В трюме все еще оставался предательский запах опиума. По этой причине Сэвидж твердо решил дать только половину запрашиваемой цены. Сегодня предстояло переправить в Эденвуд купленных у принца Уэльского скакунов, поэтому он решил убить двух зайцев. Он пойдет в Грэйвсенд на корабле и, прежде чем купить, посмотрит, хорош ли он на воде.

Получив от Сэвиджа записку, уведомлявшую, что он отправляется в Эденвуд, Тони облегченно вздохнула. До чего же хорошо все складывается! Именно на сегодня она согласилась принять участие в больших гонках до Ричмонда.

Она ради шутки согласилась участвовать в гонке фаэтонов. В конце концов, победителя ждал денежный приз, к тому же в тот момент ей было море по колено, и ее не удержало даже то, что у нее не было ни фаэтона, ни лошадей. У опекуна всегда находилось все, чего ей не хватало, да и сам он поощрял ее править каретой.

Тони понимала, что нехорошо гонять лошадей без его разрешения, но, убеждала она себя, Сэвидж придет в восхищение от ее предприимчивости и смелости. Бесспорно, требовалась воля, чтобы решиться на такое, но одно лишь желание увидеть в его светло-голубых глазах не презрение, а восхищение толкало ее на любой риск.

Она крепко зажмурилась и сжала кулаки. Стремление показать себя укрепляло ее решимость.

В гонках участвовали пары. Шерри взял в экипаж Аморет, в паре с Чарльзом Фоксом ехала Лиззи Ар-мистед, и, конечно, партнершей принца Уэльского была Джорджиана. Она не была любовницей принца. В данный момент это место было свободно, потому что оставалось за Марией Фитцгерберт, у которой на Марбл-хилл в Ричмонде был прекрасный дом. Она прикинулась скромницей и удалилась из Лондона в расчете на то, чтобы Георг побегал за ней. Конечно, так оно и получилось. Поговаривали, что он ездил в Ричмонд каждый день, так что у принца было явное преимущество — он хорошо знал дорогу. Однако Тони было также известно, что все участники гонки были тяжелее ее.

Она черкнула записку Долли, приглашая ее совершить веселую поездку в Ричмонд, подписалась как лорд Антони Лэмб и отправила в театр «Олимпиан» в полной уверенности, что артисточка не упустит возможности потереться в компании Карлтон-хауза. Покончив с этим, она через Грин-парк поспешила на Стейбл-Ярд-роуд, где Сэвидж держал своих лошадей и экипажи.

Тони заколебалась, увидев сверкающий новенький фаэтон с высокими козлами. Полировка без единой царапины. Конюх, почтительно сняв шапку, сообщил лорду Лэмбу, что кузов отлакирован в восемнадцать слоев.

Легкие рысаки, которых Сэвидж приобрел для нового экипажа, отличались от крепких коней, которыми Тони правила, когда они мчались в тяжелой карете по большаку, но Тони подавила сомнения, уговаривая себя, что-кто, как не она, всю жизнь имел дело с лошадьми и что главное — «умение держаться». Она была в этом убеждена и знала, что Адам Сэвидж того же мнения.

Никогда еще ей так не хотелось стать победительницей. Не только ради того, чтобы доказать мужское превосходство своего брата, но и потому, что ей самой нужны были призовые деньги. Сэвиджа приводила в восхищение способность делать деньги. Ей не терпелось доказать ему, что не он один обладает такой способностью.

Конюх запряг лошадей цугом и вывел упряжку на Стейбл-Ярд-роуд. В свете солнца фаэтон отливал глубоким темно-красным цветом, а масть лоснящихся чистокровных рысаков в точности соответствовала цвету экипажа. Конюший кивнул головой в сторону торчащего в гнезде длинного бича:

— Кони ретивые, сэр. Не трогайте их, пока не выедете за город.

Тони понимала, что ей лишь бы управиться с поводьями а кнут так и останется торчать в гнезде. Душа в пятках, Тони вскарабкалась на высокие козлы. Проехать по улицам Лондона могло оказаться хитрым делом; выбраться бы быстрее на сельский тракт — там бояться нечего.

К ее удивлению, ничего не случилось, когда она правила по улице. У всех хватило рассудка, убраться с ее пути, даже лениво разгуливающие франты, взявшие в привычку еле двигаться, ускоряли шаг, увертываясь от нее.

Тони удалось благополучно завернуть за первый угол, а когда, завернув за следующий, она выехала в Грин-парк, то увидела, что он почти до отказа запружен фаэтонами и шумной толпой.

Между экипажами сновали форейторы, помогая делами и советами всем участникам. Тони приуныла, увидев, что в упряжке принца Уэльского три лошади, но снова приободрилась, поняв, что они с Джорджианой берут к себе королевского форейтора.

Толпы зрителей собрались, чтобы поглазеть на потехи высшего общества. Пара букмекеров принимала ставки. Полковник Дэн Маниннон принимал частные пари, а лорд Онслоу был держателем приза в одну тысячу гиней.

Прогуливавшиеся мимо Саутгемптон и Эдвард Бовери, оба из свиты принца, удивленно взглянув на упряжку Тони, побежали искать Дэна Макиннона, чтобы поменять ставки. Горячие кони Сэвиджа не стояли на месте, встряхивали головами и закусывали удила, но, к счастью, двое сообразительных форейторов, ухватившись за сбрую, постарались успокоить их.

Уличные торговцы громко расхваливали пироги с угрем, имбирные пряники и дешевый джин, известный среди простолюдинов как «матушкино разорение». Не упуская случая приложиться к спиртному, что продавали в парке, большинство гуляк имели с собой фляжки с бренди, и, судя по виду Шерри и кое-кого еще, они уже изрядно набрались.

Раздали розетки из ярких лент с номерами посередине. Тони достался последний, тринадцатый номер! Это лишь укрепило ее решимость. Она сама скует свое счастье. Потребовался еще час, прежде чем восстановили относительный порядок, так что у Долли Доусон оказалось вполне достаточно времени, чтобы протолкаться сквозь веселую толпу к фаэтону Тони.

Тони захлопала глазами при виде кричащего наряда артистки. Ее напудренный парик высотою в фут был украшен алыми маками; платье и зонтик тоже ярко-красные. К сожалению, они были различных оттенков, и краски, казалось, воюют друг с другом. Девица привлекла внимание всех находившихся в парке мужчин, а также лошадей, которые шарахались при ее приближении.

Тони тихо выругалась и, протянув руку, галантно помогла Долли подняться в фаэтон. Подмигнув Тони, форейтор сказал:

— Чтоб мне провалиться, лошадкам требуются шоры! Долли, хихикнув, подняла юбки, приоткрыв добрую часть нижних юбок до колен, и, когда форейтор бросил на нее плотоядный взор, ответила:

— Тебе бы шоры тоже не помешали! Она одарила Тони ослепительной улыбкой:

— Как интересно, милорд! Чувствую, как закипает кровь, — и, положив руку на ногу Тони, двусмысленно спросила: — А у вас, лорд Лэмб?

— Долли, придерживай-ка лучше рукой свой парик. Раздался выстрел стартового пистолета, и принц Уэльский, удостоенный первого номера, тронул фаэтон как заправский кучер. Он был помешан на быстрой езде и, не дожидаясь, пока выедет из Лондона, начал нахлестывать лошадей.

— Да это же герцогиня Девонширская! — благоговейно воскликнула Долли. — Не верится, что я в одной компании с «Ее развеселой светлостью»!

Ее развеселой светлости было не усидеть, она поторапливала Георга, чтобы остальным досталось глотать за ними пыль. Тони не волновало, что номер тринадцатый стартовал последним. Городские улицы не годились для борьбы за место. Пока они не выедут за город, ее паролем будет осторожность. Те, у кого не хватило ума, уже вышли из игры. Она проехала мимо фаэтона, у которого соскочило колесо, потом еще одного, с которого свалился пьяный ездок.

Когда дорога стала шире и появились первые деревья кони так быстро набрали ход, что в считанные минуты обогнали полдюжины экипажей. Они мчались во всю мощь, так что Долли только оставалось ловить ртом воздух и дрожать за свою драгоценную жизнь.

Увидев, что впереди дорога сужается, Тони неохотно натянула поводья, опасаясь, что будет трудно разъехаться с передним экипажем. Тут-то она узнала, что значит, когда кони закусили удила. Они рванули вперед, обогнав экипаж, который, казалось, стоял на месте… и Тони с тревогой увидела, что только что обошла Его королевское высочество.

Долли завизжала — ее ярко-красный зонтик вывернуло наизнанку. Отпустив зонтик, она обеими руками вцепилась в сиденье, а зонтик рванулся будто ракета. Тони видела, что не может удержать лошадей, и стала беспокоиться, как она их остановит, достигнув Ричмонд-парка.

Она не помнила, как обогнала остальные экипажи. Неожиданно для себя увидела впереди Уайт-лодж — королевскую резиденцию. Ворота в Ричмонд-парк были распахнуты настежь. У них собралась небольшая толпа. Под восторженные возгласы они промчались мимо. Из-за шума в ушах Тони едва их расслышала.

Кони шарахнулись от толпы и чуть замедлили бег, поднимаясь на первый холм. Упершись ногами в настил и изо всех сил натянув поводья, Тони кричала: «Тпру, тпру, тпру!», пока не охрипла. Упряжка свернула с дороги на травянистый склон, и Долли показалось, что зубы вот-вот посыплются изо рта. Покружив по парку, кони перешли на легкую рысь, и Тони удалось остановить вздрагивающих животных. И в это время голова в голову в парк въехали два других фаэтона.

— Чтоб мне провалиться, — прошептала Долли. Маки съехали вперед, мешая смотреть, — если вы так забавляетесь, то я больше не в счет.

Тони соскочила, чтобы успеть трясущимися руками привязать поводья к крепкому дереву, пока чертовы кони не вздумали снова понести. И повалилась на траву, чтобы прийти в себя и отдышаться.

К своему удивлению, она поняла, что возгласы относятся к ней. «Ты победил! Победа за тобой!» — радовалась толпа, и она вдруг тоже рассмеялась, а успокоившаяся Долли раздавала улыбки мужчинам, наперебой предлагавшим ей руки, чтобы помочь спуститься с фаэтона.

Следующий час прошел как в тумане. Тони, передвигаясь на дрожащих ногах, принимала поздравления. Принц Уэльский, недовольный тем, что проиграл, рассказывал всем своим друзьям, что он бы без труда победил, если бы не ярко-красный неопознанный предмет, преднамеренно брошенный, чтобы вспугнуть его лошадок.

Но тут появилась Мария Фитцгерберт, и он сразу же забыл о гонках. Это был куда более важный приз, который он намеревался завоевать. На лужайке Ричмонд-парна устроили праздничный пикник.

Лакеи застелили воздвигнутые на козлах столы белоснежными скатертями и без устали пополняли закуску и выпивку, усердно поглощаемые королевскими гостями.

Испытывая ощущение радостной приподнятости, Тони бродила среди веселящихся гостей, принимая поздравления, думая лишь об одном — каким будет лицо Адама, когда тот узнает, что она выиграла большие гонки фаэтонов в Ричмонде. Долли сняла поникшие маки и без не сочетавшегося с платьем зонтика выглядела вполне привлекательно. Приподнятое настроение Тони как рукой сняло, когда она лицом к лицу столкнулась с Бернардом Лзмбом.

— Привет, кузен.

Она изумленно глядела на него.

— Какого черта тебе здесь надо?

Долли и Анджела Браун уже оживленно болтали друг с другом.

Бернард процедил сквозь зубы:

— Гонки, что и у тебя, кузен. Что же еще здесь делать?

Именно это и вызывало беспокойство Тони. Она могла поклясться, что не обгоняла его, но, правда, и не помнила, чтобы обогнала Шерри и других.

— Поздравляю, но гонку выиграли лошадки, а не твое умение править, — произнес он с кривой улыбкой.

— Да, порода даст себя знать, — съязвила Тони, с удовлетворением отметив, как оскорбленно расширились ноздри Бернарда. Она пошла прочь, надеясь, что Долли останется со своими друзьями, но та потащилась за Тони. Уж она-то ни за что не упустит возможности быть в центре внимания, когда лорду Лэмбу будут вручать приз.

Принц Уэльский взял у своего конюшего, лорда Онслоу, тугой кошелек и уговорил миссис Марию Фитцгерберт вручить награду. Тони шагнула вперед и была поражена красотой дамы. Мария научилась одеваться во Франции. На лице нежный румянец. По плечам вьются роскошные светло-золотистые ненапудренные локоны. Великолепие пышных грудей поражало воображение, и это при том, что они были скрыты платьем со скромным вырезом.

Мария вложила кошелек в ладони Тони. Та, галантно щелкнув каблуками, поднесла к губам нежную белую руку дамы. Толпа зааплодировала умело исполненной церемонии. Шерри тут же закинул удочку насчет займа.

— Отвали! Поищи другого голубка пощипать перышки

— Ты сказал пощипать? — скаламбурил Шерри. Долли захихикала:

— Его королевское высочество ощиплют еще до конца дня.

— Нет, сия прекрасная леди не желает быть ничьей любовницей, — просветил ее Шерри.

— Он не кто-нибудь, а принц. Она женщина умная Может быть, ждет драгоценностей.

— Или чего-нибудь подороже рубинов, — бросил Шерри, обратившись к Тони. И снова улыбнулся Долли. — Почему, моя дорогая, ты считаешь ее умной?

— Она назвала свой особняк «Марбл-хиллз» («Мраморные горки»), не так ли? Похоже на рекламу ее роскошных грудей.

— Ну прямо как из пьесы, ей-Богу! Оглядев Шеридана оценивающим взглядом, Долли доверительно сообщила:

— Я актриса.

— Не может быть! — воскликнул Шерри, сохраняя серьезное выражение, но тут Аморет с видом собственницы взяла его под руку и увела подальше от предприимчивой Долли.

Его королевское высочество не мог отвести глаз от мраморных горок Марии Фитцгерберт, ему страстно хотелось подержать их в ладонях. В сотый раз от одной мысли у него поднимался и твердел. И в самом деле, он в этот день столько раз поднимался и опускался, что напрашивалось сравнение с флагштоком.

Принц Георг использовал все средства, чтобы заманить Марию в Уайт-лодж, где она могла бы осмотреть помещения, а он бы, в свою очередь, тоже кое-что посмотрел. Каждый божий день он ездил в Ричмонд. Она угощала его чаем и пирогами, засахаренными фруктами и сладкими поцелуями, но не положила конец его мучениям.

Поначалу Мария относилась к нему как к мальчику. Она была на шесть лет старше, дважды замужем и дважды овдовела. Ей польстило, когда она поняла, что он питает к ней любовные чувства. Для Марии это было в новинку, потому что ее мужья были престарелыми джентльменами и обращаться с ними не составляло труда. У Его высочества был горячий темперамент, он ее возбуждал, но все же, сравнивая себя с очень царственным, но очень молодым поклонником, она пока что чувствовала себя слишком умудренной жизнью.

Поймав руку Марии, Георг многозначительно пожал ее. Он пододвинулся поближе, и она поняла, что он любой ценой хочет сорвать поцелуй. Она вскочила на ноги и наконец согласилась войти внутрь здания. Если она и позволит ему поцеловать себя, то только не на людях.

— Кисуленька, дай мне свою лапку, — умолял Георг.

Мария снова удостоила его своей руки, подумывая, а может ли вообще так случиться, что она отдаст ему руку во браке. Она стала бы принцессой Уэльской, а позднее королевой Англии! Конечно, это невозможно из-за проклятого Закона о браке. И все же, всякое может быть, если того хотят звезды.

Воспитанность не позволяла Георгу вести ее прямо в спальню, и он повел ее в уединенную гостиную, со вкусом обставленную обитыми парчой креслами и уютными кушетками. Плотно прикрыв дверь, он привлек Марию в свои объятия. Она позволила ему один поцелуй и попыталась освободиться, но одного поцелуя Его высочеству было мало, он лишь разжег его аппетит к этой восхитительной женщине. Не выпуская ее из объятий, он снова прильнул к ней губами. На этот раз поцелуй не был нежным, он был горячим.

— Ваше высочество, — произнесла она, задыхаясь. ГРУДЬ вздымалась от растущего возбуждения.

— Кошечка, не называй меня так. Я не хочу официальности, хочу интимности.

Мария покраснела до ушей. У нее изредка были интимные отношения, но только с верным пожилым мужем.

Георг снова поцеловал ее, но на этот раз слегка раздвинул ее губы своими и скользнул кончиком языка ей в рот. Затем прижался членом к ее мягким местам, давая знать, что он ее хочет.

— Не будь жестокой, кошечка, не разбивай мне сердце, Мария.

Молодой необузданный мужчина был для нее в новинку. Он был баловнем света, весьма испорчен и способен во всем добиться своего. Мария вдруг осознала власть над ним. Она могла кормить молодого жеребчика из своих рук.

— Принц Георг, если не уйметесь, я упаду в обморок.

— Кисуленька, если ты не будешь ко мне добра, я умру.

Он терся о ее живот, решительно хватал рукой яблоко любви.

Она так же решительно отвела его руку.

— Если вы обещаете хорошо вести себя, я позволю отвезти себя домой в вашей карете, но сейчас мы уйдем отсюда, иначе моя репутация будет непоправимо испорчена.

— Ах, кошечка, ты так непреклонна и в то же время так добра. Да будет известно, что принц подчиняется твоим приказаниям.

У него был для нее маленький золотой медальон с его миниатюрным портретом, но он подарит его в карете, где она от него не ускользнет. Он закажет закрытую карету, чтобы отвезти ее домой в Марбл-хиллз.

Поглядев на солнце, Тони поняла, что уже около четырех. Ей хотелось без происшествий вернуть упряжку Сэвиджа в Лондон. Она направилась к загону, где паслись кони, и попросила форейтора помочь запрячь их в темно-красный фаэтон. Долли нерешительно переступала с ноги на ногу,

— Оставайся, если хочешь, — предложила Тони.

— Нет, не могу, надо в театр. — Поколебавшись, добавила: — Не могли бы вы обратно ехать чуть потише?

— Обещаю, поползем как улитка, — поклялась Тони.

Она проверила, на месте ли удила, и, взобравшись на высокие козлы, твердой рукой натянула поводья. О чудо, кони вели себя как надо, и Тони, убаюкиваемая ритмичным, пружинистым бегом фаэтона, размечталась об Адаме Сэвидже.

Ее мечты прервал шум мчащейся позади упряжки. Испуганно оглянувшись, она увидела, что Бернард Лэмб, стоя, кнутом погоняет лошадей. Она отпустила поводья, и ее упряжка, подгоняемая скачущими сзади лошадьми, рванула вперед.

Расстояние между экипажами увеличилось — сказалась порода. Тони перепугалась. Она понимала, что кузен Бернард намерен не обогнать, а убить ее!

Как бы он ни старался, здесь, за городом, у него не было шансов нагнать их, но до Лондона оставалась всего лишь миля, а там, чтобы безопасно лавировать, необходимо придержать лошадей. Упряжка поубавила бег, правда, скорее не благодаря усилиям Тони, а из-за встречного движения, но все еще казалось, что они несутся по городским улицам с ужасающей скоростью. Она была рада, что до темноты еще далеко, и горячо надеялась, что Бернард Лэмб не осмелится совершить убийство средь бела дня.

Когда стали подниматься на Конститьюшн-хилл, Тони возблагодарила Бога за то, что кони пошли тише, так что она смогла свернуть за угол. Приближаясь к Стейбл-Ярд-роуд, она считала, что уже дома, но в этот момент рядом промчалась карета кузена и, накренившись, стукнулась о фаэтон.

Если бы не телега с углем, подъезжавшая к Ланка-стер-хаузу, Тони могла бы свернуть в сторону, но тут ей уж некуда было податься. Темно-красный фаэтон перевернулся. Тони и Долли выбросило на мостовую. Кони бешено рванули вперед, но легкий фаэтон чудом не переехал их.

Карета Бернарда Лэмба уцелела, но ударом их с Анджелой выбросило наружу. Благодаря длинным ногам Тони не ударилась головой о обочину. Долли, рыдая, сидела, держась за ушибленную ногу. Уголь, будто после взрыва на шахте, разлетелся по всей дороге.

Словом, царил кромешный ад Угольщик ругался по-черному. Из конюшен высыпали конюхи, из Ланка-стер-хауза выбежала вся прислуга.

Тони побагровела от злости. Никогда еще она не испытывала такой ослепляющей ярости. Подняв кнут, она двинулась в сторону распростертой фигуры ненавистного кузена. Закрываясь руками, он заорал:

— Ты, черт побери, сломал мне ребро!

— Негодяй! Убью! — вопила Тони. Неожиданно кто-то вырвал у нее кнут

— Что, черт побери, здесь происходит?

Она застыла под ледяным взглядом голубых глаз.