал ее к груди. Сразу же ощутил он у себя в жилах горячий и сильный ток крови и еще — мощную, сладостную боль, что заполняла его чресла. И в тот же миг развеялись все его благородные намерения насчет того, чтобы дать ей развод. К его груди прижималась ее грудь, его руки поддерживали ее стройные бедра, а ее восхитительные ягодицы касались напряженного вместилища его мужских желаний. Упоительная мука толкала его вперед, отгоняя всякую усталость. Если Сабби будет упорствовать и настаивать на том, чтобы сохранить барьер между ними, решил он в ту же секунду, придется этот барьер разрушить, и он сделает это с удовольствием.
Недолгий путь до реки оказался для обоих непостижимо возбуждающим, эротическим путешествием. Никогда еще не ощущала она столь остро близость его могучего мускулистого торса, а когда его щеки случайно касалась прядь ее волос, относимая ветром, он думал, что сойдет с ума от страсти. Когда отряд добрался до реки и все заняли свои места в шлюпках, Шейн не отпустил возлюбленную. Он усадил ее у себя между колен — здесь ей ничто не могло грозить, и здесь их ничто не разделяло. Хотя они находились в битком набитой шлюпке, весь мир как будто отступил, оставив их наедине. Она черпала силу в его силе, безмерное изнеможение последних дней растворилось, и все ее существо полнилось ожиданием блаженства, которое они подарят друг другу, когда наконец останутся одни в его каюте на «Дерзновенном».
Так уж случилось — она полюбила, до потери рассудка полюбила своего супруга, и ее томила ненасытная жажда пьянящих, дурманящих, страстных поцелуев, которую только он мог утолить.
Когда они подошли к «Дерзновенному», Шейн взобрался по веревочной лестнице на палубу, одной рукой прижимая к себе Сабби, а другой цепляясь за веревку. Когда руки возлюбленной обвились вокруг его шеи, а губы оказались в столь соблазнительной близости от его губ, он не смог устоять против искушения и прижался к ним жарким поцелуем, от которого у обоих закружилась голова.
Оказавшись у себя в каюте, он опустил свою бесценную ношу на широкую койку, зажег лампу и направился в угол, где находился сейф. Там он набрал чего-то в горсть и вернулся к койке.
— Сабби, — нежно прошептал он, — мы не могли бы начать все с самого начала? Клянусь, я буду ухаживать за тобой так, как ты этого заслуживаешь. Даю слово, я не буду ни к чему тебя принуждать или торопить тебя.
Все, о чем я прошу, — дай мне шанс добиться твоей любви.
Еще немного — и она тут же призналась бы, что уже любит его и что ему нет надобности этого добиваться… но придержала язык: уж очень заманчивым показалось ей обещание, что он станет за ней ухаживать по всем правилам. Он бережно обнял Сабби и коснулся ее губ легким ласковым поцелуем, а потом, глубоко вздохнув, выпрямился, поднес к губам и поцеловал ее руку. А затем вложил в раскрытую ладонь Сабби бриллиантовое ожерелье.
— Спи спокойно, любимая моя, — тихо сказал он и, с трудом преодолевая себя, поднялся с края койки.
— Куда ты?.. — встревожилась она.
— Я больше никогда не стану заставлять тебя делить со мной ложе, голубка моя. На время путешествия я переберусь к Мэтью.
Она даже зажмурилась, не в силах поверить, что он оставил ее ночевать в одиночестве, а еще поклялся, что так и будет до конца плавания! Потом взглянула на горстку алмазов — ценою в целое состояние, — которую он вложил ей в руку, и едва удержалась, чтобы не разрыдаться. Не нужны ей были никакие драгоценности! Ей был нужен он сам! Ее тело изнемогало от желания ощутить, как он наполняет ее собой… Так именно теперь — ну, не смешно ли? — именно теперь он решил разыграть джентльмена и осчастливить ее ухаживанием… с опозданием на год!
Глава 24
Не скоро смогла Сабби заснуть, но, когда это наконец удалось, ее сон в оставшиеся часы ночи и раннего утра заполонили столь необузданные фантазии, что воспоминания о них еще долго заставляли ее краснеть.
Лежа на двухъярусной койке, Шейн и Мэтт провели долгие часы в нескончаемых разговорах. Они вспоминали детство; они отдали дань сыновнего почтения Себастьяну Хокхерсту, которого любили всем сердцем. Оба сошлись на том, что Себастьян был несравненно выше и благороднее, чем их настоящий отец… И все же в глубине души каждый не мог отделаться от горделивого сознания, что в нем течет кровь ирландских королей.
— Мы ему верим? Насчет Испании? — спросил Мэтью.
— Правильнее будет, если поверим. Он Филиппу во всем подыгрывал, лишь бы узнать точный срок, когда Армада отплывет штурмовать Англию. Вот тут-то он и поднимет бунт в Ирландии — когда Бесс будет не до него.
Мэтью угрюмо заметил:
— Ну и мрачную же картинку ты нарисовал… Война с Испанией, а потом война с Ирландией.
— Я смотрю на вещи здраво, Мэтт. Если у нас есть голова на плечах и мы будем готовы сразиться с испанцами на море, мы завоюем победу для Англии, а потом, может быть, сумеем добиться прочного мира. С Ирландией все не так. Воевать придется на суше. Это дело долгое и кровавое. Ты же знаешь, как не хотят люди служить в тех частях английской армии, которые стоят в Ирландии. Англия может раз за разом силой подчинять эту страну своему владычеству, и все без толку: бунт будет вспыхивать снова и снова, потому что ирландцы — фанатики, одержимые забияки. Они скорей откажутся от пищи, чем от возможности подраться!
— Времени у нас в обрез… Ты отправишься с этими сведениями к королеве или к Берли?
— Я пойду на «Дерзновенном» домой, в Девон, потому что испанцы именно там постараются высадиться… если мы им позволим.
Тебя я заброшу в Ливерпуль и дам с собой депеши для королевы и Берли. Я предупрежу Дрейка и лорда-адмирала, Говарда. Королевский флот уже давно начал подготовку… Ни для кого не секрет, что Филипп собирается на нас напасть. Я хочу, чтобы ты приказал всем хокхерстовским кораблям подтягиваться к Девонпорту. Для капитанов дам тебе письменное распоряжение.
Мэтью чувствовал себя польщенным. Еще бы! Ему снова доверяют такие важные дела, и он понял, что наконец-то былое предательство ему прощено.
— Тебе останется мало времени для Сабби… — заметил он, оставив деловой тон.
Шейн улыбнулся в темноте:
— Времени достаточно… для свадьбы.
А Испания… и Англия… и весь этот чертов мир пусть обождут.
С первыми лучами рассвета «Дерзновенный» поднял якорь и направился по фьорду Карлингтон-Лок к Ирландскому морю. Хокхерст командовал кораблем, и Сабби нашла его на мостике.
— Голубка моя! — сердечно обрадовался он. — Эта сказочная земля принадлежит тебе.
Взяв маленькую, холодную руку жены, он согрел ее своими ладонями. Она обвела взглядом вершины гор, окутанные туманной дымкой.
— Может быть, нам следует отдать ее О'Нилу? — тихо спросила она.
— Сабби, учись у меня: что твое — не выпускай из рук.
Она отвела глаза от гор. Теперь она смотрела Шейну в лицо. Она вглядывалась в резко очерченный рот, в крепкий, надменно поднятый подбородок и выступающие скулы, немало добавляющие к общему впечатлению мощи и бьющей через край жизненной силы. Волна торжествующей любви нахлынула на Сабби, и она едва слышно согласилась:
— Да, я ., я не выпущу из рук то, что мое…
— Нам предстоит пересечь Ирландское море: возьмем курс на Ливерпуль. Если погода не переменится — будем там засветло. Ты не составишь мне компанию за обедом?
— Для меня будет великой честью пообедать в обществе капитана «Дерзновенного», — церемонно ответила она, лукаво покосившись на него.
«Господь всеблагой», — подумал он, — знает ли она сама, что может сделать со мной одна ее улыбка? Знает, наверняка знает: она женщина до мозга костей».
— Спущусь-ка я лучше в каюту… как только мы выйдем в открытое море, я, чего доброго, осрамлюсь у всех на виду.
Он поднял ее руку, прижал к своей щеке и, ограничившись этой мимолетной лаской, озабоченно спросил: