— Да, милая, мы все сделали не так. Вместо того чтобы прибегать к этому обману, нужно было найти тебе богатого мужа.

— Роз, пожалуйста, не чувствуй себя виноватой. Я бы не вынесла, если бы мной торговали на брачном рынке. Мне страшно нравится обретенная мной свобода. — В глазах зажегся озорной огонек. — Быть мужчиной так забавно. Его высочество пригласил меня на скачки вместе с моей любовницей.

Роз заморгала глазами. Антония веселилась, но Роз стали одолевать серьезные опасения. Она подумала, что нужно переговорить с мистером Сэвиджем.

— Судя по тому, что я слышала вчера, Его высочество собирается обзавестись новой любовницей, — сказала Тони.

— На самом деле? — Роз жаждала узнать подробности, которыми можно ошарашить лучшую подругу, Франсис Джерси.

— Ее зовут Мария Фитцгерберт.

— Да я ее знаю! — Роз, казалось, не верила. — Ты не ошибаешься, милая? Она почтенная вдова, дальняя родственница Изабеллы Сефтон. Мой Бог, она, по крайней мере, лет на шесть-семь старше Георга. Ей, должно быть, около тридцати.

— Она не пудрит волосы, и у нее эффектная… э-э, пышная фигура?

— Это она! Желтые, цвета соломы, волосы. Абсолютно немодно. Правда, голова у нее, должно быть, на месте, потому что у нее было два пожилых мужа, которые оставили ее далеко не с пустыми карманами.

— Между прочим, сегодня я обедаю в Карлтон-хаузе. Его высочество и его друзья очень непочтительно отзываются о короле и королеве. О короле открыто говорят как о сумасшедшем, а Ричард Шеридан сказал, что королева как щенят нарожала пятнадцать отпрысков.

— И выглядела так, будто носила всех пятнадцать сразу, — сухо заметила Роз. Антония, смеясь, упрекнула ее:

— Ты позаимствовала острый язычок леди Джерси.

— Ты слишком добра ко мне, дорогая. Это я даю ей уроки.

— Тьфу, уроки! Сэвидж твердо решил давать мне уроки мужского искусства самозащиты. Между прочим, мне кажется, что он хочет размять меня, как глину, и вылепить по своему подобию. Он меня так бесит, что постоянно хочется послать его куда надо и посоветовать, что там делать. Я так злюсь, что того и гляди выдам себя.

— Ты должна научиться придерживать язык, милая. Женщине так трудно постоянно сохранять учтивость в смешанной компании, но у меня есть безотказный способ избавиться от дурного настроения. — Розалинд быстро подошла к своей конторке красного дерева и достала толстую тетрадь в кожаном переплете. — Вот тебе новенький дневник. Записывай туда все непристойности, которые хочешь обрушить на него. Не держи в себе ничего, как бы дурно и зло это ни звучало. Здорово помогает. Тони взяла дневник.

— От моих слов загорятся страницы. Помоги мне одеться к обеду в Карлтон-хаузе.

— А ты обещай, что завтра расскажешь мне все до последних подробностей. Говорят, перестройка дворца обошлась Его высочеству в сотни тысяч.

Когда мистер Бэрке объявил о приезде Адама Сэвиджа, Розалинд вышла ему навстречу.

— Извините, но Тони уже давно уехал в Карлтон-хауз. За ним заехали двое распущенных дьяволят. — Глубоко вздохнув, она сразу перешла к делу. — Мистер Сэвидж, разрешите звать вас по имени, Адам, я очень беспокоюсь за Тони. Не кажется ли вам, что в Карлтон-хаузе довольно дурная компания?

Сэвидж слегка нахмурил брови:

— Дурная? Вряд ли, леди Рэндольф. Пожалуй, чуточку распущенная и шумная. Но я твердо убежден, что общение с мужской компанией пойдет Тони на пользу. Не беспокойтесь, я за ним пригляжу.

Тони беспечно веселилась, как никогда в жизни. Карлтон-хауз захватил все ее внимание. Ей не с чем было сравнить то, что она определила как пошлая показуха. Принц Уэльский увлекся китайским стилем, и в результате гостиная была уставлена соответствующей мебелью от Чиппендейла, а стены обиты желтым шелком. Однако фонусом всего хозяйства была столовая.

Она была расширена, чтобы поместить бесчисленное множество приятелей Его высочества. Чтобы поддержать потолок, были добавлены колонны из красного и желтого гранита, которые отражались в сверкающих серебром стенных панелях. Столовая вела в обитый темно-красным шелком бальный зал с помостами для оркестров.

Сегодня к обеду были приглашены одни джентльмены. Хотя танцы не предполагались, двери в бальный зал были распахнуты настежь, горели люстры и канделябры и ор-«естр играл застольную музыку.

Вскоре шайка из Карлтон-хауза, как называли дружков Георга, отвлекла внимание Тони от помещений. Кроме Шеридана, Бёрка и Эссекса, которых она уже знала, присутствовали другие видные виги[6], такие, как Чарльз Фокс. Его считали самым близким другом принца. Именно он неустанно старался выбить из парламента больше денег для Георга. В данный момент он проталкивал законопроект о регентстве.

фоке был по крайней мере лет на десять старше принца, и Тони удивлялась, что их привлекает друг в друге. Она предположила, что Фоксу, должно быть, отведена роль отца, хотя явно эксцентричного отца, ибо в данный момент он осипшим от пьянства голосом распространялся о преимуществах синей пудры для волос.

Как только ей представляли новое лицо, Шерри был тут как тут, нашептывал ей о нем всякие гадости. Пили «дьяболеньос», сатанинский напиток, самое последнее увлечение. Шерри уговаривал Тони попробовать.

— Я убежден, что ты трезвый, как стеклышко. Если хочешь угнаться за нами, давай-ка прополощи этим зельем горло.

Присутствовали еще два члена королевской семьи — Фредерик, герцог Йоркский, младший брат принца, и Генри Фредерик, герцог Камберлендский, дядя принца.

— Тот самый грешный дядюшка? — спросила приятно удивленная Тони.

— М-м-м, ужасно дурное влияние. Может куролесить с утра до ночи. Знаком со всеми притонами Лондона. Принц королевской крови, первым представший перед бракоразводным судом. Лорд Гровнор назвал его автором адресованных его жене непристойных писем, свидетельствовавших об их любовной связи. Пришлось уплатить десять тысяч фунтов за моральный ущерб, и лорд Гровнор добился развода. — Шерри допил бокал и потянулся за другим. — А везучий старый боров взял и женился на прелестной кошечке, Энни Хортон. Все мы обожаем новую герцогиню Камберлендскую. Она восхитительно вульгарна и не страдает предрассудками.

В зале господствовала самая нелепая мода. Все мужчины были в атласе, кружевах и бантах, локти и колена увиты ярдами лент. Под расшитыми жилетами нижние жилеты. Лица выкрашены белилами, высокие парики оседали под тяжестью венецианского талька. Чарльз Фокс был исключением. На нем был один из щегольских коричневых париков от Труфитта, воняющий ароматным маслом.

Из всех гостей Тони больше всех понравился Генри Латтрелл. Она уже была знакома с его сатирическими стихами, а Шерри своими сжатыми характеристиками лишь разжег ее интерес.

— Его принимают здесь только благодаря его остроумию. Он сын ирландского лорда и дочери садовника. У него ни ночного горшка, ни окошка, в которое можно им запустить, но каждый день он бывает на званых обедах. — Шерри легонько похлопал Латтрелла по плечу. — Генри, это один из твоих поклонников, Тони Лэмб. Выдай нам что-нибудь, старина.

— Хорошо, дай подумать, — протянул Генри, — о чем: о дерьме или о духовной братии?

— Разумеется, только о духовной братии, — попросила Тони.

Служил в Сен-Джайлзе толстый поп

Случиться хуже не могло б:

Когда с молитвы ухолил

Скамейку задом своротил

И расцарапал щепкой жопу.

Тони расхохоталась. Генри был весьма польщен.

— Черт побери, приятель, мы же не в смешанной компании, выдай что-нибудь похлеще, — уламывал Шерри.

Один монах в Гибралтаре

Задул монашке в алтаре.

«Мой Бог, — монашка говорила, -

Гляди, что мы тут натворили:

Листы промокли в псалтыре».

Шерри, согнувшись вдвое, закашлялся. Тони пришлось постучать ему по спине, чтобы не подавился.

Неожиданно раздался выстрел, требуя всеобщего внимания.

— Клянусь сатаной, сейчас начнется стрельба из пистолетов. У Георга одна из лучших коллекций в городе. Когда они прошли в другой конец зала, пари были в самом разгаре, деньги высились горой.

Его высочество приказал лакею повесить портрет короля, и все по очереди стали стрелять и делать непотребно высокие ставки. Когда Тони выбрала один из пистолетов, он оказался значительно тяжелее, чем она ожидала. Ее восхищала отделка оружия: тщательно отполированная ручка оливкового дерева и длинный серебряный ствол.

Его высочество сказал:

— А, вот парень, который мне по сердцу. Вижу, ему нравится, как пистолет лежит в ладони. У этого очень чувствительный спусковой крючок.

Прежде чем как следует прицелиться, Тони коснулась пальцем спускового крючка, и грохнул выстрел. Пуля перебила проволоку, на которой висел портрет, и он с грохотом свалился на пол столовой. Тони было смутилась, что отбила штукатурку, но под одобрительные возгласы лорд Лэмб был безоговорочно признан победителем. Она, все еще бледная, присела на стул, и тут ей вручили двести гиней.

Любители пальбы переместились в бальный зал, там было просторней, и после нескольких беспорядочных выстрелов оркестр разбежался. Они вели себя как неуправляемые озорные школьники на ярмарке. Его высочество сам подбивал других включиться в бесшабашное шутовство. Он несколько пришел в себя только после того, как кто-то всадил пулю в плечо лакею. Глядя, как выносили слугу, Его высочество обратился к своему другу Чарльзу Фоксу:

— Так дальше нельзя. В наши дни хорошего лакея не так легко найти. После обеда пойдем в твой тир. Тони обернулась к Шерри:

— Что такое тир?

— Это галерея для стрельбы. Разве тебя не обучали дуэльному кодексу? Я, черт возьми, писал о дуэли в последней пьесе, но, убей меня, забыл, как она называется.

Что-то заставило Тони повернуться к входу в бальный зал. В дверях вырисовывалась высокая темная фигура Сэвиджа. На лице застыло отвращение от выходок юнцоз, свидетелем которых он стал. Он бросил гневный взгляд на Тони, но тут же отвел его, словно тот был не больше чем избалованным щенком.

Прибытие Сэвиджа как бы послужило своего рода сигналом, потому что последовало приглашение к столу и присутствующие гуськом двинулись в столовую. Тони в жизни не видала, чтобы поглощалось такое количество пищи. Она машинально начала считать. Было подано четыре супа, затем четыре рыбных блюда, за ними последовало тридцать шесть основных блюд Меню были напечатаны только на французском. Нахватавшись в свое время верхушек у гувернантки, она прочла:

Coq au Vin Quatre grosses pieces pour Ie contre-flanc. Les petites groustades de mauviettes au gratin[7].

Тони не могла разобрать написанное, полагая, что это результат выпитого «дьяболеньос». Кларет и бургундское считались слишком слабыми, и к столу подавали херес, белое рейнское и портвейн. В результате задолго до конца обеда некоторые упились до беспамятства, и лакей ослаблял нелепо широкие шейные платки у свалившихся под стол, дабы они не задохнулись.

Мертвецки пьяный Фредерик, молодой герцог Йоркский, свалился со стула. Его высочество, известный своим остроумием, поглядел на него с шутовской серьезностью:

— И это, если верить нашему царствующему родителю, надежда нашей семьи.

Когда те, кто еще был способен стоять на ногах, направились следом за Чарльзом Джеймсом Фоксом, Тони спросила Шерри:

— Где этот тир?

— Где-то в подбрюшье игорной преисподней Фокса.

— Он что, содержит игорный дом?

— Черт побери, ты сущий младенец. Постреляем немножко в подвале, а потом до утра играть.

Тони ощупала спрятанный в карман выигрыш.

— Проклятье, а я надеялся сберечь деньги, чтобы поиграть на скачках в Ньюмаркете.

— Да мы туда не едем. Разве не слыхал? Его высочество продал лошадей индийскому парню.

Адам Сэвидж скептически наблюдал за всем, что происходило в Карлтон-хаузе. Он цинично оценивал всех до единого как никчемных мотов. Цветущий красавец принц Уэльский мог действительно обладать непринужденными и располагающими манерами и быть покровителем искусств, но он был не способен видеть, что его друзья-виги используют его в своих целях. Сэвиджу было ясно что законопроект о регентстве подписан не будет, потому что Георг уделял куда больше внимания своему портному и башмачнику, нежели государственным делам.

Самым влиятельным из друзей принца, бесспорно, был Чарльз Фоке. Он много пил, целыми днями сидел за карточным столом, как правило, у себя дома. Острословы утверждали, что своим обаянием он обязан прапрадеду Чарльзу II, но Сэвиджу было известно, что он простой развратник и пьяница.

Ричард Шеридан тоже вел распутный образ жизни. Он и Эдмунд Берк часто поносили друг друга в палате общин, но оба писали в один горшок и считали себя хозяевами Англии.

Сэвидж был полон решимости внести свою маленькую лепту в осуществление перемен. Они не произойдут за одну ночь, но с таким гением, как Питт, во главе правительства у Англии открывалось больше возможностей облегчить долю простых граждан. Став землевладельцем, он, Сэвидж, должен будет использовать в своих интересах систему раздачи привилегий за взятки, которая установилась с правлением Георга, но у него было достаточно упорства, настойчивости, решимости и воли, чтобы участвовать в осуществлении перемен.

Именно Фокс, Шеридан и Бёрк внесли законопроект о лишении Ост-Индской компании ее прав и торговых привилегий. В результате правительство пало и главным министром стал Питт. Этим шутам удалось подвергнуть импичменту беднягу Уоррена Гастингса, губернатора Бенгалии. Они уничтожающе судили о делах, в Которых ничего не понимали. Самым большим лицемером был Бёрк, потому что кто-кто, а его семейство сколотило состояние, запуская руки в индийский горшок с золотом.

Внезапно внимание Сэвиджа вернулось к его юному подопечному, Антони Лэмбу. Старый развратник обнял юношу за плечи, , вызвав в голове Сэвиджа тревожные мысли. Он не стал от них отмахиваться, а внимательно обдумал. Антони — красивый юноша с длинными стройными ногами и задумчивыми зелеными глазами. Лакомый кусочек для развратного совратителя.

Сэвидж заскрипел зубами. Неужели здесь причина того, что парень не интересуется женским полом? Нет, Тони целомудрен, еще не испорчен, но чем скорее он приобщится к неодолимому наслаждению женским телом тем лучше. Он решил позаботиться об этом сам еще до конца недели. Когда он направился к Тони, компания собралась уходить.

— Так рано? — подняв бровь, беспечно спросил Сэвидж.

Тони показалось, что ее проверяют Сэвидж не удосужился поделиться с ней, что купил у Георга скакунов, поэтому она с вызовом ответила;

— Должны знать, что мы отправляемся в тир. Как вы советовали, я выбрал себе оружие. Пистолеты — проще всего.

Сэвидж внимательно посмотрел вслед уходившим пижонам. Лондон протянулся вдоль Темзы на девять миль — от Милбэнка до Блэкуэлла. На этом пространстве размещались тысячи питейных заведений и публичных домов на любой вкус, от шикарных в Ковент-Гарден до лачуг с голыми матрацами на лондонском «дне». Город славился игорными притонами, от респектабельных клубов вроде «Уайт» и «Уатьер» до «Шпор бойцового петуха» в трущобах. Но Сэвидж догадывался, что они кончат в личной преисподней Чарльза Джеймса Фокса.

Подождав до двух часов ночи, он не спеша направился туда сыграть в кости. Он нашел пьяного в стельку Тони с вывернутыми карманами. Надвинув шляпу, он попрощался с присутствующими и поставил на ноги юного Лэмба.

Открыв парадную дверь на Керзон-стрит, верный слуга мистер Бэрке счел своим долгом выразить протест. Сэвидж без единого слова выслушал порицание. Не успел мистер Бэрке закрыть дверь, как Тони пробормотала:

— Давай ведро.