Джезмин резко отпрянула.
– Это ты играешь в жестокие игры, потому что прекрасно знаешь, кто я. Знаешь, что я настоящая принцесса, а ты Сатана, – прошептала она, лихорадочно оглядываясь в поисках спасения.
– Я рыцарь, – бесстрастно объявил он.
– Это всего лишь маска, коварное обличье нечистого. Рыцарь в блестящих латах, который спешит на помощь даме, попавшей в беду.
Уголки губ Фолкона чуть дернулись. Что за^чушь она несет?!
– Наверное, мне следует убить дракона и положить сердце к твоим ногам, о моя принцесса?
Глаза девушки вновь наполнились ужасом.
– Какую дань ты возьмешь за мое освобождение? Еще один поцелуй?
– Поскольку сегодня ты в тысячу раз прекраснее, чем той ночью, я потребую тысячу поцелуев.
Фолкон притянул девушку к себе, не в силах оторваться от нее. Пальцы запутались в шелковистых волосах, губы накрыли мягкий розовый ротик, вкус которого он так мечтал и жаждал испытать снова. Де Берг вспомнил, как грезил о ней во сне и наяву, и жаркое желание огненным потоком захлестнуло кровь. Кончик его языка пытался проникнуть в сладостную пещеру рта, но Джезмин вырвалась и, задыхаясь, вскрикнула:
– Ты дьявол!
На этот раз он безжалостно впился в ее губы, вторгаясь языком во влажные девственные глубины.
– Да, – жестко подтвердил он.– Я Князь Тьмы и явился, чтобы унести тебя в свое подземное царство, где буду держать тебя в плену веки вечные и каждую ночь брать силой.
Джезмин охнула, поднесла руку к сердцу, покачнулась и, потеряв сознание, повалилась лицом вперед. Фолкон подхватил девушку прежде, чем та успела упасть. Затаив дыхание, он благоговейно упивался чудесной прелестью своей нежной ноши. Никогда в жизни этот закаленный в боях воин не испытывал такой неодолимой потребности защищать и лелеять. Она была такой маленькой и, казалось, совсем ничего не весила. Кожа светилась, как полупрозрачный фарфор на свету, особенно в тех местах, где длинные ресницы золотыми полумесяцами ложились на щеки. В эту минуту Фолкон больше всего боялся, что она вот-вот исчезнет, растворится в воздухе. Сердце его сжалось, дышать становилось все труднее. Необычное благоухание, исходившее от незнакомки, кружило голову. Черт побери, что с ним происходит? Фолкон не сводил с нее зачарованного взгляда, восхищаясь розовым ротиком, изящными тонкими запястьями, такими хрупкими, что наверное сломаются, если сжать покрепче, волосами цвета лунных лучей, шелковистым покрывалом рассыпавшимися по его рукам. Вожделение пронзило его словно удар молнии. Неожиданно на ум пришла слышанная в детстве сказка о прекрасной принцессе, которую можно разбудить поцелуем. Де Берг покачал головой, удивляясь, уж не околдован ли он. Наконец, немного очнувшись и поняв, что девушка вряд ли придет в себя, он решил отвезти ее в замок. Фолкон привязал поводья лошадки к своему седлу, не обращая внимания на то, что животное нервно пятится, почуяв волчью кровь, и, не выпуская девушку из объятий, вскочил на коня. Когда он на полном скаку осадил жеребца во дворе замка, огромные копыта высекли искры из булыжника. Фолкон спешился и внес бесчувственную девушку в величественный зал.
Первой его заметила Изабел и мгновенно оказалась рядом.
– Джезмин! Господи Боже, неужели произошло несчастье?
– Нет, леди Изабел, почему-то она так меня испугалась, что упала в обморок, – ответил Фолкон, пытаясь скрыть беспокойство.
– Ах, бедный маленький крольчонок! Сейчас прикажу отнести ее на женскую половину. Наверное, это все из-за жары.
Она тут же позвала служанок; плотные ширококостные женщины выжидающе протянули руки. Фолкону до смерти не хотелось выпускать красавицу из объятий, но выхода не было – пришлось расстаться с девушкой. Изабел направилась следом за процессией и, обернувшись, серьезно предупредила:
– Берегитесь госпожи Уинвуд, беда, если она узнает, что вы перепугали ее внучку.
Де Берг остался в зале, чувствуя себя так, словно понес тяжелую утрату. Джезмин... ее зовут Джезмин... Через несколько минут появилась Эла, чтобы составить компанию гостю и заверить, что все будет хорошо.
– Она очнулась, милорд. Просто малышка насмерть перепугалась.
– Кто она? – нетерпеливо спросил он.
– Наша сводная сестра.– И, понизив голос, шепотом пояснила:– Бедняжка незаконнорожденная. И к тому же, как видите, ужасно слабенькая. Должно быть, солнцем голову напекло.
Фолкон сцепил зубы, пытаясь не выказать, как разозлен снисходительным тоном Элы, но та продолжала судачить, не обращая внимания на потемневшее лицо рыцаря:
– Представьте только, глупышка вообразила, что вы Сатана, явившийся, чтобы забрать ее душу. Вот что получается, если ведешь такое замкнутое существование! Ее воспитывает бабка с материнской стороны. О, я должна предостеречь вас насчет госпожи Эстеллы Уинвуд. Она – самое необычное, странное создание... ах, только заикнись о нечистом, и он тут как тут, – засмеялась Эла.
Маленькая высохшая женщина вплыла в зал так величественно, словно была здесь хозяйкой.
– Госпожа Уинвуд! Как приятно вновь увидеть вас! – вежливо приветствовала Эла.
– Вздор! – бросила старуха.– Я ожидала, что меня встретит сам Уильям! – И, окинув девушку критическим взглядом, без обиняков заявила:– Эла, ты толстеешь. Ешь поменьше!
– Вы всегда так добры, – поджав губы, процедила Эла.
Старуха уничтожающе посмотрела на Фолкона.
– Это твой ужасный конь там, во дворе? Злобная скотина едва не укусила меня, хорошо еще, успела ударить его кулаком между глаз!
Фолкон почти испугался. Кровь Христова, чудо, как это Лайтнинг не откусил ей руку!
– Извините, мадам, – почтительно пробормотал он, – мне нужно умыться. Я весь в крови после охоты.
Он устремился во двор, спеша узнать, что стало с его бедным боевым конем.
Уильям Сейлсбери потрясенно уставился на Эстеллу, в ужасе от услышанного. Когда-то, много лет назад, он пренебрежительно относился к ее предсказаниям и не верил видениям, но давно уже понял, что такое легкомыслие грозит неминуемыми бедами. Теперь, став старше и мудрее, он уже не сомневался в правдивости ее пророчеств.
– Спасибо, что предупредила меня, Эстелла. Видно, придется отправиться в Нормандию.
Старуха согласно кивнула.
– Вести сначала достигнут Уинчестера, а ты жди гонца завтра или послезавтра. Никто из нас не питает любви к Элинор, но должна признать, мне жаль ее – как ужасно потерять любимого сына!
– Ты права, – вздохнул граф и перекрестился.
– Возможно, сейчас не время говорить об этом, Уильям, но Джезмин просит твоего разрешения жить при дворе, когда новый король с придворными прибудет в столицу.
Сейлсбери, нахмурившись, покачал головой.
– Там слишком много искушений для такой юной девушки.
– Джезмин уже не ребенок. К тому же я постоянно буду рядом, чтобы защищать и охранять ее.
– Потолкуем об этом, когда время придет, Эстелла. Я знаю, ты жизнь за нее отдать готова. Ну а пока отдохни с дороги. Если что-то понадобится, тебе стоит только сказать. Я же пойду в часовню, помолюсь за упокой души Ричарда, – почти всхлипнув, сказал Уильям.
Позже за ужином, Фолкон де Берг напрасно искал глазами Джезмин, но она, конечно, не появилась за обеденным столом. Граф отвел его в сторону и шепотом рассказал о пророчестве госпожи Эстеллы. Фолкон не мог поверить, что человек такого высокого положения, как Уильям Лонгсуорт, мог придавать значение болтовне суеверной старухи. Он попытался развеять дурное настроение графа, объявив Эстеллу сумасшедшей старой ведьмой, но Уильям лишь печально покачал головой и сказал, что доказательства не заставят себя ждать.
Де Берг отправился в спальню, туда, где мог без помех мечтать о Джезмин. Он без конца перебирал в памяти каждую деталь их встречи. Фолкон не мог совладать с собой все мысли и чувства были полны девушкой. Закрыв глаза, он слышал, как она шепчет его имя. Воспоминания о ее лице, запахе, прикосновении становились все более живыми и тревожащими... физически тревожащими!
Фолкон скинул одежду и умылся. День выдался жарким, но когда он подошел к окну, по комнате пронесся холодный ветер; на горизонте блеснула молния, и раздался удар грома.
Фолкон открыл массивный дубовый гардероб, выбрал красивое ночное одеяние из черного бархата и растянулся на кровати, размышляя о странных предсказаниях, переданных Уильямом, но как ни старался, не мог выбросить Джезмин из головы и не замечал, как молнии пронизывают сгустившуюся в комнате темноту, а гром грохочет прямо над замком.
Дверь неожиданно распахнулась.
– Отец... я хочу спрятаться в твоем гардеробе, – пролепетал прелестный, но испуганный женский голосок.
Ослепительная вспышка молнии прорезала мрак, и в ярком свете Фолкон и незнакомка разглядели друг друга. Джезмин полными ужаса глазами посмотрела на темноликое видение и отчаянно закричала. Но вопль утонул в громовом раскате; комната вновь погрузилась во мглу. Фолкон услыхал, как стукнула дверь, и, когда догадался зажечь свечи, увидел, что остался один.
– Джезмин, – выдохнул он. Она была так близко... и так далеко! Исчезла так же поспешно, как пришла, но все же ее присутствие по-прежнему было столь ощутимым! Очевидно, девушка явилась к отцу искать защиты от грозы, не зная, что Уильям отдал свою комнату гостю. Жаль, что его она боится гораздо больше, чем грома, разве только... Фолкон осторожно приоткрыл дверцу гардероба и заглянул внутрь. Девушка, закутанная в белое бархатное одеяние, сидела скорчившись, закрыв голову руками. Снова сверкнула молния.
– Дверь! – завопила она.– Захлопни дверь! Фолкон скользнул внутрь огромного гардероба и потянул на себя створку. Тьма. Молчание. Ему казалось, что сердце сейчас разорвется от волнения. Наконец Фолкону удалось прошептать:
– Джезмин.... возьми меня за руку.– Молчание. Тьма.– Не бойся меня, – мягко велел он.– Чье это сердце так бьется? – И тут же потрясенно ответил себе: – Наши оба... вместе.
Фолкону хотелось высмеять ее глупые страхи, но он почему-то не решался. Он умирал от желания вынести ее из этой мрачной пещеры, показать, как неразумно она ведет себя... но не мог. Ему не терпелось поговорить с девушкой, объяснить, что бояться нечего, но он знал – она не поймет. И, сами того не замечая, они уже разговаривали... безмолвно... молча... Джезмин пыталась вспомнить, что рассказывала Изабел о темном рыцаре.
Разве она не сказала, что собирается стать его женой? Видно, он и в самом деле не дьявол. Джезмин увидела его лицо в хрустальном шаре только потому, что судьба этого человека связана с жизнью ее семьи.
Тишина. Мрак. Минуты шли и утекали куда-то, пока напряжение между ними не стало почти непереносимым, и тогда Фолкон, неожиданно для себя, протянул руку, завладел крохотной ладошкой и ощутил безрассудное желание оставаться в таком положении хоть целую вечность.
– Джесси...– прошептал он еле слышно, чувствуя, как сердце переполняется нежностью.
– Прости, что назвала тебя дьяволом, – пробормотала она в ответ.– Ты, должно быть, посчитал меня дурочкой.
Вместо ответа Фолкон поднял к губам ее руку, прижался поцелуем к теплой коже. Девушка, охнув, отстранилась.
– Мы не должны быть... вместе... наедине...
– Почему нет? – Он снова потянулся к руке Джезмин, но случайно задел грудь. Девушка подпрыгнула, как от ожога.
– Потому что ты злой... грешник... и потому, что я раздета. Ты уже заставил меня поцеловать тебя....
И, несмотря на кромешную тьму, щеки Джезмин жарко вспыхнули. Она тут же выругала себя за трусость. Если бы не глупый страх перед громом и молнией, незачем было бы искать убежища в гардеробе. События этого суматошного дня: поездка в Сейлсбери, встреча с человеком, напугавшим ее до обморока, неистовая гроза – лишили Джезмин сил. Ноги дрожали, дыхание стало частым и прерывистым.
И Фолкону внезапно захотелось заглушить ее страхи.
– Малышка, дорогая, не нужно бояться. Клянусь честью рыцаря, что никому не позволю причинить тебе зло. Вот, возьми мои руки, раздели мою силу.
Прошло еще несколько долгих мгновений, прежде чем она наконец доверчиво протянула ему ладошки и постепенно расслабилась, закрыла глаза и позволила сну унести себя. Они пребывали в молчании и тьме почти два часа, прежде чем пальчики Джезмин обмякли в его руках. Фолкон понял, что девушка спит, и, очень осторожно подняв ее, вынес из гардероба и положил на постель. Он мучился безумным нетерпением поскорее узнать о ней все: цвет глаз, запах кожи, вкус губ, форму грудей. Фолкон довел себя до некоего полубессознательного состояния души, когда ее образ вытеснил из головы все остальные мысли. Бесшумно ступая, он зажег свечу и сел, не сводя глаз с Джезмин. Вновь его поразила ее неземная красота. Никогда Фолкон не видел ничего прекраснее этих серебристых волос, рассыпавшихся по подушке шелковистым покрывалом. Пальцы помимо воли погладили мягкий локон; потом Фолкон, едва смея дышать, раздвинул белое бархатное одеяние, горя желанием увидеть, что скрывается под ним, и почти захлебнулся воздухом. Да, она была такой тоненькой и хрупкой, но груди оказались налитыми и упругими – тоненькая талия лишь подчеркивала их полноту, изящные изгибы бедер переходили в стройные ножки, а холм Венеры покрывали восхитительные золотистые завитки.
Его мужское естество налилось кровью и трепетало от вожделения. Господи милостивый, он хотел ее, хотел безумно, но знал, что, если даст рукам волю, девушка проснется и закричит. Де Берг не мог обесчестить дочь Сейлсбери, но не находил в себе сил отказаться от нее. Глядя на Джезмин, он чувствовал, что связан с ней невидимой нитью. Вот кого он выберет!
Фолкон заботливо укрыл ее наготу меховым покрывалом и уселся в кресло, мечтая о том дне, когда Джезмин станет его невестой, а когда проснулся, комнату заливало солнечное сияние и огромная кровать была пуста. На какой-то момент он испугался, что все это был только сои, но тут же с облегчением сообразил, что в таком случае пробудился бы в собственной постели.
Он позвал слугу и велел принести горячей воды для ванны и бритья. Потом оделся с особой тщательностью и, отыскав Уильяма, попросил разрешения поговорить с ним с глазу на глаз, подождав, пока оруженосец графа отойдет, а юные пажи не окажутся на другом конце зала.
– Уильям, может, я не вовремя затеял этот разговор, особенно сейчас, когда ты так беспокоишься о Ричарде, но не могу больше терпеть.
Голос молодого человека звучал так непривычно торжественно, что Уильям слегка нахмурился.
– Что-то случилось?
– Ничего... надеюсь, – пробормотал Фолкон, набираясь храбрости.– Уильям, я хочу официально просить у вас руки вашей дочери.
Лицо графа просветлело.
– Мой мальчик! Именно на это я надеялся! Кого ты выбрал в жены: Элу или Изабел?
– Уильям, я хочу жениться на вашей дочери Джезмин.
Сейлсбери вновь свел брови.
– Джезмин? – неверяще переспросил он.– Мальчик мой, это невозможно. Джезмин не унаследует ни земель, ни замков...
Но Фолкон не дал ему договорить.
– Не нужны мне ни ваши земли, ни замки, все они ничто по сравнению с моим желанием получить Джезмин.
– Ты не понимаешь, мальчик, – вздохнул Сейлс-бери.– Джезмин не готовили к роли жены. И Элу и Изабел с детства учили управлять обширными владениями. Джезмин умеет только играть на лютне, рисовать и ухаживать за цветами.
– Мне все равно. Пусть хозяйством занимаются управители и кастеляны. Я хочу в жены только Джезмин и никого другого! – настаивал Фолкон.
Уильям печально покачал головой.
– Она никогда не родит тебе сильных сыновей – слишком уж хрупкая и слабенькая. Позволь мне рассказать о ее матери. Я влюбился с первого взгляда в ее нежную красоту, и мое семя убило ее. Малышка родилась такой крохотной и болезненной, что мы опасались за ее жизнь, и если бы не неусыпные заботы госпожи Эстеллы, ее бабушки, Джезмин бы погибла.
И только тут Фолкон неожиданно сообразил, что Сейлсбери собирается отказать ему! Такого де Бергу еще не доводилось испытывать, но и сдаваться он не собирался. Он получит Джезмин!
Фолкон со спокойным терпением выждал, пока Уильям не закончил подробно объяснять, почему женитьба на Джезмин невозможна, а потом без лишних слов объявил:
– Джезмин пришла ко мне прошлой ночью во время грозы. Она провела ночь в моей постели. Я... утешал... ее. Мне жаль, Уильям, но Джезмин безнадежно скомпрометирована.
Уильям мгновенно вспыхнул от ярости, но уважение к стоявшему перед ним человеку заставило сдержаться. Де Берг, не тратя времени и не увиливая, пришел и честно рассказал обо всем. Очевидно, им двигала не алчность, причиной было искреннее чувство. И кроме того, как неохотно признался себе Уильям, именно женщина всегда делает выбор. Останься Джезмин у себя в спальне, репутация ее не пострадала бы. Удивительно еще, что ни Эла, ни Изабел не догадались навестить де Берга ночью.
Уильям, облегченно вздохнув, наконец объявил, не кривя душой:
– В этом случае решение принимать не мне. Джезмин находится под опекой госпожи Уинвуд, бабки с материнской стороны.– И нерешительно добавил:– Если бы это зависело только от меня, я, пожалуй, мог бы согласиться. Я так хочу породниться с тобой, что готов заплатить любую цену, пусть для этого и потребуется отдать Джезмин. Но предупреждаю, де Берг, Эстелла – достойный противник, даже для такого закаленного в боях воина. Не стоит ее недооценивать!
Глаза Фолкона повеселели.
– Значит, если ее бабка не будет против, вы дадитe свое благословение?
Уильям покачал головой и усмехнулся.
– Приятель, ты говоришь так, словно все уже решено. Госпожа Уинвуд невыносима, неумолима, несговорчива, неукротима и к тому же ведьма.
Де Берг буквально облизнулся. Он обожал преодолевать препятствия, а кроме того, в жизни еще не получал отказа от женщины.
Граф положил тяжелую руку с мозолями от меча па плечо гостя.
– Каков бы ни был ее ответ, прошу тебя присмотреть за делами в мое отсутствие. Мое судно в Саутгемптоне сейчас готовится к отплытию. Я отправляюсь в Нормандию. Как только весть о том, что Англия осталась без короля, разнесется по стране, начнутся беспорядки и беззакония.
– Я сохраню Сейлсбери для тебя и твоих близких, друг мой. Ты прав, бароны считают, что правда на стороне сильного и что смерть Ричарда дает им право грабить наши земли.
Фолкон де Берг не тратя времени отправился на поиски госпожи Эстеллы Уинвуд. Он решил добиться руки Джезмин еще до отъезда графа Сейлсбери во Францию. Однако пришлось смириться с привычками и капризами Эстеллы. Она отказалась говорить с ним, пока не умоется, а потом, конечно, наступило время молитв. Этим дело не ограничилось: старуха отправилась посещать больных, а после составляла для них снадобья и прогуливалась по саду. Когда Фолкон пришел в третий раз, служанка сообщила, что госпожа принимает ванну. Угрожающе наступая на девушку, посмевшую снова отказать ему, рыцарь твердо сказал:
– Тогда я поговорю с госпожой Эстеллой, пока она моется.
Служанка быстро сообразила, что гость способен выполнить обещание, и тут же исчезла.
Через пять минут в комнату величественно вплыла госпожа Уинвуд, прямая и негнущаяся словно палка.
– Вы запугали служанку, сэр, но со мной это не пройдет, – высокомерно бросила она.
– Миледи Уинвуд, я здесь не для того, чтобы стращать вас, наоборот, умоляю исполнить глубочайшее желание моего сердца, – начал Фолкон, с трудом выговаривая непривычно цветистые слова.
– А, так вам нужно магическое зелье от мужского бессилия, – с хорошо рассчитанным пренебрежением «догадалась» старуха.
В глазах Фолкона на мгновение вспыхнули багряные искры бешеной ярости, но он вовремя сообразил, что старая ведьма, должно быть, намеренно дразнит его. Значит, ей уже известна цель прихода гостя. Поистине собачье чутье! И Фолкон без предисловий объявил:
– Я хочу жениться на миледи Джезмин. Старуха рассмеялась ему в лицо.
– Ты бы еще луну со звездами попросил! И думать не смей – это невозможно.
– В мире нет ничего невозможного, мадам, особенно для такого решительного человека, как я.
Эстелла мгновенно переменила тон и откровенно, словно близкому человеку, объяснила:
– Джезмин слишком слабенькая, чтобы стать женой любому мужчине, не говоря уже о таком зрелом и сильном, как вы. Честно говоря, сэр рыцарь, в постели вы слишком жадны, слишком ненасытны и требовательны для такого хрупкого создания.
– Минуту назад я был импотентом, – сухо пробормотал он.
Они мерили друг друга взглядами, прекрасно понимая, что каждый оценивает противника по достоинству.
– Внучка нужна мне, чтобы продолжить мое дело. Хотя она еще неопытна, способности ее велики. Джезмин должна оставаться девственницей, чтобы ее колдовская сила была в сотни раз больше моей. Твое желание непременно получить ее говорит о чистом эгоизме, – осуждающе заявила Эстелла.
– Как и твое, – резко бросил Фолкон.
В эту минуту оба напоминали ощетинившихся псов, готовых вот-вот сцепиться из-за кости; ни один не желал уступить ни на волос. Не видя иного выхода, Фолкон перешел в наступление.
– Девственность Джезмин опозорена, ведь она провела ночь в моей постели, так что после того, как пойдут слухи, ее репутация «белой ведьмы» сильно пострадает.
– Готова поклясться, моя внучка по-прежнему чиста и невинна, даже после пребывания в твоей постели, – прошипела старуха.
– Возможно, но кто еще поверит этому, особенно увидев меня? – ехидно осведомился де Берг.
Госпожа Уинвуд на секунду замолчала, словно собираясь с силами для контратаки.
– В любом случае, я говорю «нет», и кроме того, отец девушки поддержит меня. Он дал мне право решать судьбу внучки.
– Ошибаетесь, мадам, Уильям дал свое благословение, – возразил де Берг.
– Этого не может быть! – выкрикнула разъяренная старуха.– Почему он согласился?
– Возможно, хотел уберечь Джезмин от скандала. Достойное замужество неизмеримо предпочтительнее риска произвести на свет незаконного ребенка.
Эстелла пренебрежительно отмахнулась от подобного предположения, словно от жалкой мошки.
– У меня много средств, чтобы не допустить этого, так что не думай, будто можешь подобным способом заманить Джезмин в ловушку!
Положение казалось безвыходным. Силы противников были равны, оба с одинаковым искусством наступали и парировали удары. Наконец Эстелла решила рассеять его заблуждения относительно поддержки отца девушки:
– Уильям может считать, что солнце всходит из твоей задницы, но уверяю, мое влияние на него гораздо сильнее твоего. Он согласится со мной, а я еще раз повторяю: нет, нет и нет. Его похоть убила мою дочь, и он так и не простил себе этого. Больная совесть не дает покоя графу, поэтому он сделает все, что я захочу.– И, нанося последний удар, Эстелла добавила: – Вы весьма дерзкий молодой человек, если решились спорить со мной, лорд де Берг. Мои заклятья и колдовские зелья имеют такую силу, что заставляют мудрых людей трястись от страха.
Она величественно выпрямилась; выцветшие глаза торжествующе блеснули.
Де Берг горящим взглядом впился в суженные зрачки. Наступило молчание. Наконец он подчеркнуто спокойно вынул из ножен кинжал, положил на стол между ними и спокойно предъявил собственный ультиматум:
– Суеверия и страхи мне неведомы, мадам. Однако я тоже способен творить чудеса. Если мне будет отказано в руке вашей внучки, я заставлю вас бесследно исчезнуть с лица земли.
В этот момент Эстелла поняла, соперник не уступит, и нехотя призналась себе, что де Берг – настоящий мужчина, каких, видит Бог, не так уж много на этом свете. До сих пор ей не приходилось сталкиваться с человеком, который не убоялся бы ее магической силы. По-видимому, Уильям верно поступает, желая породниться со столь сильным и верным союзником – такого лучше иметь другом, чем врагом, а неглупая женщина всегда сможет использовать его для своих целей. Живой ум старухи мгновенно подсказал, что лучше всего пойти на компромисс и выиграть время. Всегда можно отступить, если представится возможность.
Эстелла нарушила напряженное молчание.
– Обручение, – предложила она, и Фолкон оценил величину приносимой жертвы.
– Обручение, – неохотно согласился он.
Глава 6
Ввиду предстоящего отъезда, Уильяму пришлось немедленно и собственноручно составить договор о помолвке, под неусыпным наблюдением госпожи Эстеллы и де Берга. Только когда все заинтересованные стороны были удовлетворены, послали за Джезмин, чтобы объявить обо всем как о свершившемся факте.
Когда явилась служанка, девушка подумала, что отец зовет ее попрощаться. Она знала, что он снаряжает судно и собирается отплыть во Францию, где происходят великие события, которые неминуемо изменят их жизнь. Она поспешила за служанкой в кабинет отца, но замерла как вкопанная на пороге при виде де Берга и бабушки.
Фолкон первым заметил испуганную девушку и как всегда не смог оторвать взгляда от несравненной красоты. Глаза впитывали каждую деталь изысканного портрета, рамой которого служил дверной проем. Нижнее платье Джезмин бледно-голубого цвета стягивали серебряные ленты, туника тоже была вышита серебром. Она напоминала фигурку невесты на свадебном торте, виденном однажды Фолконом. Он честно признался себе, что девушка очаровала его, и вздохнул с удовлетворенным облегчением – наконец-то драгоценный приз достался ему.
Уильям неловко откашлялся, жестом велел дочери подойти поближе и, запинаясь, начал:
– Я... то есть мы...– он взглянул на госпожу Эстеллу, словно в поисках ободрения, – решили обручить тебя с Фолконом де Бергом.
Джезмин рассмеялась. Фолкону ее смех напомнил звон серебряных колокольчиков. Бабка предостерегающе нахмурилась и объявила:
– Твой отец не шутит, Джезмин. Договор уже составлен.– Мысли девушки лихорадочно заметались. Она тут же предположила, что обе сводные сестры отказали де Бергу и тот, цепляясь за любую соломинку, в надежде удовлетворить ненасытные амбиции и породниться с королевской династией, решил, что незаконная дочь лучше, чем ничего. Джезмин в притворном изумлении широко открыла глаза.
– Я и не знала, что мосье де Берг носит титул графа.
Де Берг застыл.
– Я не граф, – бесстрастно констатировал он.
– Значит, барон или лорд? – мило осведомилась она.
Фолкон едва не покраснел.
– Я рыцарь, демуазель.
– Рыцарь? – пренебрежительно бросила Джезмин.– Рыцарь, воображающий себя слоном, или, скорее, ладьей, – сказала она, намекая на шахматную партию, которую, как думала, вел де Берг.– Вы, сэр, считаете меня пешкой, но позвольте вывести вас из заблуждения.– Девушка величественно выпрямилась.– Я происхожу из королевской семьи и даже в самых ваших безумных мечтах не буду принадлежать такому, как вы. Я давно решила не выходить замуж ни за кого вообще и за вас в частности.
И, взяв со стола брачный контракт, спокойно и аккуратно разорвала его пополам, не обращая внимания на ошеломленных присутствующих. Отец был потрясен. Он никогда не ожидал, что его дитя осмелится вести себя со столь дерзким своеволием.
– Эстелла, что это на нее нашло? – недоуменно пробормотал он, боясь, уж не украли ли злые феи ласковую добрую девочку, оставив ему подменыша.
Старуха, едва скрывая восхищение мужеством питомицы, лихорадочно подыскивала подходящее объяснение, но буквально лишилась речи, когда Джезмин холодно заявила:
– Причина такого упрямства в том, что я закалилась и стала сильной в каждодневных сражениях со своей суровой бабкой за возможность иметь свое мнение.
Де Берг новыми глазами взглянул на видение красоты и прелести. Та, которую он считал восхитительно хрупой и нежной игрушкой, обладала силой воли десяти закаленных мужчин, но его желание от этого только еще сильнее разгорелось. Уже не девочка, но еще не женщина... Кожа словно бархат цвета слоновой кости, волосы золотым покрывалом рассыпались по плечам. Светлая, невинная, чистая, девственная. Красивее всех на свете, стройнее, бледнее, прекраснее. Тело словно цветок, глаза ясные и холодные, зовущие губы, точеное личико, упругая грудь. Подумать только, ее внешность обманула его настолько, что Фолкон поверил, будто может повелевать ею! Он собирался стать одновременно покровителем и повелителем Джезмин. Но теперь появилось то, перед чем невозможно было устоять: непреодолимая сила вожделения. Один ее вид лучше всякого любовного зелья.
– Постой! – скомандовал он не терпящим возражений голосом.
Джезмин, обернувшись, смерила его снисходительным взглядом, отметив силу небрежно покоившихся на поясе покрытых шрамами рук. Слова Фолкона ударили будто кнутом.
– Вы можете оскорблять меня, демуазель, не боясь наказания, но я не могу позволить вам так обращаться с отцом. Немедленно просите у него прощения!
Они уставились друг на друга, вызывающе сверкая глазами. Девушка мгновенно превратилась в снежную королеву, заморозив его взглядом, так что холод, казалось, проник под кожу. Наконец Фолкон победил.
– Прошу простить меня, отец, – тихо пробормотала она и не успела сделать шаг, как де Берг велел Эстелле:
– Поговорите с ней наедине и объясните, как обстоят дела. Втолкуйте, что она достаточно долго решала все сама. С этого момента ее господин – я.
Эстелла утащила Джезмин из комнаты, боясь, что она окончательно опозорит отца и бабку. Джезмин открыла рот, чтобы потребовать объяснения, но слова замерли на губах, когда она увидела решительное лицо старухи.
И девушка неожиданно, сама не зная почему, ясно поняла – с этой минуты вся ее жизнь должна бесповоротно измениться. Отныне она не хозяйка своей судьбы, хотя вся ее душа восставала против такой несправедливости.
– Помолвка – это еще не свадьба, – осторожно сказала Эстелла.– Обстоятельства могут сто раз измениться. Перемены – единственная постоянная вещь в жизни. Сама жизнь – не просто прямая линия, а нечто вроде круга или колеса. Колесо, вращаясь, возносит нас или опускает, бросает от радости к отчаянию и наоборот. Все проходит. Колесо вращается. Жизнь продолжается.